I. Оля.
- Сынок, объявили штормовое предупреждение. Я думаю – рыбалку надо отменить.
- Мама, ты что – плакала?
- Нет, сынок, у меня просто сильно болит голова.
- Мама, ты меня обманываешь? Что еще случилось?
Оля повернулась к насторожившемуся сыну, помолчала.
- Приходил отец.
- И что?! – в голосе прозвучала угроза.
Оля вздохнула:
- Просил прощения.
- А ты? – от напряжения голос прервался, лицо исказила гримаса.
- Я …его…не …простила…- тихо, четко, подозрительно спокойно произнесла мать.
У него даже плечи как будто опали. А она, закусив губу, прищурившись, стала смотреть в окно – там вовсю разошелся ветер.
- Мам, я скоро , только ребятам скажу.
- Хорошо, сынок, - не поворачиваясь, она кивнула.
Господи, почему она сказала сыну неправду? Хотя, почему неправду? Вернуться-то Сергею она не позволила, и он понял – это окончательно. А может, нельзя его было так отталкивать? Но куда деть полтора года пытки? И все же что-то в самой глубине души кололо… Что это: жалость? любовь? обида? осознание окончательной непоправимости? И сын…Что для него важнее? Прощение? Или не прощение? Боже, как болит голова… это, наверное, ветер. Скорей бы Андрей вернулся.
Ужинали молча. Сын незаметно поглядывал на мать. Он очень любил это родное лицо, серые глаза, светло-русые волосы, мягкие теплые руки. И страдал вместе с ней.
- Мама, ты жалеешь? – дальше выносить молчание Андрей не мог.
-Не знаю, сынок.
- Но ведь он нас предал!..- в словах была обида и боль.
- Так бывает, сынок…
Он жестко нахмурился:
- Я его никогда не прощу! – и ушел в свою комнату.
Предчувствуя бессонную ночь, Оля медленно мыла посуду, уже привычно отмечая – раньше всего было три: три тарелки, три вилки, три чашки. Постояла перед книжной полкой – надо что-то взять почитать. Любимый Паустовский, Пришвин или исторический роман? Выбрала детские «Летние дни» Паустовского. Маленькие трогательные рассказы раньше всегда согревали душу. Может, и сегодня смятение уляжется? С книгой в руке заглянула к сыну:
- Спокойной ночи, сынок.
Он сидел у стола, перебирал крючки и блесны. Посмотрел на мать, прищурился – явно хотел что-то спросить или сказать, но произнес только:
-Спокойной ночи.
Не читалось. Милые, забавные истории не трогали, даже любимая фраза: «Первый снег очень к лицу земле» - прошла мимо сознания. Да еще этот ветер… От мощных порывов дом трещал, стучала разболтавшаяся форточка. От форточки мысль перешла к отвалившемуся кусочку кафеля возле печной дверцы, к покосившейся ступеньке крыльца. Раньше за всем следил Сергей…
… Сергей …
Не было слез, не бился вопрос: за что? – накрывало ощущение полной утраты чего-то главного в жизни и пустой холодной растерянности.
Дом, которому почти пятьдесят лет, конечно, устоит. Самой бы устоять…
Бабушка и дедушка, мамины родители, работали в рыболовецком колхозе, как и большинство жителей почти сплошь деревянного городка на берегу огромного озера, которое в древности называли Нево. Дом на берегу канала построили просторный, в расчете, наверное, на большую семью. Он состоял из двух изолированных половин. Три ступеньки крыльца, неширокие длинные сени, по правой стене – две двери. В дальней половине, состоявшей из небольшой кухоньки и двух веселых светлых комнат жила бабушка (дедушка умер до Олиного рождения), в ближней, более просторной жила Оля с родителями. Они, как и дедушка с бабушкой, работали в колхозе: отец – судовым мотористом, мать – на приемке рыбы. Оле было десять лет, когда от диабета умер отец. Через два года, тихо, во сне ушла мать – остановилось сердце. Остались бабушка и внучка – Анна Ивановна и Оля.
- Доченька (так бабушка стала называть Олю), будь умницей, блюди себя.
Сразу повзрослев, девочка стала серьезной и ответственной. А бабушка окружила ее теплом и любовью. И Оля всегда знала: у нее есть родной дом и любимая бабушка.
Училась хорошо, особенно давались гуманитарные – история и литература. Подумывала о филфаке университета или пединститута.
- Учись, доченька, сколько смогу – потяну.
Потянула бабушка недолго – стали отказывать ноги.
- Плохая я тебе помощница, - переживала бабушка, а Оля к окончанию школы решила как можно скорее получить профессию, а на филфак поступить заочно. Поэтому еще с двумя одноклассницами подала документы в художественно-реставрационное ПТУ в Ленинграде. Чуть больше года – и она маляр-штукатур.
- Доченька, будь умницей, - каждый раз напутствовала Анна Ивановна, провожая внучку.
И Оля старалась.
В те годы ПТУшные общежития славились свободой нравов. И редко кто из неопытных девчонок мог устоять от ударившей в голову свободы. К Оле тоже подкатил вихлястый парнишка с конкретным предложением: «Давай попотеем!» Но она сумела так ответить, что незадачливый кавалер со словами : «Ты че, бешеная? Я ж по-хорошему хотел!» - бежал без оглядки, и больше уже с непристойностями к Оле не приставал.
Каждую субботу Оля ездила домой. Так было и в тот раз. Накануне выплатили стипендию. Предвкушая, как обрадует бабушку гостинцами, девушка спешила на автовокзал. На углу Лиговки и Обводного, Оля знала, был очень приличный гастроном. Там она все и купила: две больших банки венгерского зеленого горошка, четыре двухсотпятидесятиграммовые банки майонеза (их так и называли- «майонезные»), батон «Докторской» и батон «Таллинской» колбасы, любимый бабушкин круглый ржаной хлеб, килограмм конфет «Старт» и килограмм печенья «Мария». Сумку едва можно было оторвать от пола, а до автовокзала еще метров триста. Задыхаясь, Оля подтащилась к остановке – автобус был уже подан. Хорошо, хоть билет не поленилась купить заранее. Отдуваясь, подволокла сумку к своему месту – оно было у окна. А у прохода сидел парень. Чувствуя, что руки сейчас оторвутся, Оля спросила:
-Вам до конца?
-До конца.
- Можно я сяду у прохода?
-Конечно.
Парень с готовностью подвинулся, но тут же предложил.
-Давайте помогу.
Оля кивнула.
-Спасибо, только осторожнее, там стеклянные банки.
-Ничего себе! – парень посмотрел на девушку.- Как же вы это волокли?
- Вот так и волокла, - улыбнулась, усаживаясь, Оля.
Она посмотрела на соседа. Бросилась в глаза богатая шевелюра, которую парень, видно, зная ее непокорный нрав, все время приглаживал слева направо. Крупное, довольно приятное лицо, спокойные карие глаза, легкая улыбка – он Оле понравился. Два с половиной часа прошли в непринужденном разговоре. Выяснилось, что парня зовут Сергеем, родом он из того же городка, едет домой на выходные, заканчивает в этом году Судомеханический техникум, планирует работать в рыболовецком колхозе на судоремонтной базе. Оля неожиданно рассказала все о себе.
Когда приехали, Сергей без разговоров схватил Олину сумку, только спросил:
-Куда идти?
-Это кто ж тебя провожал? – Бабушка всегда знала, когда внучка приедет, и поджидала у окошка.
-Да так, попутчик. Сумка ему моя понравилась, – засмеялась Оля.
- Доченька моя, что ж ты такие тяжести таскаешь? Тебе ж детей рожать! – Анна Ивановна ужаснулась, приподняв сумку.
- Хорошо, больше, бабулечка, не буду. Зато посмотри, что я тебе привезла, – Оля стала выкладывать гостинцы.
- Умница ты моя…
Возвращались в город Оля с Сергеем опять на одном автобусе. Места были не рядом, но Сергей договорился и пересел к Оле. Только разговор не клеился. От первой непринужденности не осталось следа. Оля стыдилась своей откровенности, Сергей тоже смущался, совсем по-детски краснея. Похоже, между ними что-то завязалось. Но они не знали, что с этим делать. Поэтому большую часть дороги промолчали, изредка переглядываясь и улыбаясь. Расстались, ни о чем не договорившись. Но встретились в субботу. Оля все сделала, как в прошлый раз, не было только тяжелой сумки. Это заметил, засмеявшись, Сергей. И … вернулась легкость. Мучительная тревога рассеялась.
-Он не такой, как все… - думалось девушке.
Не могла же она знать, что миллионы девушек, впервые полюбив, думают точно так же.
А что значит, как все? Олин опыт ограничивался книгами, фильмами да рассказами девчонок. А в Сергее она почувствовала родственную душу, и он потянулся к ней, как к чистому роднику.
Опять увидев рядом с внучкой прежнего парня, бабушка стала допытываться основательнее. Узнав, что фамилия кавалера Морозов, быстренько прикинула (городок-то небольшой), из каких Морозовых он может быть.
- Так это не Николая с Капой? Не говорил он, где отец работает?
-Сказал – электриком.
- Ну тогда точно их. Знаю. Отец-то давно в электросетях работает, и мать там, диспетчером. Хорошая женщина. Да и Коля – мужик самостоятельный.
Бабушка на время успокоилась. Чего нельзя было сказать о внучке. Как Пушкинская Татьяна, она ждала. И дождалась. Сергей так деликатно и в то же время настойчиво показал свой интерес к девушке, что она не то что потеряла голову, а просто утонула в новых для себя чувствах и отношениях. В старших классах, видя, как девчонки хороводятся с парнями, и уже в училище, Оля тайно переживала свое одиночество и немного тем девчонкам завидовала. А теперь она была, как все, и рядом с ней высокий, симпатичный (это для окружающих), а для нее – еще и внимательный, и добрый, и любимый.
Оля познакомила Сергея с бабушкой. Его смущение, способность по-детски краснеть Анне Ивановне понравились.
-Хороший парень, не наглый, –в бабушкиных устах это была высокая оценка.
Сергей хотел познакомить со своими. Она и желала, видя в этом знак серьезных намерений, и отчаянно боялась. Получилось просто. С Сережиной мамой столкнулись на улице. Хочешь- не хочешь, пришлось знакомиться. От неожиданности Оля даже не успела испугаться.
- Здравствуй, Оленька. – Капитолина Федоровна, конечно, давно знала про девушку, с которой встречается сын. В маленьком городке трудно что-либо скрыть. Тут уж и Сергею стало некуда деваться:
-Оля, то моя мама – Капитолина Федоровна. – И сразу бросило в жар. Не помнила, как сказала положенные слова, как обещала прийти в гости, как попрощалась. Но дело было сделано – и стало легче, душа даже наполнилась какой-то гордостью. Теперь Оля с трепетом стала ждать тех главных слов, но Сергей их не говорил. Опять же, откуда ей было знать, что парням легче гору своротить, чем произнести заветные слова, такие важные для каждой девушки.
В гости к Сергею пошли через неделю. Капитолина Федоровна, невысокая, полненькая, Олю приняла как родную, познакомила с Николаем Дмитриевичем, Сережиным отцом. Его было много. Высоченный рост (Сергей был в него), широкие плечи, громкий голос, раскатистый смех – все в нем большое и доброе. После ужина Капитолина Федоровна, прихватив мужа, куда-то направилась.
- Ребята, нам надо сходить… а вы оставайтесь.
- Ну у тебя и мама, - Оля почему-то заволновалась.
- Да уж, она у меня такая, - Сергей засмеялся.
Они сидели на диване у него в комнате. Неожиданно он попросил:
- Подними руку и проведи по ковру сверху вниз. Ничего не понимая, Оля посмотрела на него.
- Проведи, проведи.
Она медленно подняла правую руку и провела по ковру. Погас свет. И в тот же момент она почувствовала, как сильные руки развернули ее, горячие губы захватили ее губы. Все поплыло, утратило вес, цвет, звук. На миг она потеряла сознание, а потом волна неизведанного чувства накрыла и лишила сил. Время пропало. Невероятным усилием оторвав губы, Оля уткнулась куда-то в шею Сергею и замерла, страшась расплескать неземное счастье первого поцелуя. Сергей, похоже, почувствовал Олино состояние. И тихо стал гладить волосы, легко, едва касаясь, целуя их.
- Сережа, я должна идти, - как бы просыпаясь, чуть слышно прошептала Оля.
- Я тебя провожу, - так же тихо шепнул Сергей.
-Нет, только не надо.
И опять он ее понял.
Набросив пальто, не глядя на Сергея, не попрощавшись, Оля отправилась домой.
-Только бы бабушка уже спала!- Она почти бежала, никого и ничего не замечая.
Бабушка, вполне доверяя Сергею, уже спала. Тихонько прошмыгнув мимо ее комнаты, Оля, наскоро раздевшись, нырнула в кровать, натянула на лицо одеяло и только тут выпустила на волю чувства. Опять она, кажется, лишилась сознания, опять ее заполнило блаженство, опять остановилось, потом заметалось сердце. Губы горели. Задохнувшись под одеялом, Оля высунулась, но тут же накрыла губы, словно боясь, что они взорвутся. Не было никаких мыслей. Ее точно вздымало ввысь, а потом резко бросало вниз. Неожиданно задремала, но тут же проснулась:
-Это произошло со мной!
Так продолжалось всю ночь. Утром бабушка внимательно поглядывала на непривычно тихую внучку.
- Оля…
-Бабушка, все хорошо! – Оля не дала спросить, резко поставила чашку и ушла в свою комнату. Она и представить не могла, какую сумятицу и тревогу внесла в бабушкину душу. Убрав посуду, Анна Ивановна не утерпела и заглянула к Оле. Та сидела за столом над раскрытой книгой.
-Оля, он тебя обидел? – Со страхом, подозревая самое худшее, спросила бабушка. Резко повернувшись, Оля прошептала:
-Он меня поцеловал, - и заплакала.
- И все? – Анна Ивановна задохнулась. – Дурочка ты моя! – Обнимала и гладила рыдающую внучку бабушка.
Учеба окончена. Сергей, как и планировал, устроился на судоремонтную базу. Оля, получив диплом, стала работать на стройке. Мечту о филфаке не оставила. Весной ходила на подготовительные курсы, собиралась поступать на заочное отделение.
- Будет чем заняться, пока ты служишь. – Осенью Сергею предстояла армия.
-Свадьбу-то не надумали? - волновалась бабушка.
-Нет, все будет после армии, - успокоила Оля.
- И то ладно, погуляй еще, наживешься замужем. Говорят: плохое девичество лучше хорошего замужа.
Бабушкины слова Олю удивили, но возражать не стала. Ее отношения с Сергеем приобрели надежность. Бабушка привечала его как будущего зятя, Сережины видели в ней будущую невестку.
Женщины, что работали с Олей на отделке новой больницы, были старше , часто обсуждали семейную жизнь, давали советы, от которых Оля, бывало, краснела.
-Нет, у меня будет все по-другому.
Как по-другому, не знала, но верила: все будет хорошо. И улыбалась, вспомнив, как Сергей на песчаном, зализанном волнами берегу «вышагал» огромным буквами «Оля». В августе Оля успешно сдала экзамены и поступила в университет, а в ноябре Сергея забрали в армию, в далекий Сыктывкар. На проводах они сидели во главе стола. Капитолина Федоровна всячески подчеркивала свое расположение к Оле, и всем было ясно: девушка под надежной защитой. Бабушка тоже была здесь. Она понимала, почему Сергей держит вилку в левой руке: правой он под столом сжимал Олину руку. А она и гордилась, и уже тосковала, еще, правда, не понимая, как проживет два года без него. Все слова были сказаны, обещания даны, не прозвучало только главное: люблю. Может, оно действительно затирается от частого употребления, но так хочется его слышать…
А Оля его прочитала. Когда через два месяца Сергей прислал фотографию «Любимой Оле от Сергея». В военной форме, он, как всегда, застенчиво улыбался. Все два года Оля с фотографией не расставалась. Она ставила ее на тумбочку рядом с кроватью, когда ложилась спать, желала ему спокойной ночи, пыталась представить, где он и что он, сильно зажмуривалась, страстно желая, чтобы любимый очутился рядом. Она, наверное, сразу бы умерла. Оля подносила фотографию к губам – та была гладкая и холодная. И девушка злилась до слез – это никакой не Сергей. Спасали только письма, частые и горячие, и работа с учебой. Изредка забегала к Морозовым – ей были рады, и становилось легче. Бабушка в душу не лезла – Оля была ей благодарна. Так прошел год. Первый курс филфака, две сессии: ужасная латынь, с которой пришлось помучиться, старославянский язык – было тяжело. А потом случилось счастье. К ноябрьским праздникам на десять дней приехал Сергей. Вот он, теплый, живой, любимый! Они стали близки. Это было естественным продолжением их отношений и принесло обоим радость и ощущение полноты жизни.
Произошла еще одна перемена – Оля поменяла работу. Получилось неожиданно. Она случайно встретила школьную библиотекаршу, Нину Николаевну. Их давно связывали теплые отношения. Нина Николаевна – фанатик своего дела – любила вех, кто любил читать, а Олю особенно. Она подбирала девочке все новинки, а потом они живо все обсуждали. И вот Нина Николаевна выходила на пенсию и хотела передать библиотеку в надежные руки.
-Оленька, я знаю, ты учишься на филфаке. Возьми библиотеку. Не сомневаюсь, у тебя получится. Подумай, - уговаривала Нина Николаевна.
Такого поворота Оля не ожидала, но предложение понравилось, тем более в университете требовали после второго курса работать по специальности. Оля приняла библиотеку. А когда однажды попросили подменить заболевшую учительницу литературы, с удивлением поняла: это ни на что не похоже, но невероятно увлекательно. Таким образом, второй год без Сергея прошел быстрее. То ли Оля притерпелась, то ли обратный отсчет шел стремительней, но в ноябре Сергей вернулся. Еще более возмужавший, серьезный, уверенный в себе, благодарный любимой за верность. Она тонула в его руках, растворялась в его дыхании. И думалось: так будет всегда.
Готовились к свадьбе. После подачи заявления бабушка разрешила:
- Чего уж – спите вместе.
Сергей стал часто оставаться ночевать в доме на канале- родители парней на эти вещи смотрят проще. Свадьба была не очень многолюдной, но шумной и веселой. Свидетельницей у Оли была одноклассница Галя Михайлова, с которой учились в ПТУ. Она тоже бросила стройку и неожиданно нашла себя в медицине. Окончила медучилище и стала акушеркой. Свидетелем у Сергея был лучший друг Мишка Виктинский, одноклассник, страстный рыбак, с которым Сергей в школьные годы частенько опаздывал на первый урок, поскольку воскресная рыбалка затягивалась и проснуться в понедельник было невозможно.
Поселились молодые вместе с бабушкой, та совсем расхворалась. Капитолина Федоровна и Николай Дмитриевич невестку полюбили давно и теперь только просили: -Внуков!
Оля уговаривала их потерпеть- хотелось закончить учебу.
- Олюшка, поможем, не бери в голову.
Едва удалось убедить. Но на последнем курсе это случилось. Оторопевший Сергей стоял столбом. Оля даже обиделась: не такой реакции она ожидала от мужа. Зато свёкр со свекровью готовы были тут же бежать за коляской и кроваткой.
Год был богат событиями: защита диплома и рождение сына. Эти события разделяло всего десять дней. На защиту грузную, с большим животом Олю провожал Сергей. Он сидел в аудитории на последнем ряду, от волнения ничего не слышал, только понял: вопросов у комиссии нет, и жена успешно защитилась.
А через десять дней рано утром он отвез ее в роддом. Родила Оля хорошо.
- Получай своего мужичка, - Галя Михайлова положила рядом с измученной мамочкой орущий кулечек.- На тебя похож, счастливым будет.
- Хотелось бы, - Оля уже без памяти любила это орущее маленькое чудо.
Бабушка при встрече прослезилась.
-Ну вот, дождалась правнука, теперь и помирать можно. Не думала, что и доживу. Расти большой и счастливый на радость маме. – Она перекрестила ребенка.
-А папе? – Обиделась Оля.
-И папе. Старая стала, доченька. Не обижайся.
Сергей с удивлением смотрел на сына, боялся глубоко дышать и страшно заволновался, когда тот заплакал. Зато дедушка обрадовался.
-Ори, парень, громче! Эти тетки думают, только они кричать могут. А мы им дадим чесу – знай наших!.
Капитолина Федоровна быстро и ловко показала, как пеленать и купать малыша; объяснила, как сцеживаться и беречь грудь.
С рождением Андрюшки они окончательно сроднились – свекровь и невестка. Так бывает нечасто, но здесь получилось именно так. Став мамой, Оля матерью стала называть и свекровь. А та поняла, что теперь, кроме сына, у нее есть и дочь, и внук. И это наполнило душу такой радостью, что казалось, больше и быть не может.
Бабушка ,действительно, как будто ждала рождения правнука. Как-то утром она встала, пошла к двери и упала.
-Легкую смерть Бог послал, хороший человек, – говорили на похоронах.
- Оленька, не убивайся так, молоко пропадет. Ты ж о нем думать должна, - Капитолина Федоровна была все время рядом. – Ты же не одна, мы с тобой, посмотри.
Оля понимала: это теперь самые близкие люди: Сережа, Андрюшка, мама Капа и папа Коля. Она была им благодарна за помощь и душевное участие, которое помогло пережить утрату.
Мужики взялись перестраивать дом. Прорубили дверь в бабушкину половину, в бывшей кухне оборудовали ванную и туалет, обустроили детскую. За хлопотами притупилась боль, ни минуты передышки не давал Андрюшка.
Сказать, что дедушка с бабушкой во внуке души не чаяли, не сказать ничего. Оля с Сергеем иногда даже ревновали. А те оправдывались:
- Вот будут свои внуки – узнаете.
До своих время еще было, поэтому радовались сыну и друг другу. Отношения приобрели какой-то сакральный смысл. Так часто происходит в благополучных семьях с рождением ребенка. Все знакомые, друзья на время оказываются вне главного круга. Потом это проходит, но сейчас Сергей мчался после работы домой (он работал мастером на верфи), потому что за день соскучился по любимой жене, которая после родов чуть пополнела, стала мягкая и плавная, и по маленькому человечку, который уже начал им улыбаться беззубым ртом. И казалось: никто и никогда не сможет разрушить семью, построенную на твердом фундаменте любви и доверия. Правда, был один ненадежный кирпичик, но Сергей тогда не обратил на него внимания. А зря. Вытащи его вовремя – никакой шторм дому был бы не страшен.
Когда сыну исполнилось полтора года, Оля вышла на работу. Библиотеку отдали в следующие надежные руки, а Ольга Михайловна стала преподавать русский язык и литературу. Ей очень нравилось. Наивные, открытые четвероклассники и неугомонные нигилисты- десятиклассники. Общий язык удалось найти со всеми. Сергей гордился женой.
. Андрюшку бабушка Капа упросила в ясли не отдавать. Она с легкостью бросила работу и отдалась во власть маленькому мазурику. Млел и дедушка Коля, когда видел счастливую мордашку внука. Не раз он гарцевал по комнатам на четвереньках со всадником на спине. Когда вечером Сергей приходил за сыном, их невозможно было оторвать друг от друга – дедушку и внука. На день рождения в два года дед подарил Андрюшке велосипед.
-Куда ему велосипед, он еще до педалей не достает!
- Молчи, бабушка. У нас мужик растет, а не что попало, скоро достанет.
Внук деда обожал. А когда тот еще и маленький молоток сделал и дал ведерко гвоздей, даже папа Сережа со своими корабликами отошел на второй план. Правда, гвозди теперь были везде. А когда вместо гвоздя молоток однажды попал по пальцу, «настоящий мужик» не заплакал, а произнес слова, от которых у бабушки дыбом встали волосы. Она узнала дедушкин комментарий . Деду была устроена головомойка- – Капитолина Федоровна боялась, что Оля, узнав, отлучит их от внука. Но все обошлось. А потом папа с дедом взяли Андрюшку на рыбалку и … пропал парень. Пришлось деду мастерить маленький спиннинг. Правда, крючок -таки впился однажды в ладошку – шрам остался на всю жизнь. Но от рыбалки это не отвернуло. Наоборот.
В пять лет Оля научила сына читать. Для этого Сережа нарисовал плакат с алфавитом, и они вечерами, когда мама «не делала уроки» (так Сергей объяснял Андрюшке мамины тетради и планы), возились с сыном, радуясь его успехам. А он, окруженный огромной любовью, рос с убеждением – так и только так должно быть: ласковая, красивая мама, большой, сильный, умеющий абсолютно все папа, самые лучшие бабушка и дедушка. Взрослые никогда не ссорились, не кричали друг на друга. Конечно, это не значит, что между ними не возникало трений, мелких ссор и недоразумений. Но был уговор: сын ничего не должен знать о ссорах. Этот уговор соблюдался неукоснительно. Справедливости ради нужно сказать: ссор-то серьезных и не было. Так, мелочи. Иногда Оля выговаривала мужу, когда он задерживался на рыбалке. Или что-то забывал по мужской рассеянности. Сергей оправдывался:
- Я же не специально. Ну, что хочешь со мной делай.
А что можно было сделать? Ну, подуется полчасика, наговорит ему всякой всячины. Он смешно винился.
- Я и слов –то таких не знаю, какими ты меня ругаешь.
И мир восстанавливался. Сын был больше похож на маму, папины стать и шевелюра. В пытку превратилась стрижка. В парикмахерскую Андрюша идти категорически отказался, и Оле пришлось научиться стричь своих мужиков дома. Пытаясь укротить густые кудри, приговаривала:
- И зачем вам, мужикам, такие волосы? Все равно состригаю. Нет бы мне.
Они подмигивали друг другу и обещали подарить на восьмое марта.
По субботам всегда втроем шли к «дедам». Почему и бабушку причислили к «дедам», потом уже никто и вспомнить не мог, но привилось и пошло – «к дедам». А там всегда был любимый всеми рыбник и пирог с брусникой. Старый самовар, который песком чистил дедушка, пыхтел. Раскрасневшаяся бабушка доставала из духовки пирог, и вся семья усаживалась за стол. Рыба во всех видах, маринованные грибы, соленья, разварная картошка – все было вкусно. Разговаривали обо всем и обо всех. Женщины секретничали о своем, о женском. Мужчины в эти глупости не вникали, у них были другие темы. Андрюшка прислушивался к разговорам взрослых, поворачиваясь то к одному, то к другому. Если касалось его успехов, гордо задирал подбородок, если всплывали проказы, молчал, сидел скромненько. Всем было хорошо, тепло и уютно. Так выглядит, наверное, счастье. Только люди обычно понимают это, когда его теряют.
Андрюшка пошел в школу. Учиться стал легко. Единственное, что Олю беспокоило – какое-то обостренное чувство справедливости. Он, не задумываясь лез в драку, если видел – кого-то обижают или оскорбляют. Доходило до пререканий с учителями, если казалось: неправильно поставлена оценка, и не только ему самому. И Оля, и Сергей пытались сына остановить, но пока мало что удавалось.
Андрюшкина учеба выпала на буйные девяностые. Их семьи буйство тоже коснулось. Развалился такой, казалось, прочный колхоз. Что рухнуло само, что активно разворовали. Но Сергей остался без работы. Благо, при любых режимах нужны школы и преподаватели – у Оли было все в порядке. А Сергей на время выпал из привычного ритма– и растерялся. Олины твердость и уверенность не позволили скатиться к депрессии и, как следствие, пьянке. Строго и жестко она приводила мужа в чувство. И привела. Оглядевшись, Сергей скоро вместе с двумя одноклассниками: Мишкой Виктинским и Саньком Кузнецовым – объединились и стали ремонтировать квартиры и строить дачные домики, потребность в которых резко выросла, так как народ ринулся на землю, поскольку в магазинах продавцы часто продавали только свои глаза. А когда один предприимчивый горожанин организовал турбазу с рыбалкой и прогулками на катерах по озеру, потребовался мастер по ремонту и обслуживанию этих катеров. Халтуры посыпались на Сергея дождем. И дела совсем поправились. Но удар по мужскому самолюбию был нанесен –Оля стала свидетельницей слабости и растерянности мужа. Его это задело. Редко какой мужчина спокойно признает свою вину и слабость. Обычно ищут причину вовне. Сергей не был исключением. И впервые между супругами возникло напряжение. Внешне все осталось по-прежнему, но где-то очень глубоко что-то стало нарушаться, зашевелился тот самый ненадежный кирпичик в фундаменте.
II. Валя
- Мама, а мы насовсем туда едем?
- Маша, отстань!
- Ну все отстань, да отстань – уж и спросить ничего нельзя.
- Господи, ну что ты хочешь спросить?
- Я уже спросила. – совсем надулась девочка.
-Маша, я не знаю, - женщина была устало раздражена.
- А почему нам нельзя было остаться?
-Маша, ну ты же взрослая девочка. Почему, да почему? Потому что!
Девочка отвернулась к окну, нахмурилась, напряженно стала что-то обдумывать. Женщина откинулась на спинку , закрыла глаза.
Валин брак рухнул. После развода она с дочкой возвращалась в родной городок на берегу озера к матери. Ничего из того, о чем мечталось, не сбылось. А так красиво все начиналось…
После школы по совету матери, всю жизнь проработавшей бухгалтером на хлебозаводе, поступила в финансово-экономический техникум. Поначалу собиралась в институт (училась неплохо), но в последний момент чего-то испугалась и подала документы в техникум. Успевала хорошо, понимая – всего надо добиваться самой. Мать (отец – пьяница давно был выгнан и жил неизвестно где) особо ничем помочь не могла. С подружкой Лидой в общежитии жили скромницами. Изредка ходили в ближайшую мороженицу и в кино. И только по окончании первого курса, сдав без троек сессию, на радостях отправились белой ночью «на мосты». Вот эта нереальная ночь и подарила Вале Диму. К девчонкам подошли двое курсантов. Один, среднего роста, плотненький, был простоват. Зато другой Вале глянулся сразу. Высокий, стройный, темноволосый, с правильными чертами лица, он смотрел Вале прямо в глаза. Не очень искушенная в любовных отношениях (пару раз с танцев провожали ненадежные кавалеры – сверстники да в школе не сводил глаз совсем не интересный ей Сережка Морозов), Валя сразу попала под обаяние настойчивых серых глаз. И потом эта военная форма. Чувствовалось, парень носит ее с удовольствием, чего не скажешь о товарище, на котором форма и сидела мешковато, и морщилась местами. В те годы военные женихи были завидной партией. Союз с офицером сулил и жизнь благополучную, и достаток стабильный, и возможности, не всем доступные. Можно было и за границу укатить: в Венгрию, Германию или , на худой конец, в Польшу. Это в Валиной голове пронеслось мгновенно, пока курсант с улыбкой выяснял, не скучно ли девушкам гулять по городу одним. Задорно и весело девчонки ответили, и вот уже четверка побрела по набережной к Дворцовому мосту, переговариваясь и смеясь от молодой радости и набегавшего волнения.
Отношения завязались. Правда, Лида с Павликом быстро расстались, по какой причине, Валя не знала. Зато у них с Димой завязалось крепко.
Учиться парням оставалось год. Куда потом, они пока не знали. Но Валя понимала – это ее шанс, и упустить его она не намерена. Тем более, Дима ей нравился, и она Диме, чувствовалось, тоже. Валя была симпатичной девушкой. Ладная, стройная фигурка, задорное, с вздернутой верхней губой и слегка курносым носом лицо, веселые карие глаза, длинные волнистые волосы, ее гордость. Если она их подбирала высоко, превращалась в озорную девчонку, если скручивала тугим узлом на затылке – появлялась мягкость и женственность. Каким-то шестым, десятым, а может, двадцатым чувством Валя угадывала, когда и что должна сказать и сделать, чтобы Дима видел только ее. А он и в самом деле влюблялся все сильнее, хотя никогда женским вниманием не был обойден. Он даже был уверен в своей неотразимости, здесь же происходило что-то, ему самому непонятное.
Родом из молодого, светлого городка, выросшего рядом с огромным нефтеперерабатывающим заводом, Дима, как и Валя, воспитывался одной матерью. Только его мать сама сбежала от мужа с двумя сыновьями: Гошей пяти лет и Димой десяти. Что толкнуло мать на отчаянный поступок, Дима не знал. С отцом он общался, и тот казался вполне адекватным человеком. Но и мать судить не смел, потому что она сумела, уехав с одним рюкзаком и чемоданом, обеспечить сыновьям достойную жизнь. Сейчас она, педагог по образованию, была директором Дома быта, жила в четырехкомнатной квартире, учила младшего в Политехническом институте, отправив старшего по военной части. Дима в армии, можно сказать, был с детства. Желая дать сыну достойное воспитание, образование, привить мужские навыки, приучить к дисциплине, Инна Аркадьевна после восьмого класса определила Диму в Суворовское училище. Дима пропитался армейским духом, полюбил форму, порядок, дисциплину и стал мечтать об Академии и генеральских погонах. Теперь же с нетерпением ждал выпуска, чтобы начать служить. Встретив Валю, почувствовал в ней верную подругу, готовую вместе с ним подниматься по служебной лестнице к генеральским высотам. Валю действительно захватили Димины план, и они заговорили о свадьбе.
Тамара Григорьевна тогда дочь поддержала, не предполагая, чем, в конечном счете, все обернется. Валя, планируя жизнь офицерши, хотела после второго курса учебу бросить. Но у матери хватило ума и настойчивости отговорить дочь от этой глупости, и решено было перевестись на заочное отделение.
Знакомство с Инной Аркадьевной оставило двойственное впечатление. Много ласковых слов, распростертые объятия, не сходящая с лица улыбка, слова:
- Я буду любить тех, кто будет любить моих сыновей, - поначалу Валю просто утопили.
Тамара Григорьевна всегда была скупа и на ласковые слова, и на улыбки, поэтому Валя просто влюбилась в Димину маму. Тем более, та и хозяйкой была отменной. Она умела и могла, кажется, все: сделать невероятный ремонт, сшить, связать, вырастить гигантскую клубнику, насолить и намариновать такой вкуснятины, что все диву давались. Но очень скоро за мягкостью и улыбчивостью будущая невестка почувствовала железный характер и некоторое лукавство. Не принимая никаких возражений, Инна Аркадьевна потребовала, чтобы свадьба состоялась на ее территории. К слову, Тамара Григорьевна особо и не возражала, понимая, что у сватьи и возможностей, и денег больше. Не подумала только, что у той все посчитано и в нужный момент может быть предъявлено. Список гостей составляла тоже Инна Аркадьевна. Их оказалось больше ста человек, родственников едва набралось десяток. Что и кому этой свадьбой хотела доказать Инна Аркадьевна, ни Валя, ни Тамара Григорьевна так и не поняли. Хотя многое в характере свекрови Валя разгадала, но выдавать себя не спешила. Они оказались равноценными соперницами в борьбе за сына и мужа, только за Инной Аркадьевной был опыт, а за Валей молодость и тонкий расчет. Но ночная кукушка всегда перекукует дневную. Сдаваться же свекровь была не намерена. Неделю после свадьбы до отъезда молодых к месту службы Валя и Инна Аркадьевна провели в состоянии напряженного ожидания оплошности со стороны соперницы. Инна Аркадьевна по-прежнему сладко улыбалась, Валя эти улыбки принимала и дарила ответные. Точку все же сумела поставить старшая. Вслед за уехавшими сыном и невесткой отправила контейнер с новеньким холодильником «Бирюса» и мебельным гарнитуром, который Валя всю жизнь люто ненавидела. Дима в этой тайной войне не участвовал, наивно полагая, что у жены и матери сложились небывало теплые отношения. Валя его пока не разубеждала. Тем более все было так ново, необычно, захватывающе, что она действительно почувствовала себя счастливой. На мягкий намек Димы о ребенке твердо отказала, объяснив, что надо пожить для себя. Очень скоро она уже была как рыба в воде в замкнутой гарнизонной атмосфере. Перезнакомилась с такими же лейтенантшами, живо научившимися разбираться в званиях, должностях, количестве и размерах звездочек на погонах. Большинство женщин не работало, да и работать –то было негде. Поэтому сплетни и пересуды стали основным занятием. На время их предметом стала Валя, так как неожиданно для себя завела интрижку с неженатым капитаном, жившим по соседству. Диме все сумела представить как чуть ли не материнскую заботу об одиноком человеке. Муж долго и безоглядно верил жене. Так прошло три года. Все радости, трудности, прелести и разочарования были пройдены. Дима с честолюбивым рвением служил, старался свое подразделение сделать лучшим, иногда перегибал палку – солдаты его не любили. Но он мечтал об Академии, а Валя уже скучала. Техникум был окончен, работы не предвиделось, задумались о ребенке. Маша родилась уже в Ивано-Франковской области, куда Диму перевели с повышением в звании. Пока обустраивались на новом месте, пока привыкали жить втроем, прошло достаточно времени. Дима радовался дочери, называя ее «капитанской дочкой», с удовольствием с ней возился. Маша была беспокойным ребенком, маялась животиком, часто плакала. Валя в три месяца перестала ее кормить грудью, устав от жесткой диеты и от этого раздражаясь. Дима уговаривал жену потерпеть, а потом стал присылать для помощи надежного солдатика. Оставив дочку на него, супруги ходили в кино и ресторан. Вот это Вале нравилось. Она уже представляла, как генеральшей будет командовать Диминым адъютантом и разъезжать на черной «Волге». Но мечты так и остались мечтами.
Развалился Советский Союз. В одночасье оказавшись за границей, военнослужащие должны были либо присягнуть новой родине, либо отправляться на историческую. В любом случае перспективы затуманивались и утрачивали определенность. Дима точно споткнулся, разогнавшись для прыжка. Академия отодвигалась на неопределенный срок, а вернее всего, становилась недосягаемой. От этого он растерялся, как и многие его сослуживцы. Валя, от которой Дима ожидал понимания и поддержки, сама находилась в недоумении, с трудом понимая, что это, по сути, крах всех надежд и планов. Когда же пришло осознание, ее все стало раздражать: Украина, украинцы с их не всегда понятным языком, тесная квартира в старом доме, растерявшийся Дима, хныкающая Маша.
- Прочь отсюда! Хватит! Надоело!
Назревал переезд. Но куда? Предлагаемые варианты ужасали: Дальний Восток, Крайний Север. Ни за что! Если бы в итоге светила вожделенная Академия, тогда, наверное, можно было и потерпеть. Но Дима уже не успевал по возрасту. А раз так – поехали домой! Слово было найдено: домой! Легко сказать – трудно сделать. Но тут Валина напористость проявилась в максимальном объеме. Она ежедневно начала теребить мужа, выдумывая разные варианты и заставляя его искать выход. Усилия не пропали. Придумали полулегальную историю и приступили к ее осуществлению. Случилось, что Инна Аркадьевна заболела воспалением легких. На этом и сыграли. Ее заставили собрать справки о плохом состоянии здоровья, об одиноком положении (младший сын с семьей уже жил далеко), о необходимой помощи. В результате состоялся перевод в Ленинградский военный округ, в городок примерно в ста километрах от обеих матерей. Место службы – военкомат. В очередной раз контейнеры, чемоданы, ящики, коробки, съемная квартира. И ничего из того, о чем мечталось…
Дочку определили в садик. Валя впервые после замужества устроилась на работу – бухгалтером в жилконтору. Помогла мать призывника, желавшая если не «отмазать» сына от армии, то хотя бы отправить служить поближе. От армии уже начали бегать, чего Дима, все еще живший прежними представлениями, не понимал. А Валя разом смекнула: с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Но Дима-то, Дима! Приносит свою сразу ставшую убогой зарплату и возмущается, когда его просят и предлагают. Скандалы стали нормой.
- Валюша, Валюша, одумайся, что ты говоришь!
Он не узнавал жену. Или не знал? Одна радость – дочка. Забирая Машу из садика, Дима медленно шел домой, оттягивая момент очередной жалобы на облупившуюся краску в ванной, на нехватку денег, на его неумение жить, как нормальные люди. Дочка весело рассказывала свои детские новости, и он с ней отдыхал душой.
Обиднее всего, Димина прямолинейная принципиальность не находила понимания и на службе. Валя называла это дуболомностью, а сослуживцы – глупостью. Он им просто мешал. Так как от армии и «отмазывали», и брали совсем уж беззастенчиво.
Однажды Дима совершенно случайно заглянул в рюмочную, заведение, которых под разными названиями любители быстрой наживы наоткрывали чуть ли не на каждом углу. Полутемное помещение, мерцающий квадрат телевизора, барная стойка, разношерстная публика. Стало стыдно. Но рюмку водки выпил и быстро ушел.
- Ну, новые новости, еще этого не хватало!
Почувствовав запах алкоголя, Валя распалилась сильнее обычного.
Маша испуганно следила за кричащей матерью.
- Валюша, здесь же ребенок! Зачем ты так? Я же всего рюмку выпил…
Лучше бы он этого не говорил…
Дорога в «рюмочную» на время была забыта. Тем более случилась неприятность. Однажды вечером возле дома в Диму бросились палкой. Попало по ногам. Он упал и сломал правую ногу. Хулигана или хулиганов не нашли, а Диме пришлось делать операцию в окружном госпитале. Валя точно очнулась. Она заботливо ухаживала за мужем, жалела его. На время мир вернулся в семью.
Изредка навещала Инна Аркадьевна. Валя с трудом выносила свекровь, про себя обвиняя ее чуть не во всех Диминых неудачах. А та холодно, уже без улыбки давала советы и пыталась расположить к себе внучку. Маша бабушку не понимала и поэтому сторонилась. А Инна Аркадьевна то заласкивала девочку, то долго и нудно читала нравоучения, считая, что воспитывают внучку неправильно. И Валя, и Маша вздыхали с облегчением, когда бабушка уезжала. Для Димы же мать по-прежнему была Богом, царем и героем. И он все больше клонился в ее сторону, находя только в ней надежду и опору.
К Тамаре Григорьевне ездили сами. Ей Дима оказывал положенное уважение, но старался встречаться реже, догадываясь, что и она, как Валя, видит в нем неудачника. А в нем и на самом деле мало что осталось от былой выправки. Как-то резко на макушке засветилась лысина, зато потухли глаза, и стала местами морщиться форма, которую он вскоре и вовсе повесил в шкаф.
При первой возможности от него в военкомате избавились. Дали подполковника, хорошую квартиру и отправили в отставку. На какое-то время новая квартира и серьезная денежная выплата примирили супругов. Когда же пошла чехарда с работой, на каждой из которых Дима больше года не задерживался, скандалы возобновились с новой силой.
Маша училась в школе, Валя работала в своей жилконторе, а Дима то инженером на молокозаводе, то завгаром на лесозаготовке, то охранником в банке. Но главное, он знал теперь все пивнушки в городе. Валины упреки перестали действовать, а она чем дальше, тем чаще упрекала его в своей неудавшейся жизни. Единственное, что пока Диму удерживало – дочь. Когда он переваливался через порог, Маша помогала ему раздеться и тихо просила:
- Папа, не пей больше.
Он обещал. Но было видно – ему уже не остановиться. Вот тут Валя испугалась по-настоящему и бросилась за помощью к единственному человеку, способному что-то сделать. У Инны Аркадьевны хватило ума не злорадствовать и не упрекать невестку. Вдвоем они стали искать выход. Инна Аркадьевна нашла какого-то чудесного доктора, Дима согласился лечиться. Но продержался после этого четыре месяца. Закодировали – раскодировался, попал в больницу. Еще раз лечили – безрезультатно!
Тамара Григорьевна, обо всем узнав, потребовала:
– Разводись!
Она слишком хорошо помнила свои мытарства с пропойцей и не желала подобного дочери. Маша временами испытывала к отцу отвращение, временами – нестерпимую жалость. И часто про себя обвиняла во всем мать.
И вот Инна Аркадьевна устроила сына не то в какой-то монастырь, не то в лечебницу, не то в какое-то общество – всей правды даже Валя не знала. Около года от Димы не было никаких вестей. Валя за это время с ним развелась и теперь ехала с дочкой в городок на озере к матери.
Что-то ждет ее там?
III. Сергей.
-Доехали нормально? – мать, как всегда, деловито и быстро поцеловала дочь и внучку и, схватив самую тяжелую, по виду, сумку, направилась к дому. Валя и Маша, разобрав оставшиеся вещи, пошли следом. Дом «на песках» (так издавна называли эту часть городка) был небольшой, но уютный: прихожая, кухня, 3 комнаты. В самую маленькую, бывшую Валину, поселили Машу. Свою спальню Тамара Григорьевна уступила Вале, сама же перебралась в проходную, ближнюю к кухне.
Ничего не спрашивая, стала хлопотать, собирая на стол. Налив себе и Вале по рюмке вина ( Маше кивнула: «Тебе рано».), строго сказала:
- Не тужи, дочка. Я прожила. и ты проживешь. Сейчас главное - на работу устроиться, а там – куда кривая выведет. Пей да ешь! И ты ешь- чего притихла?
Маша не очень уютно чувствовала себя и с этой бабушкой. Ровная, строгая , неулыбчивая, она заставляла всегда быть настороже. Но раньше были недолгие наезды, теперь же, похоже, всерьез и надолго. И Маша молчала, еще не зная, как себя вести, что говорить и как отвечать. А Тамара Григорьевна тем же деловым тоном рассказывала, что с работой, скорее всего, устроится. В «Горячем хлебе» уволилась кассирша, и она попросила придержать место для Вали. Валентина равнодушно кивала:
- Кассиршей так кассиршей. Вот только народу в магазин ходит много: не очень бы хотелось знакомым свое разбитое корыто показывать. Ну, да ладно! Поговорят, поговорят и успокоятся. Не она первая, не она последняя.
На том и порешили. Машу устроят в школу, за 3 летних месяца она и привыкнет к новому месту, и с девочками познакомится. Все будет нормально. Так провели женщины первый день новой жизни.
Летнее время проходит быстро. Валя и Тамара Григорьевна работали, Маша по большей части сидела дома и скучала. Познакомилась, было, с двумя девочками- соседками, но они были не местные, приезжали на лето к бабушкам, теперь уже уехали в Ленинград готовиться к школе. Читать Маша не любила, телевизор надоел, хотелось компьютер. Валя обещала купить дочери в подарок на день рождения: 24 августа Маше исполнялось 12 лет.
Отпросившись с работы, Валя направилась в универмаг присмотреть подарок. Ходила, смотрела, приценивалась. Вдруг почувствовала: на нее кто-то смотрит. Оглянулась. Высокий, статный мужчина, смутно кого-то напоминавший, и правда. смотрел на нее.
- Здравствуй, Валя!
Нахмурившись, она вгляделась.
- Сережа, ты что ли?
И вдруг замерла от удивления. Это, действительно, был Сережка Морозов, одноклассник, тайно любивший ее 3 последних школьных года.
Как он изменился!.. От юношеской застенчивости, казавшейся ей туповатостью, ничего не осталось. Высоченный, широкоплечий, уверенный- как же она его не вспомнила до сих пор? А ведь знала- он остался в городке, кажется, женился. Хорош, ничего не скажешь! А вот улыбка осталась прежняя.
- Ты как здесь?
-Да вот, дочке компьютер присматриваю.
-В гостях?
Валя чуть замялась.
-Да нет. Мы с дочкой теперь здесь живем.
-Как здесь?
-Вот так. Развелась с мужем, сюда приехала. Еще вопросы есть?- она попыталась засмеяться, получилось не очень.
Сергей оторопело смотрел на Валю и ничего не понимал. Он не видел ее, наверное, лет 18. Городок хоть и маленький, но как-то не случалось. И вот встретил.
Красивая зрелая женщина. От озорной девчонки только вздернутая верхняя губа да слегка курносый нос. Волосы пострижены. А как он задыхался, когда они, высоко подобранные, касались его лица, если Валя, дразня, пробегала мимо. Она знала про его любовь. Да и кто этого не знал! В 8 классе он однажды оглянулся и… погиб. Задорная улыбка, стройная фигурка, волнистые, до пояса волосы – почему он раньше этого не замечал? Сидевший с ним за одной партой Мишка Виктинскй толкнул тогда Сергея в бок и многозначительно хмыкнул. Он был уже известным ловеласом. А Сергей на время ослеп, оглох, утратил способность думать. Что это был за солнечный удар, он, наверное, и сейчас не мог бы объяснить. Но с того момента Валя завладела им целиком. Поначалу одноклассники слегка посмеивались над его очумелым видом, потом отстали и даже стали уважать его постоянство. Когда на 8 Марта парни разыгрывали, кому из девчонок дарить подарки, Сергея исключали из розыгрыша, понимая: он все равно будет дарить Вале. Она же милостиво принимала его любовь, изредка одаривая улыбкой и разрешая на себя смотреть. И все. Он был ей не интересен. Обыкновенный парень. И все в нем было обыкновенным: заурядная внешность, за исключением буйной шевелюры, средняя( оценки 3-4) учеба, обычное увлечение – рыбалка, вполне земные планы на дальнейшую жизнь. А ей нужен был блеск или, по крайней мере, хоть в чем-нибудь неординарность. Ну, хоть как Мишка, например. Вечно спорит с учителями, влезает во все яркие и громкие дела, бывает всегда на виду. Сергей же держался в тени друга, откуда трепетно и верно следил за лучшей на свете девчонкой. Сказать о своей любви так и не посмел. А Валя так и вовсе не приняла ее всерьез. Это сейчас она, давно лишенная мужской ласки и участия, потерялась перед мужчиной, на которого редкая женщина не оглядывалась. Только Валя не понимала или не знала или не хотела знать и понимать, что достойным и значительным мужчина становится рядом с достойной женщиной. Она ведь не видела, как небритый Сергей в мятой рубашке валялся на диване, уставившись в телевизор, где крутили без перерыва тупые американские боевики и детективы, которые Оля в сердцах называла «дефективами». Она не ловила его потерянный взгляд, когда,,лишившись работы, он не знал, куда себя деть. Валя не слышала, как Оля то лаской, то таской пыталась мужа привести в чувство, а он раздражался и чуть ли не с ненавистью смотрел на жену,такую спокойную и уверенную, каждый день уходящую на работу и приносящую хоть и не Бог весть какую, но стабильную зарплату. Валя даже представить не могла, что передумала Оля, пытаясь вытащить Сергея из душевного провала. Как она, стараясь хоть как-то расшевелить мужа, отправила за хлебом. А он явился через 3 часа сильно навеселе, без хлеба и денег, так как встретил таких же потерянных, и они в сквере на лавочке распили какую-то гадость, которой тогда торговали во всех киосках и ларьках, расплодившихся в невероятных количествах в самых неподходящих (или подходящих?) местах. А потом Оля всю ночь отхаживала Сергея, а когда он утром, зеленый,шатаясь, встал, сказала только:
-У нас сын . И сколько б я ни старалась, он прежде всего смотрит на тебя.
И это его окончательно отрезвило. Помылся, побрился, надел свежую рубашку и отправился к другу Мишке, с которым они вскоре объединились и стали ремонтировать квартиры, пригласив потом еще одного одноклассника.
Всего этого Валя не знала. Она лишь видела перед собой привлекательного мужчину, который ее волновал. Это волнение невероятным образом передалось ему, наполнив остро- сладостым чувством. По блеснувшим глазам она угадала: былое всколыхнулось. И тонким женским чутьем поняла: это можно использовать.
-Ты поможешь мне донести до дома?
-Конечно, помогу. Давай.
От торопливости, с какой согласился, самому стало неловко.
- Да не сейчас,в субботу. Сегодня я только посмотреть пришла.
- Хорошо, давай в субботу. Во сколько?
- Ну, давай часа в три.
- Договорились.
Он даже не вспомнил, что все субботы и воскресенья они семьей последнее время проводят на даче. Поддавшись общему настроению, Морозовы взяли себе дачный участок в садоводстве «Брусничка» в 10 километрах от города. Прошлым летом на шести сотках построили двухэтажный «скворечник», а нынче затеяли баньку. И все выходные мужики занимаются банькой, планируя через пару выходных закончить строительство. Об этом Сергей вспомнил, только подходя к дому. И впервые испытал неловкость.
Оля и Андрей были дома. Как всегда, легкий поцелуй при встрече. Коснувшись мужа, Оля вдруг что-то почувствовала. Где-то внутри завибрировало. Привычно приглашая к столу, говоря обычные слова, улыбаясь, она вгляделась в Сергея. Нет, все, как обычно. Но вибрация нарастала.
-Совсем на своей работе свихнулась,-резко попыталась себя одернуть.
Обедали, разговаривали. Вдруг Оля поняла: Сергей не слушает. Ни ее, ни сына. Опять стало тревожно – такого в их жизни еще не было. Даже в пору его депрессии. Не показывая вида, стала прикидывать: что это может быть?
-Мужики, в субботу стрижка,- она одного и другого потрепала по волосам.
Сын недовольно поморщился : и так хорошо!- а Сергей не поймал и не поцеловал руку, как всегда.
Убирая со стола и моя посуду, Оля пыталась понять: что?
Их союзу почти 20 лет, сыну скоро 15. Благополучно и ровно по большей части они прожили эти годы. Наверное, накопилась усталость, одолела бытовая рутина. И отдыхали-то по- настоящему всего 3 раза: 2раза на море – в Сочи и Ялте – и раз в Прибалтике, которая тогда еще не была независимой и злой.
Да, и сама-то хороша! –Оля взглянула на себя в зеркало.- Вот и волосы в обычном узелке, и футболка старая и бесформенная, и брюки спортивные давно просятся в тряпки. И вообще, когда она последний раз устраивала для них двоих праздник? Все недосуг. То работа, то забота… А ведь он мужик… Им, мужикам, как маленьким детям, нужна смена впечатлений. И он такой, как все . И опять,как тогда, давно, поправилась:
- Нет, он не такой, как все.
Любила Оля мужа по-прежнему, наверное, сейчас даже сильнее. Бурный, стремительный первоначальный поток чувств разлился широким половодьем, вобравшим в себя и сына, и родителей, и дом , и каждую черточку родного человека. И наполнил душу до краев. У них же, мужиков, все, наверное, иначе. А раз так, то наше женское дело- все замечать, поправлять, незаметно поворачивать и беречь изо всех сил.
Так все рассудив, Оля как будто успокоилась, улыбнулась себе в зеркале, подошла к мужу, сидящему в кресле, и уткнулась лицом во все еще пышную шевелюру. Он как-то резко дернулся, но Оля постаралась не обратить внимания и пообещала:
-Погоди, погоди, мы еще с тобой позажигаем!
Так говорили ее десятиклассники.
Дачу неожиданно полюбили все. Женщины с увлечением возились с цветами и всякой зеленушкой, мужики все строили и строили, то придумывая навес над колодцем, то забор фигурный, теперь вот не отходили от бани – уже и веники были заготовлены, и мята насушена. Андрюшка не отставал от взрослых, все перенимал от деда и отца и незаметно превращался в основательного рукастого мужичка. Даже рыбалка на время была отставлена, а компьютер и вовсе покрылся пылью. Оля радовалась, что сын стремится домой, а не из дома. И, как всегда, основную заслугу приписывала мужу.
В эту субботу Сергей после обеда вспомнил, что его попросила одноклассница Ритка Волга привезти из магазина какую-то полку. Эту Ритку Оля знала. Поменяв троих мужей и родив пятерых детей, она в очередной раз жила одна и время от времени бывших одноклассников просила о мелких услугах. Ничего необычного в ее просьбе не было, и Оля с легкой душой отправила Сергея на старой «пятерке» помогать веселой, неунывающей Ритке.
Вернулся Сергей поздно, когда все уже спокойно спали. Проснувшейся Оле объяснил : полку пришлось собирать. Не завибрировала тогда задремавшая душа. Да даже если бы и завибрировала… От Оли, похоже, уже ничего не зависело.
Оля готовила Андрея к школе, готовилась сама. Утром посоветовала сыну отправиться на ночную рыбалку, лучше, конечно, с дедом. А то начнется учеба- будет не до нее. Андрей внимательно посмотрел на мать, может, что-то понял, и согласился. А Оля отправилась в парикмахерскую, потом в магазин- купила бутылку шампанского. Дома достала любимое сиреневое платье- разложила его на кровати и пошла на кухню. Вечером накрыла стол на двоих и нарядная и душистая стала поджидать Сергея. Он пришел в обычное время, слегка удивился:
-А это по какому поводу?- и пошел мыть руки.
В душе чуть царапнуло, но, стараясь не сбиться с настроя, Оля приласкалась к мужу.
-Подожди, Оля, подожди. Что-то я устал сегодня.
Раньше он хватал ее в охапку и долго целовал.
И опять женщина заглушила тревогу смехом и какими-то ласковыми словами, на которые Сергей не мог не откликнуться. Но все было не то… И шампанское выпили, и слова сказали, но почему-то было неловко, как на уроке, который не удался. Платье показалось вульгарным, не по возрасту, шампанское- ненужным, и все –напрасным. Оля это чувствовала, но не могла понять причину.
- Что я не то и не так сделала?- терзала себя она, даже на миг не допуская мысли о другой женщине.
Когда-то в самом начале их отношений они разговаривали и оба согласились: есть святые вещи: мать, отец, дети, доверие между мужем и женой- чтить и уважать которые просто обязаны все нормальные люди. Тогда же договорились все возникающие проблемы обсуждать, глядя друг другу в глаза. Так и было до сих пор. Что же сейчас изменилось? Тошнотворная тоска, непонятная и чужая, легла на сердце. И опять Оля постаралась ее рассеять. Но когда она, свежая, с улыбкой, вошла в спа- льню, Сергей уже спал. Осторожно нырнув под одеяло, Оля легла на спину и затихла, почему-то боясь пошевелиться. Сергей ровно дышал. И вдруг ей показалось – рядом чужой человек! Холодным ужасом сковало все тело, кажется, даже волосы зашевелились. Приподнявшись, Оля вгляделась в мужа. Да, нет же, это он, родной, надежный, любимый. Но ощущение не проходило: что-то чужое и враждебное исходило от Сергея. И опять тоска… Что же это такое? Господи, хоть бы уснуть… Но тоска накрывала, прерывала дыхание, пугала неопределенностью. Задремала, когда уже стало светлеть, с мыслью:
-Надо поговорить.
Сергей не спал. Он контролировал дыхание, чтобы обмануть Ольгу. За последние 10 дней он уже несколько раз ее обманул. Если бы еще 2 недели назад сказали, что он будет обманывать свою Олю, Сергей, не задумываясь, дал бы в морду любому. А теперь… Он ничего не понимал. Разве это он? И все это происходит с ним?
Тогда, в субботу, Сергей помог Валентине купить компьютер, довез до дома, со странным чувством вошел и остался допоздна. Обе: и мать Вали, и дочка- встретили его неприветливо. Но дочка отвлеклась на компьютер, а мать все время поглядывала сурово. Не знал Сергей, что после его ухода Тамара Григорьевна устроила дочери разнос, видно , почувствовав, что та приглядела себе чужого мужика.
- Ты рехнулась? Чего хвостом-то вертишь? Не знаешь- он женатый? И семья хорошая.
-А ты о ком больше думаешь- обо мне или его семье? Тебе кто дороже-то? –огрызнулась Валентина.
-О тебе, дуре, и думаю! Что ты задумала-то? Остановись,пока не поздно!
Тамара Григорьевна сама строгих правил, дочку осуждала.
-А вот это уже не твое дело! Сама полжизни в холодной постели проспала- а я не хочу!
Задохнувшись от дочериной жестокости, Тамара Григорьевна не нашлась что сказать.
Внешне никак не показывая своего смятения, Оля думала, как поговорить с мужем. Между тем, начался учебный год , прибавилось забот, . и подходящего момента не представлялось. У Сергея было много работы, он стал задерживаться до- поздна. Так уже бывало, и не вызывало тревоги. Беспокоило другое- он стал раздражительным и нетерпимым. Даже Андрюшка однажды, когда Сергей резко дернулся:
-Можно мои тапки после уборки на место ставить?-
Спросил:
- Что это с папой?
- Сынок, он очень устал, давно не отдыхал. Не обращай внимания.
Хотелось с кем-нибудь поговорить. Но посторонних пускать в свой мирок Оля не привыкла, даже с Галей Михайловой семейную жизнь не обсуждала. Была еще Ирка Виктинская, жена Мишки, но и с ней Оля никогда не откровенничала. С мамой Капой бы поговорить, но уж больно вопрос деликатный, да у той в последнее время давление стало жать, не хотелось бы расстраивать. Надо самой.
Разговор с Сергеем состоялся. Андрюшки не было дома, Сергей после ужина сидел у телевизора. Глотнув воды- сильно сохло во рту – Оля подошла к мужу.
- Сережа, нам надо поговорить.
Он нехотя оторвался от экрана, приподнял брови:
- О чем?
- Ты считаешь- не о чем?
Он пожал плечами:
- Не знаю.
- По-твоему, у нас все в порядке?
- Вроде, нормально. А что ?
От его тона, взгляда, всей фигуры шел холод. Оля потерялась. Она наткнулась на стену.
- Сережа, тебя устраивают наши отношения в последнее время?
- Меня все устраивает,- очень спокойно и ровно ответил Сергей.
Затопило отчаяние, захотелось закричать, что-нибудь разбить, чтобы разрушить холод и равнодушие. Сдержав себя, молча посмотрела , встала и ушла в другую комнату. Сергей следом не пошел. Сидя за письменным столом,Оля ловила малейшее движение, но слышен был только звук телевизора. Ложась спать, они пожелали друг другу спокойной ночи.
Так прошел почти месяц.
Стараясь ничем не выдать своей тоски, Оля работала, общалась с сыном, со свекром и свекровью. Но Капитолина Федоровна, похоже, что-то уловила.
- Олюшка, у вас все ладно?- женщины собирали последние помидоры в теплице.
- Мама, что у нас может быть неладно? Вот у меня новый класс-это да! А Сережа, сама видишь, совсем замотался, отдохнуть толком некогда.
- Ну, дай Бог!- покачала головой Капитолина Федоровна.
Конец сентября. Сегодня, в субботу, собирались «пустить дым», испытать новую баню. За обедом неожиданно Сергей сказал, что должен уехать на работу: притащили катер- надо отремонтировать. Вчера не говорил- не хотел настроение портить.
- Папа, а баня ?- Андрей расстроился.
- И что- никак не отбиться?- Николай Дмитриевич тоже огорчился.
- Вы давайте сегодня без меня попробуйте, а завтра вытопим по-настоящему.
- Ладно, Андрюшка, сами справимся,- дед постарался успокоить внука.
Оля с матерью переглянулись.
- Может, задержусь, тогда останусь в городе, приеду завтра.
Сергей уехал. И как-то сделалось все неладно. Баня не растапливалась, взорвалась банка с огурцами, выходя из теплицы, Капитолина Федоровна споткнулась о порожек, больно ударила коленку. Какое-то предчувствие сжало сердце – держалась Оля из последних сил. Уже просто хотелось определенности, какой угодно, но определенности. Испугавшись мысли, которая вдруг проскочила в голове, она собралась в город.
- Мама, я поеду. А то придет поздно, голодный.
- Поезжай, Олюшка, поезжай,- душа не на месте была и у свекрови.
Дома было тихо. Приготовив ужин, причесавшись, зачем-то подкрасившись, Оля стала ждать мужа. Стемнело. Книга не читалась, телевизор раздражал, тишина угнетала. Оля чувствовала – на нее что-то надвигается. Оттого, что «это» не имело формы, цвета, звука, охватывал ужас. Уже 12. Темно, страшно, тоскливо. Опять эта дикая до невероятности мысль. Пытаясь ее отогнать, Оля стала вспоминать радостные моменты жизни – они представлялись почему-то блеклыми и неживыми. Невыразимая тоска стала подниматься, кажется, из пяток, клетку за клеткой заполняя все тело, разрывая сердце, опустошая душу.
- Я не хочу!- сказалось само в каком-то бессознании.
- Чего не хочу?
- Этого…
На мгновение отпустило. Оля вздрогнула, огляделась.
- Я, наверное, схожу с ума. Сергей просто задержался на работе. Он мой муж. У нас сын, прекрасная семья.
Так себя уговаривая, женщина почувствовала : опять ее накрывает ужасная боль. И ни оттолкнуть ее, ни выкрикнуть, ни выплюнуть… Потом вдруг боль вновь дала передышку, сжавшись до маленькой горячей точки где-то под сердцем. Это были какие-то родовые схватки. Душа то разрывалась от тоски и боли, и тогда просто хотелось умереть, то затихала, позволяя отдышаться.
Переходя из комнаты в комнату, Оля везде включила свет – 2 часа. Как долго еще до утра! К 4 часам, измученная и опустошенная, она поняла: Сергей не придет. И дело не в работе… И уже не важно, в чем…
Когда в 8 часов он пришел, Оля сидела за накрытым столом, причесанная и накрашенная. Как будто споткнувшись, Сергей остановился у порога. Казалось, очень долго молчал. Молчала и Ольга. И вдруг он разозлился. До ярости! До бешенства!
- Что ты на меня смотришь? Ну, говори, что хотела сказать. Что ты хочешь?
Она просто смотрела – она его не узнавала…
- Я хочу с тобой развестись! – крикнул Сергей.
Как будто молния прошила от головы до пяток, хотя именно этих слов она уже и ждала.
- Я дам тебе развод,-тихо ответила, встала, взяла приготовленную сумку и ушла.
Как-то все не так… Он хотел еще кому-то доказывать, кого-то обвинять, с кем-то спорить, а было не с кем…И тут же ехидная мысль:
- Вот ее любовь. Как будто ждала. А я еще переживал.
Правда, легче не становилось. Внутри что-то пульсировало, не давало покоя.
- Ничего, пройдет. Только Андрюшка… Отец, мать… Ладно, это потом. Хочется спать.
Не раздеваясь, он упал на диван и сразу уснул.
Ночь Сергей провел с Валентиной. Это было не первое их свидание. Тщательно скрываясь (Валентина в этом смысле показала себя невероятно изобретательной), они убереглись от чужих глаз. Про катер Сергей не соврал, он был на самом деле, именно туда и пришла Валентина.
Интимные отношения с Ольгой даже спустя 20 лет оставались страстно-целомудренными. Безмерно любя мужа, женщина щедро дарила себя, все же оставаясь робко-застенчивой. Он же всякий раз испытывал тихое удивление и невероятную нежность. Но как любого нормального мужика его волновали рассказы бывалых любителей о диких оргиях, о неистощимых на выдумки женщинах, о невероятных позах и приемах. Но даже на секунду представить Олю в чем-то подобном Сергей не мог. Валентина же открыла ему новый мир. Она не дарила – брала, поглощала, заставляя искать все новые и новые способы ее осчастливить. И все, что было с Олей, стало казаться пресным, скучным и обыденным. Валя была вулканом, фейерверком, праздником. Этот праздник заслонил все, и стало казаться, Валентина – это и есть, наконец, счастье, которого его кто-то давно лишил.
В автобусе, к счастью, с утра было пусто. Оля вышла на 2 остановки раньше – 2 километра по лесу – надо привести в порядок лицо, подготовиться к встрече с родными. Пугало все: как сказать матери, отцу, как объяснить Андрюшке, главное- Андрюшке…
- Ты одна? А Сережа где? – свекровь тревожно – пытливо вгляделась в глаза.
- Он все еще возится с катером. А мужики где?
- Отправила за дровами.
Оля облегченно вздохнула.
- Мама, ты только не волнуйся. Давно мужики ушли? – она прикинула, сколько времени у нее в запасе.
- Да, только что. Оля, что случилось? – глядя на бледное, измученное лицо невестки, Капитолина Федоровна беспокоилась все больше.
- Ты только не волнуйся… Мы должны развестись.
Ступор, взметнувшийся взгляд, замерший крик.
Не в силах больше сдерживаться, Оля заплакала, сжав лицо руками. Опустившись перед ней на колени, мать пыталась заглянуть в глаза, отводя сжатые руки.
- Оля, что? Оля!
Задыхаясь, дрожа всем телом, Оля рассказала все.
- Подожди, Оля, подожди! – как будто Оля куда-то спешила, а она ее удерживала, Капитолина Федоровна с трудом поднялась. – Подожди. Я с ним поговорю. Прямо сейчас. А ты иди приляг, умойся и приляг. Андрюшке такая не показывайся.
Отыскав мужиков, Капитолина Федоровна наказала внуку не беспокоить мать – она приболела и уснула – а мужа потащила к машине.
Сергей был дома. Угрюмо глядя на родителей, молчал.
И все оказалось напрасным: слова, слезы, упреки, просьбы. Он их не слышал. Первым, махнув рукой, не выдержал отец. Что-то еще отчаянно пыталась спасти мать – бесполезно! Вытирая слезы, она медленно пошла к двери, остановилась, оглянулась.
- Не одумаешься – дорогу к нам забудь! Олю мы не бросим.
Развод и все, с ним связанное, помнилось смутно. Болью отдавался разговор с сыном, для которого опрокинулся мир. Оля даже не могла воспроизвести этот разговор: перед глазами стояло окаменевшее лицо с расширившимися глазами. Пытаясь хоть как-то смягчить удар, она что-то говорила, к чему-то призывала, но видела только, как сжимаются губы и наливаются болью глаза
. Себя затянула в тугой узел. Нарядная и ухоженная ходила на работу, почти каждый день навещала свекра и свекровь. Капитолина Федоровна расхворалась не на шутку. Она сначала все порывалась поговорить то с Тамарой Григорьевной, чтоб та образумила дочь, то с самой Валентиной, но остановилась, осознав, похоже, что исправить ничего нельзя.
Николай Дмитриевич подвел итог народным присловьем про кобеля и сучку.
. Между сыном и невесткой старики выбрали невестку.
Сергей перебрался к Валентине. Сказать, что это его радовало, нельзя Осуждающе – суровая Тамара Григорьевна и откровенно не принявшая его Маша мешали. Отужинав в напряженной тишине, чуть разбавленной общими фразами, они с Валентиной спешили уединиться в своей комнате.
Хмуро убирая посуду, Тамара Григорьевна слышала, как внучка швыряла учебники, а потом чуть не на всю громкость включала музыку. Маша понимала, что за закрытой дверью мать с «этим» не в кубики играют, и преисполнялась какой-то презрительной ненависти, даже гадливости. А когда Валентина забеременела и пошла на аборт, сказав дочери, что надо обследовать печень, а то тошнит что-то, Маша, обо всем догадавшись. стала испытывать к матери отвращение до того, что не могла находиться с ней в одной комнате. Заметив это, Валентина перехватила дочь у двери.
- Ты что это со мной так себя ведешь? Я мать тебе или не мать, говнюха такая! Я, между прочим, знаешь, сколько крови потеряла?
- Лучше б она из тебя вся вытекла… - зажмурившись от ненависти и отвращения, Маша сжала зубы, чтобы не сказать это вслух.
Не найдя, что еще сказать, Валентина ушла, а Маша, запершись в своей комнате, плакала злыми слезами и подсчитывала, сколько еще лет ей жить с этими ненавистными людьми. Вспомнился отец, тот, прежний – вот бы к нему… Но накрыла боль – перед глазами возникло утратившее человеческий облик существо. Нет отца… Бабушка Инна? Маша даже вздрогнула. Нет, только не она. И здесь… Вечно хмурая бабушка Тамара, а уж про мать с «этим» и говорить нечего. Скорей бы уехать куда-нибудь учиться. Дали бы общежитие-сюда б и глаз не показывала.
Не отличаясь общительностью, Маша до сих пор не нашла себе подружки. Просиживая у компьютера и телевизора, она все больше замыкалась в себе, мечтала о какой-то нереальной жизни далеко отсюда.
А потом произошел случай, многое в Машиной жизни изменивший.
Она возвращалась из школы, медленно шла по дорожке вдоль реки. Внезапно ее обогнал парень и заступил дорогу. Маша, подняв глаза, вздрогнула: перед ней стоял Андрей, сын «этого». Маша его знала – он учился двумя классами старше.
- Тебе чего? – в ее вопросе был вызов.
Андрей сильно побледнел, сжал кулаки.
- Передай своей матери, что она сука! –резко развернулся и побежал прочь.
- Сука, сука, сука,- машинально повторяла оглушенная девочка.
- Сука! –крикнула Маша и зарыдала.
Не разбирая дороги, захлебываясь от слез, обиды и горя, она бежала домой.
Швырнув на пол портфель, тут же грохнулась сама.
- Сука! Сука! Сука!
- Маша, что случилось?!- испуганная Тамара Григорьевна выскочила из кухни.
- Сука, сука, сука! – уже в истерике билась Маша.
- Ты что, взбесилась?- криком стараясь перебить истерику, бабушка дернула внучку за руки.
- Я всех вас ненавижу!- стонала девочка.
Вздернув руку для пощечины, Тамара Григорьевна вдруг встретилась с глазами внучки. Нечеловеческая боль и страдание переполняли их. И опустилась рука, и остановилось сердце, и застонала душа от жалости и сострадания.
- Ягодка моя, успокойся,- сама удивляясь словам, которые только что произнесла, бабушка прижала к себе Машу,- расскажи мне , кто тебя обидел, что случилось?
Вновь оглушенная такими неожиданными бабушкиными словами, Маша потихоньку успокаиваясь, рассказала о встрече с Андреем. Целуя и вытирая ей слезы, Тамара Григорьевна кивала головой.
- И мне стыдно по улице ходить, - как взрослой, жаловалась внучке.- Но ты потерпи. Все пройдет.
- Зачем она его привела? –подняв заплаканное лицо, пыталась что-то понять девочка.
- Вставай, моя ягодка, - все повторяла неожиданные слова Тамара Григорьевна и не отвечала на , наверное, и не требующий ответа вопрос.
- Потерпи. Я думаю – все наладится. И мать прости – не от хорошей жизни она на Сергея кинулась. Вырастешь – сама все поймешь.
Никто никогда с Машей так не разговаривал, тем более, бабушка. Повернулась, вгляделась в бабушкино лицо и вдруг крепко – крепко обхватила ее за шею, чувствуя, как вливается в душу и сердце тепло и тихая радость. Так и стояли они , обнявшись, два родных человека, неожиданно нашедших друг друга.
С этого дня Маша изменилась. Она погасила яростную агрессию по отношению к матери и Сергею, стала принимать их как досадную, но неизбежную помеху, с которой надо смириться.
Так прошло почти полтора года.
Оля несколько раз встречалась с Сергеем – он приходил, пытался поговорить с сыном. Андрей наотрез отказался общаться с отцом, с болезненным напряжением следя за матерью и боясь, чтобы она не стала жалеть и прощать Сергея.
Оля все себе уже объяснила, всех поняла, но душа болеть меньше не стала. По-прежнему спокойная и уверенная, она у всех вызывала уважение. И только бессонные ночи наблюдали, как борется женщина с захлестывающим отчаянием и болью.
А Сергей устал.
От чужого дома, где не было ничего родного. От презрения девочки, так и не принявшей его. От холодной старой женщины, просто его терпевшей. От ненависти сына, с которым не удавалось даже поговорить. От тревоги за родителей, которые его так до конца и не простили. Он устал, боясь в этом признаться, и от Валентины, с которой его , как оказалось, связывала только маленькая, уютная спальня.
Обнаружив оторвавшуюся пуговицу на рубашке, Сергей попросил:
- Оля, пришей, пожалуйста, пуговицу.
Удивленные глаза, резкий голос:
-Я не Оля! –
привели в смятение. Впервые Сергей назвал Валентину Олей.
- Прости, оговорился.
- Да, уж , пожалуйста, больше не оговаривайся!- сарказма было больше необходимого.- А пуговицу где я тебе сейчас найду?
В голову Сергея пришла странная мысль:
- А почему у него раньше пуговицы никогда не отрывались? И носки не протирались? И обувь не рвалась?
… Оля…
Внезапно вспомнился вчерашний разговор двух уборщиц на турбазе.
Одна, помоложе, жаловалась на мужа, поглядывающего на молоденьких, хоть прожили почти 25 лет. А она, жена, превратилась для него в старые, разношенные домашние тапки. И тепло, и уютно, и не жмет, и зашвырнуть не жалко. Хоть разводись!
- И не говори,- поддакнула постарше.- Все они одинаковые. Всем хочется пофорсить в новеньких туфлях, да ноги быстро натирают, а там и про тапки вспоминают. Но ты не спеши с разводом – одной тоже не сахар. Своего хоть, как облупленного, знаешь. А то от волка уйдешь – на медведя напорешься.
Запал в душу этот разговор, и раздевающаяся Валентина почему-то вызвала раздражение.
- Валя, что-то я устал сегодня…
Ему показалось или действительно: Валя вздохнула с облегчением. Приобняв жену, Сергей вдруг ощутил скуку. Мрачную, тягучую, тяжелую.
… Так в его жизни уже было: он ровно дышал, притворяясь спящим. Не спал... За скукой пришла тоска. Раньше он не знал, что она может быть такой жестокой…
Так и пошло: после работы ноги не несли в дом «на песках». Валентина все больше раздражала и раздражалась. Тамара Григорьевна и Маша по-прежнему молчали.
Нестерпимо потянуло в дом на канале.
Объявили штормовое предупреждение – все катера у причала – работы нет.
. Чувствуя, наступил какой-то предел, Сергей , была – не была , отправился к Оле и сыну. Он не знал – зачем? Как его примут? И примут ли вообще? Просто какой-то стрелочник перевел стрелку, и он мог следовать только по этому пути.
Оля была дома одна. Встретила спокойная, ровная, тихая. Пристально вглядываясь в ее глаза, Сергей пытался найти хоть какую-нибудь искорку. Ее не было.
- Оля, прости меня…
- Спокойные глаза, ровный голос:
- Я тебя прощаю.
- Оля! – он, было , дернулся.
- Это все. Уходи.
- Оля…
Молчание.
Переступив с ноги на ногу, хотел что-то сказать, понял : не за чем. Сделав шаг, оглянулся: посреди комнаты стояла каменная статуя.
Плотно прикрыв калитку, остановился. Сумасшедший ветер мешал идти. Но идти было надо. Куда? К Валентине? Но зачем ему чужой дом? Чужая женщина? Чужой ребенок? Пошел к реке. Ветер гнал волны с барашками. Привычно оценил – балла 3, на озере больше. Мотор завелся сразу.
Ни лодку, ни Сергея так и не нашли.