Помню... 44

             

   Болезни… ну кто, скажите мне, не болел? Все так или иначе болеют, то слегка, то посерьезней, но эта дрянь залезает в каждого. И все кругом сразу начинают сочувствовать, советовать способы лечения, приводить примеры чудесных исцелений. И каждый знает точно, как с хворью бороться. Все, кроме болезного. Болезный слушает, кивает, возражает и  сердится на то, что все всё знают, а его вроде как за болвана держат. Чувство юмора у больного и сострадателей  напрочь исчезает, испаряется, сбегает в «зону здоровья». Но не в случае с моей болезнью. Окружающие жалели меня и улыбались, спрашивали о самочувствии и смеялись, попытки сдержаться оканчивались слезами и хрюканьем от прорывающегося ржания.

Случилось это в пору моей  молодости, обремененной мужем, маленьким ребенком и недописанным дипломом. Возникающие повседневные проблемы особо не напрягали и не изгоняли из жизни привычные удовольствия: в кино там сбегать или на лыжах покататься. Лыжи всенепременно – каждое воскресенье, в теплой компании, с гонками по змейкам, с чаепитием после прогулки. Зима, помню, была морозная, что доставляло нам только радость. Ну и что ж, что к понедельнику ничего по диплому не сделано, на это и ночи хватит. Правда, ночью поработать не удавалось – сладок сон после лыжных пробежек по морозцу.

Вот однажды утром, в понедельник, встаю, отлично выспавшись, потягиваюсь и плетусь на кухню поприветствовать маму и мужа. Мама и муж смотрят странно. Хм… Чего это они?.. Иду в ванну, заглядываю в зеркало. Ужас! – губы раздулись как две оладьи. Понятны стали странные взгляды. Мама, небось, подумала: «Как не стыдно так целоваться!». Муж приятно удивился: «Ай, да я!». Я же думала, как мне с таким «украшением» появиться в институте. Решила просто –  не пойду.

На следующее утро мыслей о зацелованности не возникло ни у кого, так как все лицо превратилось в плохо пропеченный пухлый блин. Переносица расширилась, как у азиатских степняков, глаза превратились в щелочки. «Бедная ты моя, бедная» – сказала невестка, обняла меня за плечи и тихонько засмеялась. Ехидно хмыкающий брат предложил ограбить банк. Муж и мама очень жалели, но справиться с собой не могли – улыбались. Я, конечно, злилась. Ловила в зеркале отражение страшной рожи и содрогалась.

На следующий день я вся целиком состояла из раздутых сарделек, украшенных для большего эффекта красными разводами. Мама подняла на ноги всех знакомых врачей. Аллергия на холод – было высказано предположение. Представьте себе врачебный и семейный консилиум вокруг восседающей на кровати страдалицы. «Оленька, хи-хи-хи, расскажи, как у тебя, хи-хи-хи… попробуй попить, хи-хи-хи…». Стоило мне  посмотреть на кого-нибудь, раскрывая пальцами глаза, заговорить, шлепая непослушными губами-оладьями, вытянуть  из-под халатика бревно, бывшее когда-то элегантной ножкой, как любимое мною «в прошлой жизни» сообщество начинало корчиться от смеха.

Слава Богу, все прошло и больше не повторялось. Ну, иногда вздуются от сильного холода губы. Да я и забыла этот случай начисто. Вспомнила его совсем недавно, когда сын, перекачав в компьютер привезенные отцом фотографии, показывал их нам с целью убрать все лишнее. Мы с мужем стояли за креслом и диктовали: «Убрать… оставить…». На мониторе появился портрет мужа. Повисел… Покрасовался… Вдруг с ним начали происходить метаморфозы: брови сурово нахмурились, угрожающе разлохматились, полезли на глаза; нос стал раздуваться, хищно распахнулись огромные ноздри; улыбающиеся губы распухли и вывернулись. Мы  в первый момент не поняли, что происходит, а потом смеялись и кричали: «Ну, Витя, ну перестань издеваться». Я же, сквозь смех, сказала мужу: «Ты теперь похож на меня в молодости». И рассказала сыну о том, что со мной приключилось, когда его еще на свете не было. К счастью он не предложил воссоздать мой портрет тех дней. И правильно сделал – месть оскорбленной женщины это ведь…

                ***