Глава 10 Лица станицы

Валентин Киреев
 
На фото слева вверху Толкунов ниже его Недорубов, крайний справа Горин (все с женами). Толкунов обнимает жену Недорубова и её сестру). Жена Толкунова в очках. Жена Горина - в платье в горошек.

Глава10. Лица станицы
Станица в лицах
Не все эти люди оставили яркий след в истории станицы, но остались в моей памяти, как друзья детства, соседи.               
В советское время лицом станицы был не атаман и не председатель сельсовета, а председатель  колхоза или директор совхоза.
Самым заметным из них был Толкунов Василий Дмитриевич. Он стал руководить колхозом ещё с 1930-х годов и с перерывами правил уже директором совхоза до 1960 -х годов. Не просто умный, а мудрый человек, умеющий на равных разговаривать с  колхозником и руководителем района. До сих пор люди вспоминают оброненные им фразы, поступки. Говорят, что сейчас можно возродить совхоз, только если Толкуна из могилы поднять.  Крупный мужчина с большой седой головой, жестким, волевым лицом, ходил и здоровался степенно, зная себе цену. Когда шел по станице, важно выпятив живот, все уважительно склоняли головы, здороваясь с ним. Он каждого замечал и тоже кивал в ответ. 
Построили новый склад в Муравлях в 50-е годы. Купили новый замок. Стали вешать на дверь. Подошел Толкун. Посмотрел и мудро изрек:
- Это мы замок от себя ставим!
Заведующим складом был пронырливый и хитрый Кузьма. Мог запросто договориться в райцентре и привезти дефицитные стройматериалы – гвозди, шифер, доски, толь. Как-то завез на склад хорошие струганные дощечки. Так они Кузьме понравились, что стал ночью по одной или паре дощечек приворовывать.  Чтобы отвести от себя подозрение, стал по утрам Толкунову докладывать:
- Доски стали со склада пропадать.
Толкун только кивнет головой и дальше пишет. Видя такое дело, Кузьма обнаглел и начал тащить ещё больше. Но и Толкун не дурак. Если надо мог среди ночи встать и проследить за своим хозяйством. После очередного доклада о том, что пропадают дощечки, приподнял голову от бумаг и поинтересовался:
- А, ты, Кузьма примерно знаешь, кто бы это мог их со склада спереть?
Кузьма начал юлить:
- Точно не знаю, но примерно догадываюсь.
- Ну, вот что! - внушительно произнес Толкун:
– Скажи этому человеку, чтобы принес дощечки на место. А то посажу.
На следующее утро поинтересовался:
- Как там у тебя с дощечками?
Кузьма ответил:
 - Да, Вы знаете, пришел, пересчитал. Все на месте.
 - Ну, вот и хорошо! - удовлетворенно согласился Толкун.

Паша Макаров с дружком только что получили права. Едут на машине. Друг за рулем, а Павел рядом. Подъезжают к Муравлям. Дорога ровная и машина быстро бежит, поднимая пыль. Рядом с дорогой пасется отара овец. Пастуха не видно. Ушел обедать. Неожиданно одна овца бросается перебегать дорогу, а за ней и вся отара. Друг не успевает затормозить и машина оставляет просеку, на которой лежит 7-8 овец. Они останавливаются. Решают погрузить сбитых овец в кузов и привезти в колхоз. Стучатся в кабинет председателя.
С виноватым видом заходят. Толкунов сидит грузно за столом и что-то пишет. Мельком взглянув на ребят, спрашивает: 
-Что случилось?
Перебивая друг друга, сбивчиво объясняют, как было дело.
-А где был пастух? И где задавленные овцы?- спрашивает Василий Дмитриевич.
-Пастуха не было. Овцы 5 штук в кузове лежат - отвечают ребята.
-Так. Об этом никому ни слова. Отвезите в столовую и скажите, чтобы мясники сегодня скот не забивали. Пусть разделают Ваших овец для столовой - распоряжается он.
Наутро собрание у крыльца правления. Выходит председатель и спрашивает:
 – Все собрались?
Толпа кричит:
-Все! Все!
У меня вопрос к пастуху:
-Ты где был вчера в 10 часов утра?
-Овец пас - отвечает тот, не замечая подвоха.
-Врешь! Не было тебя в это время там. А овцы у тебя все целы?
-Овцы все на месте. А я может, отлучался пообедать - отвечает пастух.
-Опять врешь. Овец у тебя 5 штук не хватает. Ребята вчера машиной задавили. Но они хоть честно пришли и признались. А ты врешь мне! - начал он отчитывать пастуха.
-Ладно, ребят я прощаю, хотя ездить надо осторожнее. А ты заплатишь 50% стоимости овец. Собрание закончено.

Утренняя планерка. Разнарядка на работу бригадирам в кабинете. Звонит телефон. Василий Дмитриевич берет трубку. Кто-то из районного начальства требует срочно дать им машину. Он выслушивает и говорит внушительно и твердо:
 – Не дам.
Кладет трубку. Через несколько секунд опять настойчиво звонит телефон. Морщась, берет трубку. Слышно, как на повышенных тонах кто-то угрожающе кричит на том конце. Он отстраняет трубку от уха подальше, кривится, отчего лицо его принимает кислый и неприветливый вид. Когда голос,  наконец, затихает, аккуратно кладет трубку на рычаги аппарата и, повернув голову к невидимому собеседнику говорит:
– Ну, уж фуй там.

Уборка. Все в полях. Комбайны ползают по огромному полю, оставляя за собой копны соломы. На копне у дороги грузно сидит председатель Толкунов, примяв рыхлую солому, чуть не до земли. Подползает комбайн с полным бункером зерна:
Дмитрич! Когда машина будет?
Взглянув на часы, Толкун машет вниз рукой:
Глуши мотор. Минут через 10 подъедет. Не раньше.
С облаком  пыли по дороге подъезжает райкомовский «Газик». Из него вылезает, недавно назначенный  руководитель сельхозуправления Танюхин:
Как дела? Управляетесь? Потерь много?
Толкун, вытирая платком, пот со лба, отвечает:
Не успеваем возить. Машин не хватает. А потерь зерна у меня нет.
- Не может быть! Я вот проверю первую попавшуюся копну, и потери обязательно будут.
Танюхин велит шоферу раскидать соседнюю копну. Тот раскидывает. Зерна под ней нет.
-А ну-ка проверь другую.
Раскидывает другую. Потерь нет.
- Не может быть. Это мы неудачно место выбрали. Пойди вон ту посмотри.
Толкун не выдерживает:
-Это что же, выходит, мы сами своим словам не верим? Сказали первую попавшуюся?
Теперь хотите все подряд проверить? Проверяйте. Я сказал потерь нет.
И внушительно добавляет: Не мешало бы знать, что по инструкции допускается 13% потерь из-за конструктивных особенностей в самом комбайне. Там потери ищите.
Танюхин, ни слова не говоря, натягивает на голову шляпу, и уезжает.

Случилось это в 50-х годах прошлого века, в Муравлях. Председательствовал там тогда Толкунов Василий Дмитриевич. Утром продавщица сельмага пришла на работу. Открыла  ключом большой амбарный замок на двери. Прошла через коридор и другую дверь в помещение. Скользнула взглядом по полкам. Зашла за прилавок. Глянула на пол к боковой стене и обомлела. Вчера, после обеда машина привезла с товаром два ящика водки. А стоял один. Она сама, лично ставила их один на другой. Стоял один…
Не веря своим глазам, посмотрела в угол. Там на полке, уже полгода, стояла дорогая гармонь. Угол был пуст.  Тут до неё дошло. Крутнулась. Выскочила. Помчалась через дорогу в правление. Залетела на планерку к Толкунову и с порога заорала: - «Ограбили! Обокрали!».
Все удивленно повернулись к ней. Толкунов оторвал глаза от бумаг.
«Обокрали! Ограбили!» - опять закричала запыхавшаяся продавщица.
Толкунов недовольно поморщился:
-Говори толком. Кого ограбили? Кого обокрали?
-Магазин! Магазин – ограбили. Открыла. Смотрю, ящика водки нет. Гармошки нет.
- Ладно. Иди закрой на замок. Жди. Никого не пускай. Милицию вызову.
Хутор был старообрядческий. Воровства сроду не было. К обеду из райцентра, ст. Березовской приехала милиция со служебной собакой. Собрался любопытный народ. Всем было интересно, как будет искать вора специально обученная собака. Инструктор, с собакой на поводке, прошел в магазин. Через несколько минут вышел. Дал команду:
-Ищи!
Старая сука понюхала ступеньки крыльца, подошла к боковой завалинке. Задрала заднюю ногу, помочилась. И села, закончив на этом свой поиск. Милиционер стал объяснять.
- Вор залез через крышу. Раскидал солому, спустился через лаз в коридор. Забрал товар и обратно тем же путем вылез.
Милиционеры стали чесать затылки, думая, где искать вора.  Народ собрался расходиться. Внезапно натянулись тучи, потемнело. Один дед, взглянув на небо, промолвил:
-Как бы дождя не нагнало.
Тут же, как по заказу сверкнула молния, треснул гром, зарядил ливень. Да такой, что на вытянутой руке пальцев не видать. Народ ринулся спасаться в магазин. Набились, как сельди в бочке. Спустя несколько минут дождь так же внезапно прекратился. Выглянуло солнышко. Стали выходить из магазина. Вдруг со стороны гумна запиликала гармошка
-Тирли-тирли-тирли дам. Тирли дам. Тирли дам.
Милиционеры бегом бросились туда и вывели под ручки пьяного гармониста. Он ночью выпил две бутылки из ящика. Уснул. Дождь его разбудил. Похмелился и душа попросила веселья.

С его сыном Юрой, только что окончившим 10 классов я готовился к поступлению в ВУЗ. Частенько бывал у него дома. Сидели в его комнате, решали за столом трудные задачи по алгебре, физике. Писали шпаргалки. Юра был избалованным ребенком, любимчиком родителей. Матерью он вертел, как хотел, а отца побаивался. Как- то захожу к нему и попал на разбор полетов. Отец его за что-то отчитывал. При мне не стал дальше ругать, только сказал:
- Да, зря отменили палочную систему!
Мы знали, что раньше колхозники работали за «палочки», то есть каждый отработанный день (или трудодень) отмечался учетчиком черточкой (палочкой) в табеле. Вот и думай, то ли он говорил про трудодни, то ли про наказание палками?

Недорубов Николай Константинович уроженец станицы Березовской – жил в нашей станице с 1954 года и до 1961 года он работал директором Малодельской Тракторной Станции. Хорошо его помню. Крупный, симпатичный мужчина. Награжденный в Отечественную войну орденом Красного Знамени. Сын героя Советского Союза и полного Георгиевского кавалера Недорубова Константина Иосифовича. С 1961 по 1964 год директор совхоза Малодельский. Как-то стали ему жаловаться наши комбайнеры и трактористы на конторских работников:
- Мы от зари до зари в поле пыль глотаем, а они в кабинетиках чистенькие сидят и больше нас получают!
Недорубов хитро прищурился:
- А, Вы знаете, что кабинетная пыль самая вредная? В чистом поле милое дело, свежий воздух, красота! Вы попробуйте целый день в кабинете посидеть? Вот они за вредность больше и получают!
С шутками, смехом отстали от него механизаторы.

В другой раз возмутились, что они ходят на работу в МТС пешком, а его возит колхозная машина. Машин тогда по пальцам руки можно было пересчитать. Он не стал ссылаться на свое ранение, а просто сказал:
- Меня возит машина и будет возить, а вы ходите пешком и будете ходить.

С 1955 по 1957 год председателем колхоза был Дронов Александр Иванович. Интересный, неординарный человек, любящий свою станицу.
Александр Иванович Дронов родился в 1912 в Малодельской в семье казака.
1938-1941 г преподаватель Малодельской СШ и директор Атамановской СШ
1941 году ушел добровольцем на фронт. В боях получил тяжелое ранение.
1949-1955 год - работает в Сталинградском Облисполкоме заведующим областным отделом культпросветработы и завотделом организованного набора рабочих.
В 1955 году добровольно по призыву партии в числе 50 тысячников уехал на родину и работал до - 1957 года председателем колхоза им. Сталина в Малодельской
1957 - 1972 годы учитель и директор МСШ.
Очень чуткий, отзывчивый, внимательный. Всегда доброе, детское выражение лица. За линзами очков нежные, небесно - голубые глаза. Не могу себе представить, чтобы он на кого-то затопал ногами, заорал. И в то же время имел такой авторитет, что ему беспрекословно подчинялись учителя и ученики.  При школьном дворе распланировал опытный участок. Рассаживал семена необычных растений и сортов, редких тогда в нашей станице. Я впервые увидел, как растут бобы, розовые помидоры, сорго. Жена Клавдия Сергеевна также работала учителем в школе.
С 1965 года директором совхоза был Киреев Тимофей Дмитриевич. Высокий, чернявый, симпатичный мужчина. Наш Малодельский. Его отец Дмитрий Тимофеич работал заведующим Машино Тракторной Мастерской. Жена Мария Ивановна учитель Химии в школе. Тимофей Дмитриевич хорошо знал сельское хозяйство, при нем совхоз был в числе передовых в районе, но большой любитель выпить, погулять. Вскоре его забрали в райцентр, руководил аграрным сектором.
Хорошую память о себе оставил, руководивший совхозом после него
Сбойчаков Анатолий Георгиевич. Толковый, знающий профессионал. Уважаемый в станице человек. Позже руководитель Сельхозхимии района.
Рыжеватый, шустрый мужчина. Возил его шофер Мокров Валентин. Непомерно толстый, грузный, сонливый. Жили на одной улице. По соседству. В полдень Валентин привез директора обедать. После обеда нужно было ехать в район. Обед закончился, а шофера все нет. Сбойчаков не вытерпел, пошел к тому в хату. Заходит, и видит такую картину. Валентин сидит на полу, привалившись спиной к открытому холодильнику, и спит богатырским сном. Холодильник гонит прохладу к его мощному торсу. Разбудил. Поехали. Некстати пошел дождь, и шофер опять стал кимарить прямо за рулем. Дмитрич не вытерпел и сам сел за руль. Шофер плюхнулся на его место и тут же заснул. Директор рулил, рулил и застрял в колее. Мимо шла вахтовая машина из другого совхоза. Остановилась. Вылезли из кузова рабочие и вытолкали машину, изрядно перепачкавшись в грязи. Тут уж проснулся и Валентин. Так как он сидел на директорском месте, то в его адрес полетели «ебуки»:
Директор! Ты что, даже из кабины не вылез?
 Отматерив его уехали, а удовлетворенный директор спросил:                - Ну, как? Получил мандюлей? Будешь знать, как директором работать!
Несколько лет директорствовал Куркин Василий Иванович. Свой. Из соседнего хутора Б. Лычак. Знал, понимал станичников. Умел, если надо, с матерком и юморком объяснить и заставить.
Приехали из райцентра Гаишники провести техосмотр. Сразу нашли к чему придраться. Нельзя доярок перевозить на грузовых машинах с самодельными, деревянными будками в кузовах. Шофера с радостью кинулись ломать крушить будки. Им ведь приходилось вставать в 4 утра, чтобы отвезти на утреннюю дойку за станицу смену. Мимо шел Куркин.
- Стой! Стой! Прекратите сейчас же.
- Нам ГАИшники приказали.
- Я с ними сам потолкую.
Зашел в комнату к Гаишникам:
-Так! Готовьтесь. Я созвонился с райкомом партии. Сказал, что Вы запретили выезжать на необорудованных машинах дояркам. А, коров то надо доить! У Вас машины оборудованные. Вот и поедете стадо доить. Дам Вам одну доярку, покажет как за сиськи дергать.
- Да, мы ничего. Если райком партии просит, пусть доярки, как раньше ездят.
То, то - же!
Удовлетворенно согласился Василий Иванович.
В 1990 – е годы директором был местный - Голубев, сумевший привлечь спонсора Агрогаз и за счет них несколько лет совхоз ещё держался на плаву, когда соседние хозяйства уже были разрушены. До и после были ещё директора, но я о них ничего не знаю.

МОИ СОСЕДИ
Галдины (Жили рядом с Лопайком)
Наверное, приехали в Малодельскую по распределению после окончания института. Тамара Петровна окончила Агрономическое отделение,  Иван Петрович Ветеринарное отделение Сельскохозяйственного института. У них не было родни в Малодельской. Говор Тамары тоже был не местный. Звонкоголосая, смешливая пленила своего мешковатого, на несколько лет старше её Петровича. Сразу родила ему девочек погодок Олю и Лену. Пока их растила, растеряла свои агрономические познания. Так и сидела дома, а Петрович работал. Он много лет ходил в поношенном синем, может даже свадебном костюме, в черных хромовых сапогах, с потертым кожаным планшетом на боку. Немного нескладный, с высоким морщинистым лбом, переходящим в бугор лысины. Глаза источали кротость, добро и ласку. В компании чувствовал себя стеснительно, неловко. На свадьбе в 1962 году у сестры Таи в нашем доме гуляли вся родня и соседи по улице. Хорошо выпили, вылезли из столов размяться. Мужчины примерно одного возраста. Решили подшутить. Перемигнулись и заспорили, кто быстрее пробежит по улице от нашего столба до Галдина столба. Вышли, прочертили линию старта. Построились в шеренгу. Скомандовали: «На старт. Внимание. Марш!».                Все дружно затопали ногами на месте, и один  Петрович сорвался, побежал, нелепо размахивая руками, думая, что опередил всех. Понял, что его разыграли, когда добежал до середины и услышал сзади хохот. Покраснел как рак. Чтобы сгладить неловкость, стартовали ещё раз, и быстрее всех оказался Иван Сергеич Киреев.                Тамара сразу взяла командование в свои руки. Укоренилась в дому. Любила почесать язычок с соседками, а кто ж этого не любит? Была беззлобной и безобидной. Иван Петрович как незаметно жил, так незаметно и умер в 1982 году. Тамара жила одна. Так и не работала. Только летом, во время уборки, ездила на ток с соседкой Нюрой Шевцовой (Лопаихой). Дочки вышли замуж, разъехались. Вековала одна. Когда я приезжал домой на каникулы, всегда заходил к ней. Спрашивал про девчат. Привозил ей гостинцы - то арбузик, то абрикосов с дачи. Просила помочь наладить ей электрический насос на огороде для полива. У этого насоса и смерть приняла. Стала с вечера поливать картошку по бороздам. Рано утром соседка Нюра Лопаиха услышала, как у Тамары жужжит мотор на огороде. Удивилась. Пошла посмотреть. А Тамара как упала с вечера в борозду, так и не поднялась. Видно сердце прихватило.  С её дочками Олей и Леной познакомился в десятилетнем возрасте. Сестры Галдины были веснушчатые, рыжеволосые. Вечером играли в мяч, в догонялки, в кулючки.
Через дорогу правее, в глубине двора, дом Филиппова Бориса Ивановича. Жил он  с женой Груней и дочками Мусей и Леной. Сам хозяин маленького росточка. 
Отец шутил, что Борис Иваныч покупает костюмы в городе в магазине Детский Мир.
Фронтовик. В совхозе первые годы   был секретарем парткома, потом месткома. Всегда на каких-то должностях. Груня сидела дома,  но перед пенсией подобрала себе легкую работу «Осеменителя». Гигантским шприцом осеменяла коров вместо быка. Посмеивалась над своей работой. Муся очень симпатичная девчонка, но как – то на уроке дружок Ваня толкнул меня:
 « Посмотри, как она держит авторучку?»
Я посмотрел, и стало как-то не по себе. Указательный палец был, как бы переломан в первой фаланге, и его конец лежал изломом на ручке. Кожа на висках была настолько светлая и прозрачная, что просвечивались голубые жилы.
«Синежилая» - произнес приговор Ванька, и мы больше внимания ей не уделяли.
После 10 класса заболела «Астмой», и поехала лечиться в Тиберду. Нашла там себе мужа.
Лена Филиппова  осталась жить в Малодели с родителями.
Напротив нашей калитки через дорогу кухнешка Попова Никанора. Дочь Попова Надя высокая с красивыми чертами лица, на год моложе. Рост взяла у отца Никанора, а красоту от матери полячки Марины.
ЖАЛНИН ВАСИЛИЙ
Жил на нашей улице, во втором от угла доме, доставшемся ему с братом Иваном от родителей. Василий смуглый, черноволосый, худощавый, резкий в движениях. Жена Мотя – дородная степенная, белотелая. Дети Ольга, Виктор, Вова моложе меня на 3-4 года. Ольга в мать. Виктор в отца. Цыган цыганом. Брат Василия Иван более светлый, задумчивый. Все его звали – «Иван Глухой». Он недослышал. Жена симпатичная, чернявая. Дети Саша и Тоня. На год, два старше меня. Веснушчатые, рыжеволосые. Дразнили Сашу – «Желток». Теснились и уживались в одном доме. В детстве бегал к ним слушать патефон. Василий особенно любил ставить пластинку, где Шульженко пела «Голубку». Он сам подпевал:
- «О, голубка моя! Как люблю я тебя!».
Я играл с Ольгой и Виктором в уличные игры. В лапту, кислый круг. Штандер. Иван позже построил дом у Большого моста и перешел с семьей жить туда. Одно время я сдружился с его Сашкой «Желтком». Он виртуозно прыгал с моста и нырял в Леменек. Заходил к нему домой.
Василия лучше узнал, когда работал с ним в стройбригаде. Крепко выпивал. Приходил на работу с перепоя. Похмелялся и сильно пьянел с пары рюмок вина. Потом резко бросал пить. Гневно отвергал предложения выпить. Становился неуравновешенным. То говорил тихим, елейным голосом, то взрывался и матерился как босяк. Как-то ругался с одним плотником, и тот сказал Василию:
 - «Да, до хрена таких умников, как ты».
Василий неожиданно согласился:
- «Правильно! Таких, как я до хрена. А вот таких, как ты трое - Ты. Кудин. И дурак один».
Мы, молодежь, внимательно прислушивавшиеся к перебранке, загоготали от такого выверта. А Василий подошел, довольно щурясь, и стал беззлобно подкалывать:
 - Ну, что пацаны – хрен Вам цены! 
Чтобы уязвить посильнее, достаточно было назвать его «Васька Кушнир». Он мгновенно краснел гневом и выходил из себя. Полдня не мог успокоиться.
Любил Василий приходить на стадион. Парни играли в футбол, и он болел, орал, свистел как мальчишка. Приходил в клуб под ручку со своей дородной супругой смотреть индийские фильмы. Выходил с мокрыми глазами:
 - «Не могу смотреть спокойно. Плачу. Сердце не выдерживает. Нервы уже не те».
Неожиданно в 45 лет умер от инфаркта.

КАЛАШНИКОВ ФОМА

Сухенький старичок. Как-то странно держал голову с наклоном вниз, её сзади подпирала большая шишка на шее. Поэтому смотрел всегда как-бы насмешливо исподлобья. Нещадно смолил самокрутки, и от них рыжела кайма усов. Вроде и рассказать про него нечего. Работал с нами. Хорошо плотничал. Но дважды поразил меня. Первый раз весной, когда на стройдворе разлилась гигантская лужа. Он посмотрел, покачал головой и сказал:
- Ну, прямо Миргородская лужа. Только свиней не хватает.
Сообразил, что он процитировал Гоголя. Но почему я, свежеиспеченный выпускник десятиклассник не помню в Мирогороде лужу? Вечером проверил, и точно, Гоголь описывает большую, удивительную, прекрасную лужу со свиньями на центральной площади Миргорода. Второй раз удивился, когда на 9 мая увидел его в клубе в военном кителе с орденами, медалями и майорскими погонами. Воевал в Отечественную в СМЕРШ.
После смерти Сталина ему не дали доработать в органах и получить пенсию за выслугу лет. Уволился и приехал на родину. Никогда бы не подумал, что этот скромный, умный, интеллигентный старичок такой отважный воин и работает наравне со мной плотником. Видимо ранило его сзади в шею, потому и голову так держит.
Его ученик Усачев Володя недавно рассказал про него несколько историй.
Приехал на лошадях конюх развозивший в полевые бригады воду в деревянной бочке. Увидел у ворот склада стройдвора привезенные тюки стекловаты. Надо сказать, что стекловата первый раз попала в совхоз, и кроме строителей никто не знал о ней. Фома решил подшутить и предложил ему взять для мягкости себе под сидение. Обрадованный кучер положил себе под задницу мягкую стекловату, поблагодарил и выехал со двора. В полях начал чесать себе заднее место от мельчайших иголок стекла, проникших сквозь штаны к его телу. Никак не мог понять причину. Снял штаны, обливал водой, ничего не помогало. Допетрил, что виной всему колючая подстилка, и разъяренный, прискакал на стройдвор искать шутника Фому. Тот конечно благоразумно спрятался.
В другой раз Фома сам пострадал от электродрели. Тогда ещё электродрель была большая редкость. Её включали через трансформатор и высверливали быстро отверстия в брусьях. Фома затеял сверлить в дубовых полозьях саней дырки. Сверло попало на сук, заело, и дрель с дурной силой начала скакать вместе с полозьем, ударила его же под коленки. Хорошо вовремя подскочили плотники и выдернули шнур из розетки. Синяки на ногах были порядочные.
Недавно узнал, что в гражданскую войну, в августе 1918 года его отец Калашников Афанасий Яковлевич перешел в составе 18 полка от белых к красным в дивизию Миронова. Произошло это в станице Березовской. Говорил Фоме, что с саблей мог и против десятка держаться, опасался только выстрела из винтаря в спину.
За боевые заслуги в годы великой Отечественной войны Фома Афанасьевич был награжден орденом Красного знамени и медалями. Возможно, Афанасий Яковлевич был родня Комаровой (Калашниковой) Нины Яковлевны, как мне говорил её сын Александр.

ПРОЗВИЩА
В любой большой станице много людей с одинаковой  фамилией, а то и с именем. Чтобы не путаться о ком идет речь, удобно пользоваться прозвищами. Часто уличная кличка очень точно характеризовала человека или какую-то его черту. В нашем классе было двое Дроновых. Один из них Толя, убегая от нас, споткнулся в саду о какой-то  торчок обрезанного дерева. Упал и со злостью сказал: "фу, турчок!". Мы это слово подхватили и стали звать его "Турчок".
И действительно, он был похож на турка. Загорелый носатый крепыш "Турчок". Другой Дронов Вовка, рассказал  анекдот, в котором было смешное словосочетание "Кеша ломом подпоясанный". Его так и прозвали Кеша. Сашку Озерина за фамилию и васильковые глаза "Озерок". Две группы школьников разделились на моряков и летчиков. Одного из вожаков прозвали Моряк, другого Летчик. Вову Рябова, заику долго тянувшего слова "Ры ..Ры.., Рыбу , Ра..Ра..Раков ловить", прозвали коротко и удачно Рыра. Моего дружка Ваню Блохина за высокий рост и любимую песню "Монтажники высотники" называли Монтажник. Ивана Вихлянцева, собутыльника отца, за рыжую шевелюру называли «Рыжим». Но "Рыжих" было много и моя мама, присмотревшись к его вечно пьяному красному лицу, сказала: "Да какой же он Рыжий - он Красный». И закрепилась кличка Иван Красный. Одного мальчика за то, что краснел и стеснялся, как девочка стали звать "Таня", потом «Муха». Ивана Великанова - маленького мужичка за несоответствие роста своей фамилии прозвали "Великанчик". Зятя Василия Чистякова из Заполянки, имевшего привычку постоянно ругаться «Мать моя старуха», так все и называли "Мать моя старуха". А женские прозвища "Шимела", "Чупатка", говорили сами за себя.
Лихого гармониста преподавателя из Лычака Александра Георгиевича Бочарова прозвали «Гыр-Гыр», по звукам гармонии.
Малодельские прозвища ребят и мужиков – Киргиз, Гусятник, Семенник, Яишник, Петя Тушан, Сорока. Володя Шишкарь, Шикун, Костя Горбатенький, ПВД, Дуб, Монтажник, Гурёнок,  Толя Воропайчик, Мартын, Пупок, Кисель.

Малодельские персоны:
Маня-Лёся дурочка - женщина лет сорока с бессмысленным выражением лица, курносым носом, блекло голубыми глазами. Ходила разношерстно одетая.
Когда матери хотели приструнить детей, говорили: - Ты, как Маня Лёся дурочка.
Или сыновьям: - Женю на Мане-Лёсе.
Володя Шишкарь – тоже дурачок. На носу от бровей до ноздрей огромная шишка. Гноящиеся нижние веки глаз и глуповатое с улыбочкой лицо. Иногда казалось, что он не совсем дурак. Подходил и начинал разговор:
 - Здорово! Как дела?
И ты уже начинал думать, что раз он знает тебя и помнит, то не такой уж и дурачок. Но дальше разговор у него не клеился, просил дать закурить и все. Кто из ребят пожестче сердцем любили поиздеваться безнаказанно над ним. То, зажгут сигарету со стороны фильтра и дают покурить. То заставят съесть дождевых червей. Он был безотказный в работе и всегда с удовольствием помогал везти бабке тележку, колоть дрова. Весь день ходил по центру станицы, улыбаясь и здороваясь.
Александр (фамилии не помню, кажется Парамонов жил в Кочерге) был тихо помешан. Говорят, до армии был нормальным. Грузный, полный мужчина, постоянно как-то затаенно про себя улыбался. Получал пенсию, днем бывал в центре, вечером в кино, нигде не работал. Постоянно ходил в каком-то засаленном черном демисезонном пальто.

СТАРИКИ
Сейчас не вспомню из детства ни одного злого, перекореженного лица. У всех, проживших долгую, тяжелую, заполненную заботами деревенскую жизнь, лица были добрые, чистые, ясные, напоминающие своей бесхитростностью и простотой младенцев. Горевать и тужить было некогда, с утра до вечера в работе со скотиной, по хозяйству. Разве, что уж совсем древние, измученные старческими болячками, сидели на колодках с притерпевшейся к боли гримасой.
Сосед, справа от Больницы, Свинарёв Никита. Невысокий, ледащий старичок. Ходил в сером старом пиджачке и таких же брючках. Узкое личико с редкой щетиной по подбородку. Как- то весной зазвал меня в свой сарай. Там из обструганных дощечек сколотили красивый скворечник. Я залез на высокий клен у больничного крыльца и прибил его к толстой ветке. Рядом со Свинаревым маленькая хатка деда «Яишника» Петрушина. Низенький, худенький, сморщеный. Работал заготовителем. Собирал по дворам яйца, тряпье, шкуры, кости. Взамен давал материю, мыло, свистульки ребятишкам. Всем было удивительно, что он на 10 лет старше своей молодой жены. Дальше вдоль забора длинный старый крытый соломой дом Тюпиных. Петю Тюпина, вратаря футбольной команды, знала вся Малодельская. За ними дом с садом Березнева - грузного, усатого деда. Жил с дочерью. Она работала завпочтой. Напротив аккуратный, с удобным подворьем и молодым садом, домик Харининых, одиноких стариков, приехавших из Кувшинова. Дед Федор коренастый, плотный. Приходил к нам в школу и на вечере, посвященном 45 годовщине Революции, рассказывал, как видел на митинге В.И. Ленина. Подошел к нему сзади и потрогал пальцами пальто. Убедился, что он настоящий.
На углу, дом одинокого старика Недорубова,  по уличному Мишки турка. К нему на лето приезжал внук из Сталинграда, мой дружок по детству, и я бывал у них дома и во дворе. Первый раз увидел, как дед перетирал картофель через железную сетку на крахмал.
Через дорогу от него по поперечной улице, тянущейся к Леменьку, стоял дом моих дедов Бочаровых. Дед Бочаров Михаил Михайлович, бабушка Бочарова (Романова) Мелания Антоновна и сын (мой дядя) Бочаров Иван Михайлович.
Если вернуться к больнице, то на левом углу в улицу домик Шевчуков. Сам Шевчук всю жизнь проработал в совхозе разнорабочим. Среднего роста, сбитый мужик. Жена Анна сидела домохозяйкой. Высокая, дебелая женщина. Сейчас ей уже 92 года.
За их домом в середине пятидесятых годов стоял старый дом с садом. Это был дом Нефедова Павла Романовича отца жены Жалнина Василия. Припоминаю, что он был лысый, пожилой, работал бухгалтером. Вскоре умер, дом быстро разобрали, сад вырубили и протоптали стежку в Кочергу. Теперь две дороги туда обтекали дом Шевчуков с обеих сторон, и треугольным   островком за ними оставался старый дом с огородом Ткачевых.  Дочь Таисия Ткачева была одноклассницей моей сестры Таи. Они приглашали нас мыться по субботам в баню.   Рядом с ними, напротив Бочаровых, построился приезжий плотник с семьей Варлахов. Одно время преподавал труд у нас в школе.
Слева от больничного дома, саманная кухня Блохина Федора Еремеича, деда моего лучшего дружка. Плотный, полный, сильный. Смех его немного напоминал рык зверя. Поднимал за черенок, полную тяжелого навоза, совковую лопату. Ходил грузно, по медвежьи переставляя лапы. До революции жил в Рогачах. Имел свою мельницу.                За Леменьком как на острове, в месте называемом «Овчинный», было несколько домиков.  Их рассекала дорога на Заполянку. Справа в сторону леса две избушки, в одной жила бабка Сокуриха. Ее боялись. Считали, что связана с нечистой силой. Была она седая, грязно одетая в какие-то старые юбки, и редко появлялась в центре.
Напротив её через дорогу стоял в гуще сада дом лесника Наумова Афони, плотного, носатого мужчины. Он всегда носил на стриженной под бокс голове форменную фуражку с зеленым околышем. Меня родители водили к нему мыться в бане. Рядом с ним домик Мохова Василия низенького, щуплого, узколицего мужичка. По-моему работал плотником в совхозе.
Дед Халимон жил на задах, выстроенного отцом дома по дороге у Кочергу.
Халимон (Филимонов Костян) высокий, подбористый, седобородый следил за кладбищем.  Окашивал там траву. Поправлял ограду. Ни одна бабка не шла за него замуж, так как он ночью приставал. Когда его хоронили, я впервые увидел старинные похоронные носилки из жердей без дна. На них несли гроб до кладбища.
Через пустошь от Халимона жил ещё один лесник Егоров Федор. Они с женой были очень уважительные, но жили с горем в сердце. Их малолетний сын утонул в колодце.
Почти напротив них на той стороне жил Чекунов Андрей Семенович. Тракторист.
Игрался в лапту на пустоше с его дочками Лидой, Валей …
У гатки через Леменек, по дороге на кладбище, жил Костя Горбатенький (Тапилин) с женой. Малорослый из-за горба на спине. Мать в сердцах ударила его чем-то маленького и на всю жизнь сделала калекой. В младших классах учился с его дочерью Таисией.
От больницы наискосок справа на углу   жил Дронов Павел Сергеевич с супругой. Длинный огород их тянулся по больничному переулку почти до Коровьей улицы. Он долго работал председателем сельсовета. Невысокий, плотный. Постоянно копался то в огороде, то выгонял скотину на улицу. То готовил круг кизеков. Жену его не было видно. Знала только двор да дом. Мама говорила, что она жалуется на сердце и болеет лет 20. Но такие больные своих мужей переживут. Так оно и случилось. Дети жили где-то далеко. После смерти стариков приехал в этот дом младший сын Виктор, но оказался пропойцей. За ними в мою улицу стояли домишки бабок с птичьими фамилиями. Бабка Кочетиха (Кочеткова Шура) высокая, сухощавая. Сын Николай и дочь. 
Бабка Ворончиха (Воронкова) дородная, живая в разговоре.
Напротив  их по улице хатка вдовы Поли. Сын летчик погиб в Отечественную войну. Дальше по левой стороне был старый домик Михайлиных Петра и Стюры. Они взяли из детдома и воспитали сына Бориса. После построились на соседней улице. Там и умерли.
А на месте их дома теперь дом Феди Долбилкина. Следующая хатка была на два хозяина. В одной половине жила швея надомница «Катя Хромоножка». Даже шила теплые одеяла. В другой половине несколько лет нашими соседями жили Михайлины, потом продавшие дом Сиухиным. Через дорогу наискось от нас на правой стороне много лет стоял заброшенный ветхий дом Климана Беликова в котором никто не жил.
Напротив нас старый дом Пахомовых (Он работал конюхом). А потом в этот дом переехали жить из хутора Плотникова старики Тютюлины. Рядом с ними мазанка Поповых Никанора и Марины, живших с дочкой Надей,  после жил Васильев.
Дальше Нюра Шевцова с Сашей Куркиным и Галдины. За нами по улице развалюха старика Семисотова. Жил с бабкой. Их забрала доживать к себе дочь, куда-то к горе в Непочетку. В доме стали жить Бобовы. После их дома, провалившаяся в землю до окон, избенка, какой-то бабки. И длинный, ветхий дом Елкиной Федосьи, матери Гуковской Стюры. Через дорогу напротив его красивый домик  Евдокии Петровны Ахановой, заведующей молокозаводом. Перед углом дом Жалниных. 
Рядом с ними на углу поворота к школе старики Калинины. Он высокий, седой, большеголовый. Она низенькая, полная.  Водили тучу уток, гусей купавшихся у двора в уличной луже. На другом углу по нашему ряду построился рядом с тещей Гуковский Павел Леонтич со своей Стюрой и сыном Вовой.
Все старые люди не матерились. Считали грехом осквернять свои уста матерщиной. Ванькина бабка, когда сердилась, ругалась «Аманат» (то есть пленник в переводе с татарского языка). Другая, любила ругать словом, которое её внук учил по учебнику истории, и в сердцах обзывала нас «Турки-сельджуки».

КОЧЕРГА
Рядом с домом Бочаровых у поворота в Кочергу стоял маленький бедный домик Вербенко. Старики похожи на нахохленных воробьев. Носатые, смуглые с поникшими головами. Он сапожник, она домохозяйка. Младшая  дочь Тоня на 2 года старше меня. Впервые увидел у них трубку калейдоскоп. Смотришь одним глазом, поворачиваешь, и каждый раз видишь измененный, чудесный набор разноцветных стеклышек, складывающийся в красивый узор. Выдирали из крыши их сарая стебель зеленой куги и плели из него то лукошко, то утку. На другом повороте дом Блохиных. Дуся, моя одногодка вышла замуж за Павла Махонина, Володя постарше. Впервые услышал у них по радио голос Синявского с чемпионата мира 1956 года. Напротив их жили Страховы на берегу Леменька, и в память врезалось; Тамара (одноклассница Таи) тащит за руку братишку Гену (моего будущего одноклассника). Он в маленькой гимнастерке упирается, ревет и едет задницей по песку. Дальше по Кочерге Полунин Вася. Рос без отца. Мать  работала птичницей  на лесной стороне  Леменька. Рядом с Полуниным жил Пшеничкин Петр Ильич, среднего роста, тушистый с остатками кудрей на голове, любящий выпить и посмеяться мужчина с женой и тремя детьми Сашкой, Володей и Валей. Напротив Санек Озерин и  Плесков Борис. Отец Бориса нескладный блондинистый мужчина с хитроватым взглядом. Мать плотно сбитая, смуглая, черноволосая, голубоглазая похожая на цыганку. Дальше на углу Симонов Толик, через дорогу от него Федуловы, Соловьевы, а у Леменька Ковалевы  Константин Игнатьич с Василисой Ивановной. Сын Александр, дочки Женя и Анна. Соловьев Михаил Михайлович худой, морщинистый, с загорелым лицом. Жена полная, белотелая русская баба. Дочери Анна, Валя, Лида, Таня.
И с каждым парнем, на какое-то короткое время сближался, дружил. У Пшеничкиных меня больно укусила их собачонка. У Озерина мы долго лазили в сарае и работали столярным инструментом. У Симонова Толика я впервые попробовал курицу, запеченную в русской печи. С Федуловым Вовой вытаскивали пластилинным шариком с ниткой из земляных норок крупных мохнатых пауков. С Соловьевой Лидой играли в карты. Дом Ковалевых крайний у реки. Ходили купаться в Леменек между их забором и огородами, которые шли до гатки. Тут я научился плавать.
Друзья раннего детства.
Петр Полунин (Дунёнкин).
Один из ранних друзей Полунин Петя.  Жил с мамой Дуней в бедной саманной хатенке левее Кашаева моста. Дуня – ледащая, бесхитростная, рыжеволосая, веснушчатая, чем-то напоминала лисичку. Работала разнорабочей. Куда пошлют. Да её Дуней никто и не называл. Просто Дунёнка.  Худенькая, как девочка, задавленная нуждой Дунёнка. Петя полная её копия. Такой же маленький в детстве, с облупленным носом, облепленным с обеих сторон веснушками. В учёбе сразу отстал. И запомнилось только по раннему детству, как пару дней играл  с ним детсаду, куда иногда приводила меня мама, да как шли с ним, взявшись за руки после первого звонка в начальную школу. Мельком видел его взрослого. Легко узнал в нем сорокалетнем того рыжего пацанчика. Петя Дунёнкин, или Петя Полунёнок, как его иногда называли.

Рябовы Витя и Вова
Первые друзья детства Витя и Володя Рябовы. Прижила их Настя Рябова от Егорова Антона, учетчика трактористов, когда работала в полях и поварихой. После войны был недобор мужчин. Виктор родился на 5 минут раньше Володи. Антон Сергеич их не признавал. У него уже были свои взрослые дети. Жили мои друзья на центральной улице, которую прозвали Коровьей. По ней прогоняли и встречали коров. Игры у нас были простые и бесхитростные. Ждали, когда проедет колхозная машина. Загадывали серию, и кто угадывал, тот и выигрывал. Серий было две СФ и СЕ с номерами, а машин было штук 6, и ездили они по центру редко. Вечером, в потемках  мы протягивали через дорогу нитку и прятались. В свете фар нитка казалась толстой. Шофер вылезал, рвал нитку и обкладывал матом шутников. Виктор по натуре лидер. Был сильнее, лучше бегал, лучше лазил по деревьям, плавал и нырял. Володя помягче характером, заика, прозванный нами "Рыра", за то, что в разговоре тянул "Ры.. ры.. рыбу и  Ра.. ра ... раков ловить." Вечерами собирались дети, жившие по соседству: Рябов Толя, Дронов Вова, Романовские Женя и Валя. Игрались, что-то рассказывали. В учебе оказались слабыми, остались на второй год, потом еще, и быстро отстали от нас. Мать была верующая и наверно, поэтому Виктор не поверил, что Гагарин полетел в космос. Ведь там Бог и ангелы! Как же человек полетит на небо в гости к Богу?

Медовое яблочко.
Купался в яркий солнечный день на Масловке с Ваней Блохиным и Рябовыми Витей и Вовой. К тому берегу подошли купаться, знакомые Рябовым пацаны. Натырили где-то яблок и вкусно хрумкали, раздеваясь до трусов.                Витя крикнул: - «Кинь яблочко!»                - «Лови! Медовое!» - и ему бросили через речку круглое яблоко. Витя ловко поймал. Оно и впрямь было медовое, налитое прозрачным соком так, что сквозь него были видны красные семечки в середке.  Витя вгрызся в яблоко, счастливо щурясь васильковыми глазками и поглядывая на нас, с завистью смотревших, как он его лопает. Для него было двойное удовольствие есть вкусное яблоко и смотреть, как мы глотаем слюни. То яблоко до сих пор стоит у меня в глазах. Я с тех пор съел, может тонну яблок, но такого желанного и вкусного как то, теперь уже не попробую никогда.