Шнитке — очень опасный композитор.
Я бы даже сказал — смертельно опасный.
Не знал это до того момента, пока не сунул в магнитолу своего авто тонкий «сидюк» из только что купленной толстой коробки записи кантаты «История доктора Иоганна Фауста».
Вообще, конечно, была в том какая-то нелепость, что я ее купил. Собственно, искал я Астора Пьяццоллу, короля танго, а тут с потревоженной полки прямо на голову упал этот опус Шнитке. Больно, кстати. И я, собственно, купился не на Шнитке, а на Фауста.
И вот еду по Ленинскому проспекту, включаю это дело и... через десять минут чуть не влетаю в мусоровоз. Ну, какая-то пелена перед глазами, морок, сумрак!
Господи, думаю, я же за рулем! Чего ж на дорогу не смотрю?! Это же почти на том свете уже был, благо тормоза хорошие...
Понял, чего: слушаю Шнитке! И еще понимаю, что ни чем другим заниматься сейчас просто невозможно. Припарковался, врубил звук на полную и больше часа слушал, слушал, слушал.
Вещь дивная, как сказал бы, наверное, Пушкин. Самым поразительным фактом из « Истории доктора Иоганна Фауста» те, кто знает кантату и ее историю, как я после выяснил, называли идею Шнитке — отдать партию Мефистофеля и Алле Пугачевой! Были даже репетиции, но все это быстренько запретили наши искусствоведы в штатском. Все-таки восьмидесятые еще годы.
Но лично для меня не это было потрясением. Как бы это точнее выписать?
Ну, вот полусумасшедший архитектор Гауди... Он строил свои дома без прямых линий, а собор Саграда Фамилиа в Барселоне вообще дедал, как дети лепят куличики и строят башенки из мокрого песка. Он вообще утверждал, что прямая линия — это чушь, нонсенс, потому что в природе таковой нет. И ваял так, как ваяет природа: по вдохновению.
И Шнитке тоже. Он мастерил (простите, музыковеды за дилетантские термины!) свою музыку так, как требовала его мысль, душа и интуиция.
Я обалдел, когда в кантате о Фаусте оркестр вдруг засвистел хором!
Но, видать, Шнитке это позарез надо было — и все, от первой скрипки до последнего мастера перкуссии бросили свои инструменты и засвистели! И, повези ему, Пугачева бы пела Мефистофеля своим дивным голосом. Ему было все равно, с помощью чего он выразит свою мысль в музыке, главное — чтобы она была выражена максимально точно. Это мука, конечно, для любого творца. Толстой вон в «Войне и мире» такие бесконечные абзацы разворачивал и переписывал ради точности мысли...
Да, слушать Шнитке — не подарок, а работа. Наверное поэтому многие как-то сразу кривятся при его имени: пафосно, черт знает что, а не музыка... А между тем, он один из самых известных самой широкой публике композиторов. Чтобы как-то жить в те, совковые, времена он вынужден был писать музыку к кинофильмам. Внимание! Это - «Вызываем огонь на себя», «Шестое июля» (про Ленина, кстати, основавшего государство, не взлюбившее Шнитке), «Белорусский вокзал», «Дядя Ваня», «Спорт, спорт, спорт», «Горячий снег», «Выбор цели», «Агония», «Рикки-Тикки-Тави», «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил», «Мастер и Маргарита»... Вам хватит, а то список огромен?
И слава Богу, что эта «подработка» позволяла ему творить музыку, при которой нельзя, невозможно, просто преступно пить чай, трепаться или вести машину...
Собственно, мне осталось сказать совсем немного.
Альфред Гарриевич Шнитке родился 24 ноября 1934 года, оставил нам более 200 произведений (из них — 4 оперы, 4 балета, 9 симфоний, более 10 концертов, десятки вокальных и хоровых произведений, музыку к 32 кинофильмам)...
И умер 3 августа 1998 года.
На его могиле на Новодевичьем кладбище стоит необычный памятник — внутри креста вырезан второй, сквозной, крест. Будто Шнитке напоследок, не согласившись со смертью, пробил его навылет, раскинув руки, и улетел куда-то в очень неведомое Иное, где ждет его доктор Иоганн Фауст.