Никогда в своей жизни я не видел более странной девушки. Такое чувство, что ей нравилось причинять себе боль. Как физическую, так и моральную на протяжении всего времени, что я был знаком с ней, она всегда причиняла себе боль самыми разными способами.
Моральные страдания её заключались в том, что предметом своей любви она всегда выбирала людей самых недостойных. Тех, кто в жизни бы не обратил на неё внимания. Да, она всегда общалась с ними, для некоторых была самым лучшим другом, но она рано или поздно признавалась в своих чувствах, и её отшивали. Когда это происходило, она начинала изводить себя. И тут помимо моральных истязаний, начинались физические издевательства.
Её было трудно понять. Но я понимал. Наверное, потому что любил её. Звучит, конечно, безумно и глупо, но я любил свою лучшую подругу. И для неё я был единственным, кто понимал её полностью, никогда не осуждал и знал, что творилось в её душе. И единственным человеком, кто мог вынести её истерики.
Никогда не забуду, когда впервые увидел её истерику.… Сначала, она дико смеялась, потом покрывала трёхэтажным матом всё, что её окружало, потом смеялась еще более дико, чем в первый раз. Потом она обрушилась на землю и дико заревела, всхлипывая, размазывая по лицу слезы. Потом, успокоившись, она сидела, не шевелясь и смотря в одну точку. При этом глаза её выглядели выцветшими. Будто бы вместе со слезами вытекала краска. Стеклянные, пустые, ничего не выражающие, они пугали меня. После того, как она приходила в себя, она могла веселиться, дурачиться, в общем, вести себя, как обычно.
Я любил её. Разной. Какой бы она не была: веселой, печальной, грустной, нелепой, глупой. Я любил её в совершенно любом состоянии. Будь то смех, будь то слезы, для меня она всегда была прекрасной. А я… Я был для нее самым близким другом. Лучшим другом. Единственным другом. Она никогда и никого не подпускала к себе настолько близко, как меня. Я знал о ней всё. Абсолютно всё. Даже её отец не знал её настолько хорошо, как я. А мать её умерла. Давно. Она не любила говорить о матери. Наверное, ей было больно. И это была единственная боль, не приносившая удовлетворения.
Для того, чтобы заглушить душевную боль, она причиняла себе физическую. Многочисленные шрамы на обеих руках не успевали зажить, как на их месте появлялись свежие следы ножа. Пару раз она пыталась утопиться. Один раз в ванной, второй на озере. И оба раза я спасал её. После того, как я поговорил с ней о суицидах, она перестала думать о том, как убить себя, и стала бредить тем, как причинить себе боль. Как можно больше боли. И чтобы эта боль не привела к летальному исходу. Она голодала неделями, от этого падала в обмороки, лежала в больнице с истощением. После того, как она выписалась из больницы, она стала вести себя иначе. Она потребляла огромное количество пищи. После каждого приема пищи, стало обязательным посещение туалета. У неё началась булимия. Уже не в силах что-либо делать самому, я обратился к её отцу за помощью. Единственное, что он решил сделать – это сдать свою дочь в психиатрическую лечебницу. Она не особо и сопротивлялась. Прошла курс лечения, вышла из больницы, казалось бы, что всё пришло в норму. Потом она снова влюбилась «не в того человека» и сорвалась.
Всё началось сначала. Ежедневные пьянки, истерики. Она говорила, что алкоголь помогает ей забыться. Я не знал, где она и с кем она. Я знал лишь то, что она пьет. Меня беспокоило её состояние, но на все мои вопросы она огрызалась, говоря, что это не моё дело, и мне не следует лезть в её жизнь. Через некоторое время мне всё это в конец надоело, и я попросту забыл о ней. Не звонил, не писал, не интересовался ей. Если она решила, что она достаточно самостоятельна, то пожалуйста , я её не держу.
Прошел месяц после того, как я прервал всякое общение с ней, как она появилась на пороге моего дома. Как только я открыл дверь и увидел её, я понял – что-то случилось. Что-то нехорошее и очень серьёзное. Она, отстранив меня, прошла в квартиру, села на пол ( как обычно, диванов и кресел она не признавала) и заплакала. Для меня это стало шоком, потому что я никогда не видел её слез без предшествующей им истерики. Я принес ей стакан воды, она, сделав несколько глотков, успокоилась и начала тихо рассказывать. Оказывается, на одной из пьянок она переспала с кем-то( даже имя не запомнила!!) и теперь, кажется, беременна. Я настоял, чтобы она осталась у меня на ночь, утром отвез её в больницу. К моему и её счастью, опасения на счет беременности не подтвердились. На радостях, я отвел девушку в её любимое кафе, в кино, проводил домой. А потом она на несколько дней пропала. Оказалось, ушла в очередной запой.
Я позвонил ей, еле узнал, где она, приехал за ней (местечко то еще было, притон какой-то!!), сгрёб её в охапку, не обращая внимания на её сопротивления. Когда я вытащил её на улицу, она раскричалась на меня, и, шатаясь, направилась по пути только ей известному. Я шел за ней, крича ей в след что-то. Просил её остановиться, выслушать меня, вызвать такси, поехать ко мне, выспаться, обсудить всё. Но она, упрямейшее создание, орала на меня, посылала ко всем чертям. Когда в очередной раз, я окликнул её, она обернулась. Всё это произошло неожиданно. Было уже часа два утра и машин совсем не было. Она остановилась на проезжей части и внимательно смотрела на меня, ожидая моих слов. И только я открыл рот, чтобы заговорить, как её, мою девочку, на полной скорости сбил автомобиль, не понятно, откуда взявшийся. И теперь её нет… Понимаете, моей девочки больше нет?!!! Потому что какой-то пьяный водитель сбил её. На моих глазах. И я ничего не смог сделать. Когда приехала «Скорая» она уже была мертва. Моя девочка скончалась у меня на руках, так и не узнав о моей любви.
Сейчас, сидя у её могилы, я думаю «Почему она? Почему не я?»
Знаете, а я любил её. И никогда в жизни я не видел столь странную девушку. И никогда в своей жизни я не любил и вряд ли полюблю кого-то сильнее, чем любил свою странную девочку…