Как мы с Шуркой стихи писали

Людмила Гайдукова
Когда случилась эта история, мне было 14 лет, и двоюродному брату Шурке - тоже. Это сейчас он Александр Фёдорович - взрослый солидный инженер, а тогда был ещё просто Шуркой - кудрявым подростком, молчаливым, с логическим складом ума и спокойным характером. Просто полярная противоположность моей натуры - болтливой, взрывчатой, вечно находящей приключения на свою голову! Мы вообще настолько не похожи, что даже волосы у нас разного цвета: у меня - светлые, у него - тёмные. Однако же всегда понимали друг друга с полуслова, замечательно дружили и пережили вместе немало весёлых проказ.

Как-то вечером, когда он гостил у нас, я вслух читала стихи из тетрадки, взятой у подруги. У каждой девочки, наверное, имеется такая: с переписанными откуда-то строками про любовь-морковь, обычно неразделённую, где все страдают, а на каждой странице рекой льются слёзы. У меня такой тетрадки не было, зато была другая, с генеалогией французских королей (в ту пору я увлекалась книгами Александра Дюма). Но свои увлечения всегда держала в тайне, а с друзьями старательно делала вид, что про любовь-морковь мне тоже интересно. Поэтому знакомые девочки часто давали свои тетради, вроде той, что я читала Шурке вслух. Братец сначала долго хохотал над страданиями героев, комически достраивая разные сюжетные линии в меру своей богатой фантазии, а потом важно заявил:

- Тут всё как-то размазано, нет сюжета и единства стиха! Это не поэзия!

- А что - поэзия, по-твоему? - решила уточнить я, не понимая, к чему он клонит.

Шурка воодушевился:

- Поэзия - это как у Пушкина в «Пиковой даме»: чтобы и сюжет, и мистика. Чтобы мрачно и красиво! Так, например:
По ранней дороге в четвёртом часу
Бутылку и корку под мышкой несу.
Бутылка… ммм…

Братец умолк, задумавшись. Так и знала, что у него будут проблемы с рифмой! Я рискнула продолжить:

- Бутылка пустая, а корка сухая…

- Пред жёнушкой толстой вину сознавая… - радостно подхватил Шурка.

- Горючие слёзы роняю в лесу! - завершила я.

Некоторое время молча смотрели друг на друга, хлопая ресницами, а когда до нас дошло, что стих всё-таки получился, рассмеялись и решили продолжать, пока не улетела муза и не исчезло вдохновение. Но теперь хотелось подойти к процессу серьёзно: стихотворению нужен был чёткий сюжет. Шурка предложил взять самое обычное происшествие и описать его в духе высокого лиризма, сделав центральным такой момент: шёл, шёл человек - и упал.

Сказано - сделано! Я принесла блокнот и ручку, чтобы тут же фиксировать гениальные идеи, и мы приступили к работе над поэтическим произведением. Обсуждение сюжета немного затянулось. Сначала решили, что герой наш свалился с лестницы. Братец предложил такую рифму:

- Тихий ужас мой зад ощущает
В предвкушенье чего-то плохого.

Но я отвергла и рифму, и саму мысль: нужно было придумать что-то более возвышенное, чем пересчёт ступенек задом (хотя и из этого мы могли сделать целую поэму, но идея показалась мне банальной). Тогда Шурка сказал:

- Можно так начать:
Я шагаю домой по бульвару,
И вдруг наступаю на банановую кожуру…

- Где же тут рифма?! - возмутилась я. - Хотя начало можно оставить. Слушай:
Я шагаю домой по бульвару,
На банан я ногой наступаю…

И так далее. Каждая предложенная мною рифма строго критиковалась Шуркой с точки зрения цельности образа и ясности сюжета. Подробно разработав идею, мы сразу определили и количество четверостиший, где в первом бы описывалось, с чего всё началось, во втором давался общий вид картины, в третьем раскрывалось ощущение полёта, и в четвёртом - неожиданная развязка, финал, падение.

- Развязка должна быть внезапной, а потому её следует поместить в последние две строки, - заявила я со знанием дела. - Читатель должен ощутить особый трагизм положения.

Однако именно концовка никак не выходила. Перепробовав все возможные варианты, мы решили всё-таки заменить сцену падения предположением о том, как это должно случиться. После долгих творческих мучений миру был явлен соавторский шедевр со звучным названием «Полёт»:

Я шагаю домой по бульвару,
На банан я ногой наступаю -
И лечу по полдневному жару,
Словно волны, народ рассекаю!

Тихо птички щебечут под крышей,
Ходят люди по улицам сонным…
Мирной этой картины не вижу:
Стал на время я поездом скорым!

Как прыжка с высоты с парашютом
Я стремительность всю ощущаю.
Бесконечные длятся минуты,
И когда приземлюсь, я не знаю.

Скоро я окажусь в грязной луже,
Иль, споткнувшись о камень, осяду…
А пока, словно смерч (или хуже!),
Сею страх в находящихся рядом!

Надо ли говорить, насколько мы были счастливы и горды своим детищем! Было так приятно ощущать себя великим поэтом, что хотелось творить и творить, не останавливаясь. Как Пушкин… Но в тот момент, как из-под пера, то есть, из-под шариковой ручки, готовился вылететь ещё один шедевр, мама позвала ужинать. Творческий пыл сразу угас, и мы с Шуркой пошли на кухню.