Когда предчувствием разлуки...

Хранить верность — это достоинство, познать верность — это честь.
М. Эбнер - Эшенбах


- Николенька, душа моя, что это с тобой сегодня? - графиня отложила в сторонку корзинку с рукоделием и поднялась с кресла, в котором сидела, занимаясь своим излюбленным делом - вышивкой, ожидая, пока накроют стол к ужину. - Ты вернулся с прогулки сам не свой.  Не заболел ли часом? Вид у тебя больно бледный. А ну, поди сюда! 

Её сын Николай, юноша девятнадцати лет, сидел напротив, расположившись с книгой на софе, но не читал, а с какой-то тоскою смотрел прямо перед собой, не слыша обращённых к нему слов.

- Николенька, я к тебе обращаюсь, mon ami, - подойдя к сыну, графиня дотронулась до лба губами, проверяя, нет ли жара. - Да что это с тобой, право?

Молодой человек, придя в себя от прикосновения, перевёл взгляд на мать.
- Ничего, маменька, всё в порядке, не извольте беспокоиться... Так, задумался слегка, простите... Впрочем, маменька, я хотел бы....

В этот момент в гостиную вошла горничная, и сообщила, что стол  к ужину накрыт, а господин граф ожидает их в столовой.

Николай, не договорив, поднялся, и, предложив графине руку, проследовал с ней к столу.

Ужин прошёл в молчании. Молодого человека явно что-то тяготило. Но отец с матерью не стали допытываться, решив, по обыкновению, что сын сам поделится своими печалями, когда сочтёт нужным. Он совсем недавно вернулся из-за границы, где получал образование, и родители всё никак не могли привыкнуть к тому, что их мальчик стал совсем взрослым.

После ужина графиня попросила мужа немного почитать им. Граф обладал красивым бархатным голосом, и великолепно читал стихи.
Присев на софу в гостиной, она похлопала рядом с собой, приглашая сына сесть рядом. Николай не посмел ослушаться, и подсел к матушке.
Граф встал поодаль, у пианино, и, раскрыв небольшой томик стихов, начал читать:

- Когда предчувствием разлуки
 Мне грустно голос ваш звучал...

При первых же звуках голоса отца Николай вздрогнул и посмотрел на мать. Графиня, чуть подавшись вперёд, с такой любовью и нежностью смотрела на мужа, что у него защемило в груди. "Как же она его любит, - подумал Николай. - И для неё не существует другого мужчины, кроме как отца".

Когда, смеясь, я ваши руки
 В своих руках отогревал,
 Когда дорога яркой далью
 Меня манила из глуши –
 Я вашей тайною печалью
 Гордился в глубине души.

- Маменька, дорогая моя маменька, - беря мать за руки и поочерёдно целуя их, негромко произнёс Николай. - Я никогда и никому не позволю обидеть вас! Ни словом, ни делом...

- Тсс! Тише, Николя, тише! - графиня, высвободив одну руку, ласково провела по смоляным кудрям сына, спадавшим ему на плечи. - Слушай!
И она вновь замерла, наслаждаясь звуками любимого голоса.

Перед непризнанной любовью
 Я весел был в прощальный час,
 Но боже мой! – с какою болью
 Тогда очнулся я без вас!
 Какими тягостными снами
 Томит, смущая мой покой,
 Все, недосказанное вами,
 И недослушанное мной....

Граф замолчал. Какое-то время в гостиной царила тишина. Все молчали, не решаясь заговорить, словно продляли мгновения очарования от прекрасных стихов Полонского.

Внезапно за окном раздался звук грома, и сверкнула молния. Пошёл сильный дождь.

Молчание нарушил Николя, обратившись к матери:

- Маменька, позвольте откланяться! Время позднее, пора спать, что-то я устал за сегодня, - Николай, встав с софы, почтительно склонил голову перед матерью.

- Да, конечно, иди, Коленька, в самом деле. Бледен ты что-то, видать, на грозу дурное самочувствие у тебя. Поспи, mon ami, и к утру всё пройдёт! - графиня, приподнявшись на носочки, поцеловала сына  и, перекрестив, благословила на ночь. - Покойной ночи, Николя!

- Покойной ночи, маменька! Покойной ночи, папенька! - Николай, попрощавшись, покинул гостиную и направился к себе в комнату.

Граф, дождавшись, когда за сыном закрылась дверь, приблизился к жене,  и приобняв её за талию, прошептал на ушко: "Ну что, душа моя, не пойти ли и нам в спальню?"
Графиня, вспыхнув, словно девушка, засмеялась нежным грудным смехом и согласно кивнула головой, с обожанием глядя на мужа.

Добравшись до своей комнаты, молодой человек, вопреки ожиданию, не лёг в постель, а присев к столу, достал перо и бумагу.
Обмакнув перо в чернильницу, торопливо стал писать.

Видимо, то, что он писал, давалось ему с трудом. Он - то начинал бормотать сквозь стиснутые зубы: "Вот ведь мерзавец! Нет, это же надо, какой же он мерзавец! Да как только посмел!".
То, бросив перо, устремлялся к окну. Прижавшись лбом к стеклу, смотрел, сквозь слёзы, которые не мог сдержать, как дождь омывает липовую аллею, где он так любил гулять с матушкой в детстве...

"Матушка, милая, горячо любимая матушка.
 И как только этот мерзавец посмел предположить, что она изменяла отцу, была чьей-то любовницей?!" -  У Николая от негодования тут же высыхали слёзы, и он вновь бросался к столу, принимаясь писать далее.

Наконец-то письмо было дописано и запечатано в конверт. Оставив его лежать на краю стола, Николя, не раздеваясь, прилёг на кровать поверх покрывала. До рассвета оставалось совсем немного времени, и спать он не собирался, зная, что всё равно не сможет заснуть...

Как ни странно, но, написав письмо, он успокоился. Предстоящая дуэль уже не так страшила. Он поверил в счастливый для него исход поединка. Эту веру в него вселяло и то, что пистолетом он владел гораздо лучше, чем шпагой. Николя считал, что ему повезло, раз противник выбрал именно этот вид оружия.
Мысль, что его визави отлично стреляет, что это и послужило причиной выбора, не пришла ему в голову по младости лет.

Он так же надеялся, что противник всё же признает свою неправоту и принесёт извинения. Николя вовсе не жаждал крови, и не хотел никого убивать. И умереть сам тоже не был готов, ведь его жизнь только начиналась, он был ещё так молод...

Слёзы опять подступили к глазам, и он, встав с постели, подошёл к окну. 
Дождь прекратился, гроза ушла в сторону. Гром слышен не был, лишь вдалеке на тёмном небосводе были видны всполохи молний.

Николай распахнул окно, впуская свежий воздух в комнату. Город ещё спал.
Внезапно тишину нарушил цокот копыт и стук колёс пролётки, пересекающей площадь, еле видимую в сером предрассветном тумане.

"Видимо, какой-нибудь загулявший повеса возвращается домой из ресторации или от любовницы", - подумал Николя, и вновь боль кольнула сердце. - Матушка, я так и не осмелился поговорить с вами, не смог задать этот вопрос, так мучивший меня. Отчего же я так на вас не похож? Вы с отцом оба русоволосы, светлоглазы, я же совершенно другой, совершенно!" - молодой человек застонал. Верить в правоту чужих предположений он не хотел, не мог. И тешил себя тем, что был просто обязан вызвать этого мерзавца на дуэль...

За тяжкими думами он не заметил, как пролетела ночь, и за окном забрезжил рассвет.

"Светает, уже светает, пора ехать...",  - тяжело вздохнув, и, взяв конверт со стола, намереваясь передать его секунданту, Николя вышел из комнаты навстречу судьбе с надеждой на её милость...