Конкурсная работа 10

Клуб Тринадцатое Убежище
Александр Тихонов
"Хищники"

Много лет назад людей вроде меня называли искателями. Они жили вдалеке от крупных поселений, в хибарах, наспех сколоченных из фанерных и жестяных листов. Промышляли тем, что бродили по руинам городов сгинувшей цивилизации и приносили торговцам то немногое, что не сожрало беспощадное время. Ценилось всё, что можно было продать, обменять или использовать для собственных нужд. Но больше всего – оружие и патроны.
 Для того, кто умеет искать, руины богаты на ценные находки – среди человеческих костей, каменного крошева и буйной растительности возрождающегося после ядерного апокалипсиса мира можно было найти вещицы, которые позволяли безбедно жить несколько месяцев. Собирательство манило в руины множество отчаянных головорезов. Стоит ли говорить, что происходило на кладбище ушедшей эпохи? Банды искателей, убивающие одиноких путников, хищные мутанты, облюбовавшие эти места в качестве охотничьих угодий... Постепенно смельчаков, готовых сунутся в руины, становилось всё меньше. На место отчаянных пришли отчаявшиеся – те, кому не на что было содержать семью и единственным выходом для которых была судьба искателя. В шутку таких людей стали именовать «искателями мусора», а вскоре обидное обращение «мусорщик» заменило витиеватое «искатель».
 И вот я – мусорщик со странным именем Игорь, стою посреди разрушенного города. Игорем меня назвал отец. Он же научил читать и подарил первую в моей жизни винтовку.
 Справа и слева от меня громоздятся этажи исполинских зданий. Чернеют пустыми глазницами бесконечных окон. Ржавчина, грязь, серо-бурая трава, прогрызшая асфальтовое полотно. Типичные руины. Таких городов-призраков в здешних краях великое множество. Некоторые почти полностью разрушены, испепелены мощными взрывами той – последней войны, а некоторые на удивление хорошо сохранились. Объединяет их одно – все эти города покинуты много десятилетий назад. Жители то ли бежали во время войны, то ли сгинули уже после апокалипсиса. Но с тех самых пор, как последние люди покинули исполинские муравейники, здесь поселились иные существа.
 Глупо полагать, что огромный город полностью заброшен. В нем кипит жизнь. С шуршанием семенят по жухлой листве маленькими ножками крысы. Шныряют из подворотни в подворотню огромные собакоподобные твари, название которым так и не удосужились придумать, именуя зверюг попросту псами. А ночью из квартир выползают черные, осклизлые хищники, напоминающее не то змей, не то дождевых червей. Их поблёскивающие в лунном свете тела плавно перетекают из одного оконного проёма в другой, оставляя на запыленных стенах слизистые бороздки. Эти существа кажутся беззащитными и медлительными, но внешность мутантов обманчива. Выстрелив в такого червя из автомата, человек надеется пробить водянистое тело чудовища насквозь, но пуля лишь рикошетит о твёрдую, серебрящуюся кожу твари и червь нападает... Мне приходилось видеть, как это дьявольски гибкое существо выстреливает из черного прямоугольника окна, словно брошенное копьё, в мгновение ока хватает зазевавшуюся жертву, обвивая трепыхающееся тельце, а затем так же быстро втягивается обратно во мрак здания. Вряд ли хоть кто-то знает, как эти твари питаются, как размножаются и как их можно убить.
 Возле трёхэтажного панельного дома я замираю. Притаившись за остовом автомобиля, наблюдаю, как один из червей выглядывает из полуоткрытой двери подъезда, затем с противным хлюпаньем, извиваясь, начинает взбираться по отвесной стене.
 Интересно, у этой твари есть глаза? А нюх? У червей ведь вроде и нюха-то нет, хотя кто знает, на что способна эдакая бестия.
 Я заворожено наблюдаю, как червь достигает третьего этажа, забирается на балкон и пропадает во тьме. Повезло, не заметил.
 Весь ужас работы мусорщика заключается в том, что черви и прочие мерзкие мутанты живут в зданиях, которые как раз и являются объектами наивысшего интереса искателей полезных мелочей.
 Оглядевшись, перебегаю на другую сторону улицы и замираю за искорёженным автобусом. Сердце бешено колотится, со лба катятся крупные капли пота. Мне непременно нужно успеть вернуться в своё убежище до наступления сумерек, иначе шансов на спасение будет немного.
 Укрытие я отыскал себе заблаговременно. Выбрал наиболее хорошо сохранившееся здание – высоченную водонапорную башню из почерневшего кирпича, удостоверился, что склизкие хищники не ошиваются поблизости, сбил ржавый висячий замок, аккуратно прошел внутрь. Ведущая наверх лестница хоть и скрипела под моим немалым весом, всё же выдержала, и я с удовлетворением отметил про себя, что если кто-то или что-то решит забраться ко мне по этой лестнице, я заранее услышу шаги. Мне будет достаточно просунуть ствол автомата между крест-накрест сваренными трубками ограждения, огораживающего верхнюю площадку, и практически вся винтовая махина с шестью или семью площадками будет открыта для стрельбы. Выбравшись из импровизированного укрытия на свежий воздух, я просунул в ржавые проушины большой болт и до предела закрутил на нём гайку... Идеальное убежище для человека, который решается оставаться ночью в руинах. Но сначала нужно выполнить задуманное. До заката. Непременно до заката...
 Моя цель – бункер. Такой есть в каждом мало-мальски крупном населённом пункте. Люди, живущие до войны, наивно полагали, что сумеют укрыться в этих каменных мешках в случае бомбардировки. Они строили всё новые и новые убежища. Наивные...
 Меня всему научил отец. Это он первым показал мне мрачные, пахнущие плесенью подземелья, называя их непривычным, звучащим, словно глухое эхо, словом «бункер». Однажды отец даже разрешил мне войти вместе с ним в один из таких бункеров, который мы с ним случайно отыскали в заброшенном поселении.
 Он знал много разных слов – мой отец. Например, он показывал мне упакованную в металл пищу, которую хранил в бункере и говорил, что это консервы.
 - Это легко запомнить, - с улыбкой шептал отец, - Слово «консервы» звучит так же, как если ты ножом открываешь банку. Звук такой же.
 Бункер-р-р-р...
 Быть мусорщиком – значит искать всё самое ценное, что только получится вынести на себе из руин. Можно, конечно, лазать по зданиям в поисках интересных вещиц, но я выбрал иной путь. В каждом городе, до которого мне удавалось добраться, я обследовал бункер, здание больницы, храмы и церкви, если таковые имелись. Обычно на осмотр города уходило три-четыре дня. Я находил укрытие, где пережидал ночь, а днём выносил ценности и прятал недалеко от убежища. Сегодняшний поход не должен был ничем отличаться от предыдущих. Всё было в точности так же, как и обычно. Я выбрал себе укрытие, затем вошел в город, причем двигался не вдоль центральной улицы, а шел, скрываясь в бурьяне, по окраине, потом петлял меж дворов, обходя дома, вросшие в землю и сейчас едва ли достигавшие полутора метров в высоту.
 До центральной площади добрался, что называется, без приключений. В некоторых городах приходилось подолгу отбиваться от оголодавших псов, которые так и норовили отхватить филейную часть одинокого мусорщика. А здесь – тишь, да благодать.
 Странно... Слишком уж тихо. Непривычная для руин тишина. Ненастоящая. Будто по команде, разом, вся нечисть, населяющая город, затаилась и теперь ждёт, когда некто властный и расчётливый прикажет атаковать.
 Е-рун-да! Ну чего ты себе напридумывал, Игорь? Просто в этом городе меньше мутантов, которые охотятся днём. Одно маленькое несоответствие. В остальном же всё, как обычно. Вот и здание, в котором расположен бункер. Сколько таких на моей памяти? Пять или шесть городов... Да, точно, шесть. Этот – седьмой.
 Войти в фойе, затем направо...
 Тут всё так же и не нужно себе накручивать.
 Налево, снова направо...
 Я могу с закрытыми глазами найти бункер. Даже знаю, как выглядит дверь.
 Направо, прямо...
 А вот и дверь бункера. Обычно тут приходится повозиться, двери-то старые. Но стоит поднажать и...
 Ну вот, открыл. Теперь включаю фонарь и внутрь, в небольшой предбанник, из которого ещё одна дверь ведёт в сам бункер. Пять минут, и я буду складывать в рюкзак консервы и лекарства.
 Главное, не забыть закрыть створку за собой, чтобы какая-нибудь бестия не влезла следом за мной.
 Закрываем... Теперь включаем свет и... Мрак мне в душу, что это?!

 * * *

 Тварь смотрела на меня в упор, как глядит хищник на обречённую добычу, как смотрит бетонный колосс статуи на снующих подле него людишек. Большие, голубые глаза, острая морда и два ряда желтоватых клыков в обрамлении клочьев грязно-бурой и серой шерсти. Зверь несколько кошмарно долгих мгновений взирал на меня, после чего тяжело выдохнул через ноздри разгоряченный воздух.
 Я всё ещё стоял ни жив ни мёртв. Вспотевшие ладони теребили приклад автомата, из глаз предательски катились бусинки слёз. Не отрывая взгляда от взъерошенного зверя, я поудобнее перехватил холодное цевьё Калашникова и вдруг со всей отчетливостью понял, что не успею вскинуть оружие. Огромная когтистые лапы мутанта, - а лапы у него наверняка большие и когтистые, - ударит меня прежде, чем палец потянется к спусковому крючку. От мощного удара раскрошатся все кости в моём хилом организме, лопнут внутренние органы, а через мгновение это чудище будет обгладывать мертвеца. И ведь не побрезгует, сволочь!
 А разве есть выбор? Что ещё я могу сделать кроме как попытаться выстрелит? Убежать? Так ведь я сам же и прикрыл дверь бункера. Чтобы вырваться из него мне теперь нужно потянуть тяжелую створку на себя, предварительно провернув штурвал запорного механизма и уж затем выскочить в коридор. А главное - успеть закрыть за собой дверь прежде, чем из бункера вырвется это чудище.
 Ну что, бедолага, как тебе такой вариант? Сам спросил, сам отвечаю: «Не получится». Поэтому у меня лишь один шанс – вскинуть автомат, ствол которого упрётся точно в блюдцевидный глаз мутанта и нажать на спуск, надеясь, что пуля, пройдя сквозь глазную мякоть, пробьет мозг зверя и он не успеет перед смертью ударить меня лапой или клацнуть зубами в опасной близости от моих внутренних органов.
 Все эти мысли пронеслись в моей голове полночным поездом за долю мгновения, вновь погрузив рельсы сознания в непроглядную, вязкую тьму отчаянья. Но этот свет промелькнувшего поезда...
 Хотя, стоп! Свет! Всё дело в свете!
 Мне вдруг вспомнился лагерь наёмников далеко в пустошах, куда несколько сезонов назад меня занесла нелёгкая. Кирпичные жилые корпуса, крепкие ребята в серой униформе, колючая проволока по периметру. Меня и ещё двоих мусорщиков, принесших в лагерь важные детали для рации, разместили в общей казарме. Если быть точнее, вспомнился мне не сам лагерь и не наёмники, а дежурный, решивший посреди ночи пройтись с фонарём между рядами коек, светя в лица спящим. Переговаривающиеся после отбоя бойцы затихают, делают вид, что минуту назад не перешептывались, а крепко спали. Вырвавшись из глубин памяти, резанул слух окрик одного из наёмников: «Куда светишь? Выруби фонарь, у меня щас зенки лопнут!».
 Зенки лопнут... Так почему мутант, глаза у которого раз в десять больше человеческих, совершенно спокойно отреагировал на яркий луч фонаря? Почему сидит и пялится на меня вместо того, чтобы растерзать визитёра? Да потому, что он слепой! Монстр живет в запертом бункере и глаза... как это... ну, не работают, в общем.
 Чтобы убедиться в правоте своих выводов, я аккуратно коснулся переключателя и фонарь погас. Опять касание кнопки и диоды вспыхнули вновь, отражаясь разноцветными огоньками в глубине звериных глаз.
 Тварь слепа! А это значит, мои шансы на спасение весьма и весьма велики. Нужно лишь тихо переместиться к двери и...
 Мутант моргнул вновь, опустил морду и с подсвистом рыкнул. Эхо разметало звук по бункеру, мне заложило уши. Забыв об осторожности, кинулся к двери, на ходу пытаясь понять, почему я это делаю. Стой, стой глупец! Что ты творишь, Игорь?! Остановись! Но куда там... Страх уже прочно завладел мной, и разум не мог в полной мере контролировать тело. Вот я выпускаю из рук автомат, в панике вращаю штурвал запорного механизма, тяну дверь на себя.
 Почему я побежал? Да потому, что струсил. В голове мелькнула мысль, что я ошибся и мутант зрячий, и я рванул прочь от этой образины. А что теперь? Что будет?
 Дверь бункера немного приоткрылась, в помещение скользнула тусклая полоска света снаружи, а секунду спустя тяжелая лапа хищника ударила в створку, закрывая её. Я отпрянул как раз вовремя, потому что на то место, где я только что стоял, опустилась когтистая пятерня, напоминающая человеческую. С хрустом вонзились в бетонный пол, острые когти и существо взвыло от боли. Я попятился, упал, попытался перекатом уйти в дальний угол, но косматая тварь уже нависла надо мной. Слетевший с разгрузки фонарь покатился по полу, и ломаные тени заплясали вокруг меня и свирепо рычащего визави. В припадочном луче света я, наконец, смог разглядеть мутанта. Существо было больше метра в холке. Грузное тело покрыто свалявшейся шерстью, облеплено сухими еловыми иглами и мусором.
 Где в бункере хвоя? Нет её! Только снаружи, в ельнике за городской чертой. С чего я решил, что мутант слеп и постоянно обитает в бункере? Потому, что я с трудом открыл дверь и решил, что монстру такое не под силу? Или потому, что вдруг подумалось мне, дескать, чудище слепо? Глупец! Как я вообще мог такое подумать. Конечно же, он не слеп, просто глаза его совершенно невосприимчивы к свету, когда он... когда он спит! Мрак меня забери, он ведь спал! Спал с открытыми глазами, а я его разбудил.
 Тяжелая лапа мутанта, напоминающая скорее человеческую руку, слегка деформированную в районе запястья, взметнулась надо мной. Выдернув из-за пояса пистолет, я дважды выстрелил в приближающуюся ко мне когтистую ладонь, пробив лапу мутанта насквозь, затем ещё дважды – туда, где по моим прикидкам у чудища должно было находится сердце. Подтянул ноги к животу, упершись протекторами ботинок в широкую грудь нависшего надо мной зверя и выпрямил колени, скидывая хищника с себя.
 Опрокинутый противник тяжко, совсем по-человечески, охнул и тут же вскочил снова. Зверь явно не ожидал от своей жертвы подобной прыти и поэтому в голубых, бликующих на свету, глазах я самодовольно разглядел оторопь.
 Ещё бы! С простреленной лапой и двумя восьмимиллиметровыми пулями в брюшине боевой задор сходит быстро. Не дожидаясь, пока мутант бросится в атаку, вскинул пистолет и выстрелил, всаживая в лоб мутанта пятую пулю. От грохота заложило уши.
 Зверь дёрнулся, обмяк и повалился на бок, так и не закрыв голубых глаз.
 Шестую пулю тратить было жалко. Я выдернул из ножен здоровенный тесак и с остервенением принялся рубить шею мутанта. Густая, липкая кровь разлеталась во все стороны вперемешку с ошметками плоти, а я вновь и вновь заносил тяжеленный нож над бездыханным телом противника и с дрожью, с садистским наслаждением, рубил поверженного врага.
 Успокоился я лишь когда голова мутанта откатилась в угол помещения, а под здоровенной тушей растеклась лужа крови. Истерика кончилась так же внезапно, как и началась, оставив после себя озноб и холодный пот.
 Я несколько мгновений с ужасом глядел на расчленённое тело недавнего противника, на собственные руки, заляпанные кровью. Нужно было немедленно выбираться из бункера и бежать прочь от этого городка.
 Ноги всё ещё слушались слабо, и я чуть было не упал, попытавшись встать. На четвереньках прополз мимо мутанта, поднял с пола фонарь, подтянул к себе автомат.
 Сердце билось всё ровнее. Дыхание восстанавливалось. Закрыв глаза, чтобы окончательно прийти в себя, я глубоко вздохнул. Меня учил этому отец. Он говорил, что если тебе страшно, если тело не слушается, а разум отказывается верить происходящему, нужно закрыть глаза, глубоко вдохнуть и всё пройдёт...
 Я простоял с закрытыми глазами не больше двух секунд, услышав слабое попискивание. Звук исходил из глубины бункера. Я зажмурился, затем распахнул глаза и хриплым голосом произнёс, ни к кому не обращаясь:
 - Надо идти внутрь, Игорь. Сегодня ничего не случилось – обычный день. Надо идти.
 Развернувшись к ведущей вглубь бункера двери, привычным движением повернул штурвал и толкнул проржавевшую створку. Та отозвалась неприятным скрипом.
 Сокрытое за дверью помещение было в точности таким, как и в других бункерах. Я знал строение типовых убежищ лучше любого мусорщика, потому что это были мои золотоносные копи, мои сокровищницы. Если повернуть направо, пройти через большое ромбовидное помещение и отпереть очередную дверь, закрытую на винтовой запор, за ней окажется комната с одеждой. Есть здесь радиоузел и склад продовольствия. Возможно, есть коморка с оружием и патронами. Однажды мне повезло найти подобное помещение невскрытым, полное промасленных автоматов Калашникова и пистолетов с пятиконечной звездой на ребристой рукояти. Но оружие лучше искать в зданиях с вывеской «Полиция», а не в бункерах, где подобные запасы обычно не держат. Налево – большой зал, разделённый на секции. Там наверняка и предполагалось содержать население города во время бомбёжки. Ничего ценного в подобном помещении не хранится, а значит, туда я зайду в последнюю очередь.
 Внутри бункера витает сладковатый запах заплесневелых тряпок и до тошноты невыносимо пахнет собачьей шерстью. Я вновь поймал себя на мысли, что рассуждаю так же чётко, как и обычно, словно пять минут назад надо мной не нависал здоровенный мутант. Всё в норме, всё как обычно...
 Повернув направо, к складскому помещению, я оцепенел от ужаса. Дверь, ведущая в этот отсек была распахнута, а между шарнирами торчали тряпки, не позволяющие тяжелой, стальной пластине захлопнутся. За дверью, на груде грязного, измазанного в крови тряпья, лежал огромный мутант – самка, подле которой уютно устроились в клочьях камуфляжной одежды несколько детёнышей. Самка спала.
 Точно так же как и убитый мной зверь, широко раскрыв голубые глаза. Шерсть на ней была не столь густа, как на обезглавленном хищнике и я смог без труда разглядеть, что у мутанта нет век и глаза постоянно открыты. В те редкие моменты, когда самка моргала, кожистая плёнка обволакивала глаз и вновь скрывалась секунду спустя. Серое, с рыжеватыми подпалинами, тело было не в пример более худым, чем у моего неудавшегося убийцы. Тот был здоровее, крепче – самец, не иначе, а она напоминала скорее огромную львицу. Морда – ещё острее, чем у самца, передние лапы, сложенные на груде разодранных матрасов - совсем как человеческие руки, разве что покрытые густым слоем лоснящейся шерсти. Взгляд самки был устремлён куда-то поверх меня, в бездонный мрак бункера. Она замерла в оцепенении, ни один мускул не смел дрогнуть. Как восхищен я был мощью самца, так же восхищение вызывала и его самка – красивый, сильный зверь.
 Опустил глаза, и чуть было не вскрикнул, рассмотрев щенков. Их было трое – голокожие, совершенно лишенные шерсти, они лежали возле матери и с удивлением разглядывали меня своими большущими, круглыми глазами. В первое мгновение мне показалось, что это человеческие детёныши – тела их были такими же – лишь немного деформированные руки и ноги человеческого ребёнка, бесхвостое голенькое тельце. Лишь острая мордочка и бездонные глаза, с жалостью и любопытством смотрящие на меня, отличали этих малышей от грудных младенцев.
 Руки... Мрак меня забери, эти мутанты могли выйти из бункера, только открыв дверь, которую с большим трудом отпер я! И они это делали. Вот этими руками, точнее лапами, они крутили штурвал, отпирали дверь и запирали её следом за собой. Они заблокировали дверь в складское помещение, где была сделана лежанка для матери с детёнышами.
 Насколько же умны были эти создания!..

 Три пары глаз жадно изучали приближающегося к ним человека. Двуногий сначала пятился, потом в нерешительности замялся на пороге и, наконец, шагнул в комнату. Странная, поблёскивающая штуковина в руках двуногого клацнула и черная, дурно пахнущая трубка с раструбом уставилась в лицо спящей самке.
 Щенки с интересом наблюдали за происходящим. Они никогда не видели двуногих и совершенно их не боялись. Отец учил их всегда бояться длинных червей, выползающих из жилищ, но про двуногих и речи не было. Ведь если бы двуногий был врагом, отец бы немедля бросился на него, вцепился в глотку и убил. Но двуногий жив, а, значит, не опасен. Да и какая может быть опасность от такого маленького, жалкого создания, с полными слёз глазами, трясущимися конечностями и странной палкой.
 Мать устала... щенки долго не давали ей уснуть, хотели играть и лишь после того, как отец, грозно рыкнув, приказал им не мешать матери, самка уснула, а измотанные игрой детёныши улеглись подле неё. Интересно, почему у двуногого такая странная шерсть...

 Ствол автомата утыкается в лоб спящей самки, отраженный свет фонаря пляшет в её глазах и в округлившихся глазёнках её детёнышей. Один из щенков совсем по-человечески ползёт ко мне. Сейчас он мал, но вырастет и станет таким же грозным зверем как и его папаша. Будет охотиться и убивать мусорщиков. Возможно, моих детей.
 «Заканчивай! – рычит внутренний голос, - убей зверьё и выбирайся из бункера».
 Этот маленький детёныш размером с пятилетнего ребёнка... какой же он огромный... Интересно, если он кинется на меня, сможет укусить?..

 Щенок чувствует кровь. Этот странный двуногий явно вернулся с охоты – вся его одежда испачкана в крови. Когда они были совсем маленькими, отец возвращался с охоты и тоже был весь в крови. Тогда они втроём слизывали солоноватую влагу с его шерсти. Может и двуногий позволит...

 Грохот выстрела разносится под сводами бункера. Так громко и глухо, что от невообразимой боли в ушах я пригибаюсь, едва не выронив автомат. Краем глаза замечаю, как опадает простреленная голова самки. С визгом разбегаются зверёныши. Один ползёт прямо ко мне и я, повернув в его сторону дымящийся ствол, жму на спуск. Пуля с хлюпаньем впивается детёнышу в темя и тот замирает, ткнувшись лбом в грязное тряпьё. Ещё одного мутанта пуля настигает подле убитой матери. А вот третий шустро улепётывает на противоположный конец комнаты.
 - Э, нет, друг, - шепчу я, - я никого не оставлю.
 Снова грохочет выстрел. Потом ещё один. Я не склоняюсь над растерзанными телами, чтобы добить барахтающихся в крови, но ещё живых щенков. Не буду! Хватит с меня.
 Я вешаю автомат на плечо и выхожу в основное помещение. Неудачная сегодня вылазка. Неудачная...
 Нужно возвращаться в убежище, переждать ночь, а утром идти в здание с вывеской «Полиция», которое расположено неподалёку от центральной площади. Идти и искать патроны. Слишком много их я сегодня потратил зазря.
 Надо хотя бы пару клыков у мёртвого самца выдрать, повесить на шею на манер ожерелья. С паршивой овцы хоть шерсти клок, вроде так говаривал когда-то отец.
 Прежде чем выйти в предбанник, я оглядываюсь на логово мутантов. Посреди комнаты лежит самка. Из отверстия во лбу по серой шерсти стекает струйка крови. Рядом – мёртвый щенок. И у обоих открыты глаза.
 С любопытством и безысходностью смотрят они на своего убийцу.