Быть может нам – живущим ныне – не дано понять сколь печально видеть на закате дней своих, что вместо великой мечты сбылось страшное предсказание. И пришел великий ужас... Пресытилась земля кровью и мукой, и мир погрузился в кровавый хаос. Хаос, у которого нет ни начала ни конца...
Легко ли было тем, кто лицезрел пришествие Света, познать одну лишь печальную истину. В великой войне нет победителей. Есть только жертвы. Жертвы, которых никто не запомнит, которым никто не поставит крестов...
Так говорят люди - те, кому неведома очистительная сила Света. Те, кто в слепоте своей неспособны разглядеть в нем Свет новой жизни. Ибо только пройдя через пламень, избранные удостоятся лицезреть начало нового мира! Мира в котором не будет пороков прошлого. Но что
будет с теми, кто останется слеп?
Люди будут вечно убивать друг друга, черным тленом наполнятся сердца их и настанет день когда живые позавидуют мертвым. Сбившиеся с пути не найдут дорогу домой, взывающие о мести не будут отомщены, пересохшие уста не вознесут последней молитвы во славу погибших, мать никогда не увидит своего ребенка и седые отцы не доживут до того дня когда возвратятся их сыновья... Не будет больше любви, ибо некому будет любить. Погаснет свет, ибо не станет тех, кто вновь разожжет его. Исчезнет добро, ибо переполнится чаша страдания.
Останется только пепел...
Вступление начальной главы «Книги Очищения»
Глава I. Чужаки
Тяжелые створки широких ворот, покрытые рыжими потеками ржавчины, с противным скрежетом медленно закрылись за спиной Марка. Он выдохнул в стылый утренний воздух легкое облачко пара, одел на голову капюшон, обшитый лоскутами маскировочной ткани и окинул настороженным цепким взглядом подернутый мглистой пеленой горизонт. Был тот ранний час, когда полутьма и легкая туманная дымка, обычно возникающая перед рассветом, скрадывали расстояния, и всё кругом казалось каким-то призрачным и плоским, как нарисованная декорация.
Унылая сумрачная равнина расстилалась вокруг насколько хватало глаз и если бы не груды старых развалин, которые уродливыми пятнами темнели где то у самой линии горизонта, взгляд так и скользил бы вдаль, туда где серая земля сливалась с таким же мрачно-серым пологом неба.
До сезона бурь было еще далеко и в воздухе не чувствовалось даже легкого дуновения ветерка, зато хорошо ощущалась повисшая вокруг тишина. Густая и тяжелая, она стлалась над землей незримым покрывалом и словно кисель заполняла собой каждую впадину мертвой пустоши.
Чем дольше Марк вглядывался в мрачное однообразие безжизненных окрестностей, тем сильнее крепла уверенность, что они с напарником просто даром тратят время. Когда в последний раз дозорные видели поблизости других людей? Месяц назад? Или может быть два?
Древний и незыблемый закон природы, называемый естественным отбором, будет действовать до тех пор, пока живы хотя бы несколько представителей рода человеческого. И потому люди будут продолжать бояться друг друга. Если тебе есть что терять обязательно найдется кто-нибудь, кому захочется отнять у тебя все – весь твой мусор, найденный на свалках прошлого, все что ты собирал и копил долгие годы, твою жизнь, в конце концов. Но людей, которые имели за душой хоть что-нибудь кроме своего прошлого, в общине было абсолютное меньшинство. Именно их спокойный сон вынуждены были оберегать вооруженные отряды, раз в несколько дней выходившие за периметр. Работа она и есть работа. Нравится она тебе или нет – другой не дано. Конечно можно пойти охранять скотину на пастбищах - порою у Марка возникало гораздо больше симпатии к бессловесным тварям, чем к людям населяющим общину
– но он рисковал помереть от скуки на такой работе. Служба в ополчении все таки была куда интереснее, хоть и не отличалась особым разнообразием.
Каждое утро начиналось почти одинаково – побудка, короткая зарядка, беготня до склада и обратно за оружием и амуницией и так на протяжении пяти лет. Все это время превратилось для Марка в бесконечную череду дней, отличающихся друг от друга лишь по временам года. Не то чтобы за всю свою недолгую жизнь ему совсем нечего было вспомнить. В поселке, как и в каждом крошечном людском мирке, происходила вся гамма событий от рождения до смерти, от мелкого воровства и прилюдных экзекуций до убийств и нападений хищников. Но даже все это в конце концов превратилось в обыденную рутину, неспособную оставить после себя каких-либо ярких воспоминаний. Люди жили на жалких обломках прошлого без всякого смысла, и в самом их существовании нельзя было разглядеть ничего кроме все той же пустой безысходной серости. Очень часто Марк в глубине души начинал испытывать к окружающим непонятную ему самому злость. Он презирал их только за то, что каждый смотрел не дальше собственного носа. О завтрашнем дне никто не думал. Ведь «завтра» могло и не быть. Но в прошлом именно так и наступила всеобщая погибель, когда цивилизация производителей выродилась в полчища бесполезных лентяев, ни на что не годных и живущих за счет пожирания чужих ресурсов. Так было написано в старинных бумажках, там, где дремали нагромождения пыльных и подчас совершенно непонятных слов, в которых навеки застыла последняя агония мира.
Энергичный тычок в плечо моментально заставил Марка отбросить ненужные мысли.
- Ты сегодня опять не выспался? – заросшее многодневной щетиной худое узкое лицо его спутника изобразило деланное сочувствие, хотя на самом деле ему было наплевать спал ли Марк, или нет - Тебя точно когда-нибудь сожрет слизень, если ты и дальше будешь вот так стоять и считать ворон!
- Ты сам хотя бы раз его видел? – усмехнулся Марк, вскидывая на плечо старую снайперскую винтовку – Я уже не в том возрасте, чтобы боятся детских страшилок!
- Я видел что слизень от человека оставляет, этого мне вполне достаточно. Он вот таких рассеянных ох как любит. Проверяй свое барахло и двигай за мной!
Проверять Марку было особо нечего. Грубая суконная полевка, усиленная кожаными нашивками на плечах, локтях и груди, накинутый поверх нее потрепанный маскхалат цвета хаки, больше похожий на рваные рубища, полупустая подвеска с боезапасом, винтовка, нож и фляга на поясе – вот и все что у него с собой имелось. Поход предстоял недолгий и незачем было брать с собой лишние вещи.
Экипировка его спутника отличалась такой же простотой и удобством. Старая охотничья куртка из прочной бычьей кожи, засаленные шерстяные штаны, заправленные в плотные гетры, добротные прорезиненные сапоги, ободранная меховая шапка на голове - год из года гардероб старого охотника оставался неизменным, благодаря чему всякий узнавал его еще издали.
Шкура поправил широкий облезлый ремень с подсумками, висящий у него через плечо, пересек остатки когда-то заасфальтированной дороги и зашагал вниз по пологому склону. Марк хотел было сказать что-то вдогонку, но передумал, да и Шкура, честно говоря, был тот еще собеседник. Он появился в общине лет пятнадцать назад, но до сих пор мало кто знал даже его настоящее имя, а про его прежнюю жизнь и вовсе практически ничего не было известно. Наверняка когда то он был обычным странником, старьевщиком, разведчиком - ретдингером или просто одним из множества разномастных бродяг, которые полжизни проводят в скитаниях по выжженным давней войной пустошам старого мира. Его грубая, обветренная, будто выдубленная кожа и поныне несла на себе следы прежних бродячих лет. Несколько мелких шрамов от звериных когтей перечеркивали лоб и скулы, левое ухо было покрыто бугристой коростой старого ожога, а особый глубокий и чуть печальный взгляд прищуренных темных глаз, выдавал в нем человека, перенесшего в своей нелегкой жизни множество трудностей и лишений.
Сколько Марк его помнил, Шкура всегда был таким же нелюдимым и ворчливым мужиком лет пятидесяти-шестидесяти, лучшим охотником общины, который от нечего делать ходил в дозоры, а иногда даже учил соседских мальчишек метать нож и пускать дротики из духовой
трубки.
Пришлые в поселке и раньше появлялись нечасто и год от года их становилось все меньше и меньше. Глава на дух не переносил чужаков и только торговля была единственным мостиком, связывающим кочевников-скотоводов с внешним миром. Обруби они эту спасительную нить – и спустя десяток зим от общины осталась бы только кучка голодных оборванных дикарей. Судя по рассказам ретдингеров, где-то на востоке есть горные народы, которые вот уже много лет живут изолированно от всего остального мира. Теперь у них там снова наступил каменный век.
За раздумьями Марк не заметил, как они преодолели половину пути. Обогнув редкую поросль карликовых деревьев высотой едва в человеческий рост, дозорные взошли на плоский каменистый пригорок, поросший корявыми кустами, ветви которых почти стлались по земле. Шкура дал знак остановиться, закинул за спину свою древнюю винтовку марки Ли-Энфилд и достал потертый кожаный футляр с биноклем. Марк отошел на несколько шагов в сторону, расчехлил прицел СВД и глянул в него как в подзорную трубу.
Отсюда открывался достаточно широкий вид на окружающую местность вплоть до неровной темной гряды холмов, что закрывала мутную линию горизонта в десяти километрах к северо-востоку. В перекрестье прицела медленно проплывали бугристые узловатые стволы карликовых пихт, испещренные проплешинами моховые поля, кое-где прорезанные извилистыми руслами глубоких оврагов, рощи мертвых деревьев, торчащие посреди равнины редкими частоколами сухих голых стволов. Кругом по-прежнему не было видно ничего живого, две одинокие человеческие фигурки казались единственными существами, затерявшимися в бескрайних просторах пустоши.
Бесконечно одинокими чувствовали себя люди в этом безмолвном и равнодушном царстве природы, потому что память их еще хранила отрывочные предания о прошлом, о той эпохе безраздельного господства человека, которая давно прошла и, быть может, уже никогда не вернется. О былом могуществе цивилизации теперь напоминали только заросшие мхом и лишайником руины заброшенных зданий, да изъеденные ржавчиной причудливые остатки каких-то металлических конструкций, здесь и там торчащих из зарослей высокой травы.
- Идем ко второй точке – Шкура бережно положил бинокль обратно в потертую торбу на поясе, и двинулся вниз по пологому склону пригорка.
- Что-нибудь заметил? – лениво поинтересовался Марк.
- Ничего – буркнул охотник – Под ноги смотри. Обувь надо беречь.
Марк чуть было не споткнулся об лежащий в зарослях мха коровий скелет. Окованная стальными набойками подошва его высоких ботинок с хрустом раздавила пожелтевший череп с четырьмя крепкими рогами. Почему то в этот момент он вспомнил строчки из прочитанной еще в детстве довоенной книжки о древнем князе по имени Олег, который умер от укуса выползшей из черепа змеи. Книги на русском в этих краях были редкостью и переписчику – старому французу, пришедшему в общину много лет назад, приходилось трудиться не покладая рук, чтобы хоть чьи-нибудь дети могли научиться сносно читать и писать. Он переписал на русский множество ветхих старинных книг, однако по большей части содержание их было для Марка полной бессмыслицей. То ли он был слишком недалеким для того чтобы постичь великий ум предков, то ли сами предки исписали целые горы бесполезной бумаги лишь для узкого круга избранных. В детстве Марк любил заходить к старику-переписчику и бывало подолгу смотрел как он медленно и старательно выводит буквы на пожелтевших листах красивым и ровным почерком. Чернила за долгие годы работы глубоко въелись в кожу его рук и они навечно приобрели легкий синеватый оттенок. Он пересказывал Марку множество совершенно невероятных историй из великого множества прочитанных им книг и тот часами слушал старика, глядя на него удивленными и по детски наивными глазами.
Спустившись с пригорка, дозорные продолжили путь через ложбину, почти сплошь покрытую зарослями порези. Марк в очередной раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Если бы он не догадался надеть плотные походные брюки со вшитыми кожаными вставками по бокам, то наверняка расцарапал бы ноги до крови. Края стеблей тонкой и с виду предательски хрупкой, похожей на осоку травы были покрыты тысячами чешуек, острых словно зубья крошечных пил. Они царапали кожаные вставки брюк при каждом шаге, порождая неприятный сухой шелест, который точно наждачной бумагой прохаживался по натянутым нервам.
- Нам обязательно сегодня тащиться до второй точки? – спросил Марк только для того чтобы
хоть какое то время не слышать противный шорох порези – С холма и так все было видно.
- Так надо – старый охотник как всегда не стал пускаться в долгие объяснения – Дойдем до края, а там поглядим. Что-то у меня сегодня утром на душе неспокойно было.
- Тебе случайно четыре всадника на черных лошадях не мерещились? Как Пятну – невнятно пробормотал Марк, пыхтя в кулак и сотрясаясь от едва сдерживаемых приступов смеха.
Шкура сурово покосился на него:
- Твоему Пятну нужно поменьше курить всякую гадость – пробурчал он – Иначе он и тебя когда-нибудь с нечистой силой спутает.
Марк лишь усмехнулся в ответ. В другой обстановке он, может быть, еще поверил бы в сверхъестественное чутье старого охотника, но сейчас они не выслеживали дичь. Хотя нынче люди мало чем отличаются от дичи.
Дозорные пересекли ложбину и поднялись на древний оплывший от времени вал, который длинной дугой тянулся от дальних развалин на западном горизонте. То тут то там из-под слоя земли и мха торчали проржавевшие стальные балки, уложенные по краям искусственной насыпи. Их параллельные линии заканчивались под странным сооружением в виде длинного прямоугольного короба с кабинами на обоих концах. Наверное, эта изъеденная ржавчиной механическая коробка когда-то каталась по верху вала, но с тех пор прошло уже очень много времени и двенадцать больших металлических колес вросли в землю почти по самые ступицы.
Марку уже приходилось видеть такие штуковины раньше. Хоть они и превратились ныне в груды металла, готовые развалиться от прикосновения, он не переставал восхищаться великим умом предков. За века своего существования они сумели построить тысячи и тысячи разнообразных машин. До сих пор стоило лишь выйти за периметр и внимательнее оглядеться по сторонам, как становились видны десятки искореженных металлических скелетов, которые ржавели в траве, выделяясь среди однообразно тусклых красок пустоши яркими буро рыжими пятнами.
Шкура схватился за обломки поручней и взобрался по остаткам короткой лестницы в маленькое полукруглое помещение. Сквозь четыре прямоугольных окна с торчащими в рамах осколками стекол внутрь проникал тусклый свет, ложась на разбитые приборные панели и насквозь проржавевший пол, покрытый толстым слоем пыли.
Следующие несколько минут дозорные провели в молчании, внимательно осматривая окрестности через линзы бинокля и оптику снайперской винтовки. Сразу за мертвым механическим монстром пролегала глубокая извилистая лощина высохшего русла маленькой речки. Через неё раньше был перекинут мост, от которого ныне сохранились только массивные бетонные опоры, торчащие из серого мха среди груд искореженных стальных ферм как печальные обелиски прошлого. За руслом в некотором отдалении едва заметной светлой полосой виднелись остатки старой дороги. Здесь и проходила граница владений общины. Само понятие «граница» в данном случае было всего лишь условным и использовалось скорее в переносном смысле. Так называли несколько специально выбранных наблюдательных точек, примерно равноудаленных от поселка, и все видимое оттуда пространство считалось территорией общинных владений. Здесь можно было охотиться, пасти скот и никто другой не имел права селиться в этих местах без разрешения Главы. Все что находилось за пределами видимости дозорных, именовалось ничейной землей.
В объективе прицела промелькнули ржавые решетчатые опоры огромных стальных башен, ряды покосившихся телеграфных столбов, сглаженные временем рукотворные насыпи и каналы, чьи следы смутно темнели среди заросших травой полей.
Серое небо, серая земля, темно серые древесные стволы редких рощ, потемневший шершавый металл, торчащий из серой травы. В тусклом утреннем свете мир показался Марку таким же унылым и неприглядным как испорченное потускневшее от времени полотно старинной картины – когда-то прекрасной, а ныне совсем утратившей былую яркость красок.
- «Людей тумана» не видать? – насмешливо спросил Марк, на пару секунд отрываясь от
резинового наглазника прицела – Или ты там технопанков высматриваешь?
- Типун тебе на язык – немедленно отозвался Шкура с другой стороны кабины. Он вот уже несколько минут стоял почти неподвижно, опираясь локтями на остатки приборной панели, и
смотрел в боковое окно – Если они появятся, я им тебя на растерзание оставлю. Авось они малость укоротят тебе чего-нибудь.
Марк только фыркнул, снова прильнул к наглазнику прицела, собираясь что-то сказать, но в следующий миг слова застряли у него в горле холодным комом, а сердце мгновенно замерло в груди. Мутная линия горизонта на северо-западе еще пару секунд назад была такой же безжизненной, как и все вокруг, но сейчас в серой мгле будто из ниоткуда возникли несколько крошечных темных точек, которые медленно ползли вперед. Марк застыл, как будто слился с прицелом винтовки, изо всех сил напрягая зрение, торопливо покрутил барабанчик фокусировки прицела, но расстояние было слишком велико, чтобы можно было разглядеть подробности.
- Есть движение на северо-западе по старой дороге! – взволнованно воскликнул Марк, и Шкуру точно ветром сдуло со своего места.
- Где?! – старик был скорее удивлен, чем испуган. Хотя в глазах его мелькнуло что-то похожее на беспокойство.
- Возьми на два пальца правее от белых развалин.
Охотник мигом повернул окуляры бинокля в указанном направлении и несколько секунд напряженно вглядывался вдаль. Эти мгновения показались Марку вечностью. Он судорожно
сглотнул слюну и затеребил ремень винтовки, стараясь унять легкую дрожь в руках.
- Ну чего там? – нетерпеливо спросил он.
- Караван. Впереди головной дозор, за ним два грузовика. Их немного, может всего человек тридцать, может и того меньше. – Шкура немного помолчал, вглядываясь внимательнее – А
грузовики то у них крепкие. Наверное, довоенные еще. Очень редкая нынче вещь.
- Торговцы что ли?
- Не знаю – Шкура даже сейчас казался поразительно спокойным – Никаких знаков я у них не вижу, хотя могли снять, чтобы не привлекать бандитов.
- Ага, а может они сами и есть бандиты!
- Вряд ли. Такой техники у них обычно не бывает. Слишком добротная, к тому же и жрет много. Да и кого тут грабить? Здесь даже торговцы появляются не чаще двух трех раз в год. На-ка сам посмотри.
Марк буквально выхватил у Шкуры бинокль и впился глазами в окуляры. Серо-зеленоватая поверхность пустоши рванулась навстречу, многократно увеличиваясь в размерах. Поросшие кустарником развалины высокого двухэтажного особняка с колоннами и портиком из белого камня, отсюда казались крохотным светлым пятнышком. Справа от него в двадцатикратную цейсовскую оптику отчетливо была видна колонна транспорта, медленно ползущего по колдобинам разрушенной дороги. Впереди четверка измученных лошадей тащила тяжелую телегу, сделанную из ржавого корпуса древнего легкового автомобиля на высокой подвеске. Вся крыша машины, кроме передней части с лобовым стеклом, была спилена и над укрепленными по бокам корпуса тонкими броневыми листами виднелись головы пяти человек. Дальше пылили невообразимо древнего вида армейские грузовики с кунгами , полинявшие от дождей и времени до какого-то неопределенного серовато-бурого оттенка. Листы металла, приваренные везде где только позволяло свободное пространство кузова, делали их похожими на бронированных черепах. Никаких обозначений на машинах действительно не было, колонна с виду была одинаково похожа как и на маленькую странствующую общину, так и на отряд мародеров, промышляющих в равной степени мелкой торговлей и грабежом всего что плохо лежит. Но почему то особо воинственными чужаки не казались, хотя толком разглядеть кого либо из них с такого расстояния было совершенно невозможно.
Старая дорога, по которой они двигались, выводила прямо к поселку общины. Если конечно
пришельцам не придет в голову сворачивать в сторону, чего они пока явно не собирались делать, спустя максимум полчаса их колонна будет у самых ворот.
Пока Марк разглядывал неведомых чужаков, он даже почти успел подавить в себе первые признаки тревоги, лишь чувство легкого беспокойства едва покалывало где то в глубине сознания. Быть может к ним всего-навсего ехал караван бродячих торговцев с охраной, или ищущие временное убежище ретдингеры одной из северных общин. Тогда почему на их машинах нет никаких опознавательных знаков? Обычно торговцы передвигались большими группами не меньше пятидесяти человек, и большинство в их отрядах составляли вооруженные до зубов наемники. Ко всему прочему Марк по опыту знал: чтобы избежать трагических случайностей представители торговых караванов всегда рисовали на машинах а иногда и прямо на одежде свои отличительные знаки – крикливо яркие, еще издали бросающиеся в глаза, так что их невозможно было ни с кем спутать.
Он оторвался от окуляров бинокля и вопросительно посмотрел на старого охотника.
- Даем сигнал и возвращаемся в поселок – ответил тот на немой вопрос, забирая у напарника бинокль.
С завидной для его возраста быстротой Шкура выскочил наружу, одновременно доставая из многочисленных карманов истрепанной охотничьей куртки ракетницу и красный патрон к ней.
- До поселка минут пятнадцать ходу… это если бегом – Марк спрыгнул на землю вслед за напарником – Думаешь, успеем раньше них?
- Успеем! Они движутся медленно, тем более у меня кое-что припрятано тут недалеко!
Раздался приглушенный хлопок. Ярко-красная вспышка, разбрасывая искры и оставляя за собой дымный шлейф, с громким шипением рванулась к серому небу. И то час же оба дозорных побежали в сторону маленького кирпичного сооружения, которое уродливой красно-
бурой язвой торчало на валу метрах в пятидесяти позади их наблюдательного пункта.
- Как ты думаешь, кто они такие?! – крикнул Марк, с шорохом и треском прокладывая себе дорогу в высокой траве – Уж больно похожи на серых!
- Не знаю, я их лица не разглядел. На сегодня наша работа кончилась. А дальше пусть Глава сам разбирается.
Внутри четырехугольное пустое строение обильно заросло карликовыми деревцами, больше похожими на кустарник. У дальней стены, зияющей рваным оконным проемом, под грудой сухих веток неожиданно обнаружился легкий двухколесный мотоцикл с остатками непонятной надписи Yam..ha на ржавом бензобаке. Сдернув со старинного агрегата гнилой брезент, Шкура быстро заглянул в бак и удовлетворенно хмыкнул.
- Прыгай назад! – кивнул он на приваренное к раме самодельное заднее сиденье – Теперь главное завестись, а дальше долетим с ветерком.
* * *
Маленькая колонна остановилась в нескольких десятках метров перед воротами поселка, двигатели заглушили и в воздухе повисла напряженная тишина, особенно ощутимая после долгих часов езды по разбитой дороге среди дребезжания металла и утробного рыка моторов. Тот, кто сидел за рулем переднего грузовика, осторожно открыл дверь кабины, высунулся наружу и с полминуты внимательно разглядывал представшую его глазам картину.
«Необычное место для поселка» – подумал Столяр. Он больше ожидал встретить в этих краях деревню из легких наспех построенных лачуг или землянок, а не огороженную довольно высоким забором территорию, больше всего похожую на заводской комплекс. Развалины громадных корпусов, просторные цеха, множество сооружений из бетона и стали – все это, несмотря на обветшалый вид, и поныне удивляло своими грандиозными размерами основательностью и мощью.
Он узнал о существовании поселка еще издали, когда наблюдатель с вершины башни старой ЛЭП разглядел едва заметный дымок из высокой трубы над плоскими крышами. Если бы не это скупое свидетельство разумной жизни, мрачное скопление многоэтажных бетонных коробок выглядело бы давным-давно заброшенным. Однако вблизи заметно было что люди обосновались здесь уже довольно давно. Когда то всю территорию завода окружал высокий забор из железобетонных плит. Во многих местах он обрушился под действием времени и многочисленные бреши закрывали помятые остовы автомобилей, нагромождения изломанных плит и камней, ряды мешков с песком и прочий строительный мусор, густо оплетенный зарослями колючей проволоки. Община, судя по всему, много лет подряд кочевала с места на место в поисках плодородной земли и удобных пастбищ для скота, поэтому не было никакой надобности возводить мощные долговременные укрепления. Кое-где над линией периметра виднелись грамотно оборудованные огневые точки, где стояли огромные метательные сооружения с мощным каркасом из дерева и металла, напоминающие средневековые баллисты. Местные кустари изготовили их из подручных материалов очень грамотно и со знанием дела. В случае необходимости каждую неповоротливую на вид махину легко можно было передвинуть на другое место, поскольку её основание представляло собой раму от легкового автомобиля с четырьмя резиновыми колесами. Грозные орудия заряжались либо большими камнями либо сосудами с порохом или зажигательной смесью и в случае нападения противнику пришлось бы не сладко.
Перед поселком местами громоздились целые груды костей и битой керамики. Видимо все что невозможно было сжечь просто выбрасывали за забор. Как правило в небольших поселениях грязи на улицах было куда меньше чем в городках – немногочисленные жители деревень всегда гораздо больше опасались заразных болезней и предпочитали хотя бы иногда выносить сор из избы. К сожалению и недоверия к чужакам у них было куда больше, особенно если незнакомые странники приближались к населенным местам без каких-либо опознавательных знаков. Местные жители вполне могли открыть огонь не вступая в переговоры, но к счастью бродячие скотоводы не самый воинственный народец. На их месте вполне могли оказаться какие-нибудь стервятники или сыроеды и тогда обезображенные головы людей его отряда украсили бы собою длинные ритуальные шесты.
Вместо сеющей смерть лавины огня со стен поселка на чужаков лишь пронзительно смотрели десятки стволов. Местные бойцы столпились за периметром довольно плотно, стальная смерть молчаливо взирала на Столяра из каждой бойницы, красноречиво давая понять, что лишних движений делать не стоит.
Он медленно шагнул на землю с подножки грузовика и сделал несколько шагов вперед, подняв вверх раскрытые ладони.
- Quelle langue? – его низкий и звучный с приятной хрипотцой голос слабым эхом отразился от стен поселка и это был почти единственный звук, кроме лязга затворов и шороха толпящихся за периметром бойцов, который раздался за те несколько минут, что обе стороны настороженно следили друг за другом. Ответа не было довольно долго, и Столяр подумал было, что никто из местных не знает французского языка, как вдруг кто-то крикнул:
– Russe!
Странник облегченно выдохнул, заметно расслабляясь, и заговорил на русском без каких либо
признаков акцента, разве что произношение некоторых согласных у него было несколько непривычным на слух:
- Мирного вам неба, друзья! С кем я могу поговорить?
Толпа бойцов зашевелилась, несколько человек расступились в стороны, пропуская кого-то вперед, и на помост сторожевой вышки над стеной неторопливо взошел высокий худощавый старик в темном шерстяном пальто с длинными полами и воротником, отделанным лисьим мехом. Его строгий начальственный вид не оставлял сомнений в том, какое место он занимает в местной иерархии и достаточно было всего лишь раз взглянуть на этого человека, как сразу же становилось понятно, что именно ему принадлежало здесь все. Дело было не только в его богатой одежде, а в степенной важности, которой он старался подчеркнуть свое высокое положение, в исходящей от него холодной надменности. Даже характерная манера держать голову высоко поднятой доказывала, что он привык всегда и на всех смотреть сверху вниз. Тонкие, но резкие черты его властного лица: орлиный нос, широкий подбородок, презрительные складки в уголках рта выдавали в нем человека привыкшего повелевать. Худое, иссеченное глубокими морщинами оно казалось невозмутимой маской, лишь глубоко посаженные глаза смотрели с ледяной пронзительностью из под низких кустистых бровей. Глядя на местного царька, Столяр невольно подумал, что долгие годы подземной жизни не прошли бесследно для остатков человечества. Перед ним был типичный Альб. Неестественно бледная кожа, абсолютно белые волосы и брови, радужная оболочка глаз, отливающая красным даже в тусклом дневном свете – некоторые дети и ныне рождались с таким же несмываемым клеймом подземелья, даже если их родители всю жизнь прожили на поверхности. И старику еще повезло, он мог родиться с куда более явными мутациями, которые раз и навсегда поставили бы крест на его дальнейшей жизни сразу же после появления на свет. Всех двухголовых, трехруких, четвероногих, любых имеющих сильные уродства младенцев в большинстве человеческих поселений безжалостно убивали. А кое-где, особенно среди общин проповедующих евгенику, и альбы были вне закона.
В свою очередь Хорти внимательно разглядывал стоящего перед ним у ворот высокого крепко сложенного мужчину лет сорока-сорока пяти, чей вид неуловимо напоминал ему древнего викинга из какой то старой книжки, которую он прочел еще в юности. Те же типичные для жителей севера черты лица: высокий лоб, прямой узкий нос, глубоко посаженные глаза, короткая с проседью бородка. Отросшие русые волосы чужака почти касались его широких плеч, в глубине серо стальных глаз горел неукротимый огонь мужества и непреклонной воли. Это был взгляд человека, которому не раз приходилось смотреть в лицо смерти. Но, невзирая на суровый и мужественный вид странника, заметна была печать усталости, тяжелой ношей лежащей на его плечах. Видимо он много времени провел в дороге. Его длинный бушлат с капюшоном пропитался дорожной пылью настолько, что приобрел неопределенный серо-коричневый оттенок. Под ним виднелся легкий бронежилет, затянутый серой маскировочной тканью. Чужак специально расстегнул верхнюю одежду для демонстрации мирных намерений, и Хорти разглядел кобуру с пистолетом, пристегнутую ремнями к правой ноге чуть ниже бедра и широкий пояс, на котором висел компас в самодельном чехле, плоский брезентовый подсумок и внушительных размеров ножны. Никаких татуировок, знаков и вообще каких либо обозначений ни на коже ни на одежде чужака не было.
- Можешь говорить со мной! – наконец произнес старик. Не произнес – бросил нехотя, словно подачку. Его каменное лицо, лишенное какого либо выражения, тем не менее явно не светилось дружелюбием.
- Я хотел бы попросить вас о помощи – голос Столяра звучал спокойно и уверенно. Он старался держаться непринужденно, без всякой настороженности тревоги или страха, как человек, которому нечего бояться и который не старается заставить других бояться себя – Со мной маленькая община французов-рыболовов. Они мирные люди и больше привыкли держать в руках весло, чем оружие. Мы едем от побережья уже шесть дней. У нас заканчивается провизия и вода, люди очень устали. Мы можем ненадолго остановиться у вас? Мне есть чем расплатиться за услугу.
Столяр умолк, глядя на старика пристальным выжидающим взглядом. На невозмутимом лице старого альба решительно ничего невозможно было прочесть. Он молчал довольно долго, как будто специально растягивая томительную паузу, потом все же снизошел до ответа.
- Мы не принимаем чужаков! - не терпящим возражений тоном отрезал он – И нам ничего от вас не нужно. Ступайте на восток или на юг, может быть там вам помогут.
- Чужак и враг не одно и то же! - заявил Столяр, с виду державшийся совершенно хладнокровно, но внимательный наблюдатель мог заметить, как в прищуренных глазах его сверкнул на миг холодный огонь ненависти – Посмотрите на этих людей! Разве они похожи на тех, от кого можно ожидать угрозы? – он кивнул головой в сторону нескольких человек, которые выбрались из кунга грузовика и молча стояли, внимательно и напряженно разглядывая местных. Мужчины, женщины, дети - все они выглядели одинаково бедно и невзрачно в своей потрепанной одежде из грубого сукна и шерсти. Выражение их усталых осунувшихся лиц – тревожное, настороженное сумрачное – было заметно даже издали. Они ждали. Ждали ответа с такой же затаенной надеждой, как и сам Столяр.
Старик с важной независимостью скрестил на груди руки, вызывающе выпятил вперед
подбородок и взглянул на парламентера суровым и высокомерным взглядом:
- Не заставляйте меня повторять дважды! Вы слышали что я сказал! Убирайтесь!
- Постойте! – вскричал Столяр, в предостерегающем жесте вытянув вперед обе руки с раскрытыми ладонями. В его голосе отчетливо проскальзывали умоляющие нотки. Он острожным движением достал из нагрудного кармана бушлата старинную зажигалку, откинул крышку, чиркнул кремнем и с заискивающей улыбкой показал старику крохотный язычок пламени – У нас есть топливо! Много топлива! Я отдам его вам взамен на ночлег и пищу.
Старый альб, который уже собирался сойти с помоста сторожевой будки, так и застыл вполоборота, затем медленно повернул голову и взгляд его уже не был таким непроницаемо ледяным как прежде. В нем явно загорелся интерес.
- Сколько у вас горючего? – с виду равнодушно спросил он.
- Я отдам вам десять бочек солярки и бензина по пятьдесят литров в каждой! И еще кое-что сверху. Взамен прошу воду и несколько коровьих туш.
Старик скрестил на груди руки и задумчиво провел пальцем по сухим обветренным губам. Его глаза превратились в остро поблескивающие щелочки, упрятанные глубоко под нависшими складками кожи век и густыми белыми бровями. Но на сей раз он думал совсем недолго.
- Как тебя зовут?
- Я Святослав. Мои спутники зовут меня Столяр.
- Кто ты такой и куда вы направляетесь?
- Я временно возглавляю эту коммуну, точнее все что от неё осталось. Мы вынуждены были покинуть свой поселок на побережье в районе бывшего порта в Нормандии и теперь едем на восток. Возможно, там есть место где мы сможем поселиться.
- Что у вас произошло? Эпидемия? – старик бросил на чужака острый пристальный взгляд зловеще прищуренных глаз и цепочка бойцов за стеной в тот же миг угрожающе зашевелилась.
- Нет! – поспешно ответил Столяр и замотал головой – Большинство жителей разбежались кто куда. Вот уже целый год как в коммуне начался голод и люди не выдержали, отправились искать угол получше. Но никто из нас не болен, вы можете проверить…
- И на что ты рассчитываешь? – бесцеремонно перебил чужака старый альб - Даже если мы дадим вам пищу, как вы продолжите путь без горючего?
- В баках машин топлива хватит на много миль. И я знаю, где можно достать еще! Нам нужна только вода, пища и одна ночь отдыха, остальное уже не ваша забота!
- Среди вас есть «серые»? – старик продолжал сверлить чужака тем же пронзительным взглядом.
- Серые? – переспросил Столяр с неподдельным удивлением в голосе.
- Ну да! Ты что с луны свалился? – нахмурился альб, но видя что его явно не понимают, решил не тратить время на объяснения и обреченно махнул рукой.
Он снова погрузился в раздумья, но Столяр уже не сомневался каково будет его решение. Более того старик уже давно все решил, а сейчас просто тянул время, играя на публику чтобы лишний раз подчеркнуть свою значимость. На нижней ступеньке ведущей к помосту лестницы стоял коренастый бородатый мужик в потрепанной довоенной офицерской шинели. Он дотронулся до отделанного беличьим мехом рукава одежды своего господина, альб наклонился к нему и тот что-то прошептал ему на ухо. Старик удовлетворенно кивнул. Глаза чужака засверкали от
предвкушения удачи.
- Мы вас впустим - старик поднял вверх указательный палец - Но на входе вас всех проверит наш лекарь и все оружие, кроме пистолетов вы сдадите нам на хранение. Если будете вести себя тихо – не наживете себе проблем. Вас устраивают наши условия?
Из груди Столяра вырвался облегченный вздох, он широко улыбнулся и развел руки в стороны.
- Конечно. Как мне вас называть?
- Я Глава общины, так меня и зови!
- Хорошо – Столяр улыбнулся еще шире, скрывая за улыбкой свое раздражение. Подчеркнуто высокомерный тон старика уже успел порядком надоесть ему - Нужно ли мне знать что-то еще?
- Я все сказал. Можете загонять машины внутрь.