Она бежала по одуванчикам, раскинув руки навстречу яркому, такому же рыжему, как цветы, солнцу. Воздух, пропитанный свежестью и медом, казалось, сам вливался в грудь.
Она все бежала, бежала и не могла остановиться. Так хотелось впитать в себя побольше этого лета, как будто лето можно набрать в ладоши полными пригоршнями и спрятать под футболку про запас.
Ей казалось, что так можно бежать всю жизнь – легко, почти не касаясь земли, задыхаясь от беспричинного счастья. Но вдруг луг закончился, она споткнулась о какую-то корягу и, падая, увидела перед собой болотную жижу.
Саша вздрогнула и проснулась.
Сквозь немытое окно пробивался рассвет. На тумбочке возле засиженного мухами зеркала стояла пепельница, полная окурков, возле которой лежала мятая пачка. Саша достала из кармана джинсов зажигалку, потянулась за сигаретами. В пачке было пусто.
Пошарив в пепельнице, она нашла окурок побольше и затянулась едким дымом, снова прячась под ватное одеяло в сером, местами рваном пододеяльнике.
Идти в школу не хотелось. Хотелось выспаться. «Может, сказать всем, чтобы больше не приходили? И остаться совсем одной… Но нельзя же дальше вот так. Да и вообще, что может быть дальше? Есть ли вообще смысл стараться, учиться, хвататься за эту дурацкую жизнь? Вон, как мама...»
Она ругнулась и закашлялась, потушила в пепельнице тлеющий фильтр.
Отец спал под столом на кухне, обняв пустую «полторашку». На столе еще остались соленые огурцы и хлеб. В холодильнике нашлась каким-то чудом уцелевшая гречневая каша и пара яиц.
Стараясь не наступить на храпящего батю, Саша зажгла газ и принялась отмывать сковородку.
- Мам, мама! Проснись! – Саша сидела у постели матери с незатейливым завтраком и трясла ее за плечо. Та всё не просыпалась. В голову полезли страшные мысли. Хотя, может оно и лучше, может, там, по ту сторону смерти, маме станет легче.
Наконец мама открыла глаза.
- Дочь, ты сама-то кушала?
- Да, мам, давай, ешь. Я в школу опаздываю. – Саша принялась ее кормить.
После инсульта Лидия Николаевна, бывшая учительница младших классов, оказалась никому ненужной, забытой. Первые полтора года к ней еще заглядывали подруги. Потом все реже и реже.
Саша кормила ее и старалась не смотреть в эти грустные, почти всегда полные слез глаза. Трудно было смотреть в них, больно. Хотя… Ко всему постепенно привыкаешь. И к пьяному отцу, и к охающей обо всем бабушке, и к продуктам жизнедеятельности мамы, которые нужно по нескольку раз на дню вычищать, и к истеричке-сестре, за которую приходится заступаться.
Пожалуй, самым нормальным был кот Кеша. Но и он, повинуясь весеннему инстинкту, последнюю неделю не появлялся.
- А где Юля?
- У подруги осталась, мам. Придет вечером. – Саша врала. Она понятия не имела где ее младшая сестра. – Все, мам, я пошла. Мне пора.
Мы встретились с ней на большой перемене.
- Придешь ко мне сегодня вечером? – Саша запрыгнула с ногами на подоконник – учителя обедали в столовой, и ругать ее было не кому.
- А что будет? – мне не нравилась эта тусовка, но альтернатив для девочки из приюта было не много.
- Виталик обещал песни свои принести послушать. – Саша вдохнула, как будто хотела еще что-то сказать, а потом передумала.
- Приду, – мне нравилось его стихи, а песен я пока не слышала.
Мы еще немного помолчали. Я села на батарею возле окна, подложив под себя вечно холодные руки и задумалась. Мне, как гордости приюта и школы, не нужно бы общаться в таких компаниях – так внушали мне воспитатели и учителя. Мне, как человеку, нужны были друзья. В Саше было что-то светлое. Какая-то, еще детская, легкость и вера в будущее. И мне тоже хотелось верить, что все можно изменить, что все еще будет и будет не так, как сейчас, а совсем по-другому.
Я посмотрела на ее тонкую фигуру, тощие пальцы с облезшим лаком на ногтях... Она собрала в кичку русые волосы и воткнула в них карандаш.
- А ты куда пойдешь после девятого? – ее голубые, полупрозрачные глаза смотрели прямо мне в душу.
- Я буду 10 и 11 доучиваться.
- Зачем тебе?
- Хочу в университет поступить.
Тут в коридор зашла техничка и заорала на нас. Саша спрыгнула с подоконника и, убегая, бросила мне «приходи вечером», оставив меня выслушивать длинные тирады о нечистоплотности всех в мире школьников и учителей.
Саша нашла Юлю возле школьного крыльца на заднем дворе.
- Ты что, курить тут надумала?
- На себя посмотри - еще меня учишь.
- Мелкая ты еще курить. Давай, давай сюда пачку! Где взяла?
- Тебе –то что? - Юля нехотя отдала сестре сигареты, посмотрела на хихикающих подруг. – Что?!
Те еще больше захихикали и зашептались. Юля отвернулась и пошла к себе в класс.
- А вы тут чего стоите? Марш отсюда! Пошли-пошли, а то родителям вашим расскажут, что со мной тут курите.
Девчонки переглянулись, фыркнули и ушли.
Саша нащупала в кармане зажигалку, поднесла неверное пламя к кончику сигареты, но тут пронзительно завизжал школьный звонок. Саша выругалась, сунула зажигалку обратно, спрятала сигареты и пошла на урок.
- Ты куда идешь? – Надежда Николаевна, застуженный педагог социально-реабилитационного центра "Надежда", а попросту нашего приюта, была не из тех, кого можно обвести вокруг пальца.
- К Насте – ответила я. Мы будем алгебру делать. У них те задания, которые у нас были в прошлый раз, а у нас – те, что у них были.
- Правила знаешь. В десять! – Надежда Николаевна посмотрела на мою тетрадь по алгебре, которую я засовывала в сумку.
- Да, конечно. - я старалась улыбаться невинно и оптимистично. Наверное, у меня получалось - мне почему-то верили.
Настя открыла дверь не сразу.
- Ты что, в ванне что ли валяешься?
Она поправила пояс на махровом халате и полотенце на голове.
- Ну… да... А что еще делать?
- Алгебру! – весело сказала я, завидев ее бабушку, выплывающую из кухни.
- Ну чего ж вы сидите-то дома все? Шли бы хоть чуточку погуляли! Воздух-то какой на улице! Да и светло еще.
Настя сушила голову. Я ждала звонка.
- Алле! Да, у нас. Да, Наденька, алгебру собрались тут учить. Да хорошо все, потихоньку…
Теперь можно было уходить.
У Саши уже сидели Виталя и Малый. Пахло жареной картошкой с луком. Мы, не разуваясь, прошли на кухню. Настя достала из сумки купленную по дороге колбасу.
- Ага, спасибо. Отозвалась равнодушно Саша, - есть хотите?
Мне безумно хотелось съесть эту картошку. Всю. А потом еще отдирать от сковородки пригоревшие хрустящие корочки. Я сглотнула слюну и отвернулась. У Саши не принято было просто так есть. Все, что ей приносили, было для нее чуть ли не единственным источником пищи. Часть, конечно, шла на закуску, но тут уж ничего нельзя было поделать. А я не была голодной. В приюте кормили хорошо и часто, только не очень вкусно.
Тем временем в комнатушке с грязным окном, завешенным покрывалом, народу прибавилось. Половину из пришедших я не знала. Продуктов на кухонном столе тоже стало больше. В комнате появилось пиво и сушеная рыба. Виталя что-то пел под неизвестно откуда взявшуюся гитару.
Я стояла в проеме двери, облокотившись об косяк, и слушала, когда в квартиру без стука зашла Майка.
Я съежилась, готовясь огрызаться. Но сегодня у королевы приюта было хорошее настроение. Она запрыгнула на колени к Витале и поцеловала его взасос под дружное «уууууу-у-у-у!!!» компании.
- Потише! У меня мама в соседней комнате! – Саша была бледнее, чем обычно. И голос у нее показался мне как будто надорванней, что ли.
В комнате играл магнитофон и ее не услышали, или не захотели слышать.
- Пойдем, покурим? – она посмотрела на меня.
- Пошли, - я взяла куртку и мы вышли в темноту подъезда.
Саша знала, что я не курю.
Мы сидели на большом сундуке, в котором соседи со второго этажа хранили картошку. Она молчала, глядя на тлеющую в пальцах сигарету.
Я ждала.
- Тань, а в приюте нормально?
- Ну, как сказать. Тошно немного. Обидеть могут. - Я посмотрела на ее темный профиль, выделявшийся на фоне белой стены. Что-то в нем было, что-то детско-смешное и трагически-взрослое. - Ну, я в старшей группе, так что у меня только с Майкой проблемы. И мне нужно закончить школу с медалью, поэтому я стараюсь быть хорошей.
- Хочешь в университет, в Тверь? - Она повернулась и на ее лице мелькнула горечь.
- Да, хочу попробовать.
- Думаешь, получится так, без денег?
- Не знаю. У меня что, выбор есть? – я не думала, что ее волнует мое будущее.
- А мне, наверное, не поступить. Я не могу так ботанить, как ты. Мне сложно что-то выучить… Она ссутулилась и уставилась на грязный пол подъезда.
- А ты курить брось, – я не хотела ее обидеть, но сигареты ее явно не красили.
Однако Саша не обиделась. Она как-то еще больше съежилась, бросила на пол окурок и спрятала острые коленки под свитер.
- Знаешь, маме стало хуже. Мне кажется, она… ей… ее скоро не будет. – Саша вдохнула побольше воздуха, но не заплакала. – Я не хочу в приют, не хочу как Майка.
- Ты и не Майя. - я пожала плечами. Мне не хотелось утешать Сашу, мне казалось, что я ничем не смогла бы ей помочь. - И в приюте можно жить. Я же как-то живу.
- А ты еще девственница?! – она посмотрела на меня своими большими глазами. В отсвете уличных фонарей ее лицо казалось немного старше, и я подумала, что она довольно красивая девушка и еще, что жалко, если она достанется какому-нибудь раздолбаю.
- Да, а что? - ответила я просто, не ожидая ни насмешки, ни удивления.
- Я тоже… Знаешь, - Саша натянула ворот свитера на лицо до самых глаз, помолчала, опустила его до подбородка и продолжила,- я хочу выучится, начать работать. А потом выйти замуж за хорошего человека, который бы не пил. Ведь это здорово – выйти замуж девственницей. Я хочу, чтобы в моей жизни был только один мужчина – настоящий, надежный... - и она снова натянула воротник по самые глаза.
- Мужчина с большой буквы М? – я засмеялась, - где ж его такого взять? Вон, посмотри, вон они сидят у тебя в комнате – все будущие мужчины нашего поселка.
- А ты поэтому хочешь в Тверь? Думаешь, там лучше? - Саша вытянулась, и ее острые коленки с поношенных грязных джинсах опустились на край сундука.
- Я думаю, что высшее образование лучше техникума и с ним проще найти работу, - я снова пожала плечами, стараясь говорить нарочно равнодушно.
- Ну да, ты-то, скорее всего поступишь.
- И ты поступишь, - меня удивляла ее уверенность в собственном провале.
- У меня не получится. Я уже решила, я после девятого пойду в техникум. Так быстрее получить профессию и начать работать, - она посмотрела на меня, а я растерянно кивнула. Ну, если человек уже все решил, то пусть делает.
Мы еще посидели и говорили, пока не закончилась ее вторая сигарета.
А потом Майка вышла и многозначительно сказала мне, что уже десять. Это было благородно с ее стороны. Но я не хотела возвращаться вместе с ней.
- Как думаешь, запах выветрится? – спросила я Настю, мотая головой на холодном ветру. Въедливый запах прокуренной квартиры быстро и надолго пропитывал и волосы, и одежду.
- Нет. Мыться надо, сказала Настя, морща нос.
Через 15 минут я уже сушила волосы настиным феном. Ее бабушка мирно спала у себя в комнате.
- Алле! – подруга сняла трубку и скривила мне рожу. – Да, она попросилась в ванну, помыться, волосы сейчас сушит.
Я выключила фен и сказала в телефон пару «простите-извините».
Когда я вернулась, Майка была уже в группе. Мы переглянулись и молча разошлись по своим углам. Ни мне, ни ей не нужны были проблемы.
А потом было лето. Мой срок реабилитации - полгода, официально закончился, и я вернулась в деревню.
В последний день августа я собрала все деньги, которые удалось накопить и поехала снова в приют. У них было замечательное правило - если ребенок приходил сам, его не выгоняли, а оформляли документы уже по факту.
А осенью в приюте появилась Сашина сестра. Она много говорила, но я не знаю о чем – мы редко с ней пересекались. Кажется, их мать умерла, отец продал квартиру.
Саша жила с каким-то мужчиной или с парнем и училась в техникуме. Кажется, парень этот пил не только по праздникам. Кажется, он был у нее не первый.
Но я не знаю, что на самом деле было тогда и что было потом.
У меня была своя цель. Мне нужно было поступить в университет.