Конкурс Копирайта -К2
Друзья, час пробил!
Для выполнения конкурсного задания в номинации «Под маской постороннего» участникам был предложен рассказ автора Ильти «Китайский болванчик».
Авторы представили свои работы, приступаем к обсуждению. Для удобства рецензентов оба текста размещены в одном файле.
Встречайте, у барьера: Полина – дочь аптекаря и Нюрка-пулемётчица.
Начали:
Автор – Полина - дочь аптекаря
Полька на костях. Рассказ няни.
5079 знаков
Я сидела в чужой избе, на жесткой скамье против бывшей хозяйки и пыталась увидеть в ней прежнюю Софью Андреевну. Но она слишком была опустошена и издергана, потеряла веру во все: в Бога, власть, мужа, а прежде всего, в саму себя.
Мы впервые встретились в сентябре 1913.
За неделю до того был подписан арест папеньки Садовским П.А. Якобы за участие в митинге и поддержку идей пролетариата. Боже помилуй, какие митинги, революционеры! Папа - аптекарь. И оказался среди митингующих только потому, что сестра Анна нахваталась идей. И была там. Только успела убежать, когда налетела полиция. А у папы давно болели ноги…
София Андреевна пришла в сопровождении мужа Павла Алексеевича с дочкой на руках, и сына пяти лет от роду. Она словно парила впереди их. Несла ее лояльность.
К моменту первой встречи с семейством Садовских я уже почти оправилась. Даже смогла ответить на несколько вопросов о настроении и самочувствии, заданных мне по-французски Софьей Андреевной. Она доброжелательно улыбалась, на щеках играли ямочки, зеленовато-карие глаза смотрели по-детски открыто. Живая дрезденская статуэтка. Вообще весь ее облик представлял огромный контраст с внешностью мужа. Павел Алексеевич годился ей в отцы, был суров от природы и подтянут в струнку - по должности.
- Павлуша, - обратилась к нему жена, полуобернувшись, - какая прелесть! Девочка в совершенстве владеет языком!
Затем последовало предложение ко мне - занять должность няни, так как прежняя неожиданно попросила расчет.
Я была готова отказаться. Но смелость и независимость от общественного мнения мне импонировали. А еще возможность не видеть Анну с ее единомышленниками в нашей квартире над аптекой.
- Благодарю. Когда я могу приступить к обязанностям?
- Если удобно, завтра, с утра, - она присела на табурет и подозвала к себе сынишку. – Петенька, подойди, познакомься с новой няней.
Малыш надул щеки и смотрел на меня исподлобья. Я не нашла ничего лучшего, как опуститься перед ним на колени, чтобы встретиться глазами:
- Петр Павлович, рада знакомству. Я Полина Яновна…
- Полина, - неожиданно твердо упразднила мое отчество хозяйка.
Конечно, я ведь буду только наемной работницей в их доме. Постаравшись незаметнее проглотить иглу обиды, поднялась. Мальчика тем временем уже заинтересовали папины колбы. Павел Алексеевич, побаиваясь, что сын может пораниться, вывел его на улицу. За ними звякнул колокольчик, отмеряя начало нового отрезка в моей жизни.
Софья Андреевна тут же деловито приступила к перечислению моих обязанностей и с гордостью назвала выпрошенную у мужа сумму, причитающуюся за них.
- Надеюсь, Полина, вы понимаете, что мы не приветствуем идеи вашей семьи? – спросила под занавес разговора.
- Я далека от политики, - спокойно, без лукавства ответила я, предвосхищая опасения хозяйки.
И переехав в дом хозяев, навещала сестру, только когда были сведения об отце. Правда, старалась не афишировать встречи перед хозяевами. Мы просто шли на прогулку с Петенькой и Оленькой. Их молчание покупалось петушками – дети были большими до них охотниками.
Не мне судить, какими были отношения между Софьей Андреевной и Павлом Алексеевичем, особенно в последний год моей у них службы. Хозяйка тогда весь день проводила либо на террасе с книгами и вышивкой, либо играла на фортепьяно в гостиной. Любила гостей в доме. Муж же приходил со службы поздно, ближе к ужину. С гостями предпочитал поскорее распрощаться. А после громко рассуждал, жестикулируя при разговоре, о мятежных настроениях в обществе и переломном времени. Не знаю, поддерживала ли его идеологические возмущения жена. Она только кивала, подобно своему любимому китайскому болванчику и улыбалась.
Это же выражение было на ее лице, когда в тюрьме умер мой отец. Софья Андреевна, не прекращая играть на фортепьяно, выслушала меня, а потом попросила поддержать веселый танец Петеньки и Оленьки. Меня душили слезы и глубокая обида. Но перечить я не могла. Ночью, когда дети уже спали, Павел Алексеевич лично принес мне деньги на похороны.
- Она иногда, будто капризное дитя, - он не называл имени, но мне не надо было объяснять, о ком говорит. – Но она – хорошая!
Надо же было такому статься, что хоронили отца в день залпа «Авроры».
- Поля, - тихо говорила мне Анна у гроба, - ты же понимаешь, оставаться у Садовских – опасно! Сейчас все будет по-другому! Фабрики отдадут рабочим, землю - крестьянам. А они – враги!
Я не стала спорить, что деньги этих врагов кормили меня и сестру с ее революционерами в течение четырех лет. Она была на сносях. У нее была идеология. А еще я помнила танец...
Вернувшись к хозяевам, я застала сборы. Софья Андреевна машинально складывала все свои и детские вещи в дорожные баулы.
- Павел Алексеевич отправляет нас к моей тетушке на Украину, - ровным тоном сообщила она. - На время. Переждать смуту.
Я бы поверила в ее версию, если бы не китайский болванчик, быстро качающий головой в стиснувших его пальцах. И глаза, будто видевшие меня уже под красными знаменами, шагающей, пусть где-то в конце, но в ногу со всеми.
Мы простились тогда, думая, что навсегда. Но, может, так и есть? Потому что женщина, сидевшая передо мной, была совсем другой.
Автор – Нюрка-пулемётчица
НЮРКА-ПУЛЕМЁТЧИЦА
4672 знаков
Послушай, Глаш… Ты в атаку ходить боишься? Нет? А у меня, как пули засвищут, внутри всё так и замирает. Боязно. Комиссар говорит, он тоже поначалу боялся. А потом пообвык. Глянь, луна-то какая! Что твой блин на масленицу. А помнишь, Глаш, как мы в деревне, на масляной гуляли! А вот комиссар наш говорит – нельзя. Новая жизнь другой будет. Представь – ни богатых, ни бедных, и праздники совсем другие. И мы с тобой в господском доме заместо хозяек. Если только доживём, не убьют нас белые. А то не знаешь, чем день-то кончится. Знаешь, Глаш, я часто своих вспоминаю… Хоть дармоеды проклятые, но всё равно люди. Хозяйка добрая баба была. Мужа любила, хотела счастья, тепла. Совсем как мы с тобой. Свечку-то разожги – старая догорела совсем. Холод вон как пробирает, аж до костей. А хозяйка-то моя бывшая, говорят, к нашим ушла. Вроде как с дохтуром. То ли слюбилась, то ли просто пожалел её. Спрашиваешь, с чего я вдруг про неё? Просто… Привыкла я к ней. Мне же тринадцати не исполнилось, когда нянькой в господский дом взяли. Батя в лесу сгинул, у матери – мал мала меньше, а я – старшая. Вот и ушла – семью кормить. У них сын тогда родился. Петькой назвали. Бойкий такой мальчишка. И впрямь словно петух - всё голосил, ночами спать не давал. Барин часто в отъезде бывал. Далёко где-то. Слово мудрёное – никак не вспомню. Штуки диковинные привозил. А мы с хозяйкой вдвоём, с мальцом нянчились. Вроде как родные стали. Сидим, бывает, вечерами у кроватки. Я сказки рассказываю, а она подопрёт рукой голову, и слушает. А луна всё в окошко глядит. Вот как сейчас. А потом хозяйка мне книжки читала. Всё про любовь. Про жизнь… Красивую такую – иногда завидно становилось. Всё думалось - почему только одни хорошо живут, всё как по маслу, а другие, вроде нас, в нищете мыкаются? Может, поэтому я и за Павлом к красным пошла? Ничего, Глаш, мы с тобой ещё заживём… А её всё равно жалко. Натерпелась. Сама отроду не думала, что самой придётся пропитание детям добывать. А мужа своего любила - вроде как в книжках этих. Едва ступал на порог, она вся радостная такая становилась, по дому хлопотала, смеялась. А он схватит её на руки и кружит, кружит по дому. Целует, слова такие говорит – аж сердце замирает. Как мне любви такой хотелось, Глаш! Всё мечтала о таком же красавце. Высоком, статном, с усами и саблей. Наверное, потому и в Павла влюбилась… Ах да, опять я о другом. Я же тебе рассказать про неё обещала. Про Павла ты и так знаешь. Так вот. Про барыню мою. Хотя какая она теперь барыня? Такая же, как и мы с тобой. Просто баба. Так вот, в последний раз барин штуку одну заморскую привёз. Болван раскосый – сидит, башкой качает. Хозяйке эта игрушка особенно нравилась. Всё глядела на неё, думала о чём-то своём. А он кивал ей, словно поддакивал. Ей всё казалось, что он её от бед охраняет. Мне-то не верилось. Уж слишком вид у него дурацкий был. Но поначалу у них в доме действительно наладилось. Барин почти всё время дома проводил, дочка родилась, в семье покой был. Ну а потом… Война проклятая! Сколько баб от неё пострадало! Барин только по вечерам приходил. Злющий такой, нервный. Хозяйка каждый день плакала. Мне жаловалась, говорила, что любит, счастья хочет. Что всё равно ей, какая власть, лишь бы с ним и детишками. А он всё за своё. За царя, за отечество… Должен, и всё тут. А ей, бабе, не понять его. Сам стал словно болван железный. Холодный, чужой. Как войдёт в дом, я в сени, чтобы под горячую руку не попасть. Ссорились даже при детях. Даже мне, чужому человеку, в доме тяжко было. В то время в деревню как раз красные пришли. Тогда мы с Павлом и встретились на базаре. Ну ты знаешь, я же тебе рассказывала. Вот и ушла вслед за ним. Нет, не жалею. Вот только… Знаешь, что я вчера на хуторе услышала? Он её на хутор отправил. И представь – на тот самый, где наш отряд стоит. Вот только… Померли дети её. То ли от голода, то ли от заразы какой. И ещё этот кобель - дохтур, из беляков. Знаешь, как я пьяных мужиков боюсь! Чуть что – сразу из ножен маузер. Комиссар наш всё шутит, что я никому спуска не дам, потому что палец на спусковом крючке держу. А если честно, Глаш... Я всё думаю – если бы не ушла я вслед за Павлом, может, помогла бы ей чем? Может, уберегла бы детишек? Кобеля бы этого к хозяйке не подпустила… Тоскливо мне что-то сегодня. Чувствую – виновата я – и перед ней, и перед детьми… Нет, говоришь? Болван этот железный виноват? Он-то конечно. Мужик – он должен прежде всего семью беречь. Бабу, детей. А я кто? Да никто. Но всё равно, нехорошо на душе. Чем-то бой завтрашний кончится? Знаешь, Глаш, если убьют меня, ты мамке моей передай... Хотя нет, ничего не надо. Пусть думает, что дочь её жива.
P.S. Уважаемые рецензенты! Специально для вашего удобства краткая выдержка из Регламента:
КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ РАБОТЫ ЧИТАТЕЛЯМИ
В работе оцениваются:
• эмоциональное воздействие;
• органичность созданного образа с рассказом;
• стилистическая грамотность;
• соблюдение формальных требований конкурса (объём, соответствие теме задания, номинации).
Читатель определяет, какое произведение в паре наиболее полно удовлетворяет предложенным критериям. Главные из них – эмоциональное воздействие и органичность созданного образа с рассказом Ильти «Китайский болванчик».
Вы имеете возможность проголосовать до 21:00 по московскому времени 27.01.13г.
Обратите, пожалуйста, особое внимание на тот факт, что в голосовании могут принимать участие только авторы, зарегистрированные на Проза.ру не позднее 01.09.12г. и имеющие не менее трёх опубликованных произведений на Проза.ру.
К-2 желает вам лёгкости в принятии решения и приятного общения!
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213012502118
рецензии