«Здравствуйте! Надеюсь, прочтете мое письмо до конца. Мне девяносто четыре года. Считаю себя здоровой. По крайней мере, давление, пульс в норме, суставы … вполне сносны. Бессонница? Да тоже терпимо. Организм, что и говорить, поизносился, и днем нужно полежать, подремать.
Я не встречала человека, который бы считал свою жизнь легкой. А на мое поколение горя выпало в избытке. Постараюсь быть краткой.
Родилась я за восемь лет до октябрьской революции. Первые года два, а, может, и всего несколько месяцев после этого запомнились мне, как что–то сумбурное и очень тревожное. Уже взрослой я нашла сравнение для этого состояния: как будто мама и папа неожиданно узнают о скором приезде к нам большого количества важных и не очень желанных гостей. В доме ничего не готово к их приезду, но все сидят, ничего не делают, лишь горячо спорят и обсуждают предстоящее. Все в тревоге, а мне, ребенку, эта тревога непонятна, но кожей ее чувствую. Жили мы до революции совсем не бедно, ведь папа, со слов мамы, занимал «высокое место на железных дорогах». Вскоре нам пришлось «ужаться» из наших четырех комнат в две, а потом – в одну. Правда, репрессии нашей семьи напрямую не коснулись, но что такое недоедание, холод и безработица, мы познали сполна. Я с шестнадцати лет работала на почте, потом счетоводом, пока не окончила еще курсы и всю остальную жизнь работала бухгалтером. Муж мой (царствие ему небесное!) работал инженером на нашем заводе и до войны, и после войны, хотя имел тяжелое ранение. Уже шестнадцать лет я вдова. Наша дочь теперь живет со мной, тоже уже вдова. Ее дочь, моя внучка, давно живет отдельно своей семьей. Имею двух правнуков.
Вышла я из обедневшего дворянского рода, но теперь об этом смешно и говорить. Хотя родословную свою составила и горжусь этим долгим своим трудом. Составила для внуков. Вот так, мне кажется, коротко я уместила свои девяносто четыре в эти строки.
Но вся наша жизнь длинная, неровная, чаще неласковая, со своими кручами, слезами и радостями. У меня тот возраст, когда друзей уже нет. Я всех пережила. Думаю, сколько – то еще поживу. Зарядками не занимаюсь, ленюсь, считаю неинтересным делом. Но много хожу. Люблю пешие прогулки, при этом мысленно разговариваю с давно ушедшими друзьями, с родителями. Редко бываю на могиле мужа, и давно не была на могилах родителей. Дорога далекая, трудная, с пересадками. Но вот зять (муж внучки) скоро купит «бэушную», как теперь говорят, машину и, наверное, уж раза два в год свозят меня на дорогие мне могилы.
Для чего это все пишу вам, незнакомому человеку? Мы с вами держим в друзьях одни и те же журналы; в них я читаю ваши статьи, рассказы. И даже газету одну и ту же привечаем. Мне кажется, вы не поверхностный и совестливый человек.
Прикладываю к своему письму воспоминания о кое – каких событиях, эпизодах из моей жизни. А вдруг что–то из этого пригодится для ваших рассказов. Девяносто четыре года не пустой жизни что–то значат. Не пригодится - так тому и быть. Это во–первых. Ну а во–вторых, знакомая с некоторыми вашими статьями и рассказами, хочу высказать хотя бы два – три своих мнения с надеждой, что вы их прочтете.
Я глубоко убеждена, что человек советской формации с его патриотизмом, с его высокой нравственностью, интернационализмом уникален и неповторим. Это лучшее, что произвела человеческая история.
Можно спорить об отдельных личностях, но не о Ленине. Дворянин Владимир Ильич Ульянов мог бы безбедно, с комфортом и спокойно жить и наслаждаться жизнью. А он сочувствует и сострадает тем, кто создал и создает все лучшее на своей родной земле, кто кормит, одевает, обувает жирующую элиту, а сам презираем и угнетаем. И дворянин Ульянов вместо «жить припеваючи» создает и возглавляет организацию (партию) за освобождение народа. За одно это он велик. Социализм, основанный им в России - самое справедливое, самое народное государственное устройство в истории человечества, хотя не все там было гладко. Да, не гладко, ведь все впервые, не было исторических примеров, и было много случайных, примазавшихся к революции людей. И если бы В.И.Ленин прожил дольше, то социализм был бы немного другим, с меньшими ошибками. Имя Ленина навсегда останется в благодарной памяти всех народов, и, как давно сказано, «не зарастет народная тропа» к нему.
Когда я слушаю «кремлевских соловьев», когда я слышу от них: «народ не хочет возврата к старому», я выключаю эту «акустику» с горькой мыслью, что власть не знает чаяния своего народа, власть не хочет этого знать, власть лицемерит, она, как никогда, далека от своего народа. Разве можно убедить народ в том, что «работать на хозяина» достойнее, возвышеннее, чем работать на государственном предприятии, на свою страну? Людей, поживших при народной власти, не убедить в очевидной глупости. И еще. Вот когда страна станет мощной, богатой, а не вымирающей, когда во власти будут настоящие представители от рабочих и крестьян, вот тогда и критикуйте советскую власть! Кого мы видим по телевидению? Бездельников! Давно вы видели на телеэкране тружеников, тех, кто нас кормит, одевает, своими руками создает продукцию? Мы всем обязаны этим труженикам, а не банковским служащим и еще целому ряду чинуш. И самое горькое и несправедливое, что природные богатства не принадлежат государству, народу.
Буду рада, если вы усмехнетесь: «Вот так бывшая дворянка! Даже она видит вопиющую несправедливость».
………… ………… ……….. ………….
И последнее. Чем я занимаюсь в мои годы? Как я уже сказала, люблю пешие прогулки. Не удивляйтесь, но бываю в библиотеке (благо, она почти рядом), беру домой любимые журналы. Одна беда – ослабло зрение. Развожу комнатные цветы. На окнах – сплошная экзотика. А утро начинаю с танца под музыку королевского симфонического оркестра Англии на темы русских песен (подарили мне такую кассету); со стороны, наверное, смешное топтание на месте.
Не раз читала, как не дожившие до старости, советуют, что в старости каждый день надо проживать, как последний. Спасибо! Это будет не жизнь, а ужас какой – то. Когда становится особенно грустно, я с удовольствием и с улыбкой заставляю себя вспомнить, как кто–то говорил своей старости, целуя ей ручку: « Ах, мадам, очень рад вас видеть; могли бы и не встретиться». Я помню многих, кто так и не встретил свою старость. Вот теперь все.
Екатерина Семеновна Игнатьева г. Новосибирск ».
Это письмо я получила шесть лет назад. В том же конверте было несколько листков с описанием разных эпизодов, встреч и вообще жизненных ситуаций. Очень интересно. Что–то мне уже пригодилось. Надо сказать, жизнь ее была совсем нелегкой. Интеллигентная, терпеливая, снисходительная и почти несгибаемая - такой она мне казалась. Ни на что не жаловалась. Встретиться не довелось. Она никогда не приглашала меня к себе. Все эти года мы переписывались. Но вот уже почти год она не отвечает на мои письма.
Самые лучшие люди – наши старики. Какие порой судьбы! Бери перо, бумагу, спеши к ним, расположи к себе мягкостью, заинтересованностью и беседуй. Расспрашивай, слушай, запоминай, записывай. Уходит, может быть, самая значимая в истории эпоха. И уходят ее творцы, наблюдатели, попутчики. А мы равнодушны, мы упускаем время.
Сентябрь 2007год.