Отрок Вадим Ляховицкий. Три истины
Юрий Ижевчанин
Действующие лица
Король Дюк Ярославич Земли Ляховицкия, Димитрий во Святом Крещении
Королева Рогнеда Фряжская, Руфь во Святом Крещении
Наследный принц Владимир Дюкович
Средний принц Рюрик Дюкович, Родион во Святом Крещении
Младший принц Вадим Дюкович, Виссарион во Святом Крещении
Наставник Омар Хазареин
Духовник отец Варсонофий
Военный наставник Аскольд (Андрей) Рогволодович
Оруженосец Свенельд (Сергий) Добрынич
Савватий, схимник диколесский, исповедник Вадима.
У короля Дюка Ярославича было три сына. Вадим — младший. Король хотел его определить по духовной части, но сын стал вовсю учиться воинским искусствам. Хотел вырастить как полководца, но сын увлекся книжной премудростью. Хотел канцлера из него подготовить, но сын вдруг впал в великое благочестие. И решил король, что лучше всего будет сыну отвоевать княжество и посадить его там: пусть сам решает, кем быть. Пошел он в поход на Тьмуторокань, но вернулся несолоно хлебавши.
1. Три истины
Древлянское подворье занимало маленький участок возле восточной стены города и большой участок вне городских стен. Древлянские ворота вели прямо в это подворье, но проезжали туда лишь сами древляне и их почетные гости. Вадим уже бывал там, когда короля принимал посол древлянский, королевский дядя князь Дарланс. Он передал подарок от прапрабабки короля, вдовы Мешко Крестителя королевы Анны. По обычаю древлянки, ставшие королевами людей, возвращались в свое царство после того, как их первый внук выходил из детского возраста. Ведь по людским понятиям королева-древлянка была бы почти вечной и, не будь такого обычая, их, наверное, убивали бы. Конечно же, король в ответ послал прапрабабке щедрые дары и поклон от всей своей семьи.
Вместе с князем приезжал старый монах-древлянин, видевший самого Иисуса Христа. Таких древлян на свете осталось лишь двое, и лишь один из них стал христианином. Ведь древляне в гордыне своей отвергли поучения Сына Божьего, сказав ему, что они и так чтут Отца Его и Истину всем сердцем и пусть Он спасает тех, кто в этом больше нуждается: людей и кикимор. А один из них предложил Христу отправиться обращать Черных Древлян в веру истинную, и за кощунство свое не находит себе места нигде, скитаясь по всему свету, почти как Вечный Жид. Предсказано ему, что смерть возьмет Странника лишь тогда, когда он раскается и крестится, но неуемная гордыня до сих пор мучает ветхое тело. Рассказывают, что в страстях своих Странник дошел даже до того, что явился в землю Черных Древлян и начал беспощадно поносить Князя, коему они поклоняются. Но те не стали его убивать, а прогнали бичами, говоря, что его душа прогнила настолько, что от такой жертвы Князя стошнит.
Отшельник же при своей фантастической старости выглядел очень хорошо, весь иссохший, но крепкий, как корень старого дуба. Крестил его сам апостол Андрей, и он затем сопровождал апостола в странствиях того по северным землям. И каждый вечер отшельник возносил хвалу Господу, что Он дал рабу Своему достаточно ума, дабы понять, как достичь Света, и не дал умереть, пока тот еще сомневался в словах Сына Божьего. Про обращение свое старец не хотел говорить, сказав лишь, что врут ромеи в книгах своих, никаких явственных чудес с ним не происходило. Он благословил и короля, и митрополита, и кардинала Великопольского. Сам древлянин не различал восточной и западной церквей, говоря, что вера одна, и лишь одежды, в кои она рядится, разные. Поглядев на Вадима, он велел ему не реже раза в месяц повторять притчу о рабе, коий свой талант в землю закопал, и более не сказал ни слова. Но отец передал ему какие-то странные слова древлянина о том, что вся его душа проявится в данной ее части, и попросил запомнить их.
Но на торжестве многого не увидишь, а теперь каждый четверг с утра до вечера Вадим проводил у древлян, куда приходил вместе со своим оруженосцем Свенельдом, сыном Добрыни. Королевича окружали древлянские мальчики, коим было от четырнадцати до шестнадцати лет, что соответствовало людскому девятилетнему возрасту Вадима. Они неплохо знали славянский язык, но Вадим предпочитал с ними говорить по-древлянски, и для упражнения, и чтобы побольше узнать и понять. Никто из них не выделялся роскошью одежд, хотя некоторые были одеты чуть скромнее остальных и не носили драгоценных украшений. Принц, думая, что это — отпрыски знатнейших, но оскудевших родов, относился к ним отменно вежливо, и лишь после узнал, что это, наоборот, дети самых богатых из древлян. Честь древлянская требует от богача соблюдать скромность, а от бедного — не показывать своей бедности.
А вот со Свенельдом обращались как со слугой, но парнишка оказался упрямым и, стиснув зубы, невзирая на унижения, присутствовал на всех занятиях принца, прислуживал ему во время бесед и тоже учился всему. Скоро оказалось, что древлянским он овладел не хуже Вадима, и однажды ответил на чистом древлянском тем, кто потребовал от вонючего мужика отойти подальше:
— Не королевский мой род. Отец мой добился почестей своими собственными славными делами и подвигами. И нечего равнять меня с мужиками и с кикиморами. Тот, кто от спеси надувается, наверно, жабу проглотил. А такой обед вас, высокородных, только позорит.
Накинулись трое древлян с кинжалами на обидчика, но тот одному из них нос расквасил, второму ножку подставил и сбежал за пределы подворья. А королевич смеялся, и никто не смел ему слова сказать. С этого момента с Аскольдом стали общаться лишь на древлянском языке, но по какому-то другому ритуалу, в котором сами все время сбивались и друг друга поправляли, и обращаться с ним гораздо лучше, уже не препятствуя ему быть всегда рядом с принцем. Принц догадался, что когда-то древляне тоже делились на дворян и слуг, и спесивые мальчишки вынуждены были по приказу взрослых залезть в зеленые книги и выучить правила обращения с древлянами-слугами.
***
Отступление
Позже, после плена своего, проезжал как-то Вадим через полесские земли и остановился у князя одного из мелких округов. Отказаться от гостеприимства знатного древлянина было нельзя без уважительнейших причин, а тот еще ни разу не принимал у себя короля Белогорского и Карлинорского. Пока готовился пир, приехал мелкопоместный древлянин с годовой платой за феод. Несколько телег были доверху нагружены зерном, плодами, пивом, за ними брели животные. Князь хотел отложить прием на завтра, но Вадим настоял, чтобы прием был сегодня, ему было любопытно, как это у древлян обставлено.
После кратких, но исключительно точных по титулованию и вежливости формул приветствия князь и рыцарь заговорили о делах государственных, о здоровье своих семей, и лишь через четверть часа рыцарь сказал, что он привез государству древлянскому ту малую часть урожая и доходов своих, кою смог уделить, и положил на стол кошель денег.
К удивлению Вадима, князь заявил:
— Благодарю тебя, пан, но сейчас государство в полном достатке. Чтобы не обидеть тебя, беру я золотую монету, три мешка зерна, бочку пива и овцу, а остальное после пира вези назад, в поместье свое.
— Ты, князь, зря пренебрегаешь мною. То, что я привез, все королевское, а щедротами и попечением государства нашего все мы кормимся.
— Переполнены закрома мои, и не могу я взять у тебя много. Ну ладно, возьму два золотых и пять мешков зерна.
— Что я, не могу дать больше?
— Еще одну бочку твоего отличного пива для сегодняшнего пира.
— Ну, тогда уж и телку для угощения короля!
— Ладно, еще две овцы.
Вадим попросил разрешения глянуть на хранилища, и увидел полупустые амбары и скотный двор.
Князь пояснил наедине, что в нынешнем году неурожай и поэтому все мелкие древляне стремятся сдать побольше податей, дабы не показать, что им трудно прожить. Вот в урожайный год они дают ровно столько, сколько положено по давним обычаям, а если государству нужно еще, приходится просить лично правителю и один на один каждого.
А если от голода погибнет древлянин, за исключением лишенного чести, то это — бесчестье местному правителю и его роду на четыре поколения. Так что приходится стороною разузнавать, кому трудно, и изобретать благовидный предлог для помощи, дабы не уронить честь древлянскую и дающего, и берущего. Вот и пришлось взять с гордого панчика меньше половины того, что он должен давать по древности. Хорошо еще, что король оказался рядом, иначе договариваться пришлось бы битый час.
***
В группе был также человеческий сын лет девяти, одетый как древлянин, но несколько роскошнее остальных, и говоривший лишь на их языке. К нему древляне относились как к своему. Вадим расспросил старших и узнал, что это — потомок тех царей, что правили на месте Польши еще до готов и славян. Позже отец рассказал ему, что свергнутые цари и короли людские часто находили приют у древлян, те держали потомков древних родов у себя в почете и чести (но не в богатстве) и раз в четыре поколения разрешали им жениться на древлянках, дабы родовичи оставались по крови людьми, но были по культуре древлянами. И уже бывало так, что через много лет призывали жители назад потомков древних владык, сохранивших благородство и чистоту. Из древлянского царства пришли когда-то цари персидские, восстановившие Иран после еллинского завоевания.
Вадим то занимался вместе с древлянами военными искусствами, прежде всего фехтованием и стрельбой из лука, то слушал древние песни и предания еще тех времен, когда люди в раю обретались.
Он заметил, что в те времена древляне, наверно, жили не так долго, как нынче, поскольку столетние уже назывались в песнях пожилыми. И ему вспоминалось, что в Библии, наоборот, говорится о долголетии первых людей. Значит, неправда, что Бог определил человеку шестьдесят, кикимору — сорок, а древлянину — шестьсот. И вообще, как все странно у древлян. Первое военное искусство у них — стрельба, а наши рыцари и брать в руки лук не желают. Схватки на мечах у них до одного удара, а не до пяти, как у людей. Во время схваток они больше защищаются, чем нападают. Да, впрочем, ведь шестьсот лет нужно суметь прожить.
Как-то раз древляне чествовали своих женщин в честь древнего праздника. Король вместе с сыновьями были единственными гостями на торжестве, которое со времен королевы Анны раз в два малых цикла (в 24 года) справлялось древлянами и в ляшской столице. Впервые Вадим увидел то, что принял он за богослужение согласно старинной светлой вере древлян, уважать которую велел и сам Христос. Почтенный седовласый древлянин в странных одеждах, как будто струившихся светом, читал зеленую книгу на языке, из которого Вадим мог разобрать лишь отдельные слова, настолько далеко он отстоял от нынешнего древлянского. Он понял, что там неоднократно упоминались Солнце, Бог, честь, мудрость, измена. Затем мужчины пели на том же древнем языке гимн, в котором опять упоминались Солнце и Бог, красота и честь. И тут Вадим засомневался, потому что пели и крещеные древляне тоже, за исключением священника. Вышли вперед женщины и девушки в платьях древнего покроя, и тоже запели древний гимн, первая строфа которого настолько поразила своей мелодией Вадима, что врезалась ему в память.
Wa, Soli, stranassur angair,
Wa, Soli, gennatan kawiras!
Srin norran Diaon transtairs,
Srin krangstrang urs aristen lirans.
А затем король, обращаясь прежде всего к старшим сыновьям, тихонько велел молиться про себя и настроиться на благочестивый лад, дабы ни одна низменная мысль не проникла в душу, поскольку это будет и позором для христиан, и оскорблением для хозяев. И вот заиграла дивная музыка, откуда-то сверху полился странный свет, цвет которого все время менялся в гармонии с музыкой. Вышли нагие древляне и древлянки и начали древний благородный танец, посвященный Любви и Чести. Эта пляска совершенно не походила на танцовщиц на пирах или на буйное веселье шляхты и простого народа ляшского. Король тихо сказал сыновьям:
— Даже христиане могут участвовать в этом танце, и нагота их не считается позорной. Еще апостолы благословили это празднество и разрешили его для крещеных древлян. Но людям рассказывать об этом танце не нужно, те, кто может понять его правильно, уже знают сами.
Несколько минут после танца королевичи не могли подняться со своих мест. А тут еще к королевскому семейству подошли четыре танцовщицы, надели людям на голову венки и поклонились, а затем слегка поцеловали. К Вадиму подошла девушка лет четырнадцати на вид (значит, ей было около тридцати по людскому счету), на него пахнуло ароматом каких-то трав, и вдруг он услышал, как девушка тихонько сказала остальным с легкой иронией:
— Хорош мой суженый!
Как корил себя позже Вадим, что остолбенел в тот момент, залюбовавшись ее золотыми волосами. Он, конечно, вместе со всеми отдал танцовщице заранее приготовленные подарки и целомудренно поцеловал ее в ответ, но в памяти запечатлелся лишь запах кожи и ореол волос.
— Эта Златовласка — принцесса Аэлла, дочь прежней жены короля древлянского, — тихо сказал король принцу. — Пожалуй, во всем мире не найдется столь знатной древлянской девушки, ведь и ее мать — отменного и чистого рода. Трудно будет найти ей достойного мужа.
***
На празднике Вадим в первый раз увидел зеленую книгу, а через пару месяцев Омар, отойдя к сундуку с книгами в поиске нужной, на минуту вытащил наверх целую стопу книг такого же вида. До этого Омар упоминал о магии и науках разных школ, но почти никогда не говорил о древлянах, и никогда не приводил никаких формул на их языке. Поэтому Вадим предпочел промолчать и запомнить все.
Чем дальше, тем больше увлекался Вадим древлянской культурой, буквально впитывал в себя и их язык, и их правила вежливости и чести, и их манеры, и их военные приемы. Через год родович Амир-Рани, сын древних королей, выглядел по сравнению с ним неотесанным мужланом. Чувствовал Вадим, что родович его недолюбливает, и, стремясь его перещеголять, все время перехватывает через край, сбивается на низкопоклонство перед всем древлянским и поношение всего людского.
Людская игра в шахматы понравилась древлянам, да у них была и своя древняя игра подобного типа, называвшаяся сё-кри, и Вадим скоро стал побеждать всех своих товарищей-древлян в обе игры. Старшие древляне посмеивались, ведь их дети, не видя ничего позорного в том, чтобы проиграть королевичу в воинском состязании, страшно стыдились своих неудач в занятии, считавшемся более умным. Но через год древлянские дети сменились, ведь королевич повзрослел, и теперь нужны были ему сверстники на два-три года постарше. Люди и взрослели быстрее древлян, а уж старели намного быстрее их. Остался лишь родович, и королевич краем уха услышал, что у его родителей очень туго с деньгами, а здесь сын получал содержание и жалование от государства Полесского.
Новые друзья быстро заставили королевича потрудиться и в военном деле, и в разговорах. Они уже, как взрослые древляне, начинали говорить полунамеками, что требовало знаний и истории, и преданий, и гимнов, и книг. Королевич начал замечать, что если о преданиях и обычаях ему рассказывают охотно, если книги на современном языке, посвященные наукам и обычаям, сказаниям и легендам, дают читать с удовольствием и даже подсовывают, то об истории и своей, и людской предпочитают говорить мало, а о старинной вере своей древляне вообще молчат. На древнем языке он слышал за все время всего несколько фраз.
Однажды он сделал маленькое открытие. Четыре книги путешествия рыцаря Сканалуэна считались одним из лучших древлянских романов. Три из них ему дали прочитать, а вот второй части путешествия нигде на подворье не было, и привезти ее из Полесья никто никак не мог. Но случайно он увидел вторую часть у одного из новых товарищей, и понял, что в ней были большие куски на древнем языке. А уже на следующей неделе эта книга потерялась, и перед Вадимом долго извинялись:
— Наконец-то мы ее нашли, и сразу же ухитрились потерять!
***
Запали в душу Вадима слова Омара о том, что может быть еще кое-что похуже вечных адских мучений, да тут еще древляне подлили масла в огонь любознания.
Прошел месяц, и вот как-то раз архиепископ нанес визит во дворец. После молебна и краткого разговора с государем государь вместе с архиепископом и Омаром пришли к принцу.
— Сын, прочитай молитву, исповедуйся и причастись у владыки, — сказал отец и вышел.
После исповеди и причащения в дворцовой церкви Омар с архиепископом открыли заднюю дверь, и по каким-то кривым коридорчиками и лестницам все трое спустились вниз, в подземелья, где раньше Вадим не бывал. Стражник пропустил их в окованную железом дверь и закрыл дверь за ними. Внизу был государь. В комнате были пара икон, лампадка, скамья и нечто, назначения чего Вадим понять не мог. Владыко прочитал молитву, осенил всех крестным знамением, строго посмотрел на Омара, и тот подошел к странной вещи.
— Сын мой, произнеси первые стихи Книги Бытия, — велел владыко.
— Вначале сотворил Бог небеса и земли. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою.
— Почему Бог сотворил небеса и земли, а затем идет речь лишь об одном небе и одной земле?
— Не знаю. Потому что небес много и земель тоже. Есть и наша земля, и Святая Земля, и Южная Земля...
— На самом деле все это — одна и та же Земля, под одними и теми же Небесами.
— А ведь многие из тех звезд, что на небе, сами солнца как наше, и там есть другие земли, и на них живут люди.
— Не совсем так, сын мой. Это тебе маг Омар рассказал? — улыбнулся владыко.
— И он рассказал, и в книгах Варсонофиевых вычитал.
— Неуемна в тебе страсть к любознанию, чадо мое. Действительно, так это, и души, служащие Богу, воплощаются на других землях. Но все эти земли под нашими небесами.
— А почему же это простым людям не рассказывают? И почему Вы, владыко, сначала сказали «не так», а затем «так»?
— Души у всех чад Божиих разные. Когда они встречаются в Мирах духовных, они с трудом могут понять друг друга, но все-таки могут. Но затем, когда они входят в дитя еще в чреве его матери, они уже смотрят на мир глазами своего владельца и слушают его ушами. Учатся они тоже разному. И потому может случиться так, и случается так все время, что расходятся души столь далеко, что ни одна из них другую понять не может. Ведь как нам трудно понять кикимор или рудокопов. Но еще хуже, и это одно из испытаний Господних, что многое, понимаемое одной из душ, другая понять вообще не может. Почти все древляне могут понять и осознать, что означает «небеса и земли». А из людей правильно поймут немногие.
— Так что же, тех, кто не понимает, в невежестве держать? — искренне возмутился Вадим. — Ведь даже кикиморы многие поняли Христа и святое крещение приняли.
— И ты знаешь, что крещеные кикиморы у нас в монастырях обретаются, потому что иначе трудно им справиться с сомнениями своими и со страстями кикиморскими. А вот веру магометанскую, что для них ближе и проще, они всем сердцем принимают и поэтому бусурманы держат их за свои войска лучшие. Гулямами называют.
— Вот, оказывается, с кем дрались Ричард Львиное Сердце и наш святой Стефан! И я даже понимаю, почему в наших книгах говорят о гулямах. А что они кикиморы, не упоминают. Уж больно лихо били гулямы крыжаков, и позорно было бы признаваться, что кикиморам поддавались.
— А теперь объясню я тебе, чадо мое, почему сказал я «не так», а потом «так». Ты представил себе такую же землю, как у нас, и таких же детей Божиих, как на нашей Земле. Но если такие и есть где-то, то это лишь милостью Божией перенесенные или приведенные с Земли Исходной. А другие земли и тех, кто Бога почитает на них, ты и представить себе сейчас не можешь. Может, увидишь их в видениях своих, если Бог соизволит. Но ведь и коварный Дьявол может подсунуть тебе свои видения, дабы тебя с толку сбить. И еще: мало где дети Божии живут, а там, где жили, часто, ведомые Князьями своих миров, сами себя уничтожали, и теперь эти земли вновь пусты и безвидны. А это грех намного более тяжкий, чем самоубийство.
— Так что получается, что истиной для человека может быть лишь то, что он понять может. А то, что он понять не сможет, всегда для него ложью обернется. Или даже самоуничтожением человечества и всех других детей Божиих на этой земле ради соблазнов Князя мира сего.
— Отрок Виссарион, теперь ты понял вторую часть истины: она разными сторонами повернута ко всем. И то, до чего чадо Божие дотянуться не может, оно обычно, в гордыне или в других страстях своих, несуществующим считает. А еще хуже, если дотянуться не может, но прыгает и заглядывает, тщетно тужась. С ума сойти и юродивым сделаться для такого — спасение. А морок, что понял он что-то — прямой путь в бездну: он вообразит, что Истину понял, и начнет других ей учить.
— Так что же, значит, думать, что ты познал Истину — чуть ли не тягчайший из грехов? Именно он приводит рода людские к самоубийству? И наказание за это хуже вечных адских мучений?
— Это и есть третья истина. А теперь за дерзость накладываю на тебя, чадо мое, две недели покаяния в лесу, у схимника Савватия.
Так в этот раз и не спросил Вадим про другие небеса. Но теперь он понял, почему от него прячут зеленые книги и древний древлянский язык: боятся, что он начнет прыгать вокруг них, голову вверх задирать, и будет так вести себя, пока из ума не выживет или, еще хуже, не вообразит, что ума нажил.