Об одном прошу вас убедительно: не читайте эту книгу с экрана на работе…
Сижу в обед с мокрыми глазами и носом.
Несчастное совпадение с Томасиной: была у меня когда-то любимая кошка Проша. Совпадение даже в этом –о ней мы тоже думали, что она кот – а потом пришлось назвать ее Прасковьей. Но домашнее прозвище – Проша – так и осталось за ней. Это была моя самая любимая кошка на все времена. Нет, я любила и люблю, и помню всех своих животных, но Проша была особенной. И спаниель Джерри – я о нем как-то написала в рассказе «Сложение бессонниц».
После Херриота очень люблю всякие записки ветеринаров. Но как же не похож на Херриота ветеринар Макдьюи! Надеюсь, к концу книги он найдет свой ключ!
«Наверное, любовь и есть ключ к нашим отношениям с четвероногими, пернатыми и чешуйчатыми тварями, которые живут вокруг нас.»
Ловить мышей - дело непростое!..
"Вы, наверное, думаете, что сидеть у норки легко. Что ж, посидите сами. Станьте на четвереньки и не двигайтесь час за часом, глядя в одну точку и притворяясь, что вас нет. Мы — не собаки, чтобы понюхать и уйти. Мы звери серьезные, и у меня, к примеру, на работу уходит очень много времени, особенно если норок несколько и есть основания полагать, что у них — два выхода.
Заметьте, главное — не в том, чтобы мышь поймать. Мышь всякий поймает. Главное — ее выкурить из дому. Мы ведем с ними войну нервов, а для нее нужны время, терпение и ум. Ума и терпения у меня хватает, но времени было бы побольше, если бы от меня не ждали много другого. Да, работа у нас нелегкая…
Вот для примера: садиться у норы надо в разное время суток. Мышь — не дура и быстро запомнит, когда вы приходите. Значит надо сбить ее с толку. Выбрать же время вам поможет кошачье чутье. Вы просто узнаете, что пора идти, это накатит на вас, как в мечтании, и вы пойдете к норке.
Придете, принюхаетесь, сядете и станете смотреть. Если мышь у себя, она не выйдет, а если вышла — не войдет. И то, и это ей плохо. А вы сидите и смотрите. Попривыкнув, вы сможете думать, размышлять, вспоминать свою жизнь или жизнь далеких предков и, наконец, гадать, что будет на ужин.
Потом закройте глаза и притворяйтесь, что заснули. Это — самое трудное, так как теперь вам остаются только уши и усики. Именно тут мышь попытается мимо вас проскользнуть. А вы откроете один глаз.
Поверьте, на мышь это действует ужасно. Не знаю, в чем тут дело — может, она пугается, что вы умеете одним глазом спать, а другим смотреть. Сделайте так несколько раз, и у нее будет нервный срыв. Семья ее тоже разволнуется, они побеседуют и решат покинуть дом.
Так решают мышиный вопрос ответственные кошки и коты. "
Просто не верится, что врач и отец могли бы так поступить - усыпить кошку ребенка, лишенного матери и испытывающего недостаток любви!
Сейчас не умирают от любви - трезвая, расчетливая эпоха. Но вот в книге Гэллико всерьез болеют и могут умереть от разбитого сердца.
"— Я очень рад, что вы так думаете, — подхватил Макдьюи. — Что ж, если она здорова…
Доктор Стрэтси подкидывал тростью камешки.
— Она серьезно больна, — сказал он наконец.
Ветеринар повторил «серьезно больна», словно хотел убедиться, что правильно расслышал. Внешне он был спокоен, но душой его снова овладел панический страх. Мысли его заметались, и он услышал, что говорит:
— Вы же сами сказали: у нее ничего не нашли…
— Не все можно найти, — ответил доктор Стрэтси. — При моем дедушке люди хворали от многих причин, которые теперь списаны со счета. Отвергнутый жених желтел и худел, обманутая девушка слабела и даже не могла ходить. Брошенные и просто стареющие жены становились инвалидами, и все эти болезни считались настоящими. Так оно и есть.
Макдьюи внимательно слушал, а слово «серьезно» гвоздем засело в его сердце. Он хотел понять, что же именно объясняет ему доктор Стрэтси словами и без слов. Внезапно он вспомнил, как сам отнимал у людей надежду, и ему стало капельку легче от того, что он не верит в Бога. В связном и осмысленном мире все было бы еще страшнее — ведь пришлось бы считать, что Бог забирает у него Мэри, «призывает к Себе», как сказали бы проповедники, ибо он, с Божьей точки зрения, не достоин иметь дочь. Доктору он не ответил, и тот, не дождавшись отклика, заговорил снова:
— Если бы мой дедушка, доктор Александр Стрэтси, вернулся на землю и мы бы вызвали его к Мэри Руа, он бы вошел, понюхал воздух в комнате, взял больную за подбородок и долго смотрел ей в глаза. Убедившись, что органических нарушений нет, он вышел бы к нам, закрыл за собой дверь и прямо сказал: «Дитя умирает от разбитого сердца».
Макдьюи не отвечал. Значит, кара все же есть, тебя судят и осуждают. Неужели где-то есть инстанция, отмеряющая меру за меру? Сколько же нужно выплатить? Кто считает, что за жизнь больной кошки надо отдать всю свою жизнь и радость?
— Если бы я не был современным медиком, который шагу не ступит без анализов, я бы согласился с дедушкой, — продолжал доктор Стрэтси."
Каждый имеет собственную меру несчастий...
Макдьюи нашел свой ключ.
И даже если конец истории о кошке и ее хозяйке выглядит не слишком правдоподобным, он хорошо задуман.
Я жалею только о том, что эта книга не попалась мне, когда я была девочкой, а вот только сейчас.