Сдвиг

Вячеслав Чуйко
Короткая фантастическая повесть

Прелюдия
           Силантий сидел на корточках возле камня под высоченной отвесной скалой и осторожно раскладывал слегка влажные спички. Их было двенадцать. Он бережно доставал из помятого картонного коробка по одной спичинке и аккуратно укладывал в рядок на камень, успевший моментально обсохнуть после бешеного ливня.
 
           Сам он тоже попал под этот водопад с небес, его одежда теперь висела мокрыми пугалами на соседних корявых деревцах, торчащих кое-где из скальных трещин, и дымилась от легких испарений на жарком солнце, освещающем один из склонов ущелья.
           Ботинки, стоявшие рядом, тоже исходили паром, хотя внутри были сухими. Отрадно, что после болотных приключений, ливень еще  помыл самого Силантия, его обувь и одежду.

          Следом за спичками извлек из подмоченного рюкзака прочие драгоценности: использованный на треть тюбик геля “Комарэкс”, зажигалку в пластиковом прозрачном корпусе, в ней на пару пальцев горючего, накидку из непромокаемого целлофана, которую не успел перед ливнем, захватившим его врасплох, извлечь и накинуть на себя и рюкзак.

          Вместе с накидкой в пакете лежали: тонкий свитер – водолазка и запасные носки. Это уже прекрасно, и он торопливо напялил сухой свитер на влажное тело, сразу почувствовав тепло домашнего уюта. Несмотря на яркое солнце, освещавшее один из склонов ущелья, по ущелью тянуло противным сырым сквозняком, и Силантию было немного не по себе. Свитер из рюкзака выручил, согрел, придал уверенности.
 
          Силантий просушивал свои вещи и будто заново переживал неистовый ливень. Ливень подкрался неожиданно, когда Силантий не спеша поднимался вверх по глубокому ущелью, и после громового предупреждения Перуна обрушился настоящим водопадом.

           Грянул настолько мощно, что Силантия согнуло дугой, пригнуло к земле могучими струями. Он в тот же миг зайцем сиганул к каменной стене ущелья, забился под скалу в мало - мальскую выемку, свернулся в позе эмбриона, подмяв под себя рюкзак, так и выдержал удар стихии.
 
           Сквозь неплотно сомкнутые ресницы были видны ослепляющие всполохи ветвистых молний, толстые струи ливня, шрапнелью разбивающиеся о скалы под грохот небесной канонады.

           Неистовые раскаты грома, шипящая и бурлящая лавина воды, несущаяся по руслу ручья мимо Силантия, гармонично дополняли окружающий пейзаж того каменного мешка, в котором он оказался.
 
           Гроза в горах не для слабонервных, факт, промелькнула мыслишка. Главное, не стоять у неё на пути.
           На счастье Силантия, гроза, как неожиданно началась, так же неожиданно и закончилась, уползла рваной черной тучей за край ущелья, вспыхивая заревом молний, беснуясь и рыча, будто ненасытный зверь поднебесья.
 
           Пакет с остатками еды и питья вынул последним. В пластиковой “полторашке” водица, с полбутылки. В плоской бутылочке, тоже пластиковой объемом 0,375 плещется немного виски, это лекарство, буду беречь, Силантий не заметил, что думает вслух.
 
           Два вареных яйца, оставленных на потом, помидор и две морковки со своего огорода, также четыре куска черного хлеба, между кусочками хлеба пластинки сыра и копченой мясной нарезки, несколько мятных пряников, яблоко, отдельно в мешочке пригоршня грецких орехов.
           Вдобавок, полная баночка (из-под витаминов) крупной соли, складной стаканчик из нержавейки. Из бокового кармана рюкзака последовал моток резинки для трусов, - пригодится, факт. Тут будет, пожалуй, метра три – четыре. Начатая упаковка бумажных носовых платков. Запасные целлофановые пакеты в другом боковом кармане, которые всегда лежат в рюкзаке “на случай”. Вот и всё.
   
           Да, на поясе в ножнах надежный друг - охотничий нож, подарок родного брата. Из Карелии немало лет назад брат привез, где комаров да мошек кормил два года в Армии. Надпись на память выгравировал: “Дорогому брату…”
          
           А началось его, Силантия, сегодняшнее приключение, до смешного, просто. Вышел из автобуса на остановке в Передельцах.  Автобус пыхнул газом из выхлопной трубы и умчался дальше. А Силантий направился в лес.
           Сначала он ушел от шоссе вправо километров за десять. Шел и шел по широкой просеке, наслаждаясь солнечными ласками, пением птиц, свежим бодрящим воздухом, пропитанным запахами можжевельника и сосны. Песни тихонько распевал.
 
           Проторенная редкими машинами дорожка посреди просеки бежала примерно на восток, чуть петляя, но стратегического направления не теряла. Не отдаляясь от неё глубоко, Силантий обшаривал прилегающий к просеке подлесок на предмет благородных грибов. Вглубь сумрачного елово-соснового леса не совался, там грибам еще не время. Рано, пожалуй.

           В ярко-красном ведре красовались несколько коренастых боровичков и подберезовиков, с десяток – другой  крупных лисичек. На грибную охоту Силантий старался брать яркое по цвету ведро, а не корзину, которую и потерять недолго, если увлечься поисками грибов.
 
            Постепенно, шаг за шагом, Силантий все дальше уходил от трассы. И так увлекся, что не хватился, как постепенно исчез неумолчный гул машин, доносившийся теперь уже глухо, расплывчато, издалека. Силантий приостановился, огляделся. Место, новое, им еще не исследованное, а он любил выбирать именно такие маршруты.
             Дорожка незаметно растворилась среди сосен, превратилась сначала в едва заметную тропку на сузившейся просеке, почти уже слившейся с окружающим лесом, а потом и тропка окончательно исчезла в глубине дремучего бора, упершись в заросли не весть, откуда взявшегося мелкого осинника и ольховника.
 
            Силантия со всех сторон окружили могучие сосны. Почва вокруг будто застыла пологими зелеными волнами, с торчащими кочковатыми мшистыми наростами, на которых и вокруг них росли изумрудно зеленые кустики черники и брусники.  Черничник обосновался в основном в ложбинках между кочками, а брусничник стремился занять верхние эшелоны бугорков и кочек.
            Они притягательно выделялись на фоне остальной зелени и манили к себе.
            Ягоды много, из синя черные с седой поволокой – черники и бледно – красные ягоды брусники. Брусника еще не поспела, но вкусом была неплоха. А переспевшая черника просто таяла во рту.
 
           Силантий попробовал немедленно поискать тропу, чтобы вернуться назад, к Передельцам. Сделал несколько кругов, расширяя поиск, а руки так и тянутся к ягодам.
           Мягкий мох пружинит, скрадывает шаги, высокие шнурованные ботинки Силантия утопают по щиколотку в зеленой перине.
 
           Ягодка за ягодкой, закружило по лесу, и, когда Силантий спохватился, то обнаружил, что тропинки нигде нет, и даже намеков никаких.
            Ох, Хозяин балует, подумал бедолага. Это Силантий так привык называть Лешего, поставленного Велесом леса и живность лесную охранять.
            Огляделся, прислушался. Кругом безмолвие, ни птиц, ни людей, никакого шума. Тишина, будто уши ватой заложило.
 
            А вокруг и вовсе странность – оглядевшись, сразу в нескольких местах он увидел в земле глубокие воронки, почти одинаковой глубины и диаметра, явно старые, затянулись грунтом, заросли мохом и вокруг кое-где мелким кустарником, но выглядели как - то очень похоже. Подошел ближе, стал считать: раз, два, три, четыре…
 
           В одной группе кучно насчитал шесть воронок, пройдя чуть дальше, увидел еще четыре, тоже кучно, на расстоянии нескольких метров друг от друга. Итого десять, пожал плечами Силантий.

           Диаметр воронок составлял в среднем около трех метров, глубина до двух метров. Бросалось в глаза и то, что они все были эллипсоидной, то есть, вытянутой с запада на восток формы. Особенно две – самые большие.
Одна из шести воронок, обнаруженных первыми, была заметно глубже и раза в два больше всех прочих. Остальные пять располагались вокруг неё, сверху глянуть, будто след гигантской собачьей лапы.
           Оставалось лишь гадать, каков их возраст, который мог насчитывать и сотню и тысячу лет. Все они при этом сохранили четкость формы, не оплыли, не засыпались окончательно.
            
            Всё это очень напоминало, будто нечто летело, летело над землей, а потом, рассыпавшись в небе, упало пригоршней сюда, в этот дремучий лес безлюдной Мещеры. 
            Может, это следы бомбежки? Подумал поначалу Силантий.
            Может, сбросил какой-то военный самолет, наш или вражеский в Великую Отечественную войну именно здесь свой боекомплект. В таком случае – это был пикирующий бомбардировщик, вон как вытянуты две самые глубокие воронки. Но что означают маленькие воронки? Не могут ведь все осколки упасть рядом с взорвавшейся бомбой. К тому же такие огромные…

            Однако ж, почему здесь, вдалеке от линии фронта, да еще за пятьдесят с лишним километров к северо - востоку от областного центра в глухом лесу? Нет, это явно не бомба!
 
            Вокруг лес, как лес, никаких следов взрывов, завалы были бы из деревьев, шрамы, наверное, от осколков на ближайших деревьях остались...
            Еще одна странность - на удивление могучие сосны вокруг этих необычных воронок, с толстой черно-коричневой корой и густой шевелюрой кроны. Настолько огромные деревья, что и свет застят.
 
            Если глянуть вокруг подальше, думает вслух Силантий, деревья, как деревья, стройные, высокие, но обычные, знакомые, а эти темно-коричневые гиганты возвышаются стеной над Силантием, и он себя рядом с ними пигмеем ощущает.
 
           Родное Солнце висит на месте, там, где ему, и быть положено. Но даже его загораживают высоченные сосны, а кое-где и совсем мрачные темно – зеленые ели, издали они кажутся совсем черными. От этого лес вокруг становится еще дремучее.
 
            Светило и впрямь с трудом пробивается лучами сквозь сплошную стену стволов и пышных колючих шапок и лишь кое-где светлыми пятнышками падает на стволы и зеленый мох. От этого красок вокруг становится больше, и они превращаются в пятнистую маскировочную сеть, которая будто пытается упрятать здесь Силантия от остального мира.
 
Дай-ка спущусь вниз в самую большую, вслух вырвалась мысль.
           Скатился вниз, попрыгал непонятно зачем, грунт твёрдый, никаких особенных ощущений. Выбрался наверх, отошел к поваленному дереву.
 
            Горе - путешественник глянул на часы, было одиннадцать тридцать утра, скоро полдень, тут я и сориентируюсь, решил он, и присел на упавшее толстое дерево перекусить.
            Кора, упавшей от бури или старости, сосны не вся еще отпала, не осыпалась, сидеть на стволе тепло и уютно. 
            Дышится легко, совсем не как в городе. Благодать.
            У бревна под ногой рюкзак. Рядом торчит из дерна кусок арматурины, “восьмерка”, сантиметров девяносто длиной.
 
            Силантий извлек её из кучи хлама, который некий моральный урод вывалил из машины в заросли неподалеку от просеки, по которой совсем недавно он прошел. Приспособил под тросточку, папоротники опять же раздвигать в поисках грибов, да мало ли.
             Надо выбираться отсюда, пока не поздно. А, ну как заночевать придется? Мыслишка о ночевке мелькнула и исчезла. Он просто размышлял, паниковать не собирался, первый раз, что ли в незнакомом лесном массиве очутился.

            Ровно в полдень собрал вещи, выбрал направление к западу, к шоссе, как он определил по солнцу и часам, и пошел скорым шагом.
           Поспешил именно в том направлении, откуда он, как предполагал, и попал сюда, в глухомань. Солнце утром светило в правую щеку, теперь будет греть левую.
           Неожиданно, через несколько десятков шагов,  воздух загустел, не кисель, но идти стало значительно труднее, перед глазами на пути появилась вязкая преграда, будто мыльная радужная пленка.
           Силантий поднатужился, упрямо надавил грудью, пленка напружинилась и вдруг звонко лопнула, рассыпавшись мельчайшими брызгами. И Силантия бросило вперед, в неведомое.
 


Сдвиг первый

           Лес неожиданно расступился, кончился. Растворился. Исчез. Перед Силантием бескрайняя красная пустыня. А позади стеной мгла белесая клубится, пузырится, назад не желает его пускать.

           Он поднялся с четверенек, отряхнул ладони от налипшего песка после неожиданного падения, поправил рюкзак за спиной и огляделся вокруг.
Кругом пески, слепящее солнце, раскалённый воздух, настоящее пекло.

           Дышать тяжело. Разреженный воздух огненной струёй вливается в сухое горло, обжигает гортань, сушит легкие,  шевелящимся маревом плывет над барханами, будто тюль на ветерке колышется, обволакивает тело, высасывая из него последнюю влагу. Арматура в руке тоже раскалилась, горячо ладони!
           Горячий тугой ветерок срывает с барханов мелкие песчинки и розоватую пыль, поднимает в воздух, кружит над бесконечными голыми холмами, мешает разглядеть, как следует, окружающую Силантия унылую панораму.

           Вдалеке пыльное розоватое марево сгущается и почти скрывает за мутной пеленой, едва различимые покатые горы.
           Все это чем-то напоминает Силантию фотографии с Марса. Однако на Марсе ведь нет атмосферы, да и Солнце вряд ли там такое горячее. Куда дальше Земли находится от Солнца Марс, размышляет Силантий вслух.
           От беспощадного солнца, повисшего прямо над головой, льется обжигающий жар, словно от доменной печи.
 
            Хотя Силантий никогда не стоял вблизи доменной печи, но ассоциативно это хорошо представлял.
            Ближайшие барханы в основном пологие и твёрдые. Лишь на вершинках небольшие гребешки, с которых струйками все время ссыпается разноцветный песок. Идти по ним было бы легко, если бы не лютая жара.

            Но куда и зачем? Он тоскливо замедлил шаг. Приостановился. Оглянулся.
            Позади неровная цепочка его неглубоких следов. Поодаль стена из пленки, похожей на клубящуюся мыльную пену, та самая, которую он пробил своей неразумной головой. 
 
            Постояв в раздумье, куда двинуть: назад или вперед, вновь нерешительно двинулся в направлении виднеющихся на горизонте гор. Где горы, там и вода может быть.  Ан, не лучше ли вернуться назад, пока не поздно. Снова остановился. Стоять еще хуже, солнце и воздух прожигают тело до костей. Скинул рюкзак, достал целлофановый пакет и накинул сверху на бейсболку, чтобы не так жгло палящее солнце.

            Прошел совсем немного, снова оглянулся и заметил, что легкий ветерок заметает тончайшим песком его неглубокие следы на горячем желто - красноватом песке. Песчинки закручиваются и ссыпаются маленькими воронками в углубления, оставленные рубчатыми подошвами армейских ботинок, и неспешно затягивают их, отрезая путь к отступлению.
 
             Силантий заколебался, вновь замедлил шаги. Остановился, раздумывая. Если его следы позади совсем пропадут, то и дороги  назад не найти.
            Вдруг прямо за ним, откуда ни возьмись, будто из песка вырос, на расстоянии десятка метров возник громадный скорпион. Перекрыл путь назад, помахивает устрашающе колючим хвостом, но ему пока не хватает расстояния, чтобы безжалостно ударить наверняка. 
            Еда нужна всем. Вот и скорпиону нужна еда. Здесь в пустыне еды мало. И, если уж встретил еду, надо быть расторопным, не то отберут. Еда крупная, может быть опасной, надо быть расторопным, но осторожным.
 
           Скорпион резко придвинулся ближе и вновь замер. Размером с домашнюю откормленную свинью, он источает жестокость, силу и агрессию. Силантий, повернувшись к чудовищу, тоже замирает.
           Медленно извлекает из ножен нож, в левой руке арматурина, хорошо, что он не бросил её там, в мрачном бору близ воронок. Скорпион выбирает момент для решающего броска, оценивает, наверное, добычу на предмет возможного сопротивления, легка ли будет его победа. Нужен всего лишь один, но точный бросок.

           Вдруг боковым зрением Силантий заметил шуршание и шевеление сзади. О, второй скорпион, не меньшего размера, тоже, видать, спешит пообедать человечиной.
            Силантий схватил горсть песку и бросил в приблизившегося первым скорпиона. Тот слегка прянул назад, это было расценено вторым прибывшим к месту обеда скорпионом как трусость и сигнал к отступлению, и он мгновенно бросился на первого скорпиона, полагая, что еда далеко не убежит, никуда из пустыни не денется, а вот соперник ждать не будет.
 
           Скрежет клешней, сухой треск сшибающихся тел, хлесткие удары отравленными булавами хвостов. Силантий пятится назад, обходит стороной побоище, стараясь держаться своих почти исчезнувших следов на  красном песке.
           Бой идет на смерть. Кто победил, тот и пообедал.
           Силантий не стал дожидаться конца этой драмы, по следам на песке он бросился назад и влетел на одном дыхании в родной лес, не без усилия пробив своим телом упругую радужную оболочку.
 
           Влетел и остановился на той же самой поляне с воронками. Тот же молчаливый хмурый лес. Те же воронки и гигантские сосны вокруг. За ним, к счастью, никто не гнался. Скорпион не собака, по следам не пойдет, пожалуй.
           Силантий отдышался, осмотрелся. Лес все так же мрачно и угрюмо возвышался над ним, но, казалось, сочувственно.

           Силантий глянул на часы, они исправно тикали, стрелки двигались, но времени прошло совсем ничего, по часам получалось, что он никуда, ни в какую пустыню и не уходил со странного места, окруженного удивительными воронками. Часы снова показывали без одной минуты полдень. Удивительно, ведь я побывал в другом мире, шел по пустыне, а время здесь в моё отсутствие, будто остановилось. Да и впрямь останавливалось,  пока я со скорпионами знакомился.
   
            Попробуем–ка, еще раз. Надо ж мне отсюда выбираться. Вот только куда? Я шел поначалу на восток, может туда ОНО меня и пропустит.

Сдвиг второй

            Продвижение к востоку началось прозаично. Лес как-то сразу сгустился, но особо не изменился.
            Силантий продирается через густой подлесок, основу которого составляет ольховник, осинник, мелкие рябины и корявые по пояс кустарники неизвестного вида. Густые заросли черничника покрывают все пространство под ногами, неровности почвы и крупные кочки, на которые то и дело натыкаешься на пути.
Продираясь и спотыкаясь, Силантий упорно шел вперед, сам не зная, куда.
 
            Высоченные сосны и ели будто и впрямь расступились, дав прочей растительной  мелочи захватить весь нижний ярус леса. Он шел, а с ним ничего не происходило.
            
             Прекрасно, куда - ни будь да выйду!
            Он шел и шел, раздвигая ветки, уклоняясь от особо опасных сучьев, подныривая под них, спотыкаясь на кочках, но и далее ничего необычного не происходило.
 
            Да-а! Восток – дело тонкое, как в кино, вяло улыбался сам себе Силантий. Так, глядишь, и выберусь!
 
            Пройдя уже порядочно, Силантий приостановился у могучей сосны, прислонился спиной к шершавой и теплой коре, отдохну чуток, подумал. Долго ли ему идти в неизвестность.
            Едва успел так подумать.
            Неожиданно рядом с его головой с легким свистом в дерево вдруг ударила короткая стрела. Вжик - стук, – вторая чуть ниже, совсем над волосами. Это что за хрень со свистом? Силантий присел и юркнул за дерево.

           Чащоба вдруг затрещала, раздвинулась, к нему с двух сторон ринулись люди, не люди, фигурой – люди, сами в шкурах звериных, а вместо лица – личины, из бересты вроде. Противников пять или шесть? А то и семеро.
 
           Благо,  арматурина в руке, реакции не утрачены, искусство боя на  рефлексах. Но не устоять, и не убежать? Против семерых лесных братьев.

           У напавших из чащи топорики, дубины и длинные ножи. Топоры, наоборот, на коротких рукоятях, оно и ясно, в лесу большого размаху нет, а, коль зазеваешься с замахом, сам в брюхо получишь.
           Силантию с железякой - особо не повоюешь, знай, отбивай тычки да удары сверху. А те дерутся молча, с хряком да всхлипом, да так остервенело бьют, словно норовят его в землю вбить.
 
          Лесные разбойники хоть и неуклюжие вроде,  толпятся, мешают друг другу, но удары у них тяжкие, резкие. Такие, что рука уже немеет. И отступать некуда. Силантий пятится, едва успевает отбиваться, а чудища лесные не дают ему передыху, теснят, теснят.
 
          Ладно, что деревья на его стороне, мешают нападающим. Спасибо Лешему.
 
          И Силантий не выдержал напора, дрогнул, побежал. А, кто б, не побежал?
          Бегает то он, пожалуй, лучше лесных людей, вскоре оказался перед привычно знакомой уже поляной с ямами – воронками. Куда бы ни подался, а опять на поляну выходит, вот наваждение! Упал, не надышится, глядь, а позади - никого!
 
          Не почудилось ведь ему, вон и ссадины на теле и голова болит от удара дубины вскользь. Легонько ему успели приложить, а гудит так, будто он с «КАМАЗом» поцеловался. Долго лежал Силантий на мягком покрывале мха, закрыв глаза, уснул даже.

           Спал – не спал. Глянул на часы – все одно полдень на часах. Напился из бутылки, вода показалась ему манной небесной.

           Сам с собою заговорил: попробуем–ка, еще раз. Надо ж мне отсюда выбираться.
           Он вспомнил, что, утром, идя по просеке, уже в самом её конце, заметил по левой стороне не то высокую гряду, не то продолговатый холм, покрытый редким лесом. Он тогда хорошо был виден сквозь просветы между деревьями и заметно возвышался над остальной местностью. И еще показалось Силантию, что от того холма его отделяла низинка, похожая на болотину.

            Совсем, кажись, недалеко отсюда. Если туда удастся дойти, то можно будет и оглядеться с высокой гряды.


Сдвиг третий
 
           Так, прикинул горе – грибник. Будем пробиваться к северу. На возвышенность, на ту, которую он видел поодаль от тропы, пожалуй, если идти отсюда почти на север, северо-запад.
            Он поправил лямки рюкзака на плечах, глубоко вдохнул родной, пахнущий нагретой сосной, воздух и пошел от солнца в противоположном направлении. То есть к северу, если солнце не врет. Шел недолго.

           И вновь через десяток - другой шагов тугая упругая воздушная среда, затем лопнувшая от усилия радужная пленка, и… Силантий на свободе?!
 
           Кажется, на этот раз родной знакомый лес! В нужном ему направлении видны небольшие просветы, туда, скорее туда, там просека.
           Силантий попытался бежать, насколько позволял бурелом: кочки, давно и недавно упавшие деревья, цепляющиеся за одежду сучья, хлещущие по глазам ветви, все это тормозило его движение, сводило на нет радость высвобождения от плена.
 
           Но что это, ноги проваливаются, тонут в мох уже почти по колено, под ногами чавкает вода, деревья резко расступаются в болото.
           Откуда, ни возьмись, болото. Не было никакого болота, а вот оно во всей красе. Простирается вперед на добрых пару сотен метров, а что дальше, тоже неясно.
            Белые и желтые, приторно пахнущие кувшинки колышутся в ближайшем окне воды. Над кувшинками огромная стрекоза вертит глазами туда – сюда, пытается присесть на одну из них. Кувшинка уходит под воду от тяжести стрекозы и та разочарованно взлетает.
 
           Силантий медленно поднимает голову, только теперь он соображает, что деревья, его окружающие, вовсе не сосны и березы.
           Стволы в обхват и более, рисунчатая кора светлее, пластины крупные, без отслоений,  похожи по форме на шпили православных храмов, углубления между ними резкие, темные. Сучья короткие и мощные. 
           Зато игольчатая листва длинная, даже очень длинная и густая.
            Ближе к болоту по краю леса растения, внешне похожие на хвощ полевой, но огромные, иные в три - четыре человеческих роста и даже заметно больше.
            А кое-где и бамбук стайками. Откуда здесь-то бамбук? Ни березы, ни осины, ни ракиты, ни рябины, вообще, лиственных деревьев вокруг не видно.
 
           На зыбком берегу, у крайнего дерева торчит толстая длинная палка, тоже смахивающая на бамбук, словно кто специально приготовил ему шест для ходьбы по трясине. И арматурину жалко бросить, все ж оружие.
          Тогда Силантий решительно достает из рюкзака моток резинки, отрезает, сколько нужно, приматывает крепко – накрепко кусок арматуры, благо он рифленый, к саженой длины бамбуковой палке. Вот теперь и копье у меня отменное, и шест для прохода по болоту. 
           Надо пробовать через болото, вон, кажись, и высокая гряда поодаль. Метров триста с гаком, четыреста.
 
            Как ходят по болоту, приходилось видеть лишь в кино: малейшая опасность, шаг назад, провалился, палку резко бросить поперек трясины, тело тянуть спокойно, медленно, не делая рывков, - вот и все киноуроки, пожалуй.
            Ах, да, надо выбирать место для каждого шага, где посуше, потверже, знать бы только, где. А кто мне на болоте может помешать, разве, что змеи, да кабаны. Ну, да я и сам кабан, по гороскопу.
            Родичи всегда между собой договорятся, улыбается сам себе Силантий.
 
            И он медленно двинулся вперед, намечая неопытными глазами маршрут. Чвак, чвак, ноги выдираются с трудом, чвак, чвок.
           Лунки - следы позади тут же заполняются зловонной застоявшейся жижей. Каждый шаг - усилие, с каждым шагом его качает из стороны в сторону, будто корабль после шторма. Хорошо, если болото впереди такое же мелкое, как у берега.

            Так, первый бросок вон до того островка с несколькими тонкими бамбуковыми стволами и приземистым остролистым кустарником вокруг.    

            До первого островка Силантий добрался благополучно. Пару раз неглубоко проваливался, но легко выбирался на твердь, осторожно продвигался дальше. Присел в центре, почти на сухой кочке, отдышался.

            Силантий стоит посреди первого довольно-таки надежного островка, намечает следующий бросок. Отсюда надо попасть на частую цепь разнокалиберных кочек, вон она тянется будто зеленые бородавки посреди бурой воды, далее опять островок продолговатый, мшистый, в направлении как раз к холмистой возвышенности, потом вроде чистая вода, вплавь пойду, до засохшего громадного дерева, облизанного ветрами и непогодой. Дальше, кажись, легче будет. Там уже берег, похоже. Вот только до первых кочек надо как-то допрыгнуть.

            Над ним покачиваются тонкие бамбуковые стволы, их облиственные вершины слегка подрагивают на ветерке. Туда – сюда пролетают чумовые стрекозы, каждая размером с ногу Силантия, зыркают по сторонам фасеточными глазищами. Силантий вновь присел на кочку, передохнуть перед решающим броском.

            Легкий ветерок обдувает прохладой потное лицо, несет с болота сладковатый запах гнили и сырости. Ближняя вода в глубине с коричневым оттенком, но верхний слой до известной степени прозрачный. Интересно, какова здесь глубина, есть ли вообще дно у этого болота. Говорят, что иные болота вообще бездонные. 
 
            В чистой воде нечистые водятся, как потом вспоминал Силантий. Стоило лишь подумать о плохом, как тут и началось. Не успел, и передохнуть, как следует.

            Вдруг вблизи островка со стороны открытой воды, почти у самых ног взбурлила грязно – коричневая жижа, взметнулось вверх черное туловище невиданного змея. Голова безглазая, вместо глаз желтые круглые пятна, мелких зубов полон рот, а четыре – страх: кинжально длинные и кривые, шея с доброе бревнышко, а туловище и того толще,  голова   хищно покачивается на длинной, покрытой болотной слизью, шее, словно выискивает кого-то. Стрекозы бросились от чудища врассыпную.
 
            Не поймал, слепошарый, Силантий нервно хохотнул.  Тихо, тихо, вдруг услышит или увидит. Силантий медленно приподнялся. Хотя, вряд ли.
            Да и зачем этому чудищу в этой мутной помойке глаза и уши, видать, обоняние сильно развито.
 
            А, может, тепловизор какой встроен в башку. Вон те пятна на мерзкой  морде, не он ли и есть? Этак чудище и меня найдет. От меня ведь тепло идет, даже пар валит. Вот и начнет сейчас новую добычу искать.
 
            Змей действительно искал добычу, которая только что взбаламутила его тихое болото, нарушила покой, нагло вторглась в его, змея, владения и отныне станет его законной и неоспоримой добычей.

            Вот он приблизился еще и еще. На добротный бросок. Силантий пригнулся. Оперся крепче ногами, выставил вперед свой шест и слегка отвел назад, для встречного удара. Тут же пожалел, что кусок арматуры не заточен, как следует, а лишь косо отрублен на гильотине.
 
           Болото в промоине забулькало, забурлило, извергая на поверхность все новые кольца бесконечного аспидно-черного змеиного тела и гнилостные лопающиеся пузыри болотного газа.
           Силантия затошнило. Тело змея уже занимало всю ближнюю часть болотного окна, а голова возвышалась над грязно-бурой жижей почти метра на три. Каков же он весь, мелькнуло в голове у Силантия.

           Тут змей вдруг резво подвинулся к островку, на котором застыла фигурка человека, и, не раздумывая, ударил головой вперед. Громадная голова чудовища, размером с кабанью, наткнулась на штырь своей смрадной пастью, да с такой силищей, что пасть пронзилась насквозь. 
            Штырь вылез из головы сзади. Змей от дикой боли, беззвучно разевая пасть, мотнул пробитой башкой, всем телом взбудоражил болото, комья грязи и клочья болотной зелени полетели в разные стороны, самодельное оружие вырвалось из рук Силантия, отчего парень упал на спину, ладно, что на рюкзак, но, тут, же перекатился на живот и побежал назад.
            Его следы еще не везде успела затянуть ряска, проваливаясь и утопая почти по пояс, он добрался до спасительной кромки незнакомого леса, откуда начал поход в болото, и поспешно оглянулся.

            В этот миг с неба с шумом и треском широченных крыльев на раненого змея, потерявшего лакомую добычу, упала диковинная птица с почти крокодильей головой, полной острых зубов.
            Нет, это не птица, это птерозавр какой-то. Вон как щелкает зубами. Силантий, разинув от удивления рот, загляделся на новое сражение, не торопясь спасаться. 
            Рассчитывая на легкую добычу, птерозавр спланировал слишком низко и поплатился.
            Его кожистое крыло почти у самого тела мертвой хваткой было перехвачено раненым повелителем болота.
 
            Шест Силантия в ходе схватки гигантов выпал из пасти змея, погрузился стальным концом в болото, зеленая кровь стекала вместе с пеной из пасти разъяренного монстра. Чья это кровь, трудно понять.
 
             Змей был чудовищно силен и живуч, он притопил в болоте птерозавра, бьющегося в мертвой хватке змеиной пасти, и затем попытался опутать тело жертвы гибкими черными кольцами. Грязная жижа комьями, будто осколки снарядов, летела во все стороны на десятки метров, птерозавр неистово бился в грязи, еще больше в ней утопая, щелкал своей грозной пастью впустую, змея ухватить не удавалось.
 
            Отчаянные крики захлебывающегося в болотной жиже птерозавра были услышаны. Тут же к нему на помощь прибыли еще несколько похожих особей. Некоторые из них тоже напали на змея, ухитряясь, казалось бы, неуклюжими клювами вырывать из его тела хорошие куски плоти, но больше мешали друг другу.
 
           Один из них стал кружить над местом сражения, производя разведку, и сейчас же увидел двуногую букашку, ставшую виновником трагедии, да еще и осмелившуюся смотреть бесплатное кино.
            Силантий не стал ждать, когда летающая тварь спикирует на него, и бросился под спасительную сень деревьев. Последнее, что услышал или почувствовал Силантий, это тугую волну воздуха, вбросившую его в гущу леса.
          
             Итак, он снова на знакомой лесной полянке со странными воронками неизвестного происхождения, мокрый и грязный, но живой и невредимый. И его ведро с грибами тут же на полянке стоит, забыл, значит, прежде чем ринуться в неизвестность.
 
             Куда идти, куда податься? Не в том ли причина его бедственного положения, что он в эту яму спустился? Не забраться ли в неё еще раз, может, отпустит дьявольская сила? И Силантий попробовал вновь забраться в самую большую яму неизвестного происхождения.

             Ну, а теперь спокойно, без паники, выбираем новое направление броска по моему выходу из странного плена. Теперь уже последнее из четырех возможных.   

Сдвиг четвертый

             Едва передохнув и особо не раздумывая, Силантий разбежался и ринулся на мыльную упругую пленку прямо на солнце, то есть к югу. Часы его снова, в четвертый раз за сегодняшний день, показывали полдень.
 
             И вот он здесь, в диком каменистом ущелье, самый верх которого где-то высоко - высоко. Кусочек ясного голубого неба едва виднеется узкой извилистой полосочкой, стесненный крутыми скалистыми склонами ущелья.
 
             Куда ни глянь, кругом громадные скалы и камни, редкие деревца, кривые и приземистые, растут, где хотят, некоторые торчат прямо на скалах, высунув обветренные корни из скальных разломов, и узких расщелин. По дну ущелья петляет ручей, то исчезая под землей, то вновь ниже по течению выныривая из-под камней. Ущелье раза в четыре шире русла ручья, пробитого в камне, это и позволяет Силантию без особых затруднений подниматься вверх вдоль русла.
 
             Едва Силантия забросило в это негостеприимное ущелье, как разразилась невиданная гроза, промочив горемыку насквозь. Будто его тут только и дожидалась. А теперь, чтоб согреться и обсушиться, придется  сначала высушить спички. На камне. Очень аккуратно и бережно, под бдительным присмотром.
 
              Он стал собирать вокруг и обламывать с ближайших деревцев отмершие сучья. Несмотря на кажущуюся сухость, они оказались прочными, отламывались неохотно, с резким треском.
              Однако скоро удалось собрать приличную горку для костра. Пригодились и сухие травяные былинки, и упавшие с деревцев кусочки коры.
             Под нависающим каменным козырьком неподалеку нашлось немного сухого места, где Силантий и разложил костер, пожертвовав на запал половиной салфетки.
 
             По ущелью, находившемуся большей частью в тени, тянуло сырым сквозняком. Вбирая остатки дождевой воды, по каменистому дну катил теперь уже неглубокий мирный ручей, булькая с камня на камень, оставляя в промоинах прозрачные колодчики с чистой водицей.
            Силантий подбежал к одному из таких каменных колодчиков, набрал в ладошки воды, она ему показалась слаще меда. Пил еще, еще и еще.
 
               Куда он попал, на сей раз, в свою четвертую попытку, сразу не осмыслил, благо, что никто пока не пытался его испробовать на вкус. Зверей не видать, и то хорошо.
               Силантия уже начало по малу колотить, мурашки выступили по всему телу. Он присел у разгорающегося костра, чуть ли не обнимая его пламя ладошками.
               Когда немного согрелся, и на душе полегчало, огляделся вокруг, обошел  ближайшие деревца, срезал охотничьим ножом относительно ровную ветку, очистил от мелких веточек, соскоблил тонкую кору, на прутик нанизал кусочки белых, которые тоже предварительно почистил, благо, обрушившийся дождь на совесть промыл их прямо в ведре.
             Присев перед костром на корточки, с вожделением стал обжаривать грибы над огнем, почувствовав вдруг дикий голод.
 
             Выделяю себе один кусочек хлеба с сыром, щепотку соли к грибам, пару глотков воды! Громко крикнул он, эхо тут же охотно и раскатисто поддержало клич голодного. Надо подкрепиться после сегодняшних приключений, впереди неизвестно что меня ждет.
   
             Тут он глянул на еще булькающий после грозы по дну ущелья ручей с остатками дождевой воды и решил сэкономить на воде в бутылке.
             Подошел, вновь зачерпнул ладонями из выбитой струями ямки, посмаковал, еще больше разбередив голод.
             Вода дождем и не пахла, скорее, незнакомыми растениями и мокрым песком, кое-где желтеющим на дне неглубоких промоин.
             А, ничего так, хороша водица. Пожалуй, её и впрок запасти не помешает.

             То, что попал Силантий снова не туда, куда стремился, то есть в родные времена и пространства, он уже сообразил.
             Откуда горы и скалы в средне  - русской возвышенности в мещерских лесах? Благо, если он вообще на Земле. От таких мыслей Силантию совсем поплохело, он, было, загрустил.

             Костер быстро догорел, небольшая горка углей покрылась серым тленом, на угольях там и сям мерцали оранжевые огоньки, испуская остатки драгоценного тепла.
             Силантий оделся. Одежда была чуть влажной, но терпимой для согревшегося под старым шерстяным свитером тела.
 
             Прежде, чем остановиться на просушку одежды и готовку обеда, он некоторое время бродил по ущелью, поворачивал несколько раз вслед его извилинам. Пару раз оно разветвлялось, но ответвления были узкими, пожалуй, тупиковыми.
             Основное ущелье, судя по всему, было немалым, и он постарался запомнить пройденный путь, рассчитывая найти обратный вход в его мир.
             Сейчас же, обсушившись и подкрепившись, решил еще некоторое время побродить по горам. Надо лишь найти выход наверх.
              Он любил горы, их дерзкие вершины, подпирающие небеса и непохожие одна на другую, пронзительно яркую синеву небес, пьянящий чистый воздух там, на вершинах. Да, надо найти выход из ущелья. Здесь, на дне узкого ущелья, ощущаешь себя будто в тисках.
 
             Человек действительно ощущал себя слабой букашкой в горах лишь до тех пор, пока не покорял хотя бы одну стоящую вершину.
             На вершине он будто птицей царил над миром, а мир вокруг лежал у его ног, признавая силу и величие человека.
             Силантию доводилось ранее бывать в горах, поэтому он и здесь мнил себя героем. Пусть незнакомое и чуждое пространство из камней и скал, но это куда лучше пустыни и болота.
             Опасности поблизости не замечалось, что позволяло немного подумать, проанализировать свои действия в предыдущих случаях.

             “В двух предыдущих попытках ему не повезло, он струсил, он вернулся, скорее, позорно бежал в свой уютный и безопасный мир, не пройдя испытаний. Испугался за свою драгоценную шкуру. Жить захотелось очень”, гнобил себя, одеваясь, Силантий. Нет, теперь я не побегу, я пойду искать новых испытаний, а к себе домой всегда успею. Есть огонь и вода, а пищу и добыть можно. Он закинул рюкзак за спину, прихватил ведро, осмотрелся, не забыл ли чего, и пошел вверх по ущелью.

             Ущелье плавно поднималось вверх, то сужаясь до нескольких метров, то раздвигая свои стены на десяток, другой. Пустынное и унылое, оно навевало тоску и мысли об одиночестве. Ни птицы в небе, ни гада ползучего, ни архара горного или барса какого - ни будь.
             Никого, гнетущая непривычная тишина вокруг, если б не журчание ручья, который к верховьям совсем обмелел, и, наверное, вот-вот иссякнет. Но и Силантий поднялся уже на приличную высоту. 

               Вдруг где-то за ближайшим поворотом загрохотало, будто камнепад.
 Вот снова тот же шум, жесткий хрусткий шум падающих камней и сыплющегося со змеиным шуршанием щебня. Оползень? Силантий остановился. Не попасть бы под него. Ладно, поглядим. И он осторожно двинулся к выступу, за которым все это происходило.

               Две огромные неповоротливые аморфные серые фигуры совершали нечто невероятное, отламывая от скалы куски, они медленно опускали их в свои бездонные пасти, перемалывая челюстями, словно стальными жерновами.
              Ниже, у самых ног серых великанов копошились такие же серые детеныши, их трое, но по размерам они явно превосходили Силантия раза в два с лишним. Детеныши собирали упавшие камни поменьше, и тоже, подражая родителям, неспешно насыщались. А великаны возвышались на добрый десяток метров. Но они вовсе не казались страшными.
 
             Едят камни, значит, меня, человека, не тронут.
             Привет, камнееды! Крикнул Силантий. Стараясь не показывать дрожи в коленях, он медленно приблизился на несколько шагов к  удивительным существам, поедающим камни, будто лесные орехи. Благо, вовремя остановился.

             Серые гиганты медленно опустили головы, неторопливо повернулись на шум, производимый человеком, и уставились на него круглыми блестящими глазками, маленькими и черными.
 
             Проо-тоо-пла-аз-мааа! Вдруг протяжно взревел один из серых гигантов на вполне понятном, но мало разборчивом русском языке.
             Вот те, на! Силантий напрягся. Они еще и разговаривают. Гиганты неспешно двинулись к Силантию, детеныши суетились у них под ногами, но вперед не вырывались.
              Если я для вас съедобная протоплазма, значит, вы всеядны?!  - вскрикнул человек.
              Агаа! Заревели понимающе серые чудища. Протоплазма вкусссная! Мяхххкая! Сссладкая!

              Пора, брат, что им мои кости против гранита, и Силантий бросился вниз, за ближайший поворот ущелья. Мимо его уха со свистом пролетел внушительный осколок камня, затем второй, а третий вообще был огромен, он с гулким грохотом ударился о выступ скалы, вдребезги разлетевшись на мелкие острые осколки. Малая часть из них достала и его, пребольно ударив в спину и ноги. От этого каменного душа Силантий еще быстрее побежал по ущелью. Ущелье содрогалось от топота настигавших его чудовищ. Таких на вид неповоротливых и милых.

             За поворотом Силантий споткнулся и упал, изрядно ободрав колени и ладони о камни. Чудища – камнееды настигали. Пока он вскочил, подхватил рюкзак, серые чудища уже были рядом. Радостно урча, они тянули к Силантию корявые когтистые лапы, вот – вот, еще чуть – чуть…

             Какая-то неведомая сила выдернула Силантия из лап серых монстров и бросила вперед.

             Силантий, уставший и помятый, лежал в глубокой воронке, над ним смыкали кроны высокие могучие сосны, слегка покачивая с укоризной зелеными головами, глубокое небо манило, звало к себе, туда, где парили в пронзительной синеве легкие облачка и кувыркались далекие птицы. Все было привычно и знакомо, никуда больше идти не хотелось. Никаких больше  приключений. Пора домой. Да, домой! Дома его любят и ждут, там еда, кров, забота…

             Тут голову Силантия что-то сдавило будто обручами, голова затрещала и налилась тяжестью, в её недрах загудел колоколом чей-то неведомый густой голос:


              Человек! Ты не выдержал и этого испытания, равно, как и предыдущих.
              С виду ты сильный, крепкий, здоровый, но чутьё и смекалка отсутствуют совсем. Ты слаб духом и трусоват, легко отступаешь, пасуешь перед трудностями. Потому навсегда останешься на Земле.
               
              Ты не будешь принят в отряд первопроходцев Большого Космоса. Не увидишь удивительных красот других миров, не назовешь своим именем открытую и покоренную тобой планету.

              Все другие пути отныне для тебя закрыты, один лишь свободен – назад в ущелье к серым чудовищам. Иди к тем, кто когда-то тоже был человеком.
              Ты останешься навсегда в этом последнем ущелье. Будешь жрать, и расти, жрать и видоизменяться, и вскоре превратишься в одного из них – серое существо, поедающее камни и довольное жизнью.