ГЛАВА 6.
ПРОДЕЛКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ.
…Свежело.
Над Оспанкой заклубился туман, наползая с ущелья длинными лохматыми седыми космами, покрывая долину реки сумрачным покрывалом, разрываясь о деревья и скалы, забираясь по откосам гор на самые вершины. В вышине его ждал сильный ветер: рвал и трепал туманные лоскуты, лохматил и взбивал, сгоняя в облака и унося ввысь неба. Туман на глазах превращался в серые тяжёлые влажные тучи, которые… стали затягивать небосвод!
Увидев, что Касым поскользнулся на повлажневших скалах, и его едва успел подхватить Бек, Мари дала «отмашку» романтике, как ни мечтали встретить этот рассвет вместе.
«Не судьба. Так и не пришлось в жизни отпраздновать ни одного выпускного вечера, ни встретить рассвет над речкой или в горах, ни пережить волшебных минут расставания с любимым классом или группой, о которых так много снято фильмов и спето песен. Почему-то личный Небесный Секретарь вычеркнул, против моей воли, и эти строчки из списка жизненных желаний и возможностей, дарованных мне Богом при рождении. Как многие и многие другие. Ещё на один пункт обойдена, ограблена, обнесена. Обидно до слёз.
Привычно смирившись, горько и грустно вздохнула, поцеловала кончики тоненьких пальцев и погладила ими камень, нависающий над ревущим потоком.
– Прощай и ты. Навсегда! Больше меня сюда не отпустят. Это последняя встреча с Родиной. Конец. Оборвут и эти корни – легче управлять и подавлять. Система знает, чем надавить. Ты был моей “кнопкой”. Догадались».
Вниз, в сторону памятной облепиховой рощи слева, старалась не смотреть, боясь расшевелить, потревожить корку на поджившей ране сердца.
– Парни, отбой! Вы слышите? – тщетно вопрошала парней.
Увлеклись, задумали собрать ветки для костра, в свете показавшейся луны перепрыгивая туда-сюда канал с водой, текущей на водопад.
– Алё, меня не слышно?! Оглохли?.. Стоп! Баста!
Пока не пошёл мелкий дождь из внезапно налетевшей тучки, они не очнулись.
Быстро забрались наверх, на улицу Бека, проводив его домой первым.
Следующим адресом был дом Касыма.
Борька с Юриком подхватили Кэр под руки и быстро увели вперёд, что-то возбуждённо и заговорщически шепча, а та, польщённая и заинтригованная, ядовито хихикала, явно поощряя на что-то противозаконное!
Мари стала понятна их выходка – дали возможность попрощаться с Касей наедине без посторонних глаз и ушей.
«Значит, все надеются только на меня, – тяжело вздохнула. – Как всегда. Приехала Мессия, чёрт побери! Нашли Марию Магдалину, блудницу вавилонскую грешную, но чистую и милосердную…»
Зарычала в уме, закрыла глаза, замерла-затихла, вздрогнула от чёткого видения, вспыхнувшего под веками. Решительно открыла, вдруг ясно осознав, что нужно делать.
…Подойдя к калитке сада, Касым намеревался быстро проститься и остаться со своей бедой наедине. Но он совсем забыл, что Марина никогда не подчинялась и не шагала с компанией строем в ногу. Напротив: зачастую шла в противоположном направлении по собственному маршруту!
Вот и сейчас сломала планы всем: открыла калитку и вошла без приглашения в сад, пройдя сразу к низкому дивану под персиковым деревом.
Парень в полном замешательстве стоял возле хлипкого заборчика, не смея зайти в собственный двор.
– Кася, присядь-ка, – похлопала по покрывалу топчана, присев на край. – Или ты меня боишься, Трусливый Нанаец?
Услышав забытое прозвище, которым окрестила в далёком детстве, вскинул голову, часто задышал, в глазах показались слёзы.
– Не бойся, Коська, не съем – мёдом сыта.
Вздохнув, как перед решающей битвой, плотней завернулся в тулуп, словно рядясь в защитные доспехи, подошёл, сел рядом, замерев.
– Мы уже взрослые люди, Симка. Нет смысла тратить на пустые словеса время, которого совсем не осталось.
Смотрела с нежной печальной улыбкой, не сводя глаз, и он понял, что хотела этим сказать.
Грустно улыбнувшись, резким движением сбросил тяжёлый чапан и в отчаянном рывке обнял её со стоном.
– Вот так-то лучше, – прижалась к мужскому плечу и уткнулась лбом в худую шею. – Теперь ты прежний, живой.
– Твоя идея зайти ко мне? – хрипло, с трудом сдерживая непонятные счастливые слёзы. – Только не притворяйся, не говори, что это Борис или Юрий предложили, – сквозь слёзы улыбнулся в зелёный омут, подняв дрожащей рукой девичий подбородок. – Я тебя знаю с яслей. Всегда мучила, обманывала, шутила. И радовала… моя Мари, – мягко отпустил личико, отвернулся, тихо прибавил: – Всё кончено. Больше ничто не повторится.
Замолк, не отрывал взгляда от тёмного сада.
Не ответила – слёзы душили, перехватив горло. Но не для этого пришла сюда, побеспокоив смирившегося с неизбежным Касю. Сознание всё показало и авторитарно приказало: «Надо действовать, немедленно! Давай же, Машук! Не упусти момент и шанс спасти человеческую душу…»
– Не сдаваться! Не сметь умирать, слышишь?!
Повернула его, схватив за плечи, обняла так, что худой и слабый парень задохнулся.
– Только посмей: приеду, выкопаю, отпою в церкви и перезахороню по-христиански – майся века! Не попадёшь ни в один рай, и Джаннат* тебе не увидеть! – опасно пошутила, зная, что не оскорбится на эскападу. – Касик, ты мне нужен живой, понимаешь?.. Хрен с ним, с Эдемом! Живи и подари мне такую возможность: видеть тебя ещё долго и часто! Обещай! Поклянись, Сима! Кем хочешь: Аллахом, Господом-Богом, Иеговой, Яхве, Буддой!
Трясла тонкими ручками за рубашку, пыталась поймать взгляд, вновь обнимала, порождая в нём трепет и волнение крови.
– Ладно-ладно! Уговорила, зеленоглазая лиса!
Принуждённо рассмеялся, отстранился немного, разрывая мучительно-сладкую связь тел, отвлекая себя и её. Заглянул в глаза, рассматривая внимательно в свете лампы, горящей во дворе.
– Как же Боря?
Замер дыханием, страшась ответа: «Чего ждёшь? Что хочешь услышать? Почему так дрожит сердце и бьётся птицей о рёбра?» Попытался держаться темы.
– Что будет с ним?.. – не договорил, стих.
Захлебнулся обидой и горечью: «О себе забудь. Постарайся не думать. О чём может думать тот, кого уже почти нет? Вот и ты смотри только в этот вечер».
Задавил леденящие душу мысли и попытался впитать короткие минуты радости с ней, с той, о которой не мог забыть с восьмого класса. С одного осеннего вечера в Зимнем клубе, когда учила его танцевать вальс, расчертив цветным мелом схему танца прямо на деревянном, затертом до проплешин, полу зала. Увлеклась, не замечая, что пачкает кружевные манжеты кофточки в зелёный цвет; вскидывала голову, сияла изумрудом глаз, рдела тонким белоснежным личиком:
– Понял? Ещё раз объяснить, Симка?..
Тогда и сообразил, что любит. Давно.
Очнулся от памяти, вернулся к теме разговора:
– Он так тебя ждал…
– Обречён на вечные муки – нам не быть вместе, – была не рада, что затронула этот вопрос. – Сам прекрасно сознаёт, но не перестаёт надеяться на чудо. Ему не бывать. И мне. Никогда и ни с кем. Мрут. Каинова печать. Проклята, – отвернула голову виновато.
Касым невесело рассмеялся, уткнувшись лицом в волосы Марины, вдыхая запах, закрывая от наслаждения глаза, невесомо целуя её затылок. Задумался: «Тоже судьба: со всеми и ни с кем. Гибнут? Почему? Проклята? Но… Глаза! Ведьма? Вот оно что… Бедная…»
Успокоившись, сели рядом, укрыли плечи покрывалом, поговорили немного на отвлечённые темы, не касаясь только одной: сколько ему отпущено врачами времени.
Вскоре стали прощаться.
Проводить себя Мари не позволила. Уложила Касыма на топчан, деловито подоткнула со всех сторон тёплое одеяло, спеленав руки и ноги. Наклонившись, безмолвно коснулась губами иссохших от температур горячих мужских губ.
Передёрнулся в предчувствии: «Прощается навсегда! Нет…»
…Марина догоняла ушедших к пруду ребят.
Застала лишь Каринку, скучающую у большого валуна, «Девчачьего камня», на котором все дети села загорали, пока не вырастали для плотин.
– Ты так долго! – воскликнула Кэр и посмотрела на часы. – Да тебя не было целый час!
– Только двадцать пять минут, – спокойно, не уточняя, что отсутствовала много больше.
Видя, как она устала и замёрзла, несмотря на мохеровую кофточку сиренево-розового цвета, обняла, согревая горячим, пышущим, возбуждённым телом.
– Касым умирает.
Поражённая страшной новостью, Кэри стихла, засопела носом, едва сдерживая слёзы.
– Не плачь. Он готов, – пытаясь сдержать набежавшую влагу, подняла лицо к прояснившемуся опять небу. – Пообещал бороться с недугом и верить в выздоровление. Хотя бы ради меня.
Тяжело вздохнула, вспоминая тяжёлую сцену расставания.
После её прощального поцелуя Кася приподнялся и приник к губам в настоящем поцелуе, ничего не прося взамен, но вот потом…
«Угораздило же меня! Ты неисправима, Марыся».
– Вот и задержалась… – осеклась, не договорив.
Прикусила до крови язык, не в силах сдержаться, боялась рассказать слишком сокровенное, личное: «Цыц! Молчать! Она ещё неопытна, девственна, наивна. Рано ей знать о таком».
– Куда парни «слиняли»? Может, не будем их ждать? – отвлекала и отвлеклась.
Пока Карин ворчала и стучала по циферблату часиков, сопя и негодуя на них, «обманщиков дорогущих, но бестолковых», Мари отошла к арыку с водой и стала умываться хрустально-чистой снеговой водой, пахнущей весной и… любовью. Чертыхнулась тихо: «В кожу въелся запах Касыма: камфара и скипидар. Запах его постели. Смертного одра». Успокоилась, когда растёрла несколько листиков перечной мяты, похлопала по рукам, плечам, ногам и одежде, провела растопыренными пальцами по волосам в разных направлениях, «расчёсывая» их и массируя кожу. Умылась ещё раз остро пахнущими ладонями. Запах хвои и смолы ослаб, смешавшись в причудливый букет: незнакомый, но довольно приятный. Подумала, сунула в рот за щёку пару листиков, сполоснув в воде, подержала несколько минут, терпеливо пережидая дикое пряное жжение ментола. Быстро прожевала, торопливо запила стылой водой, дёрнувшись от холода и аромата.
– Замываешь и заедаешь следы преступления? – Кэр стояла рядом и подозрительно смотрела.
– Продрогла в саду. Сима укутал в свой чапан, а там такой запах скипидара!.. Лечится им, похоже, – спокойно посмотрела на любопытную девочку. – Обнюхай: сойдёт? – криво улыбнулась.
– Нет уж… Гадость. Смола чистая. Не люблю тоже её. Гайморит мой лечили каплями с похожим запахом. Бррр… До сих пор преследует, – осторожно потянула воздух курносым носиком. – Нет, мята всё перебила, – коснулась им кофточки Марины. – Да, ткань напиталась. Постираешь…
Разговор прервался – увидели идущих откуда-то сверху, с соседней улицы, парней.
Они были таинственны и непривычно серьёзны. Спросили девушек, не хотят ли погреть у них за пазухами свои руки?
Засмеявшись, Маринка и Карин полезли каждая к своему ухажёру…
За пазухами оказались… персики! Ранние, первые в этом году!
Таких крупных, сладких, сочных и ароматных фруктов не видели и не ели никогда! Смеясь и дразня добытчиков влажными губами в сладком соке, ели райские плоды и просто умирали от наслаждения и щекочущего нутро счастья.
Выделив кавалерам по паре фруктов, остальные припасли для малышей, надёжно спрятав в многочисленных бездонных карманах брюк Мари.
Оказалось, в то раннее утро парни в очередной раз подтвердили почётное звание «Бандит Года». Персики «обнесли» в саду… директора школы, Танеевской Ларисы Леонидовны (Лёпы)! Мало того, что украли драгоценные сортовые чудо-фрукты, коими та жутко гордилась и всюду принародно бахвалилась, так ещё и вспомнили школьные мстительные проделки – подпёрли дверь дома снаружи ломом!
Когда приблизились к центру, «сбегавшие в кустики» мальчики… притащили полную рубашку раннего сладкого винограда!
Девчонки так и не узнали, кого же так «осчастливили»?
Мари силилась вспомнить: «Был похожий у Жулёвых… Ужель? А, без толку говорить, ругаться. Всё бесполезно. Нагоняй только усугубляет их страсть к таске чужого. Норовистые, все в меня».
– Так, на этом баста!
Мари остановилась на перекрёстке, держа в руках свёрнутую рубашку Бори, в которой лежали виноград и персики.
– Объявляю мораторий на ягоды-фрукты. Надоели!
Кэр, смеясь, поддержала идею, деликатно намекнув, что душевно подружилась с милым деревянным другом под горкой, соседом сельского душа.
Отсмеявшись над столь витиеватым признанием, пообещали пока в сады не лазать, найти приличнее и полезнее занятие на следующие дни.
На том и расстались.
Припрятав ночные трофеи от глаз домашних, гулёны повалились спать, стараясь не шуметь и не потревожить сна детей и Варвары.
…Утром, едва встали и собрались накормить ребятишек завтраком, на улице услышали какой-то скандал, в котором угадывались голоса матери и… Лёпы! Знакомым со школы голосом она орала что-то… о персиках!
Марина злобно хихикнула про себя: «Надо же, быстро сообразила, кто ей мог отомстить за всё хорошее».
Вышедшая первой на шум и визги Варвара не пустила скандалистку на порог дома. Будучи в полной уверенности, что вечером, попив чай, дети легли пораньше спать, яростно защищала «славных девчонок» от несправедливых нападок директрисы.
– …Довольно! Вы и так немало попортили Маринке крови в школе! Ещё и сюда пришли скандалить?! Что, соскучились без дочки-то? Не на кого орать стало? Да мои девчушки вчера с курами спать легли, умаялись за день! Сад, дети, готовка, стирка! – продолжала наступать на Лёпу, вытесняя со двора немалой грудью и напором. – Ишь, нашлась какая! Они спали всю ночь в своих постелях! А кто у тебя «обнёс» твои поганые персики, ищи сама! Лучше вспомни всех, кому ты ещё в душу нагадила за жизнь! Змеища… Так и выжила из школы дочу! Испоганила жизнь… Десятый не дала окончить! Не пропала! Подавись, тварь! С красным дипломом отучилась! Тебе назло, падла!
Виновницы не слушали разошедшуюся «во всю ивановскую» Варвару, давились смехом, стараясь, чтобы не заметили дети – «сдадут» бабушке.
Мари хихикала, зажимая рот: «Ох, наивная мамуся! Знала бы, где мы только ни перебывали в эту ночь – убила б на месте, не разбираясь, где своя, где чужая. Вечером тихо выскользнули из дома, когда она уже спала, а вернулись под утро, когда ещё спала!» Но, разумеется, разубеждать её не стала, оставив при своём мнении.
С того утра мать прибывала в твёрдой уверенности, что:
– …эта Лёпа опять оговорила дочку, бедную! И чего это ей всё неймётся, спустя уж столько лет после школы-то, люди добрые? Да когда ж это кончится?! Поедом «ела», всю учёбу дочке отравила-испоганила, выжила, так до сего дня и не успокоилась? Да когда ж на эту гадину управа найдётся? Сколько наши дети будут с нею маяться?..
Так потом и рассказывала об этой сваре в магазине и в бане товаркам, желающим её послушать да сочувственно поохать. Кричала, будила, взывала…
Молодёжь сразу сообразила, что к чему, и гоготала по углам, держась за животы!
Взрослые жители раскололись на два лагеря и ругались друг с другом: одни верили «шумливой, как Оспанка по весне, но справедливой, как на исповеди», Варе Риманс, другие яростно защищали директрису, Лару Танеевскую, «умницу терпеливую, прекрасно знающую своё дело» педагога.
Стало весело в селе, как раньше бывало в школе! Шум, склоки, споры до хрипоты…
Дабы загладить прегрешения, москвички стали на некоторое время паиньками, взявшись за капитальную уборку дома, пристроек, сада и переулка; воспитание разновозрастных детей, водя за руку в сельскую библиотеку; заготовку консервов и варенья, солений и прочих припасов на зиму – страда.
Не оставляли себя без развлечений.
Из Москвы, наконец, пришла посылка с деликатесами и сладостями – месяц где-то болталась!
Пригласили бандитов с семьями и соседей на чаепитие.
Малышня объелась свежей выпечки и заморских сластей до диатеза! Фантики и обёртки ещё долго «гуляли» по селу, превратившись в «валюту» в детских играх.
Потом были долгие, неспешные разговоры, походы в кино и побегушки на танцы в Летний и Зимний клуб, поездки «на низа» на базар: первые дыни-арбузы из Коканда, божественные инжир и джида из Бухары, редька-туруп, лапша-фунчоза, острая морковь и красный сладкий лук от корейцев, восхитительные манты и лагман от уйгуров…
Жизнь кипела, принося с собой и радость, и грусть.
Девушкам оставалось только грамотно пользоваться предлагаемыми развлечениями и извлекать из них удовольствия, стараясь не беспокоить больше честных людей неадекватными выходками и противозаконными закидонами поклонников. Угомонились.
Как оказалось, лишь на время…
* Джаннат – заслуженный рай для правоверного мусульманина.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
Фото из личного архива: долина Оспанки, рассвет.
http://www.proza.ru/2013/02/08/512