10. Alea jacta est.
Жребий брошен (лат.).
Наконец он был один. Далекий от всех проблем и треволнений. Уютное купе в международном, совершенно пустом вагоне, негромкий стук колес и неброские картины за окном. И самое главное: теперь он мог в тишине и одиночестве поговорить с Леной. И говорить с ней долго-долго, пока не закончатся деньги на его спутниковом телефоне.
Она ответила сразу, словно держала свой телефон в руке и ждала его звонка.
- Привет! – раздался в трубке ее бодрый голос, и Санино сердце зашлось от радости: значит у нее все в порядке.
- А как ты узнала, что это я? – спросил он.
- А я услышала, как ты дышишь, - ответила она сразу же и рассмеялась. - Я могу узнать тебя даже по дыханию. Ты почему так долго не звонил? Ведь Учитель наказал тебе бежать и купить телефон немедленно, а ты?
- А я заказал его с доставкой на дом, и в связи с этим со мной случились кое-какие приключения. Потом расскажу.
- А правда, мы с тобой тупицы? Темные люди на Тибете знают, что существует спутниковая связь, а мы с тобою – нет! Ты как живешь?
- Хорошо.
- Я тоже. Услышала твой голос и теперь живу хорошо, даже, можно сказать, превосходно. Думать о своих болячках мне некогда. Утром я иду на гору. Встречать рассвет. Ты любишь Рериха? Раньше я его терпеть не могла. За его красивость. Мне казалось, что он все это выдумал: синие горы с золотыми от солнца вершинами, четкие границы света и тени, ослепительно синее небо. Так не бывает, говорила я себе. А теперь я знаю, что бывает. Я вижу такие картины каждый день, когда встречаю и провожаю солнце… После горы я спускаюсь к своему дому, умываюсь ледяной водой и завтракаю. Я съедаю огромную чашку сушеных абрикосов. Без ничего. Только запиваю их родниковой водой. После завтрака ко мне приходят мои учителя местного языка – почти все дети селения. Наши уроки проходят весело и плодотворно. Я уже изучила почти всю бытовую лексику, запросто употребляю ее в своей повседневной жизни, а над моим произношением аборигены уже не смеются…. Затем мои учителя, получив вознаграждение за свой труд, уходят, а я занимаюсь домашней работой: мету глинобитные полы, выбиваю циновки, пряду шерсть и учусь вязать. К твоему приезду я свяжу тебе огромный красивый свитер. В нем ты будешь похож на Хемингуэя. Потом мне приносят парное козье молоко. Оно мне не нравится, но Учитель говорит, что оно поможет мне стать на ноги. Один час до обеда я посвящаю изучению истории Тибета, его религий и традиций. Это очень интересно. Для этого Учитель принес мне гору книг на английском языке…. На обед у меня суп из баранины и рис с абрикосами. После обеда я обязательно сплю, потому что Учитель каким-то образом запрограммировал мой сон у меня в сознании. Он мне так сказал. После «тихого» часа он заставляет меня много ходить. Я поднимаюсь к монастырю и слушаю, как звенят металлические цилиндры, которые крутят тамошние монахи. Когда я спускаюсь вниз, меня снова ждет куча детей. Я рассказываю им русские народные сказки, и они им очень нравятся. Порой мне не хватает слов, и тогда я рисую или показываю сама, как, например, волк, таскал рыбу из проруби. Детям это очень нравится. На ужин у меня снова абрикосы и чашка прекрасного чая, какого дома я никогда не пробовала. После еды я снова иду на гору, теперь уже провожать солнце, а, вернувшись, слушаю, как хозяин дома поет песни под звуки какого-то диковинного инструмента, похожего на скрипку. Очень красивая, хотя и непривычная музыка. Под нее я и засыпаю… Слушай, а у тебя деньги есть? Мы с тобой, наверное, уже на тыщу наговорили…
- Говори, говори, не думай о деньгах. Мне так здорово слышать твой голос, как будто ты совсем рядом. И рассказываешь ты о таких интересных и необычных вещах, что я готов слушать тебя целую вечность.
- Слушай, а что это у тебя там все время стучит?
- Это колеса, я еду в поезде.
Она даже не спросила, куда и откуда он едет, и закричала:
- Ой, как здорово! И что ты сейчас видишь в окошке?
- Мы едем по высокой насыпи, дорога виляет из стороны в сторону, и я даже вижу голову поезда. Вокруг желтые поля с перелесками, а внизу деревенька с прудом посередине. В нем плавают гуси и утки. Босоногая девчонка с прутом в руке бежит за теленком и что-то кричит. Женщина с огромной сумкой идет по улице, видимо, из магазина и тащит за собой упирающегося мальца. Я думаю, что она что-то не купила ему в магазине… Старики на завалинке курят и размахивают руками. Обсуждают что-то важное.
- Санечка, ты - гений! Я будто все это увидела своими глазами. И мне так захотелось домой… Даже страшно стало: а вдруг я этого никогда не увижу?
- Ты это брось, - не на шутку рассердился Саня. – Куда оно денется?
- Оно-то никуда не денется, - грустно сказала Лена. – Деться могу я...
В трубке раздались гудки. То ли она выключила телефон, то ли действительно кончились деньги…
Поезд пришел утром, но в Москве уже было жарко и дымно. За городом опять горели леса и торфяники. Квелые москвичи тысячами застревали в пробках, покорно глотая этот дым и выхлопные газы. В гулких переходах усталые музыканты наигрывали мелодии из популярных мюзиклов. Кое-кто из праздных слушателей пытался им подпевать. Это напомнило Сане почему-то феллиниевский фильм «А корабль плывет…».
В киоске на Пушкинской он купил «Daily News». Ему сразу бросился в глаза крупный заголовок: «Провал мирных переговоров на Ближнем Востоке» Заметка была короткой, в ней сообщалось, что члены организации «Peace and Justice», инициаторы этой встречи, покидают Иерусалим. Однако далее было отмечено, что впервые за всю историю переговоров между Израилем и Палестиной журналисты на пресс-конференции не услышали взаимных претензий и угроз. Обе стороны были настроены мирно и доброжелательно по отношению друг к другу и высказали надежду на продолжение переговоров.
Санников понял, что никакого провала в этой встрече не было. Стороны взяли перерыв, чтобы осмыслить смысл и последствия предложений организации «Мир и справедливость».
Утешившись этой мыслью, Саня спустился в метро. Даже под землей чувствовался запах дыма, и не было обычной прохлады.
Вагон, в который он сел, был забит детьми. Они ехали в Третьяковку. Они все поголовно жевали «жвачку» и хвастались друг перед другом московскими сувенирами.
- Вы откуда? – спросил Саня конопатого мальчишку.
- Мы из Вологодской области, - ответил тот, не переставая жевать и сильно окая. – Из Великого Устюга.
- Я там был, - сразу радостно признался Санников. – В гостях у Бориса Ивановича Крюкова. Знаешь такого?
- А кто ж его у нас не знает? – удивился мальчишка его вопросу. – Профессор, чай, много книжек про наш край написал. Я думаю: помрет он, у нас памятник ему поставят.
- Нет уж, - усмехнулся Саня, - пусть уж лучше живет. Верно?
- Верно, - смутился паренек. – Это я так, к слову сказал про памятник-то.
«Надо сегодня обязательно позвонить Борису Ивановичу, - думал он, выходя из метро. – Он наверняка не знает, что молодое поколение собирается ему в Устюге памятник поставить».
Но чужой звонок раздался раньше, едва он успел ступить в комнату. Сначала он решил не брать трубку, но звонивший был, судя по всему, очень настойчивым человеком: телефон трещал, не переставая, минуты две. Этим настырным человеком оказался Гриша Сукотский.
- Я от Вениамина Львовича, - произнес он крылатую фразу эпохи недоразвитого социализма. – Мы бы не могли встретиться?
Уже по его тону было ясно, что отказать ему нельзя, и Саня покорно согласился:
- Приходите через час. Я только умоюсь и оденусь.
Сукотский тут же стал многословно извиняться за ранний звонок, предполагая, что его собеседник только что встал с постели:
- Ради бога, простите, мы никак не привыкнем к вашему распорядку жизни. У нас в Одессе одиннадцать часов – это уже сумасшедший день. В воскресенье наша мама приходит с Привоза в семь часов, а в девять мы уже идем гулять после завтрака. А о буднях вообще лучше не вспоминать…
Ровно через час раздался звонок в дверь, и на пороге Саня увидел удивительную пару: статную волоокую девушку с доброй улыбкой на лице и маленького, лысого человечка, тоже улыбавшегося, но совсем по-другому: заискивающе и виновато. Но держался он совсем не робко. Войдя в комнату, он хищно повел носом по сторонам и громогласно объявил:
- Я предвидел, что мы будем пить кофе, и прихватил с собой вот это!
И он поднял поочередно обе руки, в одной из которых был огромный торт, а в другой матовая бутылка французского коньяка.
- Я знаю, - продолжал кричать Сукотский, - что пить с утра – это ужасный моветон, но мы добавим по капельке коньяка в тот чудесный кофе, который вы сварили, и у нас получится великолепный завтрак, вы уж мне поверьте!
И действительно, завтрак получился изумительный, но не потому, что торт и коньяк пришлись как нельзя кстати к пустому Саниному кофе, а оттого, что атмосфера его была удивительно теплой и домашней. Гриша вдумчиво и осторожно знакомил Саню со своей семейной жизнью, иногда разбавляя ее тяготы свежим одесским анекдотом, а Соня благодарно смотрела то на отца, то на Саню, и продолжала улыбаться. Глядя на нее, Саня любовался ее красотой, пытаясь отгадать загадку этого очарования: внешность девушки была отнюдь не яркой и даже скромной.
Чувствуя, что под действием этой улыбки и непонятной красоты он начнет сейчас расслабляться и философствовать, Саня решительно хлюпнул в чашку из-под кофе добрую порцию коньяка, опрокинул его в себя и дал семье Сукотских следующую установку:
- Я не знаю, где вы остановились в Москве, но ближайшие двое суток вы проведете в моей квартире. Гриша, не перебивайте меня и, тем более, не возражайте. Сейчас мы будем мыть посуду, а вы, Соня, расскажете нам что-нибудь интересное из вашей жизни.
- Ничего интересного в моей жизни не случалось, - грустно сказала девушка, не переставая, однако, улыбаться.
- Это вам только кажется, - решительно отмел Саня ее сомнения. – Ведь был, например, в вашей жизни человек, с которым вам было интересно.
- Был! – вдруг радостно оживилась Соня. – Наш пионервожатый в лагере. Когда папа отправлял меня туда, он наказал мне, что ночью я должна лежать с закрытыми глазами, чтобы все думали, я сплю. А Игорь все равно догадался. Он стал приходить к нам в палату ночью и рассказывать мне шепотом чудесные книги, почти наизусть: «Алису в стране чудес», «Голубую чашку», «Маленького принца».
- Ну, вот видишь, как здорово, - поддержал Саня ее воодушевление. – Мне так в жизни не везло. Ты рассказывай, рассказывай…
Когда Соня принялась описывать их поход на лиман, когда она ночью у костра чуть не призналась своему пионервожатому в любви, Саня тихонько отправил ее на диван.
Гриша с удивлением наблюдал, как его дочь долго мостится на чужом диване, натягивая на себя плед и убивая кулачком подушку.
«Спи, - приказал ей Саня. – Я сделал все, чтобы сон твой был спокойным и приятным. Тебе обязательно приснится твой пионервожатый, читающий тебе «Маленького принца».
- Ну, вот и все, - сказал он Сукотскому. – Она будет спать долго. Во сне ей захочется вспомнить все, что рассказал ей тот добрый человек. А может быть, ей приснится что-то нехорошее, и тогда она проснется раньше и немного не в себе. Знаете, как говорят: не с той ноги встала. Тогда вы постарайтесь сделать для нее что-либо приятное: пойдите с нею на прогулку, купите мороженое, покатайте на карете. Их у нас сейчас полно, на каждом углу, и одна другой краше. Вечером смотрите допоздна телевизор или читайте. Если она скажет: «Хочу спать», не кричите «Ура!», а дайте ей понять, что теперь так будет всегда. И что скоро она выйдет замуж. Если же она не заснет сама, звоните мне вот по этому мобильному телефону. Я сразу же приеду. А сейчас я покину вас. В мое отсутствие чувствуйте себя, как дома. Ключи от квартиры висят в прихожей у зеркала. Магазин с продуктами – на первом этаже нашего дома. Пока.
Гриша даже не успел закрыть свой изумленный рот, как Саня уже оказался на улице. Покидать свою квартиру у него не было никакой надобности, а ушел он только потому, что ничем не хотел стеснять своих гостей. Теперь перед ним встал вопрос: где провести сегодняшнюю ночь. Но сначала он решил позвонить в Сочи доктору.
- Я узнал вас по голосу, - чуть обиженно сказал тот, когда Саня назвал по телефону свое имя. – И даже заметил, что вы с утра слегка пьяны.
- Это ваш одесский родственник напоил меня чуть свет французским коньяком.
- Так они уже были у вас? – удивился доктор.- Узнаю Гришу: он любит ковать железо, пока горячо. Ну и что там у вас с Соней?
- Соня спит.
- Вот это новость, - закричал Вениамин Львович. – Это даже не новость, а событие! Причем, мирового масштаба! Надо немедленно звонить во Всемирную Организацию Здравоохранения и в Одессу. Первая увековечит ваше имя наряду с именами Пастера и доктора Дымова, а вторая будет ликовать до утра, потому что иначе там не могут.
- Я подозреваю, что вы тоже навеселе, милый доктор, - рассмеялся Санников.
- Каюсь, - признался Вениамин Львович. – Вчера вечером я встретил в ресторане удивительную женщину, и сегодня утром выпил мензурку спирта из-за тоски по ней. Это женщина моей мечты: умна, человечна, терпима. И безумна красива. Она – английская леди. Журналистка из какого-то лондонского журнала.
- И зовут ее Китти?
- Так вы еще, оказывается, еще и провидец?! – осевшим от удивления голосом попытался крикнуть доктор.
- Об этом позже, при личной встрече, - успокоил его Саня. – Вы когда возвращаетесь в Москву?
- Через три дня.
- Вот и навестите нас тогда. Сукотские пока будут жить у меня.
«Мир тесен, - подумал он, - и события пошли по очередному кругу спирали. Теперь уже и доктор очарован Китти».
Он вспомнил первую и единственную встречу с нею, их поездку к Горбуновым.
«Теперь я знаю, у кого я найду пристанище и одновременно покой и теплоту», - решил он и двинулся по направлению к станции метро «Третьяковская», что на одной линии с «Коньково». По дороге купил для ребятни иностранных машинок, а у входа в метро стал рыться в записной книжке, отыскивая телефон Горбуновых. Номера он не нашел и решил ехать без предупреждения, зная, что для Горбуновых это в порядке вещей.
Вагоны в метро были забиты донельзя: народ валил на знаменитый Коньковский рынок. Люди были сосредоточены и злы. Утром рубль снова упал, и они не знали, что сталось с ценами. Но соседом Сани, зажатого толпой в конце вагона, оказался человек, которого волновали ни колебания рубля, ни рыночные цены. Он был весел и независим, потому что возвращался с ночной смены и по дороге зашел в рюмочную. Сразу определив, что Саня не относится к категории челноков и перекупщиков, он радостно сказал ему:
- Старик, ты только посмотри на эти морды! Из-за этих мерзких физиономий я дал в газету объявление об обмене. Представляешь, я хочу обменять прекрасную квартиру, окнами на лес и озеро, черт знает на что! И все из-за этих морд. Мне обрыдло смотреть на них каждый божий день. Ты думаешь, мы едем сейчас в вагоне? Ни за что! Нас с с тобой утрамбовали в огромный денежный мешок. Только железный, и на колесах. Видишь ту тетечку, у которой черные слезы по румяной морде размазаны? Ты полагаешь, это у нее грудя такие высокие? Черта с два! Бабки у нее заместо грудей, баксы и еврики. А вот тот мужик, на полковника похожий, думаешь, от чего он дрожит? У него нет возможности проверить, в целости ли его денежки, потому что он руки не может от держалки оторвать: зажали его так. И такую картину я наблюдаю каждое утро, когда возвращаюсь с работы домой. А работа знаешь у меня какая? Магазин я охраняю, где компьютеры продают. Казалось бы, ну, что это за работа; сиди да смотри за камерами наблюдения. Но я недавно вышел покурить на десять минут, возвращаюсь, а на экране надпись: «Предупреждаем о неполном служебном несоответствии». И за это издевательство я получаю, думаешь, сколько? Три тыщи с копейками. А потому я этих ротшильдов, что даже на такси экономят, терпеть не могу. Они ж мне в вагоне дыхнуть не дают.
Квартиру Горбуновых он определил по знакомым березовым чурбачкам у двери, которая сразу распахнулась, стоило ему позвонить, и огромные, радостные глаза взглянули на него.
- Саня! – ничуть не удивляясь, сказал маленькая женщина, одетая в тот же толстый свитер, что и прошлый раз. – Проходите сюда. Садитесь, если найдете, где можно сесть.
Гостиная, куда она провела его, была сплошь заставлена рюкзаками, лыжами и прочим туристическим снаряжением.
- А я вас только вчера вспоминала, - говорила Лена, освобождая ему место на диване. – Вернее, о вас мне напомнил Борис Иванович. Сейчас я вам по страшному секрету расскажу, что он мне наказал. Он позвонил нам поздно вечером. Я валялась в постели со страшной температурой. Простудилась в походе. На сей раз Юрка таскал меня на плато Путорана. Там, конечно, здорово, но эти супермены начисто забывают, что я всего на всего слабая женщина, и угнаться мне за ними не по силам. Они, нет слов, молодцы: неделю идти по нехоженым тропам, столько тащить на себе… Но темп прямо ужасный. Аж противно! Мы вышли к прекрасному озеру, Лама называется. Как я просила их дневку там устроить, хоть чуточку пожить у этой красоты. Ни в какую! У них, видите ли, график срывается! А простудилась я после восхождения на плато. Так они меня на себе по очереди тащили, вместо рюкзака. А теперь я тихонечко отхожу. Видите, как я одета.
- Так что же сказал вам обо мне Борис Иванович? – спросил заинтригованный Саня.
- Ой, - рассмеялась Лена, - я уже и забыла, с чего начала!
Она села напротив на рюкзак и сделала таинственное лицо.
- Он сказал мне, - начала она вполголоса, - что в Москве в полном одиночестве и забвении живет знакомый мне человек, которого надо срочно вывести из этого неестественного для него состояния. И поручил эту миссию мне. Не верите? Я сейчас покажу вам бумажку, на которой я записала ваш номер телефона. Это рецепт, выписанный мне только вчера, так что без обмана. Теперь знайте, что я ваша спасительница и развлектельница, и у меня уже есть план вашего вызволения из плена хандры и скепсиса. Но об этом потом. Сейчас вернется Юра с хлебом и сахаром, и мы будем обедать, а мы к его приходу должны разделать рыбу под названием сиг, которого мы привезли с Таймыра. Вы это умеете делать?
- Нет, - признался Саня.
- Я тоже нет, - поддержала его Лена. – Тогда будем разделывать его так, как это делал нганасанец Афанасий из поселка Валек.
Они вышли на кухню, такую же захламленную и тесную, и Лена достала из холодильника огромную рыбину.
- Берем ее за хвост, - командовала Лена, - вы с одной стороны, я – с другой, и тянем на себя. Видите, мы разодрали рыбину на две аккуратные половинки. Теперь делим ее таким же образом еще на две части, и у нас получаются великолепные полоски, которые в магазине называются филе.Теперь остается порезать их на кусочки и пожарить. А все отходы с головой валяются у нас в тазу.
Саня стоял посреди кухни с рыбой в руках и озирался, не зная, куда ее пристроить.
- Что, испугались нашего погрома? – усмехнулась Лена. – Знаете, Китти через месяц после нашего знакомства подарила мне книгу Генриха Бёлля «Дом без хозяина» и сказала: «Это про тебя». Она глядела в корень. Хозяйка из меня никакая. Но, что касается посуды, у меня есть своя теория: ее надо мыть, когда выясняется, что не из чего есть и пить. Тогда, по крайней мере, в этом процессе участвуют все.
Объяснив суть своей теории, Лена принялась резать рыбу, а Сане велела заняться луком. В это время в дверях появился Юра, хмурый и злой.
- Извини, - сказал он, подавая Сане руку, - у меня плохая память на имена. Помню, что был ты у нас однажды, а вот имя твое как отрезало.
- Саня его зовут, - подсказала Лена. – Он ученик Бориса Ивановича. Они с Китти приходили к нам бардов послушать. А мы с Саней сейчас сига разделали. Сейчас пожарим и сядем есть. Ты хлеб с сахаром купил?
- А что, должен был?
- Здравствуйте, а зачем же ты ходил?
- Сейчас вспомню. Я вышел из дома, полез зачем-то в карман и нашел там счет на электроэнергию. Понимаешь, нас целый месяц не было дома, а там указана сумма, какую мы платим почти за год. Я решил зайти по дороге в контору и выяснить, как такое могло произойти.
- Ну, и что выяснил? – спросила Лена со вздохом.
Юра тоже вздохнул, только гораздо глубже, достал из сумки бутылку водки и поставил ее на стол.
- Юра, откуда это? – удивилась Лена. – Ты знал, что у нас будут гости?
- Нет, - смущенно ответил Юра. – Просто захотелось.
Теперь степень удивления Лены достигла своего предела:
- В первый раз за всю нашу совместную жизнь я вижу, что тебе захотелось выпить. Что случилось? Вчера я смотрела телевизор и кто-то из наших депутатов сказал: «Алкоголизм стал национальным бедствием России». Может быть, ты решил укрепить его в этом мнении?
- А что, он действительно так сказал? – вполне серьезно спросил Юра.
- Да, действительно, - подтвердила Лена. – Теперь правительство обязано разработать план мероприятий по искоренению этого явления.
- То есть, бороться за здоровый образ жизни, - мрачно продолжил Юра. – Строить дворцы спорта и плавательные беседы, устраивать развеселые праздники с разгоном облаков и уличными шествиями с матрешками. На Красной площади будет петь по-матерному Серега Шнуров, а, может, приедут впадающие в маразм иностранные рок-группы. Только от пьянства народ этим не избавишь.
- А чем же тогда?
- Человеческим отношением к нему!
- Юр, не брюзжи! Причем таким высоким штилем. Что случилось? С тобой, а не с народом, что ты взял и купил эту бутылку водки?
- Я сегодня прошел три круга ада. Тетя, евшая на рабочем месте булку с бананом, сказала, что у нее в компьютере забиты такие данные по нашему счетчику и мне надо оплатить именно эту сумму. Которую я не заработаю и за полгода. Ее начальник внимательно выслушал меня, позвонил ей по телефону, заглянул в свой компьютер и сказал, что тетечка с бананом права, то есть, надо платить, что написано. Я иду в префектуру, и там мне предлагают написать жалобу, но… советуют предварительно оплатить счет, так как жалобу будут рассматривать в течение месяца, а то и двух, а за это время набегут огромные пени.
- И ты решил напиться?
- Нет, просто выпить. И оказалось, что кстати: Саня в гости зашел.
Все выпили за встречу по стопке и закусили сигом без хлеба. Потом пили кофе без сахара и гуляли в огромном парке, похожем на лес.
- Жаль расставаться, - сказала Лена. – У меня в душе есть уголок для хороших людей, таких, как Борис Иванович и Китти. Когда мне трудно, я всегда вспоминаю их. И вы тоже из этого уголка. Сегодня мне было хорошо, несмотря на Юркин сюрприз.
- А я ведь к вам ночевать пришел, - смущенно сказал Саня. – Ко мне гости приехали издалека, и мне надо было оставить их в одиночестве.
- Да?! – вскрикнула Лена. – Так это ж здорово! Наши ребята сейчас на Кавказе у моих родителей, так что места у нас хватает. И мы обязательно позвоним Борису Ивановичу, и я доложу ему, что я выполняю его наказ.
- По-моему, он совершенно зря возложил на вас эту не совсем понятную миссию. В сущности, я – в порядке. Есть кое-какие сложности, но поднимать народ на мое спасение еще рановато.
- Он сказал, что у вас заболела жена, и вы отправили ее на лечение. Ее ведь тоже Леной зовут?
- Да, она сейчас на Тибете.
- Ого! А почему так далеко?
- Вечером за ужином я все вам расскажу. А ужин сегодня буду готовить я. По рецепту Бориса Ивановича: отварная картошка и салат. Много помидоров, огурцов, перца и зелени со сметаной.
- Только кинзы не надо, - скривилась Лена.
Саня рассмеялся:
- То же самое говорил Борис Иванович, когда заказывал это блюдо в кафе «Малибу» в своей деревне. Его внучка Катерина тоже не терпит кинзы. А сейчас идем в ваш супермаркет за продуктами.
- И надо не забыть купить хлеб и сахар, - добавила Лена, и Юра потупился, восприняв это как упрек.
Ужин удался на славу. Они сидели в гостиной, из которой исчезли рюкзаки, лыжи и прочее туристическое снаряжение, ели горячую картошку с овощами и допивали злополучную Юрину водку. Смотрели, конечно, телевизор: на своей даче в Сочи, которую совсем недавно покинул Саня, Президент давал интервью строгой и нервной даме из немецкого еженедельника. Ее вопросы были сплошь провокационными, но Дмитрий Алексеевич держался молодцом: улыбался, шутил и терпеливо разжевывал журналистке прописные истины. Особенно ее интересовал вопрос, когда Россия выведет из Севастополя свой флот, как будто тот стоял у нее под окнами на Александерштадтплац. Когда Президент ответил, что флот останется там до окончания срока договора между Украиной и Россией, он изобразила на лице такое изумление, граничащее с ужасом, что даже спокойный Юра не выдержал и, извинившись, выключил телевизор.
В это время запел Санин мобильный телефон.
- Она проснулась, - раздался в трубке встревоженный голос Гриши Сукотского. – И что нам теперь делать?
- Вы можете последовать моему примеру и поужинать, - ответил ему Саня. – А потом прогуляться по Пятницкой и прилегающим к ней переулкам. Ее архитектура ничуть не уступает вашей Дерибасовской, так что у вас будет масса впечатлений.
- А мы можем пройти отсюда на Красную площадь? Представляете, мы в Москве уже целую неделю, а до сих пор не видели еще ни Спасской башни, ни Мавзолея и ни ГУМа. Соня очень хотела бы побывать там.
- Выходите из дома, поверните налево и идите все время прямо. Через двадцать минут вы будете на Красной площади.
- Спасибо. Но вы ничего не сказали насчет Сони. Как вы думаете, это нормально, что она проспала так долго? А если она теперь снова не будет спать?
- Тогда позвоните мне, и скажите Соне, что Сан Саныч хочет поговорить с ней. Приятной вам прогулки.
- Ваши гости? – спросила Лена с улыбкой, когда он сунул телефон в карман.
- Да – ответил Саня. – Представляете, они еще не были на Красной площади, и им надо обязательно поставить в известность об этом меня.
- Но я поняла, что у них есть еще какие-то проблемы, не так ли?
- Чуть позже я расскажу вам и о них.
- И не забудьте, что вы обещали сказать мне, почему ваша жена оказалась на Тибете.
И Сане захотелось сейчас, когда момент истины был совсем близким, поведать именно этой маленькой женщине о всех своих проблемах.
- Хорошо.., - начал он, но в это время раздался сумасшедший звонок в дверь, а так как она была не заперта, то звонивший тут же распахнул ее, и прокуренный женский голос прокричал:
- Вы телевизор смотрите?! У нас снова путч!