(с белорусского, рассказ)
І
Служил я тогда ловчим в поместьях графа Ц-а. Имения были прекрасные, леса много, в лесу дикого зверя можно было встретить не раз, а тетеревов и глухарей столько было, что хоть возами вези. Сейчас леса потеребили немного; медведи и волки, испугавшись стука топоров и гомона людей, убежали в глубь пущи и только зимой, как голод прижмет, выходят опять на лесные дороги. Глухари только не перевелись.
Тогда только что приехал из Петербурга служить в наш угол какой-то господин Шмид, человек еще молодой. Всю жизнь проведя в городе, он совсем не знал деревни и первый раз на своем веку увидел мужика, пожалуй, только тогда, когда пришлось с ним иметь дело по службе.
Вот этот самый Шмид узнал, что у нас очень много глухарей, да захотелось ему хоть раз в жизни поохотиться на них. Заехал с этим ко мне. Не хотел я везти его в лес, ибо жалел редкую теперь птицу, но ничего не поделаешь: отказаться было невозможно. «Да пропади ты пропадом!», - подумал я и велел запрячь линейку, сказав лесникам, чтобы ждали нас в Медведь-лесу, где был лучший глухариный ток . До Медведь-леса нужно было ехать верст восемь с гаком, - В первую очередь большаком к Неману, а там лесными дорожками в глубь леса, где были построены будки для стрелков.
Уже начинало смеркаться, пока мы доехали до Медведь-леса. У будки для стрелков горел огонь, и двое лесников, ожидая нас, сушили мокрые онучи. Отдыхать было некогда. Пока ночь не обняла земли, надо было идти, присмотреть глухарей.
Вернувшись из леса, примостились мы у огня и, обогревшись, принялись за ужин.
Весело сидеть и смотреть, как высоко, высоко поднимаются красные языки пламени, а золотые искры, будто созвездия, зависают над головой, с минуту колеблются, будто не могут решить, куда им лететь, - то рухнут вниз, то опять взлетят вверх, пока не погаснут в темноте ночи. А кругом тихо. Только ветер иногда пробежит по лесу, зашумит ветками деревьев, - и лес тут же отзовется ему; страшный плач филина разнесется по пуще, - и опять все тихо, только трещат головешки, и закипевшая вода булькает в котелке ...
Выпив водки и закусив, мой незваный гость крякнул, погладил брюхо и вздохнул:
- Вот, слава Богу, и подъел. Надо идти спать. Юзек! - Окликнул он лесника. - Так, говоришь, глухарь - хитрая птица?
- О, панок, не даст Бог соврать, какая хитрая! - Ответил Юзек. - Иной раз прыгаешь, прыгаешь к ней, - вот, кажется, еще немного и стрелять можно, так нет. - она как раз услышит свою гибель. Замолчит и ни-ни!
- Ишь, какая?
- А то! И улетит - поднимется и улетит!
- Да, как вижу, не мужицкий ум у неё?! - Сказал Шмид и захохотал над своей шуткой.
- Кто ее знает, кто ее знает, очень хитрая птица! - Заторопился Юзек, исподлобья поглядывая на него. Я увидел этот взгляд Юзека. Ну, думаю, задаст он гостю! Знал я хорошо Юзека и догадывался, что не простит он этой шутки. Так оно и вышло.
II
На следующий день, еще ночь висела над лесом и звезды между деревьев мигали своими золотыми глазами, мы были уже на ногах. Пока собрались, уже начал заниматься рассвет. Шмид с Юзеком пошли в одну сторону, я с Петруком - в другую.
Пан пыхтел, как котел, ворчал что-то себе под нос и ругался, спотыкаясь в темноте о пни и коряги. Но вот уже и бор, а дальше - болотце, заросшее березняком: там спят глухари, пока свет дня не разбудил их. Выбрав сухое место, наши охотники остановились, ожидая рассвета.
- Ну, смотри, Юзек, чтобы без глухаря не возвращаться, а то стыдно будет.
- Да нет, сударь, куда же он денется? Должен быть. А пан знает, как прыгать под него?
- Нет, под глухаря не прыгал никогда.
- Нет?! Тогда, сударь, уж слушайте меня. Как начну прыгать, прыгайте и вы, а как стану, тоже стойте и ни-ни, иначе услышит и улетит.
- Ну, хорошо! Чтобы только был глухарь, смотри!
- Должен быть ... Но, тсс! - Шепнул Юзик, прислушиваясь. - Поет!
В лесу, тем временем, светало. Звезды погасли, небо побледнело; густой туман повис над болотом и укрыл его со всех сторон. Издалека могло бы показаться, что огромное море без конца, без краю вышло из берегов и залило березнячок. И тихо было в нем, только издалека-далёка летела глухариная песня.
- Слышите, сударь, какой певец: так и выдает, так и выдает песню за песней! Ишь, черт! Ну, теперь будем плясать, - прошептал Юзек и, взяв Шмида за руку, потащил его за собой.
- Ну! - Командует Юзек в такт песне и, проскочив два-три шага, замирает на месте, будто каменный.
Шмид прыгает и останавливается по команде Юзека, прет через кочки и коряги, по колено лезет в грязь, вытаращил глаза, брюхо трясется. Но слушает команду: даже сопеть перестал. Долго так прыгали они. Уже и глухарь - совсем рядом. Шагов сорок проскочить и стрелять можно. А он все выдает песню за песней.
- Ну! - Скомандовал Юзек и прыгнул дальше.
Шмид за ним. Но тут Юзек, как бы невзначай, зацепил его, он наступил на сук, споткнулся и бух в болото, аж вода брызнула во все стороны, да гул пошел по лесу.
- Ишь, черт! - Выругался Шмид. - Дай руку, Юзек, помоги встать.
- Цыть, сударь, а не то – улетит!
Шмид замолчал, но всё возится в болоте, стараясь подняться.
- Лежите, сударь, тихо, а не то - улетит, - снова шепнул Юзек и прижал рукой Шмида к земле, чтобы тот не шевелился. - Как запоет, тогда подниму.
Притих Шмид, лежит тихонько, ожидая, пока глухарь запоет вновь. Но песня приостановилась. Глухарь, не иначе, услышал людей и замолчал. Прошла минута, другая, - пять, десять минут ... песни нет. Шмиду или надоело мокнуть в болоте, а может, просто устал лежать на такой перине, только снова начал шевелиться. Юзек увидел это, но молчит, только, как тот шевельнется, он глубже его своей лапой в болото прижимает. Крепился, крепился Шмид, - куда там, дело плохо. Рука Юзека, будто стопудовый камень свалился, лежит на нем. Но не говорит ничего: боится спугнуть глухаря. В конце концов, не выдержал.
- Юзечек, золотой, пусти! - Начал он просить. А тот свое:
- Не шевелитесь, сударь, ей-богу, улетит! - Да притапливает Шмида в болото. Тут тот уже разозлился:
- Юзек, пусти, плохо будет! Что, не пустишь?! - Гаркнул он на весь березнячок. - Не пустишь, гад?!
- Ай, панок! - Завопил Юзек, поднимая Шмида. - Вот и улетел, и улетел... смотрите! :
Шмид невидящим взглядом посмотрел туда, куда указывал Юзек. Глухарь, снявшись с ели, расправил крылья, махнул и пропал в тумане болота.
Весь в грязи, мокрый вернулся Шмид к будке с пустыми руками.
- Ну, что, не повезло? - Спросил я у него.
- Нет, черт! Хитрая птица не подпустила! - Ответил он сердито.
- Не шутка, какая хитрая: не мужицкого она ума, - подтвердил Юзек.
Мой гость сердито посмотрел на него и отвернулся. А Юзек так и залился тихим смехом, накрепко прижимая шапку к губам.
1908 г.
_____________________
На снимке (автор неизвестен): Свадьба Франтишека Умястовского (Дзядьки Пранука). Франтишек - в костюме жениха. Рядом с невестой.