Преодолевший себя

               


                География – слабое средство против того,
                что тебя гложет. От себя нельзя убежать…
                Э.Хемингуэй


1. В Верманском парке

    В этот утренний час в Верманском парке было свежо и даже прохладно. Где-то высоко, перелетая с сучка на сучок, весело щебетала птичья мелюзга. Когда-то Валдис слышал здесь даже стук дятла. Хорошо, привольно было птицам в двухвековом парке посреди большого города. Деревьев разных пород в этом небольшом оазисе не счесть, и все они дают живительную тень не только птицам. А как она нужна, особенно в жаркие летние дни!
    Он прислушался: «Что это? – Нет, не может быть!» И тем не менее Валдис явственно различал пение соловья на фоне глупого чириканья. Соловей в центре Риги – фантастика!
    Он осмотрелся. Сидевшая на скамейке женщина лет сорока пяти даже привстала и пытался что-то разглядеть там же, куда смотрел и он. Значит, ему не почудилось. Она постояла, послушала и пошла в сторону Христорождественского собора. Колокола собора оповещали, что начиналась служба. Валдис, православный латыш, вспомнил: сегодня день Петра и Павла.
    «Надо бы зайти как-нибудь – исповедаться, причаститься. Лет-то уже немало! Скоро стукнет пятьдесят. А ошибок в жизни понаделано – на две другие жизни хватит. Но и жизненного опыта – на троих. Флот есть флот, и с девятнадцати лет всё мчал и мчал я куда-то по волнам, всё искал их – самых дорогих для меня жену и сына. И всё из-за одной-единственной ошибки!»
    Он сделал её в самом начале сознательной жизни. А потом всю жизнь терзался угрызениями совести. Менял женщин, пил, много пил – и всё для того, чтобы эту ошибку забыть. Но не смог. Вернулся домой через год.
    - Сынок, - сказала мать, - не майся ты ради Бога – прошлого не вернёшь! Ну, растворились они во времени и пространстве. Но главное-то – живы. Я это чувствую. И может быть, даже счастливы. А ты извёлся весь. Ну, сходи в церковь, покайся, может, полегчает. И прекрати эти свои метания, странствования. Ты же знаешь – уйти от самого себя нельзя.
    Этот монолог матери он помнил, как сейчас, а тогда ему было сорок три года. Мать, переживавшая за сына как-то незаметно стала таять. Жизнь, казалось, еле теплилась в ней.
    Как-то, вернувшись домой после рейса, он позвонил в дверь, но ему никто не открыл. Тогда он позвонил соседям, которые знали его ещё школьником.
    - Валдис! – всплеснула руками тётя Маша, - а у нас горе-то какое! Мама твоя умерла неделю назад, как свечечка растаяла. Видел, как восковые свечи тают? Вот так и мама твоя уходила в тоске по тебе. Присаживайся, Валдис, к столу. Помянем матушку твою сердешную.
    Он расстегнул сумку и извлёк оттуда гостинцы, предназначенные матери, подал тёте Маше…
    … - Ну, вот и помянули – будто тяжесть с души сняли. Ты не стесняйся, заходи, если что. Вот тебе ключи, покойница Дзинтра за неделю до смерти занесла, сказала, Валдисова связка, оставь у себя, передашь ему, если что, - и она смахнула слезу со щеки.


2. Старая фотография


    На следующее утро он пошёл на кладбище. Положил цветы, зажёг свечи. Долго стоял в скорбном молчании. «Я и в этот раз не смог убежать от себя. Но я сделаю последнюю попытку. Рискну».
    Он вернулся домой, взял с полки альбом, начал листать и замер: «Откуда? Этой фотографии не было здесь!» На него смотрело улыбающееся лицо молоденькой женщины. Это была его Мара. Она сидела в раскладном креслице под берёзой, а на руках держала их сына Микуса. На фото с оборотной стороны было написано: «Мара Упениеце, 18 лет. Микус Упениекс, 6 месяцев». Он всматривался в лицо женщины, с которой прожил всего лишь семь месяцев, и в личико маленького сына, которого ему привелось понянчить всего два раза: сразу после рождения и после одного из рейса. Как же он их любил! Как хотел всю жизнь прижимать их к сердцу! Верно, за какие-то большие кармические долги он был разлучён с ними на всю жизнь. «Смирись, гордый человек!» - повторяли ему друзья слова русского классика. «Тебе остаётся только смирение и покаяние, - многократно вторила им мать. – Ты по жизни мытарь, Валдис».
    Он согласен был быть мытарем, искупить свои и даже чужие грехи, но смириться с этим?..
    Откуда же у мамы эта фотография? Всё же сгорело тогда в старом домике у моря, сгорело дотла. «А-а, ну, конечно! Мама получила её по почте – от знакомых или от самой Мары, но не показывала мне. Боялась, что «крышу» сыну снесёт», - подумал он.
    Положив голову на стол, он погрузился в воспоминания. Если бы кто-то увидел в этот момент старого, пятидесятилетнего морского волка с пышной шевелюрой седых волос, он ужаснулся бы перемене, происшедшей в нём, и подумал бы: «Какое же горе перенёс в жизни этот человек! Отчего он так убивается?»


3. Горе


    В ознаменование того, что он подоспел из рейса как раз ко дню рождения сына – к 8 июля – Валдис закатил пир горой для соседей и друзей. Все были в восторге, все передавали Микуса из рук в руки и расхваливали наперебой это маленькое чудо природы. Валдис не отходил от немного располневшей Мары, которая не отрывала взгляда больших лучистых глаз от сына. Она строго следила за его кормлением, боясь опоздать, забыть хоть на несколько минут. Мара до сих пор кормила Микуса только грудью, хотя уже тогда многие мамочки предпочитали искусственное кормление.
    Мара не боялась потерять форму. Она занималась аэробикой, да и природой данных ресурсов у неё было в достатке. 
    Валдис и Мара были парой на загляденье. Шквал страсти обрушился на них рано: Маре было семнадцать лет, а Валдису неполных девятнадцать. Им пришлось брать разрешение на регистрацию в ЗАГСе. Друг без друга они не могли прожить и дня. Секс в их жизни играл одну из первых ролей. Когда закадычная подруга Инга спросила как-то Мару, сколько раз в неделю они с Валдисом занимаются любовью, она вскинула глаза и откровенно сказала: «Как сколько? Каждую ночь. А если Валдис очень захочет, то бывает, что и днём». «И не по одному разу», - потупив взор, добавила она. – «То-то вы так прекрасно оба смотритесь, да и здоровье на высоте».
    После родов Мара стала ещё желаннее для мужа. «Моя маленькая Маркиза», - говорил он ей после даже самой короткой разлуки и всегда прикладывался к ручке.
    В честь годовщины их свадьбы и исполнения полугода Микусу Валдис решил снять домик у моря – лето было в том году роскошным – и осчастливить этим дорогую жену, ну и конечно же, Микуса, хотя тот ещё и не понимал ничего: море, солнце, песочек, дюны, сосны – всё это отложится где-то в подсознании у него.    
    «Смешной ты, Валдис, был бы ему хоть годик!..» - говорила Мара, но Валдис был твёрд в своей уверенности.
    С утра Валдис отправился в город за продуктами, так как с собой всё взять не предусмотришь. Мара собирала ребёнка на пляж. Побережье было безлюдным, если не считать пожилой женщины, подбиравшей пустые бутылки, и троих рослых парней, игравших в волейбол. «Вскоре народ подтянется, никогда ещё пляж не пустовал», - подумал тогда он, проводив их к морю.
 
    Купив на рынке в Риге мясо, овощи и фрукты, Валдис спортивным шагом шёл домой с электрички. Когда до дома оставалось метров двести, он увидел сидящую под ивой на обочине ту самую пожилую женщину. Взглянув на него, она запричитала:
    - Ох, горе-то какое, мил человек!
    Заинтригованный, он остановился.
    - О каком горе ты говоришь, тётенька?
    - О страшном, сынок, о страшном. Я видела, как трое парней насиловали молодую женщину в дюнах, с ней и ребёночек был в коляске. Коляска перевернулась, и он чуть не наглотался песка. Я подняла его и на полянке посадила. Мальчик кричал, а те трое затащили женщину в домик, так как она громко звала на помощь…
    Не дослушав рассказ старухи, Валдис бросился к домику.
    То, что он увидел, заставило его бессильно рухнуть на песок: домик догорал, ни Мары, ни Микуса – ничего и никого. К нему подошёл мужчина с девочкой.
    - Простите, - выдавил из себя Валдис, - вызовите, пожалуйста, скорую и милицию, если телефон найдёте. 


4. Бесплодные поиски


   Все попытки Валдиса, его друзей и милиции отыскать хоть какие-то следы пропавших, ни к чему не привели. И человеческих останков на пожарище не оказалось. Разные версии, одна страшнее другой, высказывалось разными людьми, но результата не было. А месяцы шли за месяцами.
    Валдис после отпуска отправился в долговременный рейс, потом в другой. Он пересекал моря и океаны, экватор и меридианы. Побывал в таких экзотических странах, о которых даже и не слышал раньше. Всюду, выходя на берег, он высматривал дорогих его  сердцу людей, и это было, как наваждение, ибо он знал, что они остались в Советском Союзе, а, скорее всего, и в Латвии. Но поиски на Родине были тщетными, а за рубежом – бессмысленными.
    Прошло десять лет.
    - Валдис, - сказала ему мать, тогда ещё живая, когда он а очередной раз был дома, -  сегодня моему внуку исполнилось десять лет.
    - Было бы десять, - мрачно поправил он её.
    - Нет, сынок, я верю, что они живы. Ну, какой смысл был этим подонкам убивать их? Скорее всего, они отвезли их на какой-то отдалённый хутор. Давай, выпьем по рюмке за их возвращение.
 
    Когда мамы не стало, а Валдис понял, что стареет, приближаясь к пятидесяти годам, он решился объездить все примыкающие к Саулкрастам хутора: может, Мара, как говорила мама, не захотела возвращаться в Ригу после такого позора, может, заболела, да мало ли что? Надо искать!
    «И потом. Кто-то же прислал эту фотографию. У нас такой не было. И сделана она после исчезновения, месяца через три, не больше».

    Однажды Валдис встретил подругу детства Вику.
    - Ну, как, Валдис? Плаваешь всё? Бегаешь от самого себя? Когда же ты наконец успокоишься? Женился бы, да и жил бы спокойно…
    - Спасибо за совет, но я как-нибудь сам…
    «А, в общем, она права. Но надо сделать последнюю попытку, убежать от себя – такого, каков я сейчас есть, - неряшливого, опустившегося субъекта, гоняющегося за химерами. И ты забудешь их? Нет, не сможешь! А, может, они и не химера, а живые люди? А годы поисков, терзаний, годы бегства от самого себя? Неприкаянность? Куда ты их денешь?» - надрывался от смеха кто-то засевший внутри него, наверно, alter ego. 
   «Убегу, - мысленно закричал ему в ответ Валдис, - я не хочу быть больше мытарем. Если я в чём-то провинился, то я уже давно раздал свои долги. А теперь я хочу быть самим собой».
    «А если тебя самого уже нет? Если ты утратил главный стержень и стал лишь бледной копией самого себя? Как тогда?» - голос явно изощрялся в своём сарказме.
    - А я знаю что делать, - сказал себе уже вслух Валдис. – Я поеду к другу на хутор «Сенитес».
    На следующее утро, полный надежд и решимости, он собрал рюкзак и двинулся по намеченному маршруту – сначала на поезде, потом на попутках и пешком. В конце концов, он добрался туда, куда хотел. По пути срезал берёзовых веток для веника: была надежда на баньку.


5. Старая дружба не ржавеет.



    Навстречу ему вышла миловидная женщина лет двадцати пяти. Чем-то она напомнила ему Мару – те же блестящие большие глаза, белокурые волосы, небольшого роста, не худышка. За ней вышел хозяин дома Зигмунд, с которым Валдис в прошлом ходил не один рейс. Они и ровесниками были.
    - Кого я вижу! – заключил друга в объятия Зигмунд. – Познакомьтесь: это жена моего сына Арниса Лиене. Только что поженились, но наследник уже здесь – и он ласково погладил невестку по округлившемуся животу. Знаешь, жена-то моя умерла три года назад, жил бобылём. Искать другую – поздно. А тут сын познакомился с девушкой с другого хутора. Вот я с ней внука и жду. Ну, чего ж мы встали? Прошу, гость дорогой!
     И, пока Валдис хлестал себя веником в баньке, а Арнис поливал его из таза водой, в доме накрыли стол.
    Вечером захмелевший хозяин подсел к Валдису.
    - Что, гложет тебя ещё тоска?
    - Уже нет. Я её сегодня веничком из себя выгнал. Теперь такой, каким был в девятнадцать лет.
    - Вот и молодец. Перешагнул всё-таки через это. Не будешь больше бегать от самого себя? – спросил Зигмунд.
    - Нет, друг, не буду. Хоть весь мир объезди, а всё по-старому. Мне ещё мама об этом говорила. Да и сам – как пятьдесят стукнуло, мудрости во мне как будто прибавилось. Я понял эту истину и проникся ею.
    - Завтра мы собирались втроём к маме Лиене на соседний хутор. Поедем с нами, развеемся, порыбачим на озере. Да и не хутор там, а целое поместье. Её отец – крепкий мужик был. Такой дом отгрохал: постройки, в закромах всего полно, скотины и птицы разной во дворе.
    - Почему ты говоришь «был»?
    - Да на охоте погорел, под раненого кабана угодил. С неделю полежал – и ушёл. А прожил немало – 76-й шёл. Теперь всё досталось его молодой жене, матери Лиене. Ей недавно пятьдесят стукнуло. Кое-что старик и Лиене отписал, и сыну своему приёмному.
    - И кто же там справляется, в таком хозяйстве?
    - Как кто? Сама хозяйка, сын её, да работника молодого недавно наняли. А сын женится скоро. У него невеста есть, только надо дождаться, когда восемнадцать будет. Лесникова дочка.
    - А сыну-то сколько?
    - Да больше тридцати уже. Высокий парень, плечистый. Хорошим хозяином будет.


6. Всё возвращается на круги своя.


    На следующее утро хозяин завёл свой пикапчик, невестку посадил к себе в кабину, а  сына и друга – в кузов, полный сена, покрытого большим пледом. Они двинулись по просёлочной дороге к куме Зигмунда. Дорога шла то лесом, то на луг сворачивала, то с пригорков спускалась круто, то, как атласная лента, стелилась вдоль лесозащитной полосы. Слезть бы да развалиться в этих густых травах, да посмотреть с часок в высокое голубое небо, наблюдая полёт птиц! Эти лесные певцы всю дорогу сопровождали их. А голоса!..
    - Ну, вот и приехали! – прервал блаженные мысли Валдиса Зигмунд. - Всего-то и ехали – чуть больше часа.
    Валдис огляделся. Широкая поляна открылась его глазам. В её центре стоял большой дом с постройками, и «поместье» действительно было для всего этого подходящим словом. За забором просматривался фруктовый сад, цветники, огороды.
    Когда машина подъехала к крыльцу, на него вышла сама хозяйка.
    И если бы ей было сто лет, он всё равно узнал бы её…
    Это была его Мара, поиску которой он посвятил всю свою жизнь. Она нисколько не изменилась, только взгляд стал более твёрдым да морщинки возле век и губ говорили о том, что хозяйке не двадцать пять и даже не сорок. Но для своего возраста она выглядела прекрасно. К ней подошёл молодой красивый мужчина, чем-то напоминавший Валдису его самого в молодости.
    И тогда он не выдержал. Выскочив из кузова пикапа, он бросился к ним, простирая руки.
    - Мара! Микус! Дорогие мои! Как же долго я вас искал!..

    Ответная реакция последовала не сразу. Мара молчала. Неожиданное появление Валдиса из далёкого прошлого лишила её речи. По её щекам текли слёзы. Ничего не понимающий Микус переводил взгляд то на мать, то на незнакомого мужчину, стоявшего перед ней на коленях.
    - Встань, Валдис, - наконец проговорила Мара, - это не ты, а я у тебя должна просить прощения. Прости, что смалодушничала после случая у моря. Не хотела поруганной явиться к тебе. Я себя сама тогда ненавидела. Я убежала в лес с маленьким Микусом на руках. Без сил я упала на поляне и заснула. А потом туда пришёл косарь. Он привёз нас с Микусом к себе домой, на эту землю. Он дал мне прийти в себя. Потом я уже сама стала хозяйничать. А потом я стала его женой. Он и Микуса вырастил, как родного. А потом и Лиене появилась. Когда Петерис умер, ни разу в жизни не обидев меня, я решила, что останусь здесь до конца. Теперь я уже не знаю, как быть. Решай, Валдис, сам. Я всё ещё люблю тебя.
    - Всё будет хорошо, Мара. Главное, что мы всё же встретили друг друга.


                5.02.13