ДВА МЕШКА САХАРА ИЛИ БАЛЛАДА О СЛАДКОЙ МАХОРКЕ
(былин-ка)
С конца сороковых годов в нашей деревне, да и в окрестных тоже, популярной культурой была махорка. В огороде, площадью в сорок соток, колхозник соток пять обязательно выделял под эту культуру. Дело в том, что по тогдашнему материальному положению колхозников махорка неплохо оплачивалась при сдаче ее на заготовительный пункт. И была махорка одним из главных источников семейного бюджета.
До сих пор не знаю, использовалась ли она для чего еще кроме популярной тогда Моршанской курительной махорки, но среди нас, мальчишек, бытовала уверенность, что используется она при производстве какого-то оружия. Известно, что мальчишки – отчаянные милитаристы. Особенно в то время, когда, во-первых, после войны прошло совсем немного лет, а во-вторых, началась гонка вооружений, повсюду говорили о грядущей атомной войне. В наших мальчишеских обсуждениях международного положения, чуть ли не каждую неделю появлялось новое оружие, каждый раз более мощное и экзотическое. Однажды один из постоянных участников дискуссий сообщил, что «наши» придумали вот что. Сбросят с самолета маленькую штучку, не больше куриного яйца, и на большом пространстве – мороз в восемьдесят градусов. Нам даже рисовалось: вот «ихние» солдаты купаются в жаркую погоду, и тут на них обрушивается страшный мороз. Так им и надо!
Понятно, что американцы тоже что-нибудь придумывали, но наши в ответ всегда изобретали что-нибудь более грозное. Взрослые были в страхе от грядущей атомной войны, а мы не боялись. И в уверенности, что махоркой не зря так интересуются, укрепляло то: ни за что нам не платили, наоборот, только отбирали.
Выращивалась махорка и на колхозном поле. Культура эта требовала постоянного ухода с применением исключительно ручного труда. Сначала, ранней весной, в специальном питомнике выращивалась рассада. И был в нашей маленькой деревеньке питомник, лучший в округе, благодаря бессменному махорководу. Под его началом находились с десяток женщин. Располагался питомник у самого пруда, на покатом северном берегу. Каждый год в нужный срок обеспечивали они высокое качество и необходимое количество рассады Накануне высадки проводились подготовительные работы : в пруду замачивались бочки, а у пологого берега пруда выкапывали водозабор. В поле, отведенном под махорку, специальным приспособлением намечались грядки, а на них - лунки для высадки рассады. Поле это выбиралось неподалеку от пруда. Реки у нас не было. И вот наступал почти торжественный день.
Снаряжаются 3-4 специальных экипажа с бочками, которыми лихо командуют мальчишки 13-15 лет. В этих экипажах нет какого-нибудь оборудованного меФста для сидения. Это известный водовоз из популярного фильма весьма комфортно обитал в подобном экипаже. Нет, тут мальчишка – верхом на бочке. Ноги-то еще коротки, что бы охватить бочку, но держится он и кнутом грозит коню. Да и не только грозит, но и стегает коня, когда соперник с другого экипажа покусится обогнать, добыв себе славу, а партнеру позор.
На водозаборе – кто-нибудь из взрослых. На грядках в поле – женщины, у каждой пакет с рассадой. И закрутилась карусель водовозов. На поле их встречали также мальчишки и с полными ведрами бежали к грядкам, чтобы полить лунки. Далее, женщины с упомянутыми пакетами высаживали рассаду, проделывая необходимое углубление бесхитростно – пальцем. Ох, непросто долго выдержать мальчишкам взятый темп. Они не только правят повозкой, но у пруда принимают ведра с водой, наполняя бочку, а в поле черпают ведрами воду из бочки. Они хотя и привычные уже к деревенскому труду, да не очень накормлены. Но каждый первым готов усмехнуться слабаку. Взрослые их тоже не жаловали, всегда готовые принародно высмеять несчастного.
Динамизм этих работ, энтузиазм участников питались традициями. Так обычно выглядело, когда всем миром помогали односельчанину построить избу, как правило, саманную. Вдохновение подкреплялось сознанием того, что, непременно будет угощение. Это – священное правило, даже если новосел был беден и по нашим понятиям. Наших же участников « карусели» угощение не ожидало, кроме трудодня, а может быть и неполного трудодня, а всего половинку. Ведь они еще подростки, хватит им.
Обычно за один день без перерыва управлялись с высадкой рассады. Но и в следующие несколько дней водовозная карусель опять заводилась – надо поливать высаженную махорку. Хорошо, если б тут – дождик.
После посадки колхозной махорки в питомнике еще оставалось достаточно рассады, и ее раздавали колхозникам бесплатно. Случались и такие странности: «верхи» это просто упустили, а власти в самом низу самодеятельно запреты не придумывали. Да, она – нижняя власть – была, все-таки, гуманнее. Председатель колхоза – свой же, деревенский .
При высаживании махорки на огороде воду приходилось таскать ведрами из колодца, который - вон, за двести метров. Тут только с передыхами, на несколько вечеров, днем-то все на колхозных работах или в школе. Конечно, и на огородах два-три дня нужно высаженную махорку поливать.
Но вот она надежно принялась, и наступает пора более «скучных», но утомительных работ. Колхозную махорку участками закрепляли за конкретными исполнителями предстоящих работ. Ну, а на «своей» махорке я теперь почти главный исполнитель. Теперь махорку нужно периодически «тяпать», т.е. мотыжить, выражаясь литературным языком. Нудное это занятие под палящим солнцем. Правда, эту работу в большей мере выполняла мама, несмотря на свою занятость. Мне казалось, она не утомлялась при этом, и жгучего солнца почти не замечала. После третьей обработки тяпкой махорка разрасталась ввысь и вширь. У нее вырастали довольно красивые широкие, но хрупкие листья, тяпкой уже не поработаешь. Настала пора первого шинкования, т.е. удаления пасынков – «деток», как у нас говорили. Чуть прозевал, и вместо стройного растения – куст с хилыми листьями. Такую махорку лучше сразу выбросить. После шинкования пальцы покрывались темно-зеленой толстой коркой, а испарения от листьев махорки вызывали легкое головокружение, правда, при полном безветрии - не совсем легкое. Дней через десять «детки» вновь отрастали, и нужно новое шинкование.
Наконец, когда махорка зацветала, проводилось последнее шинкование, при этом отламывалась верхушка, т.е. собственно цветок. Цветки эти были великолепны, крупные с изобилием нектара. Мы, мальчишки напивались им до тошноты. А пчелы! Те просто дурели в своем неистовом азарте. Цвести махорке долго не давали – качество продукции снизится, а они - пчелы - успевали набрать «именного» меда, который, хотя характерно горчил, но вкус имел неплохой. Впрочем, мы его не ели, а пробовали, если хозяин пчел был так любезен. Правда, на медовый спас родители обязательно покупали стакан меда.
Далее махорка дозревала в спокойствии, а в сентябре ее срубали, немного похоже, как на Кубе срубают сахарный тростник. Для меня эта работа, особенно вначале, очень привлекательна. Вместо мачете – небольшой острый топорик, и рубишь им под самый корень, так чтобы и пенька не было видно. Шик – когда одним ударом. Но вот сбой: не срубилось полностью, и потом еще два, три удара, а он, как к земле привязанный. Рубишь, рубишь эту землю, и закипает ярость в груди, и устаешь и духовно, и физически. А это приводит к тому, что меткость удара падает. Все - нужен отдых. Следует добавить, что надо очень осторожно укладывать срубленные стебли, чтобы не поломать листьев.
Но вот срублено на всех пяти сотках. Смотришь на ровные ряды уложенной махорки, как на поверженного врага, и питаешь к нему снисходительность. Часа через два повянут листья, и можно смело, охапками складывать в кучку. Далее - женская работа: разрезать стебли вдоль, от верхушки до корня. Разрезанную махорку связывали в двойные пучки и развешивали для просушки на сооруженные из подручного материала козлы и на изгородь. Теперь - периодически поворачивать и спасать от дождей. Глубокой осенью погружал отец в телегу выращенную – вымученную – махорку и отвозил на приемный пункт, что в двадцати пяти километрах. Как правило, у колхозников сдавалось первым сортом, а вот колхозная махорка была похуже, что и понятно: прилежание не то. За сданную махорку колхозник получал деньги, как много не знаю, но приходилось кстати.
Но, все-таки, для меня «гвоздем» этой эпопеи был сахар, который, как бы, прилагался к денежной оплате. Другим путем заполучить сахар было весьма непросто. Разве, когда отец отвозил в Москву свиную тушку – да, очень далеко возили – то привозил немного кускового сахара. Его надо умело раскалывать. Вот раздаст мама нам по крохотному кусочку, и стакана на два кипятку хватало. Мы говорили: « Пьем чай».
«Махорочный» сахар-песок отец привозил в белом полотняном мешочке килограмм на шесть,(мешочек этот также был ценным приобретением).. Выставлялся этот мешочек на стол, прямо-таки, в полное наше распоряжение, т.е. мне и моим двум братьям, которые были старше на три и шесть лет. Ну, и начинался пир. Помню, насыпал каждый свою горку прямо на стол, и макаем куском хлеба . А хлеб на половину из картошки и не очень пропеченный – как к мокрой глине налипал сахар. Оргия продолжалась вечером за «чаем». Каждый насыпал в кипяток по своему разумению. Вот мне показалось, что «чай» недостаточно сладок, щедро добавляю – опять не сладко. Сыплю еще и еще, соображаю, что высыпал не менее полстакана. Пугаюсь и жалуюсь маме. Она отпила глоточек и головой затрясла. Короче, потом мой стакан использовался в качестве сахара. На следующий день мешочек убирался, а зимой мама варила молочный сахар. Вкусный! И не жесткий. Пить чай – наслаждение. Только к весне это все кончалось.
…Однажды случилось вот что. Две женщины-колхозницы, которые выращивали колхозную махорку, получили осенью по МЕШКУ сахару. Это кроме положенных трудодней. Ранее за колхозную махорку сахар не давали. А тут - настоящие мешки, килограмм по тридцать. Я сам их видел. И чувства переполняли меня. Во-первых, с трудом верилось, а когда начинало вериться, то наполнялся завистью. Наверное, такие же чувства обуревали и обоих моих старших братьев, и отца. Мама, скорее всего тех мешков не видела, потому что от дому почти не отлучалась, но наслышалась о них. Еще у меня была сестренка, родившаяся в мае того года. Это был 1948 год, а мне было восемь слишком лет. И было это в маленькой деревеньке Малиновке Ламского, тогда, района Тамбовской области.
Помню, зимним вечером у нас состоялся стихийный семейный совет. При тусклом свете керосиновой лампы кипели страсти, а в темных углах избы почти въявь виделись ДВА МЕШКА с сахаром. Беспокойная сестренка, утомившись за день, спала и никак в совете не участвовала – между прочим, зря. В силу своего малолетства, я выступал с совещательным голосом, но «постановление совета» горячо поддержал. А постановили вот что.
На следующий сезон взять участок колхозной махорки и обрабатывать всей семьей. Маме по всему полагалось быть основной работницей, так как от колхозных работ она была освобождена, имея малого ребенка. Отец и братья будут совмещать колхозные повинности с работой на «плантации». Мне, естественно, отводилась должность няньки. Для мальчишки, прямо скажем, должность малопочетная и многотрудная. Могу ли я справиться? Решили, что могу, так как я уже обязанности няньки исполнял к тому времени. Ведь у мамы постоянно работ-забот - невпроворот, и сестренкой занимался я. Это очень меня угнетало и физически и духовно. Тем не менее, я «одобрил» общее решение: уж так хотелось сахару!
Поскольку у нас набиралось работников примерно, как у тех счастливчиков, вместе взятых, то порешили мы и участок плантации взять пропорциональный, имея целью заполучить ДВА МЕШКА сахара. Была зима, я учился во втором классе, и до весны было еще далеко, а сахару хотелось уже сейчас…Зависть – великий стимул для поступка, нравственный знак которого может быть как со знаком плюс, так и со знаком минус. Но наша зависть не была черной. Ведь мы не желали чужого. Мы захотели тоже заработать ДВА МЕШКА сахара….
Когда настал сезон, и махорку высадили, в наших планах не произошло ни каких изменений, и мы «застолбили» довольно солидный участок.
Хоть и коротки летние ночи, но деревенские хозяйки встают почти затемно. Так, чуть забрезжил рассвет. Первым делом – подоить корову и отпустить ее в стадо, потом затопить печь. Печи у нас топили навозом! Не было альтернативного топлива. Поэтому такая топка была весьма затратная по времени, а чтобы поддерживать горение – хозяйка от печи почти не отлучается. Нужно сготовить обед, и много, много еще дел у мамы. А если сестренка уже проснулась – тут и мне подъем. Отец поднимался тоже очень рано исполнять колхозные обязанности. Братья просыпались, когда солнце уже висело над горизонтом, к этому времени мама, покормив малютку, уходила в поле. Они, перекусив, тоже убывали, а я оставался нянькой на долгий летний день.
Здесь я сделаю небольшое «лирическое отступление». Когда я вижу нынешних мам, пап, бабушек, нянь, катящих коляску с малышом, меня наполняет сложное чувство: тоски, зависти и грусти. Да если б мне тогда такой комфорт! Конечно, понимаю, что в тогдашней деревне не могло быть подобных колясок. Но какую-нибудь простенькую – коробку на колесах – можно было бы изготовить. Один из наших сельчан соорудил деревянную детскую тележку: довольно глубокая коробка с претензией на художественное произведение с четырьмя небольшими деревянными колесиками. Его сынишка, мой ровесник, иногда лихо тянул за веревочку этот экипаж со своей младшей сестренкой. Хотя при этом было много шума, меня это восхищало, и опять скажу про зависть. Но патриархальные традиции, говоря нынешним языком – ментальность – мешала, как я сейчас понимаю, последовать этому примеру. Ведь обходились предыдущие поколения без всяких подобных причуд. Единственное – это люлька, подвешенная к потолку избы и в которое можно положить и «качать» ребенка. Короче, в моем распоряжении не было ни каких технических средств для облегчения труда няньки. Не было даже игрушек. Сестра моя росла не очень здоровым ребенком и, хотя ей было уже более года, только ползала. И носил я ее либо на руках, либо на шее. Как-то я, все-таки, попытался поднять вопрос о тележке, но отец даже слушать не стал, а братья надо мной посмеялись: еще опрокинешь тележку.
И был я, как прикованный на целый день. Девчонка в роли няньки - совершенно другая статья. Для ее женской сущности нянченье – естественное состояние. Да и подружки постоянно около, для них это интересное продолжение игры в куклы. И не скучно, и помогут. Я же с тоской наблюдал, как где-нибудь вдали резвятся мои сверстники. (Не придут же они помогать мне нянчить). Иногда угадывалась игра, которой они развлекались, и доносились разгоряченные голоса.
Человек, в общении, в проведении досуга наиболее комфортно чувствует себя среди ровесников. Даже полугодовалый ребенок оживляется и проявляет радость при виде себе подобного. Старики предпочитают свою компанию. Но, по моему убеждению, наибольшая потребность в сотоварищах проявляется в возрасте от шести до пятнадцати лет. Если б не «плантация», мама, как бы ни была занята, отпускала бы меня на часок. Были бы у меня «окна» для свободы. Под вечер мама возвращалась домой, но я свободен лишь минут на двадцать, пока она приведет в порядок дочку: покормит, посидит с ней, отдыхая от целодневного труда на махорке. А далее ее ждут запущенные домашние дела, а я - снова нянька.
Многие моменты «махорочных» страданий стерлись в памяти. А вот один, довольно драматический, помню.
При всей своей прикованности, я искал возможность заняться чем-нибудь интересным и однажды придумал грандиозное: смастерить и запустить змея. Я видел уже не раз парящего и кувыркающегося змея. Один приезжий парень красовался. Все мальчишки деревни сбежались. Вроде и не хитрое изделие, а какое зрелище!
Ладно, голову змея соорудил из палок, для хвоста приспособил подходящее тряпье, а вот где взять ниток? Я мог в доме найти катушку швейных ниток, по длине подходила бы – 200 метров, но по прочности – никак. И я нашел, как выйти из положения. Валялись тут куски автомобильной покрышки, а внутренняя поверхность у них проклеена очень крепкими нитками. И начал я выдирать эти нитки. Получались обрывки сантиметров в пятнадцать. Я их связывал, и дня через три у меня набралось метров тридцать. Теперь змей готов. Конечно, это делалось в те счастливые минуты, когда моя подопечная спала, либо спокойно ползала по земле. Бывали такие минуты.
Знаю, что для запуска змея нужен ветер и напарник, который должен осуществить собственно запуск, подняв его над головой, и при натянутой нити против ветра отпустить. Напарника у меня не было, но я видел раньше, что если сделать резкий рывок, то змей подскакивает и с нескольких попыток можно и без напарника произвести запуск. В один из таких дней, когда и на руках, и на шее предостаточно забавлял свою подопечную, я усадил ее на траву вблизи дома и занял ся змеем. Ветерок был, но слабый. Полагая, что, если бежать навстречу ветру, может получиться, приступаю к осуществлению. Делаю рывок метров на пять, мой змей действительно подскочил и завалился. В следующую попытку бегу метров двадцать, змей в конвульсиях бьется на высоте метра полтора и падает. Если б я при изготовлении змея выдержал необходимые пропорции, о которых я не подозревал, то не исключено, что змей взлетел бы. А пока я повторяю попытки одну за другой. Может быть, после двадцатой попытки - я был усерден и настойчив - змей взлетел метров на пять, перевернулся и резким движением, как самоубийца, врезался в землю. Хилая моя конструкция развалилась, поставив точку в дальнейших попытках. И тут я соображаю, что бегаю уже много времени и убежал далеко. А сестренка там ползает, вокруг никого, а там в близости и канавы есть. В ужасе бегу, бросив никчемного змея. И что я вижу, прибежав! На той маленькой лужайке, где я оставил сестру, лишь крупная свинья чавкает. Страшная догадка пронзила меня, но, как к последней надежде, бегу к канаве. Однако ж, и там ее нет! Описать мое состояние, наверное, смог бы только великий Достоевский. Полагаю, что у него на это ушла бы не одна страница печатного текста…
Нет, закончилось это происшествие благополучно. Нашел я свою драгоценную сестру в лопухах, что росли густо и высоко у той лужайки. Заползла она туда и сидит спокойно, что-то выбирая ручонками. С той поры я далеко от нее не отходил, а в середине следующего дня, чтобы разнообразить себя, водрузил на шею свою постоянную заботу и отправился в поле на махорку. Ведь среди людей побываю. Там под жгучим солнцем копошились люди с тяпками. Среди них я нашел и своих: маму и братьев. Женщина с соседнего участка, увидев меня, поразилась:
- Как! Он сам ее донес сюда! Такой маленький!
На что я усмехнулся про себя: «я целый день ее так таскаю, а тут всего полчаса ходьбы».
Впереди были еще долгие месяцы моих утомительных забот. Кажется, я даже ни разу не искупался в пруду. А как он был замечателен для купанья. В жаркое время мы почти неотлучно были при нем – либо в воде, либо бегаем по травянистому берегу. Лето никогда не надоедало тогдашним деревенским мальчишкам. А сейчас я не замечал прелестей лета. Не купался в пруду, не участвовал в шумных походах в дальние поля сначала за щавелем, потом за ягодами и т.п. И поэтому, то лето длилось очень долго и утомительно.
И все равно оно закончилось, и первого сентября я пошел в школу, в третий класс. Для меня это был двойной праздник. Там, в школе я отдыхал от великой усталости. Разве это не отдых – сидеть за партой, слушать интересные объяснения учительницы, а на перемене, наконец-то вволю пообщаться с товарищами. Шум, беготня. Вот оно счастливое детство, за которое мы говорили «спасибо товарищу Сталину» плакатом, что висел на стене. Правда, целиком освободиться от обязанностей няньки я не мог. Но это, после занятий – разнообразие.
Еще примерно через месяц махорка была благополучно сдана, как колхозная, так и собственная - со своего огорода. И все – первым сортом. Очень старались! После этого прошли полтора- два месяца «сладких» мечтаний. Момент осуществления их неизбежно приближался. Я все сделал для этого, даже больше. Я хочу сахара, много сахара. Я хочу ДВА МЕШКА САХАРА! Это ж во сколько раз больше обычного нашего мешочка!
Есть такая шуточная задача с «подвохом». Из пунктов А и Б навстречу друг другу выехали два поезда. Спрашивается, через какое время они встретятся, если известны и скорости поездов и расстояние между А и Б? Обычно испытуемый после несложных вычислений объявляет часы и минуты, но ему категорически возражают: «Неверно». И происходит примерно такой диалог:
- Почему неверно?
- Потому что они не встретились.
- Почему не встретились??
- Не судьба!(?)
Так примерно вышло и у меня. Время «Ч» наступило, а МЕШКОВ мы не получили. Если спросите: почему, то ответ еще более иррациональный, чем в задачке: ну, не дали, и все тут.(Наверное, так решили где-то очень высоко).
Итак, мы ни нисколько не получили сахара. Акции, подобной прошлогодней, уже не повторяли, но «пустые» трудодни начисляли добросовестно.
Самым поразительным для меня было то, как равнодушно, с какой-то апатией к этому отнеслись взрослые: не дали, так не дали, дело привычное. С такой апатией, наверное, воспринимались самодурство боярина лет триста назад, а позднее – прихоти помещика или чиновника. А мне было очень-очень обидно, и так было жалко всех и особенно маму. Я мог заболеть от такого потрясения, если бы она внешне проявила переживания. Но поскольку даже и разговоров не было о той махорке и наших напрасных трудах, то я тоже забыл про те мешки сахара. Но, как прошло для меня то лето, я помнил всегда…
А повествование свое я завершу мажорно: за свою-то махорку, выращенную на огороде, мы сахар получили – беленький полотняный мешочек, килограмм на пять или шесть. И было опять пиршество целый день. Жить, наверное, всегда хорошо.