Счастливая семейная пара

Ирина Козырева
И.С. Козырева.


Счастливая семейная пара.
Рассказ. 

- Ну, здравствуй Коленька, муж мой любимый. Пока до тебя доберёшься…  Дай, отдышусь немного. Смотрю на тебя, красивый ты здесь, почти как в молодости. Помнишь, какой видной парой мы с тобой в институте были, все девчонки в общежитии мне завидовали – такого парня отхватила: и лучший математик, и лучший шахматист, да ещё и красавец! А как галантно ухаживал! Увидят в окно, мне кричат: «Галька, твой с цветами идёт!» Почти всегда цветы приносил. Я знала, что в сквере на клумбе нарвал, откуда же у студента деньги на цветы, а виду не показывала, будто не знала. Переживала, конечно, вдруг попадёшься однажды. Но всё равно приятно было. Нет, я-то тоже не последняя была  – и училась отлично, и на лыжах за честь института выступала. Ко мне, бывало, кто-нибудь подваливает, а как узнают, что я с тобой, так и оставляют.  Ты  растерзал бы любого, кто бы посмел тебя заменить возле меня, таким грозным был.  Таким и остался. Вот и на  Назарова налетал напрасно. Да, ты же не знаешь: он  умер недавно. Может, ты и рад этому, а мне как-то неприятно на душе – будто я виновата. Нет, не перед тобой. Тебе хоть теперь рассказать можно. А раньше, знаешь, как обидно мне было. Ты же готов был с кулаками на меня броситься из-за него. А ведь у меня с ним ничего не было, и быть не могло ни тогда, в молодости, ни теперь. Я просто помогала ему по физике, он в институт поступать  готовился. Ты же прекрасно это знал. Ну, приносил цветы, так ты их потом выбрасывал в мусор.  Поздравлял с праздниками всегда в стихах, только чтобы тебя дома не было. К нам  ещё, бывало, гости приходили, ты ещё тогда мало пил. Увидел, как мы с ним танцуем, как он ко мне прижимается, и приревновал меня к нему. Ну, было – руку целовал, шептал на ухо: «Я хочу тебя», так ведь я-то не отвечала ему. Да я и не принимала его слова всерьёз. Он тогда, наверное, всем так шептал. Ещё бы! Такой видный, такой умный, в него все женщины влюблялись. А помнишь, Вадик, его друг, свою невесту привёл к нам на вечеринку, чтобы Назаров на неё посмотрел и женитьбу одобрил. Назаров стал нарочно ухаживать за ней. Так она своего жениха Вадика тут же и  забыла. Конечно, Вадик щупленький, серенький против Назарова. Отсоветовал жениться. И хорошо сделал, Вадик со своей Валей до сих пор живут, старики уже, считай, с той не получилось бы так.  Нет, я не про Вадика, про Назарова тебе рассказать хотела. Он же под конец совсем один остался. Со своей-то женой он давно разошёлся. Она мне рассказывала. Он  гулял от неё, она знала, но терпела. А потом сама любовника завела. А ему сказал кто-то, или сам догадался, только возмутился он страшно. Ничего не говоря, посадил жену в машину и молча поехал с ней далеко-далеко за город. Там где-то остановился и говорит, ну, мол, рассказывай, что у тебя было с тем человеком, по имени любовника назвал. Заставил он её всё рассказать. А потом объявил: «Ты больше мне не жена. Выходи из машины». Она взмолилась: «Куда же я пойду?» «Не знаю, иди куда хочешь» - и вытолкал её из салона, а сам уехал. И осталась она сама не знает где без верхней одежды, без денег. А тут ещё дождь пошёл. Едва-едва на попутках домой добралась. Ушёл он неё, женился на женщине с ребёнком, свой бизнес завёл – магазин у него был и столовая. Богатым стал, а у меня всё деньги занимал втайне от тебя – говорил, нет наличных, все в деле. Отдавал всегда с задержкой. Да, с сыном он тоже рассорился, а точнее – плохо с ним обошёлся. Сначала всё заставлял его разойтись с женой. – «Она у тебя проститутка, в борделе работает».  - «Ничего не проститутка, официантка она в ночном кафе».  – «Официантка, говоришь? А хочешь, я закажу её на ночь привезти, чтобы ты убедился?» А потом ещё хуже – у сына свой бизнес был. На него рекетиры наехали, жизни угрожали. Он к отцу – дай денег, убьют ведь. Не дал. Поссорились они на всю жизнь. Сын разорился, с женой разошёлся и куда-то уехал. Да всё это ещё при тебе было, только ты тогда про Назарова и слышать ничего не хотел. Меня Назаров втихаря от тебя всё поздравлял со всякими праздниками и деньги занимал – отдавал, всё говорил, ну что ты с этим пьяницей маешься, зачем он тебе? А тут вечером приходит и говорит: «Выходи за меня замуж, я не могу с ними больше жить, они меня отравят». Сын жены вырос, с ними живёт и всё деньги требует. Назаров твердит:  «Они меня отравят, я не пойду к ним, они меня отравят».  Я давай успокаивать его, что ему это только кажется. А он же совсем другим стал – растолстел очень, женщин у него больше нет. Я, конечно, отказываюсь. Тогда он упросил меня позволить только переночевать. Я согласилась. Он захотел помыться и зовёт меня из ванной, чтобы помыла ему спину.  Я в ванную не пошла, а наоборот, закрылась у себя в спальне. А запереться же нечем. Так я комод к двери придвинула, чтобы он не вошел. Он чуть не всю ночь меня через дверь уговаривал, говорил, как мы с ним жить хорошо будем, говорил, что всегда меня любил. Утром такой расстроенный ушёл, я дала ему денег на такси. Всё повторял, что они его отравят. Я не придала значения этим словам.  А вот два дня назад мне его друг Вадик позвонил, что похоронили его. Как-то тихо так погребли, никому не сообщили, даже другу. Сказали только, что у него почки внезапно отказали, и он в больнице умер. Неужели и правда отравили? Вот я теперь и думаю – не виновата я, правда? Не могла же я по-другому. А на душе как-то неприятно.  Тебе рассказала, полегчало сразу. 
Ой, чуть не забыла –  Веру встретила, помнишь её, в одной группе со мной училась? Она приехала на нашу кафедру с институтской проверкой. Меня сразу узнала, удивилась, что я простым преподавателем работаю, и никакой учёной степени у меня нет. Всё сокрушалась, ты, мол, такие надежды подавала, в аспирантуру собиралась. И про тебя спрашивала, какая тема была твоей диссертации. А я уж и не помню ту тему. Едва отделалась от расспросов. Не могла же я ей сказать, что ты вообще не защитился. Ну, я-то, конечно, так, где мне уж было с двумя малыми детьми наукой заниматься. А ты-то мог стать и кандидатом, и, может, доктором математических наук, если бы тогда пить не начал. Я знаю, что виновата перед тобой. И перед наукой. Ты бы стал крупным учёным – не удержала. Теперь всё думаю: где, когда был тот момент, который я упустила?  Да всё эти заочники. Когда, после аспирантуры, тебя направили в сибирский институт преподавателем, сколько планов, сколько надежд у нас с тобой было! И ведь  всё хорошо было  – я с маленькими детьми, ты работаешь и готовишься к защите. А однажды ты пришёл, нет, тебя под руки привели какие-то люди сильно пьяного. Ты всё бормотал: «Галочка, Галочка…» - и протягивал ко мне руки.  Они усадили тебя на диван и молча ушли. Я была сильно напугана, а ещё больше удивлена. Ну, случалось,  вечером от тебя попахивало спиртным, но чтобы так… Я тебя разула, раздела – сам ты не в состоянии был это сделать, только бормотал моё имя и пытался целовать мне руки. Тогда я впервые встревожилась. Разговор отложила до утра «Это всё начальники большие и поменьше, учатся у нас на заочном. Им экзамены сдавать надо, вот и пригласили меня в ресторан. Да ты не волнуйся, всё будет хорошо». Слова мне сказать не дал, всё твердил, что всё будет хорошо. Только хорошо уже не было. Пьянки случались всё чаще. Видимо, ты и сам искал возможности выпить. «Коля, -говорила я тебе,- ты же такой умный, как ты можешь так напиваться?»  Вообще-то  такое случалось ещё не часто, и ты каждый раз меня уверял, что это в последний раз. Но из-за этого ты не поехал на защиту диссертации.  Уже и денег не хватало – пропивал. Я сказала, что пойду работать, хотела, чтобы ты устыдился. А ты молчал растерянно, виновато, смотрел не прямо. Я заметила, как изменился за последние годы: стал худой, часто небритый, давно не пострижен. Мне вдруг стало жалко тебя – куда делся бывший красавец, отличник,  гордость института – и стыдно: за заботами о детях совсем мужа забыла. Хотел что-то сказать, и вдруг опустился на колени, ткнулся мне в подол и заплакал. «Да проживём мы как-нибудь, только ты не пей больше». А утром ты не пошёл на работу. И на другой день тоже. На третий – признался: уволен. Я тогда от этой напасти просто онемела. Ах, да что теперь вспоминать! Давай чай пить!
А-а-а.., кажется,  термос разбился… Нет, цел. Вот сказала и вспомнила – это «давай чай пить» было у нас с тобой, как бы, примирением. Ты же очень любил горячий крепкий чай, ещё до водки любил. Помнишь, как ты не мог освоить профессию экскаваторщика? Тогда закон о тунеядцах вышел. Кто не работает, тот тунеядец. К нам участковый всё ходил – когда на работу устроишься? Грозился в лагерь ЛТП насильно отправить. Это уже здесь было. А тебя, как из нашего института уволили, ни в одну школу преподавателем не брали, а больше ты ничего делать не умел. Участковый и предложил тебе на экскаваторщика учиться, они тогда требовались. Ты согласился и за учебник засел, стал разбирать устройство этой землеройной машины. А как до двигателя дошёл, так и споткнулся. «Вот тут написано «Четырёхтактный двигатель внутреннего сгорания». А что это такое – четырёхтактный, почему не трёх, не двух?» «Какая тебе разница? Тебе важно знать, что там нажимать, чтобы им управлять».  «Как это, какая разница?!  Как я могу что-то включать, если не знаю, что там внутри происходит?»  «Но ты же не знаешь, что такое электричество, когда включаешь в комнате свет, и это тебе не мешает нажимать на кнопку выключателя». «Нет, это совсем другое дело! Я должен знать…» - ты кричал, ругал автора, требовал другую книгу принести. «Коля, ты утонешь в этих дебрях…» А ты настаивал, возмущался, бросил книгу на пол… Не знаю, чем бы дело кончилось. И тогда я сказала: «  Давай чай пить».  Ты сразу и обмяк. Но книгу эту больше в руки не брал. Профессия экскаваторщика не далась кандидату математических наук.  А потом, когда я раскричалась на твоё пьянство, ты тоже: «Давай чай пить», – ну, как тут не рассмеяться?
А тогда с этим экскаватором всё равно дело добром не кончилось. Приехала машина с двумя милиционерами, и тебя увезли в ЛТП.  Когда уводили, ты так на меня посмотрел, так посмотрел, как на предателя. У меня сердце сжалось. Что я сделала? Как могла дать согласие? Ведь ты такой чувствительный, такой ранимый, что с тобой там алкаши сделают!  Да я бы и не пошла на такое, но девчонки меня подтолкнули. Они уже учились и дома не жили. Приедут, посмотрят на тебя пьяного и ко мне: что ты с ним мучаешься, разведись, или в ЛТП отправь. Вот я и отправила. Ночь не спала, а утром сама туда поехала - милиционеры адрес сказали. Приехала – к тебе не пускают, только в приёмные дни, порядки - как в тюрьме. В приёмный день явилась, сама боюсь  - как ты на меня посмотришь, что скажешь. А ты весёлым таким оказался, всем хвастать стал, что вот я, твоя жена приехала. К тебе там, оказывается, очень хорошо относились – ты им истории разные рассказывал из жизни шахматных гениев, учил играть в шахматы.
Шахматы и потом нам помогали, когда домой приехал, работать в какой-то конторе стал и в шахматный клуб ходил. Играл на первенство города. Я на каждую игру тебя, как на подвиг провожала. Вместе радовались победам, вместе проигрыши переживали. И ведь выиграл ты первенство! Лучший шахматист города! Портрет на видном месте в шахматном клубе до сих пор, наверное, висит. Только лучше бы уж не выигрывал.  Тебя снова привели под руки пьяного – победу обмывали. И всё опять пошло-поехало, как раньше. Я: Коля, ты же погибаешь. Ты, такой умный, не можешь этого не понимать. А ты отвечал: «Я всё понимаю, я больше не буду. Только дай на чекушку». Ты просто изводил меня этим – дай на чекушку. И довёл: я решила с тобой развестись. Теперь уже я могу тебе сказать: не собиралась я с тобой разводиться. Не для того замуж за тебя шла. Я просто хотела тебя припугнуть.  И нас развели. Ну, ты, конечно, на суд не пришёл, развели без тебя. Я принесла бумагу домой, протягиваю тебе – на, посмотри. «Что это?» «Решение суда. Не муж ты мне больше». «Ну-ка, дай» - взял в руки и разорвал на мелкие кусочки. Потом повернулся и ушёл в свою комнату. А я стояла и не знала, плакать мне или смеяться.
Это теперь я могу вспоминать всё это почти с улыбкой, а тогда не до смеха было. Им, девчонкам нашим, легко рассуждать: «Что ты живёшь с этим алкоголиком, зачем он тебе нужен? Кормишь-поишь его, сама убиваешься». Начнут тебя стыдить. А ты и слова в ответ сказать не можешь. Я просто видеть не могла, как ты терялся, как они унижали тебя, начинала тебя защищать. А они злятся: «Раз он, по-твоему, такой хороший, так и живи с ним, не жалуйся». А я ведь только хотела, чтобы они тебе объяснили, чтобы подействовали на тебя, чтобы понял ты, наконец, и прекратил пить. «Он ведь, - говорила,-  погибнет без меня, и как я тогда дальше жить буду?» Они же главного не знали, маленькие ещё были, когда я в дом отдыха ездила. Да я бы и не поехала туда, если бы на работе меня не агитировали: пьет он? Пусть пьёт. А ты своей жизнью живи, молодая, красивая, о себе подумай.  Отправь детей на месяц к маме и съезди по путёвке, отдохни от него. Приношу путёвку, тебе показываю. Как ты кричал! «Никуда ты без меня не поедешь. Ты жена моя, не можешь одна ехать. Там один разврат, туда за этим одинокие женщины едут». Значит, ты пить можешь, а я поехать, куда хочу, не могу? И я поехала. Назло тебе и себе поехала и всё. А что получилось? Отдыха никакого. Целые дни думала: как ты там один, без меня. На три дня раньше сорвалась, возвращаюсь, думала – обрадуешься, что вернулась раньше срока. А ты закрылся в своей комнате и несколько дней не выходил. Я – Коля, Коля, я по всякому тебя звала и прощенья просила,  а ты в ответ только обзывал меня неприличным словом. Я впервые узнала, что ты матерные слова произносить можешь. Лица на тебе не было, когда ты вышел из комнаты. Месяц целый пил после этого, слова мне сказать не давал. Я просто не знала, как мне свою вину перед тобой загладить. С той поры ты и начал пить по-чёрному. А они говорят, брось его. Как же я могла после всего этого тебя на погибель отправить?
Да в последние-то годы у нас с тобой жизнь как-то налажена была. Опять же через эту математику твою. Помнишь, с чего началось? Меня попросили с кафедры математики, чтобы ты задачку одну посмотрел, справиться не могут. Я тебе показала, а ты отмахнулся – сами, мол, пусть думают. Я понимаю тебя, сперва уволили, а теперь помощи просят. А я всё равно на кухне их бумагу оставила, где ты обычно с шахматами сидел. Потом  забыла о ней. И вдруг ты кричишь оттуда: «Галя! Галя! Иди сюда!» Я испугалась, думала, что-то с тобой случилось. А ты весь сияющий такой: «Смотри! Какое красивое решение получилось!» Я, конечно, никакой красоты не увидела, просто математические формулы. Но за тебя обрадовалась. Мне даже показалось, что ты вернулся в себя прежнего. Ты подскочил ко мне и хотел поднять меня под мышки и покружить, как бывало в молодости. Но я же тогда худенькая была, а не такая тумба, как теперь. Да и ты был молодец, кровь с молоком, а не тощий шкет.  Сразу это поняв, ты оставил меня и радостно выпалил: «Давай выпьем! – Увидел на моём лице разочарование, объяснил, - Надо же отметить такое событие. Ну, в последний раз». Я знала, что не в последний. Но в твоих словах было столько желания, столько мольбы, что я не смогла отказать и пошла в магазин за бутылкой. Я же любила тебя, да и сейчас люблю. Но не безвольного пьяницу, каким ты стал, а того, прежнего с этой вот фотографии.
 И вообще, мы с тобой ведь счастливая пара. Это сейчас все только и думают о сексе. А я считаю, что любовь, - это соединение душ, как у нас с тобой. Ну, секс, конечно, ты тоже любил, особенно, когда молодым был. А по мне его хоть бы и вообще не было. Наверное, и в этом моя вина есть, что в последние годы не хотела с тобой спать. Ты возмущался: «Жена ты мне, или не жена?»
«Прекрати пить, тогда всё будет».
Ты же не хотел другой жизни для себя, лечиться отказывался. А я не могла найти таких слов, чтобы дошло до тебя. Оказалась бессильной. Каждый день только одно: «Дай на чекушку».
Мне все говорили, зачем даёшь, не давай. Ты же сама его, получается, поишь. Но они просто меня не понимали,  того, что я люблю тебя и не могу видеть, как ты страдаешь – сидишь совсем безучастный ко всему, что происходит, пока не выпьешь. Ты глядел в одну точку на столе и ничего не видел и не слышал. Мне больно было  тебя видеть таким. Зато с деньгами стало проще: я приносила тебе контрольные работы студентов-заочников, и ты решал их за деньги, но после выпивки. Вот оставить тебя одного в доме на несколько дней я решилась только однажды и то напрасно. Поехала навестить родственников – давно ждали. Не успела туда добраться, телеграмма ждёт. Соседка сообщает, что ты в тяжёлом состоянии. Перепугалась сильно! Возвращаюсь – ты в больнице. «Коля! Коля!» – никакой реакции. Вызвала дочек, сама не помню, как эти дни пережила.
Вот теперь ты здесь. Крест у тебя покосился, скажу, чтобы подправили. Я и памятник тебе поставлю, как только найду подходящий, чтобы тебя достойным был. Знаешь, они все меня не понимают. А мне даже, вроде бы, лучше стало, спокойнее.  Просто ты переехал сюда, а я там осталась. Ну и что ж, это совсем не важно, кто где находится, на настоящую любовь не влияет. Мало ли семейных пар живут вдали друг от друга, годами не встречаются. А мы с тобой чуть не каждый день вместе. Я знаю, что ты всё слышишь, что я тебе говорю. Не отвечаешь, конечно, а мне зачем твой ответ? Я и так знаю, что ты скажешь в каждом случае. Вот и сейчас – побыла с тобой, так радостно на душе стало! Мы с тобой – счастливая пара. Завтра приду – концерт слушать будем, я купила запись твоего любимого Баха. Ну, пока, до завтра.