СВЕТЯЩИЕСЯ ОКНА
(улыбка случая)
Я любил свет деревенских окон, тот давний дивный – от керосиновой лампы. Вот стоит избушка - халупа и занесена снегом по самую крышу. А вечером высветится единственным окошком, спокойным приветливым светом, и не убога она уже, а у Бога она! Свет деревенской избы зимой нередко был спасительным для заплутавшего путника. В летнее время свет этот, как знак: ты не один в глухой ночи, и прибавляется бодрости.
Когда приходилось идти по ночной деревне, я не пропускал ни одного светящегося окна, предпочитал смотреть не в окно, а на освещенность вблизи окна, ибо свет из окна насыщен сущностью хозяина избы, его негативом. А вот в отраженном свете или в отдалении негатив этот уже отсутствует, а присутствует божественное начало.
В детстве я очень боялся всякой нечистой силы: чертей, колдунов, оборотней и т.п. О, сколько страшных историй наслышался я. И всегда это происходило поздним вечером или ночью. Не было тогда ни телевизоров, ни радио. Основным развлечением по вечерам были, своего рода, посиделки – «улица». Балалаечник или гармонист развлекает девчат, которые пляшут, а под гармонь и танцуют. Парни не участвуют. Они расположились невдалеке сидя на траве – летом, или в углу избы – зимой, и травят байки – были и небылицы. Возле них и мы – мальчишки. Нам страшно интересно. По субботам девчата не ходят на улицу – грех. Парни были менее богобоязненными и собирались и по субботам. Вот именно в эту ночь было более всего рассказов про нечистую силу, вернее про многие случаи с ее участием . Конечно, буйствовала нечистая сила – черти, оборотни, покойники - в основном по ночам, особенно после полуночи. Сердце не раз замирало или учащенно билось во время жутких и нескончаемых рассказов.
Но главный, ужасный страх приходил после, когда одному в ночной темноте через уснувшую деревню приходилось возвращаться домой. Казалось, что позади меня - полдюжины чертей, обернуться - нет сил. Впереди – не лучше, но я пристально вглядываюсь, чтобы заранее приготовиться к неизбежному. Если пробежит собака, сердце вздрагивает, но, слава Богу, собака не белая, ибо белая собака поздней ночью – это оборотень. (Почему-то, в наших краях оборотни бегали в виде белых собак, а не черных – по классике). Мне везло: я ни разу не встретил белой собаки в такой ситуации.
И, если по пути высветится окно, то черти сразу исчезали, и белая собака нестрашна. С удалением от этого благословенного окна черти вновь скапливались за моей спиной, готовя бесовскую пакость. Если и дома все спали, и окно не светилось, то мне предстояло самое тяжелое испытание – пройти через сени. Там - открытый по всей стене чердак, а на чердаке – обиталище чертей. Но вот преодолен и этот этап, я вхожу в избу весь в трепете, быстро ложусь спать. Дыхание спящих успокаивает меня, но на всякий случай укрываюсь с головой.
А в следующий раз я вновь приходил послушать нескончаемые «страшилки». Таков вот жгучий интерес. Позже я читал где-то, что детям присуща потребность в подобных страхах. Однако, страхи, которые я испытывал, наверное, были значительно выше нормы.
Взрослея, учась в советской школе, я становился все более убежденным материалистом, атеистом и, значит, понемногу освобождался от мистической озабоченности. (Освободился ли полностью?)
Летом 1957 года, после окончания средней школы, отправился я как-то на стареньком велосипеде в дальнюю деревню по приглашению нового товарища, побывать на тамошней «улице». Сегодня была суббота. Я не случайно выбрал этот день. Дело в том, что в нашей маленькой Малиновке девчонки в субботу на «улицу» не ходили: грех, и нечистая сила развлекается в ночь на воскресенье.
Уж сколько лет нет в округе ни одной церкви, а религия жива в народе, особенно среди женской части населения, которое ревностно хранило деревенские традиции, в том числе, и религиозные. Мужчины приходили к Богу уже в зрелом возрасте, годам к пятидесяти. Я справедливо полагал, что в больших селах или в тех, что ближе к городу, традиции подтаивают под воздействием советской власти, предполагающей везде и навсегда устранить Бога. Пример, в деревне, где я оканчивал среднюю школу, субботний вечер был наиболее популярным для организации танцев в клубе. Таким образом, средняя школа, редкий для глухих деревень очаг советской культуры, выступала эффективным проводником атеизма.
Васильевка, куда я сейчас держал путь, была весьма большим селом, по крайней мере, в сравнении с Малиновкой. Так что не только вечер не пропадет, но, может быть, и девчонку тамошнюю провожу, а там и сердечные дела завяжутся. А для этого дела семь километров – не наказание, к тому же есть велосипед. В общем, настроение было мажорное, и крутил я педали, не чувствуя усталости.
Приехал я туда под вечер. «Улица» там собиралась вдалеке от главной дороги, на окраине села, и пока я туда добрался, стало темно. Мне не повезло. Оказывается здесь тоже по субботам девчонки на «улицу» не ходили . Парни, однако, пришли, - не к лицу мужчине поддаваться суевериям и страхам . Правда, товарищ мой не пришел, он, оказывается, был в длительном отъезде. Посидел я на бревнах вместе с отважными ребятами, послушал местные байки, анекдоты .О нечистой силе разговоров не было. Через час-полтора разошлись по домам мои собеседники. Ну, значит, и мне пора в обратную, неблизкую дорогу. Село давно уснуло, спит и девчонка, которую я мог бы проводить. Она так никогда и не узнает, что на свете есть я…
Ночь была безлунная, и ехать приходилось не торопясь, ибо богата сюрпризами деревенская дорога. Одному в ночной дороге – тоскливо, некомфортно, а в спящей чужой деревне – вдвойне. Я чувствовал себя чужеродным телом. Все эти уснувшие избы нарочито отчуждены от меня, почти враждебны Темь и тишина, даже собаки все уснули.
Развлекаю себя такими мыслями. Хоть бы одно окно засветилось, и я уже был бы не один. Не скажу, что мне было очень боязно, ибо от мистической зависимости я уже почти полностью освободился. Но вот светящегося окна или какого-нибудь живого звука, хотя бы собачьего лая, очень хотелось. Бросаю взор на все четыре стороны в надежде – хотя бы в отдалении увидеть свет окна. Но – нет, тщетно. Скорей добраться до главной дороги, там можно прибавить скорости. Потом - поле и перепела с неустанным и таким заботливым призывом: «Спать пора, спать пора». Ночью в этом призыве легкий упрек: что же ты не спишь?. В поле - природа. Там я совершенно свободный человек, без враждебного окружения. Волков, знаменитых тамбовских, давно уже нет. (В конце сороковых годов в зимнее время года устроили на них охоту с «кукурузников». На белоснежной равнине волка с самолета далеко видно, а стреляли не из ружья, а из пулемета! Потом самолет снижался, и специальными крюками добыча поднималась на борт. Так сгинул серый тамбовский волк – «товарищ» уголовников и прочих плохих людей)
Пока же я несколько угнетен в этой «беспросветной» деревне. Так проходят несколько томительных минут.
Вот дорога делает плавный поворот, и что я вижу! Впереди, по левой стороне улицы, дом светится всеми окнами. Сейчас он мне виден с торца, где нет окна, а по фасаду перед окнами вся трава в свете. «Ого, - говорю себе, бодрясь, - как в сказке: пожелал, и исполнилось желание». Да не одно окно светится, а все четыре. По всему было видно, что это, так называемая, пятистенка. Почему же вглухую ночь там не спят? А, наверное, дорогой гость приехал, к тому же под вечер приехал. Вот и засиделись за беседой, и обе «десятилинейные» керосиновые лампы засветили. Такое бывает в случае важных событий. И я сразу зачислил их в свои друзья. Сейчас подъеду и скажу мысленно: «Здравствуйте».
Подъехав к углу дома в прекрасном настроении, я поднимаю глаза к окнам – может быть, увижу кого. Но что это!? Окна темны, и так же, как и окна других домов, отчужденно смотрят мимо меня. Это – как удар головой в совершенно неожиданное препятствие. Несколько секунд я - в трансе. Откуда же свет на траве? Единственный рациональный ответ - это окна дома с противоположной стороны улицы светят сюда. Но тут же вдогонку мысль: не мог же я не заметить этого ранее, кроме того, и дорога была бы освещена. Все равно, поворачиваю голову направо, на что-то надеясь. Встречаю ту же мертвящую черноту окон… И стало мне жутко. Вокруг плотная темнота, а у моих ног, перед окнами так обманувшего меня дома. – освещенная площадка. И тишина…
Всколыхнулись в памяти давние страшные рассказы о нечистой силе. И к тому же сегодня ночь с субботы на воскресенье: до первых петухов будет безраздельно властвовать она – нечистая сила. А уж как она изобретательна в своих проделках! Все это я почерпнул в детстве из бесчисленных рассказов.
Скованные мысли медленно ворочаются: нечистая сила все-таки вышла на меня, и сейчас что-то будет, время самое бесовское. Помню, что вновь повернулся к окнам первого дома и в полной заторможенности тупо смотрю на них. Полагаю, что все это длилось секунд двадцать, но, как известно, в стрессовых ситуациях продолжительность каждой секунды необычайно возрастает. . Собравшись, как перед прыжком в пропасть, решил я осмыслить дьявольское свечение. Будь, что будет - иду на контакт – и, готовый ко всему, я низко склонился над освещенным участком. Даже страх куда-то отлетел. Осталась лишь взволнованность, какая бывает перед важным событием или поступком. (Полагаю, что так же вот исчезает страх у солдата, бегущего в атаку). Еще несколько секунд я ,со всем напряженным вниманием, рассматриваю дьявольское свечение. Сначала вижу расплывчатое изображение – непостижимый свет, потом, как при регулировке фокуса объектива, четко просматриваю детали. О!! - это же гнилушки рассыпаны по траве!! Банальные гни-луш-ки..
Видимо, здесь пилили прогнившие бревна на дрова, и рассыпалось их трухлявое нутро по всему двору, и светится оно в темноте ночи какими-то бактериями. Живой и холодный огонь. Он такой безобидный, что всегда мне казался каким-то беззащитным, и мне, когда попадались такие гнилушки ранее, хотелось его приласкать, как какого-нибудь птенца. А он сегодня так зло подшутил надо мной!
Таким образом, материализм вновь победил, а мистика очередной раз посрамлена. Вздохнул я глубоко, уняв сердцебиение, и продолжил путь свой. И было мне весело и немного стыдно. А еще, как ни странно, я был слегка разочарован: неинтересная какая-то развязка получилась. Где-то в глубине нас гнездится эта неодолимая тяга к запредельному, хотя до ужаса боимся его…