Если вы вдруг окажетесь в Тель-Авиве и захотите поближе познакомиться с историей израильского социализма, то вам на улицу, названную в честь Хаима (Виктора) Арлозорова.
Здесь, на этой улице, сохранились памятники эпохи израильского социализма: здание Гистадрута, крупнейшего по сей день профсоюза страны, и здание самой первой больничной кассы страны –Клалит, принадлежавшей Гистадруту.
Были и другие постройки: здания школы профсоюзов, профсоюза учителей, Исследовательского института по изучению рабочего движения. Но все вышеперечисленные сооружения были разрушены в первой половине 1990-ых, что тоже символично, поскольку именно в эти годы явление, которое на языке политкорректности зовётся либерализмом, а в израильском народе, с лёгкой руки ныне действующего президента страны Шимона Переса, известно как «свинский капитализм», восторжествовало в Израиле всерьёз и надолго.
Здание Гистадрута называют у нас образцом «классического сталинизма» в архитектуре, подразумевая тем самым его монументальность. Но, как говорил Остап Бендер, это не Рио-де-Жанейро, и до московских архитектрурных ансамблей эпохи Сталина ему тоже далеко. Однако для Израиля, особенно 1940-50 годов, это сооружение выглядит действительно впечатляюще: ничего лишнего, всё строго выверено. Красная башня на крыше здания символизирует социалистические идеалы, но сегодня на фоне окружающей действительности смотрится скорее как шутка, нежели символ. Построенные в начале девяностых многоэтажные башни Шекель, символизирующие буржуазные перемены в жизни страны, смотрят как будто сверху вниз на строгий Гистадрут. Смотрят свысока, в прямом и переносном смысле, а может быть, и с усмешкой превосходства.
А через дорогу от Гистадрута и башен, в самом центре города, на пересечении улиц Арлозоров и Эвен Гвироль ещё один исторический памятник, но уже не израильскому социализму, а первой арабо-израильской войне, которую в Израиле называют Войной за Независимость, а в Палестине – Накбой: Катастрофой палестинских арабов, изгнанных со своей земли в 1948 году.
Это дома, сохранившиеся на месте палестинской деревни Сумайл. В переводе с арабского «цумайл» переводится как «сухая земля». Жителями деревни были эмигранты из Египта, устремившиеся в начале 1920-ых в Палестину в поисках заработка, и бедуины Синайского полуострова. После первой арабо-израильской войны в сохранившиеся после арабов дома вселились еврейские беженцы, прибывавшие в страну после Второй Мировой войны, и жители Яффо, оставившие свои дома во время боевых действий за город. А в начале 60-х годов прошлого века пришла очередь на выселение и для еврейских обитателей бывшей арабской деревни. Однако жители домов оказали полиции отчаянное сопротивление и отстояли свои дома. Тем не менее, площадь бывшей арабской деревни значительно сократилась: в результате новых атак набиравшего силу израильского капитализма значительная часть домов, пришедших в упадок, была разрушена, и на их месте выросло ещё одно высотное здание, состоящее из дорогих офисов.
На оставшейся части Сумайла ещё сохранились арабские постройки. Городские инфраструктуры так и не дошли сюда, и поэтому здесь не нужно обладать особой фантазией для того, чтобы представить себе Сумайл такой, какой она была семьдесят лет назад. Сейчас здесь запланировано строительство высотных зданий и торгового центра.
Ну а пока это место существует как крохотный район города, скрытый от посторонних глаз и проезжей части высокой стеной, разрисованной весёлыми картинками.
Жители Сумайла очень не любят незванных гостей, особенно если они приходят с фотоаппаратами или видеокамерами. Кстати, противостояние жителей Сумайла и полицейских вошло в летопись израильской документальной хроники. Скандальные кадры, снятые израильским кинооператором, запечатлевшим полицейских, которые тащат за руки и за ноги местную жительницу с задранным платьем, стали предметом долгой судебной тяжбы, в результате которой было утверждено право израильтян на свободу слова и «право знать».
Дальше, на пересечении с улицей Дизенгоф, находится ещё один памятник израильскому социализму: автобусный парк кооператива Дан. В 1930- 40-ых годах вокруг этого места селились рабочие тель-авивского порта и двух автобусных кооперативов, которые затем и объединились в один общий – «Дан».
Здание автобусного парка было построено с фантазией: неотъемлемой частью этого архитектурного ансамбля была водяная башня с часами... Но башни давно уже нет – её снесли, поскольку она мешала движению транспорта, существенно занимая проезжую часть. Само здание тоже доживает свои последние дни – сегодня на месте автобусного парка возводятся новые многоэтажные здания, именуемые в Израиле «башнями». Ничего не поделаешь, капитализм побеждает повсеместно на главной улице израильского социализма в городе Тель-Авив.
Уже у самого моря, на улице А-Яркон есть ещё один памятник – памятник дружбе между Израилем и... Ираном. Это здание служило посольством Ирана в Израиле. Израиль и Иран во времена шаха очень дружили. В начале 50-ых израильтяне даже помогали Ирану строить ядерный реактор. Если бы они тогда знали или хотя бы могли предположить, чем всё это в конце концов для них обернётся, то, может, теперь не пришлось бы ломать голову нашему премьеру над тем, как помешать Ирану в его строительстве атомныхреакторов.
А напротив бывшего посольства Ирана, расположен парк Независимости – место уникальное во многих отношениях. В эпоху Второго Храма здесь была небольшая крепость иудейского царя Александра Яная из династии Хасмонеев. Правда, теперь это район пятизвёздочных гостиниц...
Но зато уцелела часть мусульманского кладбища, открытого ещё в 1903 году – в связи с эпидемией холеры в Яффо, поразившей город в этом же году, здесь стали хоронить умерших от неё мусульман, жителей города.
А ещё здесь до образования государства Израиль была британская база, которая после провозглашения еврейского государства превратилась в один из первых израильских военкоматов. Отсюда же, по приказу первого премьер-министра страны Давида Бен-Гуриона, под руководством будущего генерала, премьера и лауреата Нобелевской премии Ицхака Рабина было расстреляно судно Альталена со сторонниками главного политического противника Бен-Гуриона, Менахема Бегина, тоже впоследствии премьера и лауреата. Расстрел последовал в ответ на отказ находившихся на судне сторнников Бегина сдать оружие и подчиниться общему командованию только созданной израильской армии. Тогда гражданская война казалась неизбежной. Но Бегин не ответил ударом на удар, и гражданской войны удалось избежать.
Парк Независимости, разбитый на месте этих драматических событий, как будто прикрыл собою как завесой все эти исторические драмы. Сегодня это пасторальное место, где любят собираться собачники из близлежащих районов и дельтопланеристы. Но так здесь было не всегда.
Значительная часть парка разбита на месте мусульманского кладбища, и долгое время это место было центром непрекращающихся протестов арабского населения Яффо против осквернения священного для адептов любой религии места.
В конце концов протесты эти прекратились после того, как муфтий Яффо издал фетву, которая стала фактическим признанием прав города и еврейского государства на земли мусульманского кладбища. Злые языки утверждают, что власти города подкупили муфтия, но документальных подтверждений этой версии нет.
Однако на этом страсти вокруг парка не успокоились. До Шестидневной Войны властям страны было не до благоустройства городов, и парк пришёл в запустение. Может, потому и полюбился он гомосексуалистам, и в 60-ых годах стал одним из излюбленных мест для времяпровождения у представителей сексуальных меньшинств.
В то время отношение к гомосексуалистам в Израиле было отнюдь не таким доброжелательным, как сейчас, и в конце концов представители этой общины объединились в протесте против дискриминации со строны как жителей города, так и полиции. Так что можно считать этот парк местом, где началась успешная борьба израильских гомосексуалистов за равноправие.
А в начале семидесятых правительство Израиля отдало часть парка под строительство гостиницы Хилтон, что вызвало протесты уже со стороны всех остальных жителей города и экологов, считавших, что гостиница в самом центре парка основательно изуродует это место. Бен-Гурион даже заколебался было: а не выделить ли могущественным магнатам гостиничного бизнеса другое место под строительство?
Но владельцы сети упёрлись: либо здесь, либо вообще нигде в Израиле. И тогда Бен-Гурион не раздумывая принял этот ультиматум: привлечение иностранного капитала в Израиль тогда, как и сейчас, было одним из главных приоритетов во внешней политике страны.
Так, в 1972 году в Тель-Авиве появилась ныне старейшая из пятизвёздочных гостиниц – Хилтон.
После появления гостиницы популярность парка у представителей нетрадиционной ориентации резко упала, а с окончательной победой либерализма и победным шествием интернета и вовсе сошла на нет. Сегодня это просто красивый парк с великолепным видом на море.
Как раз напротив этого парка произошло событие, в результате которого эта улица и получила своё название в честь Хаима (Виктора) Арлозорова – блестящего публициста, в совершенстве владевшего несколькими языками, в числе которых был и иврит.
Арлозоров, прибывший в Палестину из Германии, где он в двадцать четыре года защитил докторат и ещё до переезда в Палестину был одним из вождей израильского социализма. В Палестине его пост в еврейском анклаве можно было сопоставить с постом министра иностранных дел.
Именно здесь, где сегодня находится парк Независимости, Арлозоров был смертельно ранен выстрелами в упор на глазах у жены.
Убийство Арлозорова произошло буквально через три недели после его возвращения из гитлеровской Германии, где он, от имени руководства еврейского анклава заключил с высокопоставленными чиновниками Третьего Рейха «Соглашение о Трансфере», согласно которому часть денег от имущества, проданного евреями, эмигрировавшими из Германии в Палестину, поступала в казну нацистского режима, а другая часть – в виде аграрноой техники, промышленного оборудования и товаров, произведённых Германией, направлялась в еврейский анклав.
Заключённое Арлозоровым соглашение вызвало бурю среди палестинских евреев. Газета главного и самого непримиримого противника израильских социалистов Владимира Зэева Жаботинского называла это соглашение «договором с Сатаной», а самого Арлозорова упоминали в качестве участника тройственного союза «Сталин – Гитлер – Арлозоров».
В убийстве Арлозорова обвинили тех, кого впоследствии многие годы в левой политической традиции страны было принято причислять к израильским фашистам: Абу Ахимеира (Ахимайера) и участников его группы «Брит хаБирьоним» («Союз здоровяков», дословно:«Союз амбалов»). Именно участники этой группы были первыми в мире, кто сбросил с нацистского консульства флаг со свастикой. Произошло это ещё в 1933 году в Иерусалиме.
Жаботинский И Ахимеир одинаково ненавидели и нацистов, и коммунистов: первых – за антисемитскую политику, а вторых – как злейших врагов капитала. Но именно они, а не израильские социалисты увидели в Гитлере смертельного врага. Жаботинский даже объявил нацистской Германии войну, задолго до Хаима Вейцмана.
Британский суд оправдал Ахимеира и его товарищей за недостатком улик, а имена убийц Арлозорова так и остались неизвестны истории.
Лет пять назад я увидел в одной из центральных израильских газет новую версию, согласно которой, убили Арлозорова агенты ГЕСТАПО. Я лично мало доверяю этой версии – в то время Третий Рейх был ещё не настолько силен . Тем более, что в одно время с публикацией этой версии начали публиковаться и опровержения по поводу того, что Магда Геббельс, впоследствии жена нацистского министра пропаганды, была в начале 20-ых годов прошлого века невестой Хаима Арлозорова (ранее мне довелось читать материал о том, что они вместе даже собирались эмигрировать в Палестину, но Арлозорову британцы выдали въездную визу, а Магде – нет), что они, мол, были лишь знакомы через сестру Арлозорова.
Так что и личный мотив министра пропаганды Третьего Рейха вряд ли был решающим фактором в гибели Арлозорова.
Для меня ясно одно: заключённое Арлозоровым соглашение было соглашением не с другом, а с врагом. Речь здесь, скорее, идёт о выборе средств и политической чистоплотности – самом трудном выборе для любого политика.
На момент гибели Арлозорову было всего тридцать три года. Символично, что имя его носит улица, хранящая историю израильского социализма.
А заканчивается эта улица, как и многие её соседки, морем – лучшим, что есть, если есть, у любого города.