С папой и Лидой мы идём пешком в Елшанку, деревню, где родился папа. Бабушка гостит там, у другой папиной сестры – тёти Зины.
Идём, сбирать крыжовник, как сказала тётя, отправляя с нами Лиду. После землянки тёти Макриды, дом в Елшанке показался дворцом. В зале – передний угол был завешен иконами. Лики святых угодников пронзали взглядами насквозь. Горела лампадка. На полочках этажерки лежали стопки тёмных толстых книг – со старых времен, родовые, так сказала бабушка. Я стояла рядом с этажеркой и дышала стариной - у времени есть запах.
На стенах – рамки с фотографиями. Столько фотографий и на всех моя родня - не подозревала, что у нас столько родственников. Бабушка рассказывала – знакомила. В тот день в первый раз увидела фотографию своего деда. Сначала подумала, что это папа, только странно одетый. Костюма такого у папы не было, шляпу он носил, но не такую высокую. И галстука, как на фотографии у папы не было. А ещё – усы и трость. С уголка фотографии – надпись незнакомыми буквами. Бабушка, поймав мой взгляд, сказала:
-Это Нестер Данилович, ваш с Лидой дедушка, а фотокарточку прислал с самой Америки. Он туда на заработки поехал. Семья у нас большая была, жили все вместе - свёкор, свекровь, брат старший с женой и робятишками. У нас с Нестером трое робятишек было, да трое померло во младенчестве. Жили, не сказать, чтоб бедно – пашня была, покосы, бахча. Скотины много: лошадь, быки, коровы, овцы, птица всякая. Шику не было, но не голодали. Нестер отделиться задумал, своим домком жить, а хозяйство как разделишь – только зорить его, да и домок, его построить надо. Где денег взять? Прослышал он от мужиков про Америку, стал у тяти благословение просить, чтоб отпустил на заработки. Тятя и слушать не хотел. Эка даль - за морем–океяном. Маманя голосила, не хотела отпускать. Переупрямил их Нестер, дали ему благословение. А меня и не спрашивал никто, я у всех в послушании была. Уехал. Через год, без малого, пришло письмо от него. Радости-то было - живой. Отписал: и про чужбину, и про мытарства свои спервоначалу, пока не добрался до Халафорнии и не пристроился к работе. Шибко ему там понравилось. Сказывал, как подсбирает деньжат, приедет за мной с робятами. Не судьба нам мериканцами стать. Приехал Нестер за нами. Пока суть, да дело война началась. Пойдём, Юлюшка, обед сбирать. Скоро Митя с Зинаидой и Лидонькой из сада придут, а мы с тобой загутарились.
В летней кухне, как и в доме, была русская печка. В ней томилась еда, приготовленная на весь день. Бабушка выдвигала из печки ухватами чугунки со щами, кашей. Потом расстелила во дворе большую клеёнку, мне дала деревянные ложки, чтобы я разложила их по едокам. Прижав к груди круглую буханку хлеба, бабушка нарезала его большими кусками и положила на клеёнку. Как будем сидеть за таким столом, я не представляла.
-Вот на травке и усядемся, вишь, какая она шелковая, мяконькая. На вольном воздухе и тюря сладкой покажется, а у нас, слава те, Господи, всего вдосталь наготовлено».
И сиделось всем удобно, и обед на вольном воздухе мне понравился: «Надо будет маму упросить, чтобы она тоже во дворе обедать сбирала».