Филя и Соловей-разбойник
-- А поворотись-ка , Филька ! Экой же ты ноне смешной стал ! Штаны-то – узки да ляповаты ! Кафтанишко-то – кургузый да прорезной ! Шапка-то – квашня перехожалая , а не шапка ! Ты , чай не на огород ли пугалом этак-то вырядился ? Так ты пожалей птичек-то . У бедных воробушков от красы-то этакой глазоньки ведь повышибат ! Кудыть им потом без глазушек-то ?! – таковыми словами привечал старинушка Дубодыр воспитанника и выученика своего .
-- Да ну тебя совсем , дедко Силуян . – не то разобиделся , не то смутился Филя – Ноне-то в Пиев-граде почитай что все так ходют , а ты надо мной галишься !
-- Да эт я так – шуткую только . – примирительно хохотнул Дубодыр . – Я ведь и сам не стариком уродился-т . Бывал молодешенек-то . Бывал… Знаю ведь , что за ради девки красной не то что штаны полосаты напялишь , а и завсе без штанов бегать начнешь… Я чаю – сей манер на одежку-то от басурман каких пошел ?
-- От храпцузов вроде как .
-- Ну – те-то уж юбошники известные … А ты припозднился маленько – мы тут с Алтуфьей с утречка пораньше тебя поджидали .
-- А откуда прознали , что еду-то ?
-- Тю-ю! А то сам не знашь ! Княжий домовой тамошнему лешему все обсказал , тот нашему лесовину весточку подал , ну а этот уж и нашему Хозяюшке все как есть поведал – вот весточка поперед тебя и прилетела . Так что мы уж и про то , что на пиру содеялось знаем и про князеву опалу ведаем… Алтуфья , знамо дело , посокрушалась спервоначалу , попричитала по-бабьи , ну да я ее улестил-успокоил… А по мне – так тот и не богатырь вовсе , кто ни разу в князевой опале не бывал …
-- Ахти – Филюшка ! Филюшка приехал ! – раздался с крылечка радостный вскрик старой няньки и тут же вдруг сменился выговором строим : - Заявился , охальник этакий! И где ты только манер таких набрался – князьев да князевых гостей обижать ?! Тому , что ли , мы тебя с Силуяном учили-то , охлупень ты троедырчатый ?!
-- Да я это… не буду я боле . – потупился Филя и дабы еще пуще смиреннее да виноватее казаться носком сапога землю ковырять начал .
-- То-то , что не буду . – помягчела малость Алтуфья , а потом и вовсе сменила гнев на милость . – Да ладно уж… Чего и делать-то с тобой , коли таким уродился… Чаю , оголодал ты с дороги-то . Пойду-ка я покуда на стол кой-чего спроворю , а ты пока что дедовский обычай соблюди да поди-тко с Хозяюшкой нашим поздоровкайся перво-наперво . В конюшне он сейчас . Пожди только малость – я кашки да бражки ему вынесу. – и добавила шепотом : - Тамотки у него , у Хозяюшки-то , Косопуз нонеча гостеванит.. так ты уж приласкай бедолагу-то… приласкай… да и сам на брагу-то не больно налегай – успеешь еще .
Когда Филя с торелью каши в руках да с баклагой браги под мышкой в конюшню взошел , Хозяюшко – старый домовой Мефодя – деловито и споро мел сенной сор перед яслями , а чуть поодаль от него сидел на старом хомуте еще один филин знакомец – мохноногий Леший-лесовин Растопень .
-- По здорову ли живешь-то , Дедушко-Хозяюшко ? Да и ты здоров ли ноне Лесовин-Хозяин ? – поклонился Филя как то должно было и баклагу да торель с кашей на колоду у стены поставил .
-- По здорову , Филюшка . По здорову . Да и чего оно нашему нежитеву здоровью содеяться-то может ! – заулыбался Мефодя и метлу в сторонку поставил – И ты , как я погляжу , здоров-молодец . Ну а про житье-бытье пытать тебя не буду – и так знаю . Растопень вон все обсказал .
Лесовин на своем хомуте захихикал тихонько
-- Да уж… - смущенно пчесал в затылке Филя . – А я вот тут это… попотчевать тебя пришел… и гостей твоих тож… Алтуфья сказывала , что вроде как Косопуз у тебя гостеванит , а я его забидел , было дело , ни по что… Хвост ему вроде как того … да и по кочкам вроде как понести сулился… - Филя вздохнул тяжко – Дак я это… вроде как замириться хочу … Повиниться… Не со зла я его . Да и не помню ничегошеньки – хмелен был .
-- Вестимо дело… - вздохнул Мефодя – Здеся он , Косопузушко-то , здеся . Тебя вот только увидел – да и схоронился от греха . Напужал ты его все-ж таки в последний раз-то . Пожди маленько – позову его .
Мефодя нырнул в дальний и самый темный угол конюшни и долго возился там , ворочался , бубнил что-то вполголоса , грюкал чем-то тяжким , а когда обратно показался , то держал в руках три стопы оловянных . Следом за Мефодей из того же угла боязливо , бочком , вылез и Косопуз – зеленобрюхий болотный чертушко .
Когда все вокруг колоды расселись , Филя за баклагу взялся – брагу по стопам разлил . Растопень же в сторону оловянных стоп покосился только и наособицу свою стопу выставил – бересяную . Он ее завсегда с собой носил , потому что истинным Лешим будучи всяких там железяк да прочих медяшек-оловяшек страсть как не любил . А еще он и мухоморец махонький откуда-то вытянул и со стопой рядышком положил – закуска , значит .
-- Ну , с приездом тебя , Филюшка . – ухватился за свою стопу Мефодя .
Выпили .
Едва только стопы в обрат на колоду поставили , как Филя , нисколь не мешкая , сызнова их наполнил и одну наособицу взял , да с почетом и поклоном Косопузу подал :
-- Ты уж это… ты прости меня , Косопузушко , за прошлое-то . Я ведь это… не со зла я все – во хмелю был .
-- Да чего уж там . – шмыгнул носом Косопуз и стопу из филиных рук принял – Мало ли чего промеж соседями не случится .
-- Ну ин ладно . Ну и замирились значит . – облегченно вздохнул Филя .
Сызнова стопы опростали и тут уж Мефодя на кашу приналег – страсть как любил он кашу-то . Растопень на кашу не глянул даже и мухоморец свой жевать принялся , а Косопуз – тот хвост свой нюхал . Эти двое , жители лесные , хоть бражку зело почитали, однако от еды людской чурались и нос воротили . Ну да нежить поганая – она и есть нежить поганая – не людям их судить .
-- Соловушку бы кликнуть надобно . – молвил Растопень , мухомор прожевавши – Пусть инда тоже причастился бы маленько , да опосля песен бы нам поиграл .
-- Какого Соловушку-то ? – вопросил Филя
Растопень с удивленья око скруглил , а Мефодя ажно кашей своей поперхнулся:
-- Да ты чего , Филюшка ?! Да ведь Соловушка-то…
-- Филя ! Филя ! А ну-ка подь в избу скорей ! – раздался с крылечка повелительный покрик Алтуфьи .
-- Ой , ладноть , ребятушки , - подхватился Филя - Слышь – нянька меня кличет . Побег я , а то как бы старая браниться не начала .Вы уж тутова без меня бражничайте .
-- Оно конечно . – серьезно и рассудительно кивнул Растопень . – Уж коль Алтуфья кличет – идти беспременно надобно .
Растопень знал что говорил .
Нечисть окрестная Алтуфью сильно любила и уважала за доброту ее , за щедрость, за гостеприимство , да особливо за то что ее , нечисти , не чуралась старая нянька как многие другие-прочие чурались . Однако же заедино с любовью и уваженьем ее и побаивались порядком , потому как в гневе Алтуфья не особенно-то и разбиралась кто там чистый , кто нечистый , кто свой , кто чужой – любому на орехи достаться могло.
-- Эй ! – с набитым ртом крикнул вослед Филе Мефодя – Алтуфье-то от меня за кашку поклон да благодарность передай ! Чудо как хороша кашка-то !
По случаю Филиного гостеванья старая нянька расстаралась на славу .
И чего она только не сготовила , чего только на стол не выставила ! Тут тебе и соленья и варенья , и жареное и пареное , и печеное и с чесноком пряженое , и в подливке родной и под соусом заморским , а уж разных плюшек-финтифлюшек да пирожков с коврижками – тех и вовсе немеряно . И дивно даже было : - как это у стола ножки еще не подломились или же сам он в подпол не провалился от изобилья этакого .
За едой , питьем да за разговорами времечко быстро летит . Вроде бы только что ясный день был , ан глядь – солнышко уж покраснело , лик свой наполовину сизым облачком прикрыло и на покой отправляться собралось .
И ветерок – шалун дневной – тож устал , набегался , да и в траву спрятался – отдохнуть прилег .
Тихо окрест .
Тихо и покойно .
И в этих-то тиши да покое услыхал Филя диво дивное .
Сторожко и незримо , будто бы первый , а оттого и самый робкий язык невесомого речного тумана летнего протек голосок свирельный с улицы в оконце распахнутое и поплыл-закружился тихонько по избе , затрепетал отголоском аромата неведомого – то ли шири речной , то ли луга клеверного . Позвал-поманил будто бы за собой в даль светлую и желанную да так поманил ласково и грустно , что показалось , будто бы в той дали дальней едино только тебя одного ждут-дожидаются . Дожидаются и печалуются .
Опутал душу голосок чудной свирели нежною паутиной истомы сладостной , защемил-потянул сердечко замершее , тонким перышком в носу защекотал-защипал . И все плыл он да кружился , все кружился да плыл и мнилось уже , что и не свирелька берестяная вовсе за окном поет , а душа чья-то беспорочная , по-нездешнему чистая , светлая да невинная голос свой подает и в твоей душе отклика ответного ищет…
Замерла за столом Алтуфья , заслушалась – кулачком сухоньким морщинистую щечку подперла да глазами просветлевшими в заоконную даль устремилась .
Застыл на лавке Дубодыр-старинушка – очи свои отяжелевшими веками прикрыл да бороду свою в кулак скомкал .
И Филя тоже обездвижел заслушавшись . И до того голос свирельный душу его пронял тоскою своею неясной , до того разбередил ее , что навернулась вдруг слеза непрошеная на глаз добра молодца , по носу вниз сбежала , да в чару с медом канула , посолонив собою сладость сорокалетнюю… а Филя того и не почуял даже .
Смолкла свирель .
А через миг и чары ее разлетелись-растаяли будто туман в мареве летнем – только след от них на душе остался . След ясный да чистый – будто жарким да душным днем дождик прохладный пробежался вдруг по земле , а опосля него сызнова солнышко выглянуло .
-- Ахти-мои . – сладко вздохнула Алтуфья – Ишь как выводит-то – ажно душенька вся трепещет да бьется как горлинка… Послушала вот – и будто назад вернулась . Будто сызнова в девках побывала , когда за отцом-матерью жила и ни горюшка еще , ни печали-кручинушки не ведала…
Дубодыр закряхтел молча , носом шмыгнул да на лавке заворочался .
-- А кто же это был-то , нянюнко ? – вопросил Филя – Что же это за дударь тут такой чудесный у вас обьявился вдруг ?
-- Соловушко это .
-- Да что-ж за Соловушко-то ? Вот и Растопень тож про него поминал . Показали бы хоть…
Что тут и случилось с нянькой старой! что и содеялось! – будто подменили ее .
Губы у старухи подобрались – в щелку сузились , лицо отвердело будто каменное, спина как палка выпрямилась , в глазах словно молнии сверкнули и неведомо было вовсе – как только эти молнии из глаз не вырвались и Филю прямо на месте не испепелили … вот такую-то Алтуфью и боялись все – и люди , и нечисть и даже Силуян Дубодыр , который даже в сечах лютых страху не ведал , в этаком-то разе почитал за лучшее лишнее слово про себя придержать .
-- Ах ты бесстыжий жбан пивной , глотка твоя оловянная , мозги твои куриные ! – грянула нянька так , что ажно посуда на столе подскочила да звякнула – Ах ты забулдыжник рукосуйчатый , дубинушка беспамятная ! Да что же это у тебя замест головы-то – не корчага ли с сивухой ?! Да что же это такое деется-то ?! Что творится ?! Это ведь как же так глазоньки залить надобно для позорища такого ?! Это ведь ежели наклюкаться да забидеть кого – так вот ты и обьявился , а как припомнить кого да за что забидел-то – так и память у тебя отшибло !!! Ох , горюшко-горе мне , колоде старой ! И кого же это я воспитала-вырастила ?! И кого это я на погибель белу свету в люди выпустила ?! Срам-то какой , люди добрыя-а-а !!!
-- Чегой-то она ?! – испуганно шарахнулся Филя за плечо дубодырово .
- Ай не уразумел ишо ? – хмыкнул старинушка – Зело , видать , хмелен-то ты был в прошлый раз . Ох , зело !.. Ты ведь тогда не только Косопузу хвост оттяпал . Ты ишо и Соловушку к нам на подворье в мешке рогожном приволок .
-- Да не знаю я никаких таких Соловушков ваших и не ведаю ! – вскинулся Филя – С чего это вы и взяли-то ! Да и буду я ни с того , ни с сего дударей забижать – как же !
Алтуфья примолкла и обиженно губы подобрав в оконце уставилась , а Дубодыр покряхтел маленько , на Алтуфью опасливо покосился и молвил :
-- Да в народе-то нашего Соловушку все больше Соловьем-Разбойником кличут…
-- Соловушко он ! – отчеканила Алтуфья , будто печатью чугунной приложила .
Дубодыр крякнул только .
-- Ой-ё ! – схватился за голову Филя – А я все никак припомнить не мог – куда и задевал свистуна окаянного ! В Пиев-граде-то народ сказывает , будто бы я его к Булдимиру на подворье свез , суд-расправу над ним учинил , да с плеч ему буйну голову снес – так ведь байка это ! Сам ведь ведаешь , что не в почете у нас это дело – полонянникам головы сносить . Да и ни богатыри-братья , ни дружина остатняя не ведают о том ничего… А полонянник-то мой вона где обьявился !.. Эй , старинушка Силуян , так ведь я вроде как там того… взял там стрелу каленую , лук разрывчатый , натянул тетиву шелковую , да и выбил этому Соловью правое око с окосицею – так в народе-то говорят… Дак он чего теперя – одноглазый ?!
Дубодыр захихикал по-стариковски :
-- Эва как – око с окосицею… Да ты-ж тогда до того хмелен был , что и на подворье-то к нам сквозь ворота пройти не сразу смог – промахивался все… Какие уж там тебе стрелы каленые с луками разрывчатыми ! Сдернул ты его , бедолагу Соловушку , с дуба за ногу – да и дело с концом . И выбил ты ему не око с окосицею , а четыре зуба передних , так что теперь он , болезный , не то что свистнуть молодецким посвистом – выговорить-то толком не все может . Вот только свирелькой нонче и тешится вволю… Ну а что касаемо луков там всяких да ока с окосицею , то это , я чаю , народ пиевский выдумал , а опосля уж и ты эту байку услыхал . Народ он ведь любит , чтоб красиво…
-- Эх , ма ! – тряхнул головушкой Филя . – Не помню ведь ни синь-пороху… Этак вот подвиг свершишь , да и сам запамятуешь…
-- Подвиг ?!! – сызнова взьярилась Алтуфья . – Я вот тебе покажу сейчас плдвиг-то ! Ерой нашелся ! Сидел себе Соловушка на дубу , не убьет , не зарежет никого , а простого люду так и вовсе не тронет ! Ну свистнет он иной раз однова , да возьмет денежку с купца проезжачего – так ведь и оно же и ему жить-то как-то надо , сиротинушке , да и купчина с того не обедняет вовсе – знаю я их ! Сидит себе спокойнехонько , ан глядь – едет тута охламон пьяный подвиги свои вершить да кого ни попадя с дубов сдергивать !.. Я вот возьму сковородник сейчас , да отхожу тя по-хорошему – тоже , я чаю , подвиг великий будет !
Сказала таково Алтуфья и сызнова губы подобрала в обиде своей великой .
Тихо стало в горнице . Только и звуку , что мышка за печкой скребла что-то .
Долго так молчали-то , пока не решился Филя слово молвить тихохонько :
-- Э-эй , матушко-нянюшко…
Знал ведь , хитрюга этакий , чем Алтуфью задобрить – страсть как любила старая, когда он называл ее эдак-то ласково . Отмякала она душой от слов таких . Таяла .
-- Матушко-нянюшко , ты уж прости мя , неразумного . Я ить это… не буду я боле…
-- Ня буду !.. – передразнила его Алтуфья язвительно , но другим уже , потеплевшим совсем голосом . – Сколь ведь разов ты уже так сулился да клялся , а сам то князьев забижашь , то ероев заморских по сопаткам колотишь , то ишо чего , а теперя и до Соловушки черед дошел ... А нет бы замест того , чтоб озорничать да охальничать , ума-разума набираться , нас стариков слушать да книжки умные честь . И не про Бову-королевича вашего дурацкого , а хоть того же Дристотеля аль Оклизьмиаста…
-- Тра-та-та ! Заворковала опять , ворчунья старая . – подал голос Дубодыр тож теплоту в Алтуфьином голосе почуявший и оттого осмелевший чуток .
-- А ты бы , дурында старая , так и вовсе молчал бы ! Сам ведь , почитай , до седых волос таковым же охламоном был и стыд сказать что выделывал ! Я ведь , чай , тоже при дворе княжьем жила и нагляделась там на вас , обормотов . Все вы , богатыри занюханые , одним миром мазаны – коль воевать да поединщичать не с кем , так вам бы только брагу хлестать да дурь дурковать . Один только вон Микула-Селянин на человека похож : - коль нужда приспеет , так соху свою бросит , повоюет маленько сходит , отведет душеньку , да и сызнова за чапиги берется и землицу пашет . Вольга вот еще справный мужик , да и у того ум за разум заходить начал когда он с вами , балбесами здоровенными , путаться начал…
Сколь бы длила еще Алтуфья брань свою – неведомо , да только за окном сызнова вдруг заговорила-заиграла свирелька дивная и все равно как онемела нянька старая – заслушалась .
А песня свирельная на сей раз развеселой этакой была , разухабистой . Филя и сам не заметил , как в лад свирельке притопывать начал , да ладонью по коленке похлопывать , а на стариков глянувши увидал вдруг , что Дубодыр-старинушка тож ногой потопывает да кулачищем своим по столешнице пристукивает , а Алтуфья так и вовсе платочком беленьким у плеча помахивает так , будто бы за столом прямо , с места не сходя , в пляс пкстилась .
А самого-то Филю так и подмывало грудь этаким гоголем из рубахи выкатить и пойти по горенке плавно так , стойно лебедя белого , ногами так мелко-мелко перебирая, а потом ухнуть вдруг вниз , вприсядку , да орлом вольным оттудова , снизу , прямо вверх вызняться , да потом снова ухнуть , да ладошкой потом по голенищу сафьянному , да по коленке , да притопнуть потом так , чтоб гул по углам загулял и половицы бы под ногами всхлипнули… - едва и сдержался-то !
Опосля плясовой Алтуфья и вовсе отмякла да раздобрела , ругаться перестала и грозным зраком своим ни Филю , ни Силуяна не буровила боле . А погодя немного так и вовсе воспитанника своего наставлять начала .
-- Ты , Филюшко , слышь чего скажу-то : - наше с Силуяном дело стариковское – коли уж солнышко зашло – оно и нам на боковую пора . А ты сходи-ка на двор к Соловушке . Бражки стаканчик ему поднеси , поговори с ним ласково , глядишь – и замиритесь с ним . А то ведь беда как худо , коли вражда на подворье поселится . А Соловушко-то у нас вроде как и прижился уже . Он и по хозяйству проворен – много чего поделывает , и даже Мефоде вон инда подсобит … Ну а хоть бы и вовсе не делал ничего , так за одну только свирельку приветить его можно… А и то хорошо , что у нас он нонеча – не век же сиротинушке по лесам шататься да на дубах сидеть … А ты уж коли пойдешь к нему , так бражки-то с собой прихвати . И заедок всяких прихвати – я приготовлю сейчас . С бражкой-то любой разговор ладнее вяжется .
-- Эх-хе , да может и мне с Филькой сходить-то ? – закряхтел-заерзал на лавке Дубодыр и уж чуть было молодецки усы разглаживать не начал , да Алтуфья так зыркнула на старого , что хоть и ни единого слова при этом не молвила , а старинушка тут же затылок почесал , да крякнул : - Ну ин ладно … Одначе , пожалуй , и впрямь почивать отправляться пора…
* * *
Соловей-Разбойник – невзрачный малорослый мужичонко с бородой сивой да волосенками кудлатыми , в армячишке ношеном да в сапогах больших растоптанных , сидел себе на бревешке и на берестяной свирельке плясовую наяривал . На подошедшего Филю он только глянул искоса , да и не смотрел боле – будто и нет рядом никого . Филя тож молчал до поры и примостившись на другой конец бревешка тихо там сидел – свирельку слушал .
А перед бревешком Мефодя отплясывал – лапотками топотал да пыль подымал .
Хорошо так плясал – старательно , весело и от души . Вот только ноги иной раз у него заплетались малость , да и самого его порой из стороны в сторону водило-качало .
Из густых лопухов , что рядом с бревешком произрастали , храп молодецкий раздавался да еще ноги оттудова торчали – одна пара босых с пятками морщинистыми да натруженными , а вторая с копытцами раздвоенными . Знать , крепка оказалась бражка у Алтуфьи , коль отведавши ее Растопень с Косопузом на ночь глядя спать улеглись – ночь-то ведь для нечистиков все равно что для людей день ясный , а вечер за утро почитается .
Как свирелька смолкла , та и Мефодя , пляску закончивши , Филю разглядел :
-- Филюшка ! Филя пришел ! - завопил домовой и обниматься кинулся , однако прямо идти у него плохо получалось , а потому к Филе он не попал и промахнулся маленько – за бревешко спотыкнулся да вякнул тихонько к земле-матушке носом приложившись .
Филя Мефодю за шиворот поднял , развернул , встряхнул чуток , чтоб лишний сор с того ссыпался , да на бревешко рядом с собой усадил .
-- Филюшка… а мы тута песни играм , пляски пляшем … - пьяно ухмыльнулся Мефодя и принялся из бороды своей прошлогодние репьи да дворовый сор вытеребливать .
Помолчали немного .
Филя на бревешке ерзал , кряхтел , покашливал да мучился не знаючи как разговор начать , Мефодя сопел да в бороде копался , а Соловей-Разбойник лицо свое от Фили отворотивши на сторону глядел – будто бы вдруг страсть как что интересное на стене сарайной увидал .
-- Ты это… слышь , Соловей … ты сыграй ту песню , что сызначалу-то наигрывал . Душевную такую . Сыграй , а ? – заговорил наконец-то добрый молодец через смущенье свое переступивши .
-- Ня буду . – буркнул Соловей не оборачиваясь и нахохлился весь будто воробей на морозе .
-- Ну сыграй , а ? Чего тебе – жалко , что ли ?
-- Ага – шыграй ему ! Шнашала жубы вше повышшолкнет , а опошля того ишо и пешни ему играй ! Экой шуштрый нашелши ! Вот шам бери швирельку , да и наяривай раж умный да шильный такой !
-- Да я это… не умею я .
Соловей не ответил ничего и все сидел – на стену таращился , а Филюшка тем временем за дело принялся . Чай знал добрый молодец куда да зачем шел-то и советом Алтуфьиным не пренебрег . Жбан браги с собой приволок , да заедок всяческих в узелок завернутых . Из этого-то жбана он стопу размеров немаленьких до краев налил и Соловью протянул :
-- На-ко вот – выпей маленько . Да это… того… может , замиримся мы с тобой , а? Я ведь не подумавши толком с дубу-то тебя тогда… Думал , что злодей ты кромешный , тать и душегубец… А за зубы ты не журись . Зубы мы тебе новы вставим . Хошь – железны вставим , а хошь – и вовсе золоты . Тут недалече у нас кузнец один проживает – так он все может ! Хошь – лошадь тебе подкует , а хошь – блоху . Он все умеет . Вот года три тому он даже горло серебряно какому-то волеу захожему спроворил… только я никак в толк взять не могу – на кой такой ляд волчаре горло такое занадобилось , коли браги он от веку не потребляет… так ты это… выпей , а ?
Соловей еще починился маленько , помялся , однако же в конце концов на стопу поднесенную покосился , вздохнул тяжко , да и взял ее .
-- Ну ин ладно ! – облегченно вздохнул Филя
Себя с домовином он тоже бражкой не обнес , да вот только с Мефодей оказия приключилась : - стопу опрставши он с бревешка тихонько на землю сполз , там на карачки встал и таково-то , на карачках , прочь от бревнышка отправился . Однако далеко этаким манером уйти у него не получилось и вскорости уж рядом с босыми пятками лешего да копытами Косопуза еще и лапоточки лыковые из лопухов торчали .
-- Эх , ма-а-а ! – вздохнул Филя на эти три пары ног глянувши и со вздохом этим себе с Соловьем еще браги налил .
* * *
Пустел и пустел жбан с брагою .
-- А ты меня увж-ж-ж-жаешь ?
-- Увж-жаю .
-- И я тя увж-жаю ! А ну-к вдарь эту свою – ту , чтоб ноги сами заходили !
И взвизгивала свирель залихватски .
И пускался Филюшка в пляс .
И припевал вторя рожку берестяному:
Ай , жги,жги,жги !
Ой – гой еси!
Что нам князева опала
Лишь бы браги доставало !
С брагой горе – не беда !
Ай ду-ду,ду-ды,ду-да !
-- Ты мя увж-ж-жаешь ?!
-- Увж-жаю !
-- И я тя увж-жаю !
-- А давай-ка ту – душевную такую !
И убывала брага в жбане .
И всхлипывала свирель жалобно-жалобно .
И ронял Филюшка хмельную слезу под ноги себе . И ронял буйну головушку на плечо Соловьево . И жаловался на долю свою незавидную не то Соловью , не то незримому да неведомому кому-то :
-- Ой , горе мне горюшко-о-о ! Горюшко головушке моей буйна-а-ай ! Ох , сиротинушка-то я горемышная-а-а! И Живу-то я один-одинешене-е-ек! Одинешенек да неприкая-а-ан ! И не знаю я свово роду-племени-и-и! И всяк-то меня , сиротинушку, обидеть норови-и-ит ! Всяк меня забижат да в опалу посыла-а-ат ! И некукда мне , бедному , головушку прислонити-и-и! И некому печаль свою излити-и-и!
От причитаний этих хмельных и Соловья проняло , да так проняло , что играть он бросил , свирельку наземь обронил , за бороденку вебя дернул , да и завыл-запричитал пуще Фили :
-- Ой широта я , широтинушка-а-а !..
От этакого-то обороту Филя свои причитанья бросил и аж обалдел маленько :
-- Эй , друг-Соловушко , а ты-то с какого это боку сиротиной оказался ?! Ты что – тоже подкидыш , что ли ?
-- Ой не-а-а-а !!! Ой не подкидыш я-а-а!!! А вше едино широта-широтинушка-а-а ! – выл-завывал Соловей .
Тут-то Филя его по спине , аккурат промежду лопаток , и хлопнул ладошкой слегка :
-- Да хватит тебе выть-то ! Обскажи лучше толком : - что это ты за сиротинушка такой?
Несильно вроде Филя Соловья хлопнул-то , ну да Соловей и сам-то был весь-невелик , а десница богатырская – она и есть десница богатырская . А потому и сшибло Соловья с бревна аки ветром сдуло , и вперед полетевши он едва-едва землю носом не пробуровил только .
-- Што дересси-то ?! Дересси-то што ?! Как шам вон тута выл-жавывал - так и ништо оно , а как мне – так и низя , да ?!
-- Да не дерусь я . – виновато пробубнил Филя и помог Соловью обратно на бревешке утвердиться – А токмо ты вот без вою обскажи-ка толком – как это ты в сиротки-то угодил ? Невжель же и ты ни отца , ни матушки своих не ведаешь ?
-- Матушку-то я ведаю . – с неохотой великой Соловей ответствовал и на бревешке отчего-то заерзал неуютно – Матушка-то моя рушалка ждешняя была . Вила водяная . Выкормила она меня , выпоила , в люди выпуштила , а опошля того тошка-кручина ее смертная заела . Тошно , грит , жить мне в лужах да болотах ждешних ! хочу , грит , в окиян-море уйтить , к швоим братушкам-тритонам да шештрицам-наядам ! Шкажала она таково , хвоштом мне на прошшанье махонула , да и уплыла . Где же и шышшешь ее теперича в окиян-море ?
-- Да уж… в окиян-море ее уж точно не сыщешь… а коли и сыщешь – так все равно без толку – самому в окиян-море не прожить никак . – согласно вздохнул Филя – Ну а батюшка-то твой кто ? Он , никак , тож водяной был какой-нибудь ?
-- Как же – водяной ! – хмыкнул Соловей – Дождесси от водяных-то ! Кабы водяной он был – так и шидел бы я тебе на дубу-то ! Фигушки ! Булькалша бы шебе в речке аль в пруду каком и горюшка бы не жнал !.. Шеловек он был , батюшка-то . Оттого и нежить я наполовину только . Оттого и жить при матушке не мог – в воде-то … А окромя того , што шеловек он – так и не ведомо мне больше ниче про батьку мово … Я уж матушку-то , было дело , вопрошал-вопрошал , так она на вше рашшпрошы только и делат , што лыбитша да глажоньки долу жакатыват , будто батюшка тот не иж мяша ш коштями шодеян был , а иж меду ш шахаром… А штоб шкажать – так нишего и не шкажала .
-- Да-а-а ! – понимающе протянул Филя . – А ты слышь-ка , а ты и впрямь – чего это на дубу-то сидел ? Места , что ли , другого для житья не нашлось ?
-- Дак ведь дуб-то большушший , а ишо дупло в нем огромадное – шухое да теплое . Опять же на вышоте экой жвери лешные не бешпокоят ошобливо – чего ишо и надо ? Не-е , на дубу мне хорошо было… Да и вышокий он – дуб-то . По-над рекой он штоял и видать ш него далеко-далеко… Крашотишша !.. Хотя , коли правду молвить , то тут-то , у Алтуфьи ш Шилуяном , ишо получшее будет – тут тебе и коврижки , и бражка, и почет ш уваженьем , и ражбойничать не надобно…
Тут вдруг Филя ликом просветлел так , будто лишний рубль в кишене нашел :
-- Слышь , Соловей , а по батюшке-то тебя как зовут-величают ?
-- Дык это… Дык кого ни ограбишь – так шражу и орут : «У-у-у , вражина Шоловей-Ражбойник Одихмантьев шын!» … ну , жначит , вроде как Одихмантич выходит…
-- Во-во ! – обрадел Филя хмельною радостью – то-то и оно , что Одихмантич ! Стал быть и батьку твово Одихмантием кличут . Уразумел теперича что к чему ?
-- Не-а . – мотнул головушкой Соловей-Разбойник .
-- Да как же это «Не-а» ?! раззадорился Филя .- Ясно же , что коли имя есть , то и кого искать тоже ведомо ! Так вот , надо бы тебе того батюшку Одихмантия сыскать и спрос с него суровый учинить : - чего это он тебя во младенчестве оставил-бросил ?!
-- Да где-ж его шышшешь-то ? Не шышкать мне . – с сомненьем протянул Соловей.
-- Эт ты зря ! Коли с умом да с толком за дело взяться – все что хошь сотворить возможно . И сыскать кого хошь тоже можно – лишь бы он на этом свете обретался только .
-- Ну уж… - засомневался Соловей .
-- Ты че – не веришь ?! Мне не веришь ?! Так давай об заклад побьемся о том , что коль искать пойдешь – так сыщешь !
-- Да че ты , Филя… Да не шышкать мне … Не умею я шышкивать-то… - замямлил Соловей .
-- Не умеешь ?! Не умеешь , говоришь ?! Ну так тогда я сыщу и спрос учиню… нет ! тогда мы вместе сыщем ! Ей-ей сыщем ! Вот завтра же пойдем и сыщем ! Слово свое богатырское в том даю , а Слово богатырское твердо есть ! Так что сыщем мы этого твоего Одихмантия ! Не денется он от нас никуда !
И со словами этими Филя гордо грудь выпятил – ажно из рубахи она наружу полезла – грудь-то .
-- Правда ?! – радостно всхлипнул Соловей .
-- Как есть правда ! – гордо ответствовал Филя
-- Ой , Филюшко ! Ой , друг ты мой шобинной ! Да невжель-же и впрямь мово батюшку-Одихмантия шишшем мы и широтинушкой не буду я боле ?!.. Ой , шпашибо тебе , друг моу шердешной !.. – залился хмельной слезой Соловей и к Филе обниматься-целоваться полез .
-- Ты погодь благодарствовать-то . – попробовал урезонить Филя не в меру расходившегося Соловья . – Спервоначалу ишо сыскать надобно Одихмантия твово – потом уж спасибковать будешь .
Но Соловей уж напрочь забылся в хмельной своей радости :
-- Да найдем мы ево ! Шишшем ! Кудыть он и денетши-то , коль уж ты щам жа это дело вжялши !.. Да никуды он не денесши !.. А наливай ишо !
-- А вот это дело – оно и впрямь наливать пора ! – подхватился Филя – А как выпьем – так ты сыграй мне ишо , ладно ? Душа песни просит !
И убывала брага в жбане .
И снова играла-пела свирель – то смеялась , то плакала .
* * *
С утречка пораньше , едва-едва только солнышко из-за окоема небесного краешек свой показать успело , Филя уж на сеновале Соловья-Разбойника за ногу дергал :
-- Вставай .
-- М-м-м .
-- Вставай , лежень !
-- М-м-м-м !
-- Да подымайся же ты , нежить лежебокая , а не то сейчас водой колодезной сполосну ! Студена водица-то !
-- О-ох ! – с превеликим трудом разлепил веки Соловей и завидев над собой опухшее ото сна да от браги лицо Филино , вопросил :
-- Че те нать-то ? Че приштал ? Не вишь , што ли , - шплю ведь .
-- Вот и проснись , коль спишь – в поход нам пора !
-- В какой такой ишо поход ?! – скруглил очи Соловей , хоть скруглить их с похмелья ох как нелегко было .
-- Как это : - в какой поход ? – тож подивился Филя – Мы ведь батюшку твово вчера искать сговорились ! Аль запамятовал уже ?
-- А на кой ляд тебе мой батюшка ждалси-то ?
-- Вот те раз ! – слегка опешил Филя – Это мне он , что ли , сдался-то ?! Да ты-ж ведь сам вчера слезы горькие лил да в грудь себя кулаками бил – обсказывал все , каково тебе без души родной , без батюшки-кровинушки скушно да тоскливо на свете живется , да как тяжко тебе , сиротинушке , одному горе мыкать… Нет уж ! Вставай-подымайся , да и пошли в поход !
-- Да ну его на фиг – поход этот твой ! И батюшку мово – тоже на фиг ! Я што лет на дубу беж вшякого такого батюшки и ишо штоко же прошижу – не жаплачу ! А што вчера тебе говорил – так оно чего во хмелю и не шкажешь-то только . Так што отштань ты от меня и отвали – шпать я хочу . – ответствовал Филюшке Соловей и начал уж было на другой бок поворачиваться , чтоб поудобней устроиться , да Филя его за шиворот ухватил и с сена вверх так вздынул , что и ноги соловьевы на воздусях заболтались .
И таково Филя молвил :
-- Нет Уж ! Во хмелю там уговор был или не во хмелю – дело теперича десятое ! Идтить все едино придется , потому как вспомни-ка – Слово богатырское я тебе давал ?!
-- Давал . – хлопнул глазами Соловей .
-- Так вот и знай , что богатырю Слово свое держать должно и никто богатыря от Слова им данного ослобонить не могёт – едино что смерть одна ! Так что теперь уж даже ежели ты своей волей со мной не пойдешь – я тебя на аркане поволоку , а Слово свое все едино сдержу и Одихмантия сыщу ! Уразумел сие , Одихмантьев сын ?! Так что вставай , да поди вон к колодезю умойся , а я покудова в дом взойду , да Силуяну с Алтуфьей обскажу все .
Филю послушавши да в очи суровые добра молодца глянувши понял Соловушка , что как тут ни крутись , как ни отнекивайся , а не отбояриться ему теперича от похода этого проклятущего . Вздохнул он тяжко , с протягом , да тут же и про другое Филино обещанье припомнил :
-- Эй , а жубы-то ! Жубы-то ты ведь тож мне обешшал ! И даже жолоты ишо обешшал – помню я !
-- Будут те и зубы в свой черед , а покудова – марш вон к колодезю рожу отмывать !
-- Похмелиться бы… - затянул было Соловей , да Филя его тут же и окоротил :
-- А вот это – дудки ! Хмель в походе – враг первейший ! Ежели уж богатырь в поход выступил , то в башке у него должны быть трезвость и холод , в сердце – огонь , а руки… а в руках… это… короче говоря , мыть их чаще надобно , руки то . Вот тем и озаботься , а заедино и рожу ополоснуть не забудь – она у тебя с похмелья-то страшней кокоры болотной .
-- Шам , што ли , крашавец пишаный… - буркнул Соловей , однако Филя уж на крылечко подымался и Соловёвых слов не расслышал . Тому толлько и дела осталось как носом шмыгнуть да к колодезю брести .
Алтуфья на известие о походе грядущем только рученьками всплеснула :
-- Ить што удумал-то ! Што учудил-отколол-то колоброд наш полунощный ! Да ить кто другой – так ни хмельной , ни тверезый до того не додумался бы ! Ох , Филька , вот кабы тебе замест башки да квашню с опарой приладить – ей-ей только лучше бы было , потому как умишка столь же бы и осталось , а дури бы вдесятеро поубавилось… Да и ладно бы сам собой дурь дурковал – оно и ладно ! А то ить и Соловушку , душу светлую, волокешь за собой невесть куда !
Филя хотел было ввернуть , что эта «светла душа Соловушка» не одного купчину за жизнь свою без штанов оставил , да поостерегся няньке в минуту гнева ее перечить – промолчал – вздохнул только .
Ну а Дубодыр тем временем на лавке сидючи смехом заливался и долгонько этак хохотал-то , покуда не успокоился . А как успокоился – так и посерьезнел сразу – не улыбался даже:
-- Тут уж , Филька , как ни повернись , а коли Слово богатырское дадено – исполнять его надобно … А коли по чести сказать – ох и учудил же ты ! Мнится мне , что кой в чем и Илейке Сидню до тебя далековато будет… Ну да уж что сделано – то сделано . Вот только обскажи-ка ты мне : - куда это вы с Соловушкой за этим самым Одихмантием податься собираетесь ? Где и как искать его будете ?
-- А-а-а ! – отмахнулся Филя – Выедем вона , как всегда , в Дикое Поле , а там и видно будет , Коль повезет – так сыщем .
-- Эх-х-хе ! – тяжко вздохнул богатырь-старинушка – Все-то вы нонеча, молодежь, одинаковы пошли… Далеконько вам до раньших-то богатырей… Одно только Дикое Поле и есть на уме у вас и что ни случись – так сразу туда и подаетесь . А вот чтоб поразмыслить , чтоб умишком пораскинуть – того и нет за вами . Из всех Вас нынещних один Долбыня не без хитринки , да и тот на поверку дурак дураком… А ты припомни-ка , Филька , чему я бывало учил-то тебя . Ну разве же тому только , чтоб по степи туда-сюда шастать да палицей тама размахивать ? Разве-ж не говорил я тебе , что для настоящего-то богатыря ум хоть и позади чести , однако же поперед силы стоять должен?!
Филя потупился виновато , да с ноги на ногу запереминался , а Дубодыр , еще раз вздохнувши часто , дале заговорил :
-- Ты вот что , Филька , погодь-ка покудова сборы учинять . Оно и успеется ишо , а окромя того добрый поход – он и заделья доброго требует , а потому торопиться тут не след . Поспешать надобно тогда , когда враг у ворот стоит и миг промедленья бедами непоправимыми оборотиться может . Тебя же покуда не водой несет , а потому давай-ка мы с тобой таково содеем : - я туточки сборами вашими займусь – сготовлю все не спеша да как надобно , а вы с Соловушкой поезжайте к Колдоуму-Ведуну , да и посоветуйтесь с ним как да с какого боку лучше за это дело взяться . И запомни наперед: - уж коли искать кого-то или чего-то нужда приспела – так в том деле ведуны с волховинами для богатырей первейшие помощники… это , конечно , ежели не враги они тебе … Так что поезжайте , и ежели Колдоум сразу же со смеху над вами не лопнет , то глядишь и присоветует чего-нибудь… а заедино и поклон ему от меня с Алтуфьей свезете . Сам-то я когда еще с ним увижусь… староват я ноне стал и на подьем тяжеленек… а раньше , бывало , любили мы с ним о том о сем потолковать… мудр он , Колдоум-то …
Резон в словах Дубодыровых был великий , потому Филя покинал согласно , а потом и поклонился поясно :
-- Исполать тебе , дедко Силуян , за совет да за науку ! Каково ты сказал – таково и сделаем . Теперя-то мне и самому ясно стало , что без Колдоума в этом деле не обойтись никак . Авось и поможет колдун-то…
-- На-ко же ! – подхватилась Алтуфья – Мало того , что сам дурак , мало того , что Соловушку к затеям своим дурацким припутал , мало того , что человека занятого да сурьезного спросом своим дурацким донимать собрался – так он ишо и ругать-обзывать его надумал !
-- А че ?! – не уразумел Филя .
-- А то , что Колдоума колдуном называть – это все равно как князя служкой окрестить . Колдуны – это те , кто по деревням коз лечит , да чирьи на причинные места сажает . А Колдоум – он мудрец великий и звать его надобно не иначе как Ведун , Волховин и Архимаг Булдыжский . Понял , дурья голова ?! И не вздумай даже как по-другому его назвать – иначе разобидишь непомерно и он не токмо что не поможет , а возьмет , да и оборотит тебя пеньком аль мурашом малым . Таково-то и зови его : - «Уважаемый Архимаг» .
-- Как-как , говоришь ? Орфимнаг ? – переспросил Филя .
-- Тьфу ты , пропасть на тебя ! – не сдержалась в сердцах Алтуфья , но тут же пальцы скрестя да в угол оборотясь зашептала тихонько , слова свои бранные , ненароком вырвавшиеся от Фили присловьем отводя . Сколь ни сердита была она сей день , сколь ни разгневана , а воспитанника своего любила все-таки и зла ему никак не желала …