Глава одиннадцатая
Наш ужин закончился далеко за полночь. Олег, измученный долгой исповедью, почти сразу уснул, а я еще долго ворочалась, переваривая услышанное, и ком глухой ненависти подкатывал к горлу. Если раньше я испытывала к Вере Степановне просто неприязнь, то теперь она трансформировалась в жгучую ненависть. Эта женщина искалечила душу приемного сына, наградив его кучей комплексов, с которыми он по сей день не может справиться. Она культивировала в нем неуверенность в себе. Вряд ли его юношеские стихи и рассказы были так уж плохи, учитывая то, как он пишет сейчас. Но она их безжалостно раскритиковала, да еще не велела показывать отцу. Что это было – желание защитить его от возможных разочарований или ревность к его таланту? А, может, она опасалась, что писательская деятельность сблизит его с отцом, и он выйдет из-под ее контроля? Вполне возможно, что последнее. Ведь она до сих пор пытается оказывать на него давление, беспардонно вмешиваясь в его жизнь.
После смерти жены и отца Олег пребывал в ужасном состоянии – боль, обиды и неясные подозрения, связанные с их смертью, не давали ему покоя. И все же, он продолжал испытывать к матери теплые чувства и пытался разобраться в случившемся, главным образом, для того, чтобы обелить ее в своих глазах. Завещание отца его обескуражило. Олег не знал, что отец являлся единоличным собственником всего имущества, что было документально оформлено, и никаких подозрений не вызывало. Он не мог понять, например, как мать, женщина очень практичная, подписала отказ от своих прав при приватизации квартиры, и решил, что та просто полностью доверяла мужу. Но муж ее подвел. Он оставил ей некоторую сумму и небольшую симпатичную квартиру в Зеленогорске. Всё остальное, включая авторские права на свои произведения, он завещал сыну. Мать была в гневе, но заявила, что судиться не будет.
Олег считал завещание несправедливым, а поведение матери благородным, и пообещал, что вступив в права наследника, половину имущества перепишет на нее. Бумажная волокита длилась несколько месяцев. Наконец, юристы подготовили соответствующие документы, и Олег, не став предупреждать о своем визите, отправился на дачу, чтобы сообщить о приятных новостях. Никто не заметил, как он подъехал, и он с бутылкой шампанского в руках прошел через дом и остановился перед выходом на террасу.
На террасе сидели Вера Степановна с Виктором Борисовичем и беседовали за чашкой чая.
- Вера, не психуй, - успокаивающе говорил доктор. – Ты вечно суетишься понапрасну и торопишься.
- Но кто же знал, что он всё оставит своему щенку?!
Услышав, как мать назвала его щенком, да еще в таком контексте, Олег застыл, а потом развернулся, так же незаметно прошел через дом и уехал. Наверное, нужно было послушать продолжение разговора или выйти на террасу и откровенно объясниться, но он не сделал ни того, ни другого, о чем потом не раз пожалел. Он продолжал жить в отцовской квартире, общаться с матерью, но передачу ей наследства отложил, решив сначала разобраться, уж не причастна ли она к смерти отца. Однажды она как бы между делом поинтересовалась:
- Ты уже вступил в свои права?
- Да, - коротко ответил он.
- Когда же собираешься передать мне обещанное?
- Разве тебе чего-то не хватает? – с деланным удивлением поинтересовался он. – У меня сейчас нет времени заниматься этой волокитой.
Олег всё думал, как бы ему окончательно выяснить, чем было вызвано столь неадекватное поведение матери в день смерти отца. Тут сыщики не помогут, и он решил выжидать, надеясь, что, не получив обещанного наследства, она сама как-нибудь себя выдаст или, наоборот, развеет его подозрения. Несмотря ни на что, он никак не мог избавиться от своей привязанности к ней, а я думаю, что и от зависимости. В душе у него было черным-черно. Он спасался работой и редкими встречами с друзьями, совершенно забросив личную жизнь. Воспоминания о покойной жене отвращали его от прекрасной половины человечества.
В тот период, когда они с Натальей переехали в квартиру отца, там стала появляться Алина. Она была крестницей Дмитрия Ивановича. В юности у них с Олегом был роман, но они поссорились, и вскоре она вышла замуж и уехала жить за границу. Долгие годы о ней ничего не было слышно, но вот, разведясь с мужем, она вернулась на Родину и объявилась в квартире Шестопаловых, неожиданно подружившись с Натальей. Олегу казалось, что Вера Степановна терпеть ее не может, и каково же было его удивление, когда после смерти Натальи и Дмитрия Ивановича Алина стала чуть ли ни подругой мачехи. Олег, конечно, не мог не замечать некоторых ее достоинств, но к серьезным отношениям был не готов, а заводить интрижку не хотел. Все-таки она была дочерью друга его отца, что накладывало на него определенные моральные обязательства.
Однако Алина всерьез взялась за него и, самое странное, Вера Степановна ей в этом помогала. Он стал опасаться, что не справится с ними обеими. Однажды так и случилось. Они ужинали втроем – на кухне, уютно, по-семейному. На столе незаметно появилась бутылка вина. Олег выпил пару бокалов – явно не ту дозу, которая свалит с ног здорового мужика. Но именно так и произошло. Он не помнит, как добрался до кровати. Зато пробуждение помнит вполне отчетливо. Он проснулся обнаженным в обнимку с Алиной, и она стала говорить о том, что вот, наконец-то, всё между ними по-прежнему, теперь они никогда не расстанутся. Олег был в ужасе. Он понятия не имел, что было ночью, но подозревал, что ничего особенного быть не могло, ведь он просто-напросто был ни на что не способен, даже утром чувствовал ужасную вялость.
И именно тем утром он выехал в Заозерск. Я привлекла его внимание в тот момент, когда топнула ногой и стала его отчитывать. Потом, начав предложенную мной игру в ухаживание, понял, что ему эта игра нравится, и настоял на ее продолжении. Когда до него дошло, в каком положении я оказалась, он и подумал о фиктивным браке. Ведь это решило бы и его проблему с Алиной! Он и раньше не хотел на ней жениться, но после ее попытки его одурачить, даже думать об этом не мог без отвращения. Олег действительно с самого начала был уверен в моих высоких моральных качествах, поэтому и не стал заморачиваться брачным договором. Затем признался, что к моменту нашей «свадьбы» был уже бесповоротно влюблен в меня, и ему стоило огромных усилий придерживаться условий нашего договора.
- Как же твоя любовница? – спросила я.
Он рассмеялся. Оказывается, никакой любовницы не было. Он специально перед входом в квартиру поливал себя духами, чтобы я перестала его опасаться. Потом, когда между нами началось сближение, он эти уловки оставил.
Его откровенный рассказ о событиях его жизни и сопутствующих им терзаниях еще больше нас сблизил. Конечно, мне бы хотелось, чтобы мой муж был смелым и решительным, не знающим сомнений, но я любила его таким, каким он был – сомневающимся, не уверенным в себе и зависящим от мнения матери. Впрочем, кое с чем я не собиралась мириться, но и без моего вмешательства он начал путь по преодолению своих комплексов. Наш ужин на две персоны и его разговор с Верой Степановной очень обнадеживали. А о наших отношениях он высказывался в таких выражениях, что я даже подумала – еще чуть-чуть, и он заговорит стихами. Я свою роль в его жизни не переоценивала, он ясно дал понять, что я стала главным человеком в его жизни. И вот, его «главный человек» едва не погиб, и ему не будет покоя, пока он не выяснит, могла ли его мать оказать мне помощь. В общем, давно пора тут во всем разобраться. Я ощутила в себе уверенность и энтузиазм, каких давно не испытывала.
Когда я проснулась, Олега в спальне не было, вода в душе не лилась, значит, он встал уже давно. Оно и понятно, часы показывали одиннадцать. Я нехотя поднялась и, накинув халат, прошла в кабинет. Там Олега тоже не оказалось. Решив не появляться перед неблагожелательно настроенными обитателями квартиры в неглиже, я занялась своим туалетом, так что до кухни добралась только в половине двенадцатого. Олег, стоя возле открытой форточки, курил, а на столе стояла пустая чашка из-под кофе. Тася не терпит табачного дыма, из чего я сделала вывод, что она куда-то уехала. Обычно раз в три-четыре недели она куда-то исчезала на несколько дней, якобы навещала родственников в деревне. Почему ЯКОБЫ? Да потому, что ни одному слову этих дамочек нельзя доверять. Даже, если они скажут, что на улице идет дождь, я не поверю, пока сама в окно не выгляну.
Увидев меня, Олег поздоровался:
- С добрым утром, милая, - но сигарету не бросил и меня не поцеловал.
- С добрым утром, - отозвалась я. – Куда Тася подевалась?
- Они уехали на дачу. Мать оставила записку.
На этот раз он выглядел не расстроенным, чего можно было бы ожидать, скорее, злым. Что ж, это мне нравилось больше. Я решила не обсуждать отъезд Веры Степановны и не обращать внимания на его вид. Выяснив, что он еще не ел, занялась приготовлением завтрака. За едой он немного оттаял, и мы стали строить планы, как будем встречать новый год. Он уже упоминал о приглашении Паши, на даче у которого должна собраться довольно теплая компания их общих друзей. Поначалу я не хотела никуда ехать, а теперь передумала. Однако мое согласие Олег воспринял без энтузиазма, предложив отложить принятие окончательного решения на пару дней. В эти дни ему предстояло провести переговоры в издательстве и встретиться с редактором. Возможно, придется переделать концовку романа, так как он писал ее в спешке. Я напомнила, что у меня сегодня курсы. Мои новые подружки регулярно названивали мне, когда я лежала в больнице, даже хотели навестить, но тогда мне было не до визитеров. Теперь же я была готова к общению, так что решила после завтрака позвонить и договориться о встрече в кафе перед занятиями.
- Конечно-конечно, - улыбнулся Олег, - я встречу тебя после занятий, и мы прогуляемся по нашей набережной.
После завтрака мы совместно убрали его последствия, после чего Олег предложил провести эксперимент. Это очень кстати, что они уехали, сказал он. Эксперимент заключался в том, чтобы я, находясь в своей комнате, кричала и бросала на пол столик с посудой, а он, перемещаясь по квартире, определял, где, что и как слышно.
- Придется пожертвовать посудой, - сказала я.
- Черт с ней, с посудой, - пробурчал Олег. – Хотя… она вроде бы и не разбилась, во всяком случае, не вся. Там ведь ковер.
Взяв в руки телефоны, мы разошлись по разным концам квартиры. Олег говорил мне, когда кричать и сбрасывать на пол столик с посудой. Это пришлось сделать раз десять, при этом разбилась всего одна чашка, после чего мы встретились в кухне. Дела обстояли так. Поскольку дверь из спальни в коридор в свое время была просто наглухо закрыта, а не замурована стеной, то в коридоре были отлично слышны и мои крики, и падение столика. До кухни эти звуки доносились тоже вполне отчетливо, даже если включить воду на полную мощность. В комнате Таси можно кое-что расслышать, только если затаиться и не дышать. А вот комната Веры Степановны расположена гораздо ближе к нашей спальне, так что там слышно лучше. Однако если включить телевизор, да погромче, то можно и не обратить внимания на посторонние звуки.
- В течение какого времени ты кричала? – уточнил Олег. – Сколько раз?
Я не могла измерять то время минутами, мне показалось, что долго. Сколько раз? Этого я уж точно не помнила. Разве это так важно? Олег считал, что очень важно. Услышав неясный звук один раз, человек, может, и насторожится, но, если продолжения не будет, тут же об этом забудет.
- Так, сколько – один, три-пять или двадцать? – допытывался он.
- Скорее, три-пять.
Он закурил и стал метаться по кухне.
- Они были в своих комнатах, когда я вернулся, - нервно говорил он. – Могли и не услышать. А я набросился на них! Едва не растерзал! И дальше вел себя по-хамски.
Ну вот, теперь он станет во всем винить себя. Лучше бы уж он этот эксперимент и не затевал.
- Но я точно кричала не один раз, - сказала я. – Звала и Тасю, и Веру Степановну несколько раз.
Но маятник уже качнулся в другую сторону. Неужели с ним всё так безнадежно? Нет, я не собиралась сдаваться. Конечно, у меня не было доказательств, что они меня слышали, но почему-то я была УВЕРЕНА в этом. К сожалению, это не довод для Олега. В данную минуту Веры Степановны физически не было в квартире, но незримо она присутствовала здесь, внося смуту в жизнь своего сына, как это делала всю его жизнь. Моя ненависть к ней еще усилилась, но, хуже всего, появилось раздражение против Олега.
- Слышали – не слышали, теперь значения не имеет, - резко сказала я, - ничего уже не исправишь. То, как она ко мне относится, и без того ясно – не только ни разу не навестила меня в больнице, так даже ни одного привета не передала. Это тоже кое о чем говорит.
- Я не позволил, - устало произнес Олег. – Она хотела.
Вид его стал таким убитым, что я не выдержала:
- Так что же ты медлишь? Беги за ней, падай в ноги и вымаливай прощение!
Это было очень жестоко с моей стороны, но мне уже надоело его детское поведение. Он поднял на меня изумленный взгляд и, резко развернувшись, вышел из кухни. Банальная семейная ссора из-за неладов между свекровью и невесткой, грустно подумала я, глядя ему вслед. Всё это было ужасно неприятно, но ничуть не поколебало мою любовь к мужу. Если он тридцать семь лет жил по каким-то своим законам, глупо ожидать, что несколько месяцев жизни со мной его кардинально изменят. Я непременно буду бороться за эти изменения. Начну с того, что выведу на чистую воду его мамашу. Зла я ей не желала, но с ее тиранией давно пора покончить. Во мне проснулся свободолюбивый дух Маши Васильковой. Теперь я знала, почему была сама на себя не похожа последние месяцы. Виной тому была беременность. На глазах у меня выступили слезы. Моей малышке не суждено было родиться, и я никогда ее не забуду, но раз мне повезло больше, и я буду жить дальше, то постараюсь сделать свою жизнь счастливой, и никакая Вера Степановна со своими прихвостнями мне не помешает.
Олег сидел за компьютером в кабинете и, когда я вошла, вскочил и порывисто меня обнял:
- Машенька, ты на меня сердишься?
- Нет, но меня просто убивает, когда ты ведешь себя, как ребенок. Ты же взрослый мужчина!
Он зарылся лицом в моих волосах и виновато бормотал, что сам себя осуждает, но ничего не может поделать, хотя и старается.
- Знаешь, - говорил он, - я решил, что больше не хочу ничего выяснять. Ты права, все равно уже ничего не изменить. У матери непростая судьба, пусть хоть на старости лет порадуется. Я передам ей половину отцовского наследства, как и обещал, а мы переедем в мою квартиру. Сейчас там живет Пашин брат, так что придется его предупредить, чтобы подыскивал себе другое жилье. Согласна?
Конечно, мне очень хотелось жить отдельно от Веры Степановны, но сдаваться без боя не в моем характере – не в характере Маши Васильковой. Я не знала, как воспрепятствовать столь желанному для свекрови решению. Олег тем временем говорил, что ты же не уверена на сто процентов, что твои крики слышали, так что вполне может быть, что это и не так, и нечего мать, которая меня вырастила, подвергать необоснованным подозрениям. Конечно, у тебя с ней отношения не сложились, но это же не повод… А насчет смерти отца и вовсе невозможно что-либо выяснить и т.д. и т.п.
Я терпеливо его выслушала, после чего сказала, что не стоит принимать скоропалительных решений по столь важному вопросу, чем его несколько разочаровала, но не переубедила. Пришлось прибегнуть к другим доводам. Ты ведь не зря медлил полтора года, сказала я. Что сейчас изменилось? В конце концов, он согласился еще немного подождать с осуществлением своих благородных замыслов. Не зря Вера Степановна меня ненавидит.
Вечером, прогуливаясь по набережной, мы с упоением целовались, как в прежние времена – до того, как потеряли нашу малышку. Я настолько привыкла называть ее «нашей», что об отцовстве Артема практически забыла. Впрочем, сейчас это уже никакого значения не имело. Ночь тоже оказалась прекрасной – пылкой, страстной и нежной, так что наутро я проснулась полная сил и желания жить дальше. Немного портил настроение предстоящий визит к врачу, которому предстояло следить за моим дальнейшим выздоровлением. Поскольку я собиралась сохранить здоровье и иметь детей, то покорно отправилась в клинику на Фонтанке. Валентина Ивановна уже знала о постигшем меня несчастье, так как позвонила, когда я не явилась на прием в назначенное время. Поскольку Олег с утра отправился в издательство, в клинику мне пришлось добираться самой.
Валентина Ивановна долго изучала выписные документы, после чего подняла на меня усталые и виноватые глаза:
- Ничего не понимаю. Они, кажется, тоже не установили причину выкидыша. Неужели ваша ссора с мужем была такой сильной и затяжной?
- Нет, мы с ним сразу помирились. Всё было хорошо. Зря вы меня тогда не отправили в больницу.
- Да не было никаких предпосылок к этому!
- Но вы же сами говорили…
Она меня перебила:
- Да я вас просто припугнула, чтобы вы внимательнее относились к себе. На самом деле, отклонения были очень слабыми, почти незаметными. Расскажите подробно, как всё происходило.
Я рассказала, после чего она надолго задумалась, потом подозрительно покосилась на меня:
- Вы ведь, кажется, не очень хотели этого ребенка? Скажите честно, вы ничего такого не пили, чтобы вызвать выкидыш?
Я в ярости вскочила:
- Да как вы смеете?!
Она виновато пробормотала извинения, потом стала объяснять, как проводить дальнейшее лечение. Я слушала невнимательно, решив сменить врача. Мало того, что не заметила угрозы выкидыша, так теперь еще придумывает всякие небылицы, пытаясь в случившемся обвинить меня. Мои неприятные мысли прервал звонок Олега, он интересовался, что мне сказал врач. Я заверила, что со мной всё в порядке, просто нужно больше отдыхать, гулять и принимать лекарства, чтобы поднять гемоглобин. О домыслах Валентины Ивановны решила не рассказывать, во всяком случае, по телефону.
К дому я подъехала на такси, но входить в дом не стала, решив немного прогуляться. Я чувствовала непонятное беспокойство. Причин для него, конечно, предостаточно, но было еще что-то, смутное и неосязаемое, что меня тревожило. С неба сеялась мелкая изморось, но я не обращала на нее внимания и, подняв воротник пальто, нарезала круги по скверу, погода не располагала к сидению на скамейке. На некоторых деревьях каким-то чудом уцелели засохшие трупики листьев, а вот трава благодаря частым оттепелям кое-где зеленела, что казалось удивительным в конце декабря.
Несмотря на прохладу и физическую нагрузку, во мне никак не могло улечься возмущение от слов врача. Подумаешь, двадцать лет опыта! Это не делает ее непогрешимой, хотя она и пыталась убедить меня в обратном. Ведь тут возможны лишь два варианта – либо ее двадцатилетний опыт ничего не стоит, либо я попыталась избавиться от ребенка. Но я этого не делала! Я любила свою малышку! При мысли о ней у меня опять выступили слезы. Значит… Нет, опыт сбрасывать со счетов тоже нельзя. Тут я застыла. Затем, сделав несколько неверных шагов, опустилась на мокрую скамейку.
То, что мне пришло в голову, было настолько ужасным, что я боялась додумывать до конца. Но я знала, что эту мысль так просто из головы не выбросить. Да и не нужно. Во мне уже достаточно сил, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. Если не сбрасывать со счетов двадцатилетний опыт врача, то получается, что выкидыш спровоцирован. Вряд ли тому виной наша размолвка с Олегом. В начале беременности переживаний было гораздо больше, но это никак на моем здоровье не отразилось. Значит, кто-то намеренно дал мне выпить соответствующий препарат. Но когда? Незадолго до выкидыша я позавтракала, и завтрак мне принес Олег. Я непроизвольно схватилась руками за голову. Нет! Этого не может быть, он с радостью и нетерпением ждал нашу малышку. Или же притворялся и ревновал к тому, что она не его дочь? Но ведь я чуть не умерла, он не стал бы так рисковать, уж меня-то он точно любит! И ведь именно он меня спас. В голове была полная сумятица. Тут будто какой-то противный голос стал нашептывать на ухо:
- Уж слишком удачно его встреча с Костей оказалась такой короткой. Как раз хватило времени на то, чтобы и выкидыш произошел, и чтобы ты не окочурилась. Может, никакой встречи и не было?
Я вскочила и продолжила свое кружение по периметру сквера. Нет, кандидатуру Олега нужно отбросить! Мои неприятности начались гораздо раньше. Я попыталась вспомнить, как всё происходило. От врача я вернулась в довольно бодром состоянии, впрочем, испытывая неприятные чувства от размолвки с Олегом. Мы тут же помирились, и я, приняв лекарство, легла в постель. Ужинала я вместе со всеми. Когда же я впервые почувствовала слабость? – На следующее утро. А еще через сутки, почти сразу после принесенного Олегом завтрака, начались схватки. За это время я неоднократно принимала пищу в присутствии домочадцев, в том числе, и Виктора Борисовича. А ведь он врач и хорошо знает, как действуют всевозможные препараты.
Через некоторое время я поняла, что подозревать можно всех. Что же мне делать? Главное, ни с кем нельзя поделиться своими мыслями и подозрениями. Олег, конечно, не виноват, но ведь он и в виновность матери не поверит, подумает, что я спятила или свожу с ней счеты. Нет, в этом деле он мне не помощник. Ведь никаких доказательств нет! И наш эксперимент не дал однозначного результата, а, как известно, сомнение толкуется в пользу обвиняемого.
Так ничего и не придумав, я вернулась домой, замерзшая, но не сломленная. Олега еще не было, и я первым делом выпила горячего сладкого чая, чтобы согреться и простимулировать свою мозговую деятельность. Кажется, это подействовало, и я стала рассуждать более логично. Действительно, если поставить задачу правильным образом, то и решить ее будет легче. Так вот, я не буду гадать, травили меня или не травили, а предположу, что все-таки травили, и буду искать этому подтверждение. Если мне не удастся его найти, то либо никакого злого умысла не было, либо концы в воду спрятаны так глубоко, что до них не добраться. В любом случае придется отступить, а значит, и смириться. Пусть тогда Олег реализовывает свои благородные порывы, а мы тут же отсюда съедем, и я постараюсь свести общение с Верой Степановной к минимуму.
Итак, задача поставлена – найти подтверждение тому, что меня чем-то травили. Теоретически это могли сделать четверо, но Олега я решила отбросить, по многим причинам. Значит, остаются трое – Вера Степановна, Тася и Виктор Борисович. Проще всего это сделать Тасе, именно она готовит и подает все на стол, даже чай обычно разливает она, а не хозяйка. Конечно, иногда и Вера Степановна снисходит до этого. Но во время ужина в узком кругу это может сделать любой. Кто же разливал чай в тот вечер? Теперь трудно вспомнить. Мы помирились и были так счастливы и заняты друг другом, что ни на кого внимания не обращали. Впрочем, кое-что я вспомнила: удивленное переглядывание Виктора Борисовича и Веры Степановны, потом ее злобно поджатые губы. Может быть, именно наше неожиданное примирение и спровоцировало отравление? Но откуда этот зловещий препарат появился так быстро? Неужели все-таки отравление планировалось заранее?
Я была очень довольна своими рассуждениями и предположениями, даже гордилась ими, но без соответствующего фактического подтверждения они останутся всего лишь фантазиями. Мне были нужны хоть какие-то улики. Конечно, с момента отравления прошло достаточно много времени, чтобы от них избавиться, но ведь надо с чего-то начинать. Я прошла в ванную комнату, которой пользовались Вера Степановна и Тася. Там имелся аптечный шкафчик, но его осмотр ничего не дал. Даже моих скудных знаний о фармакологии хватило на то, чтобы понять, что там находятся самые обычные лекарства для оказания первой помощи. Этого и следовало ожидать, просто я решила не пренебрегать никакими возможностями.
Затем, заметно волнуясь, прошла в комнату Веры Степановны. Впервые я оказалась там в одиночестве и при свете дня. Это была комната состоятельной женщины, обладающей хорошим вкусом и разнообразными интересами. Несколько акварелей на стенах, изображающих одну и ту же сельскую местность в различные времена года, полка с художественными альбомами, рядом с великолепным проигрывателем коллекция пластинок с классической музыкой, небольшая подборка книг по искусству и несколько литературных новинок. Заметив среди них книгу Олега, я насторожилась. По моим представлениям, она никак не вписывалась в сферу интересов Веры Степановны. Неужели она каким-то образом узнала о том, чем занимается ее сын?
Личные лекарства Веры Степановны я обнаружила в тумбочке возле кровати. Их оказалось немало, и многие были мне незнакомы. Я отправилась в кабинет, чтобы взять листок бумаги и ручку и записать их названия. Выходя из кабинета, я натолкнулась на Олега. Он сразу заметил листок бумаги и ручку в моих руках и с удивлением поинтересовался, чем это я занимаюсь. На какое-то мгновение я замешкалась, врать не хотелось, но и правду говорить было преждевременно. Его наверняка возмутит тот факт, что я обыскиваю комнату его матери, и в дальнейшем мне станет еще труднее проводить свое расследование. Поэтому я соврала:
- А… листок… хочу составить список покупок к Новому году.
- Не знал, что ты любительница составлять списки, - произнес он и, как мне показалось, подозрительно посмотрел на меня. – И где же ты собираешься этим заниматься?
- Вообще-то я впервые решила составить список, - сказала я, что было абсолютной правдой, - а направляюсь я в кухню, пока Таси нет. Честно говоря, мне очень нравится заниматься своими делами именно там. – И это тоже было правдой.
Олег улыбнулся:
- Пользуйся моментом! Завтра утром я их привезу домой.
Я не только не разделила его радости по этому поводу, но ужасно расстроилась, что от него не укрылось.
- Маша, ты мне просто душу рвешь! Я знаю, у вас с матерью не сложились отношения, но надо же их как-то налаживать! Совместная встреча Нового года как раз самый подходящий случай для этого.
Я ничего не ответила и прошла в кухню, где, склонившись над чистым листком, стала невесело размышлять о случившемся. Он все решил САМ, без согласования со мной, что само по себе обидно, но главное в другом – мое расследование застопорится. Я не смогу шарить в комнатах Веры Степановны и Таси в его присутствии, а завтра они уже вернутся. И о каком примирении он говорит? Как я могу с открытой душой относиться к человеку, которого подозреваю в убийстве моего неродившегося ребенка и покушении на мою жизнь? Я не заметила, как он подошел сзади и, обняв меня за плечи, поцеловал в волосы:
- Милая, не переживай ты так! Если примирения не получится, мы немедленно уедем из этой квартиры. Давай, сделаем попытку!
- Ты должен был сначала поговорить со мной, а потом уже о чем-то договариваться с Верой Степановной, - хмуро сказала я. – Мы же собирались на дачу к Паше! – Затем добавила с некоторой обидой: - Ведь я твоя жена.
Оказывается, он, позвонив матери, хотел лишь высказать свое неудовольствие по поводу ее скоропалительного отъезда. Она в ответ выразила обиду на несправедливые подозрения и неуважительное отношение к ней. После неоднозначных результатов вчерашнего эксперимента Олег чувствовал вину за собой и не заметил, как разговор перешел в другое русло, а через несколько минут психической атаки он пообещал совместную встречу Нового года. В общем, он так и остался под пятой у матери, и я в очередной раз убедилась в том, что мое влияние на него весьма ограничено. Тут нечего было обсуждать, но я все же сделала несколько раздраженных замечаний, что и у него вызвало раздражение, так что вечер прошел не лучшим образом. Он чем-то занимался за компьютером, а я маялась у телевизора в гостиной, не в силах на чем-либо сосредоточиться.
Утром я проснулась рано, но до ухода Олега притворялась спящей. Сегодня нам не о чем было разговаривать. Он отправлялся за матерью, выполняя свое обещание, а что оставалось мне – смириться? Это мне никогда не нравилось, но сейчас не нравилось особенно. Накинув халат, я с листком бумаги и ручкой отправилась в комнату Веры Степановны. Переписав названия неизвестных мне препаратов, хранящихся в ее тумбочке, я вернулась в свою комнату, где с помощью интернета быстро выяснила, что ничего подозрительного моя свекровь у себя не хранила. Наверное, нужно было поискать в других местах, не столь явных, но я побоялась шарить в ее шкафах.
Теперь предстояло обследовать комнату Таси. В это время позвонил Олег и сообщил, что они уже направляются к дому. Время летело неправдоподобно быстро. Комната Таси не могла соперничать с комнатой Веры Степановны ни размерами, ни убранством, но она была очень аккуратной и уютной. В красном углу висела икона в серебряном окладе. С нее, чуть склонив голову набок, взирал на мир Спаситель. Прикроватной тумбочки у Таси не было, и лекарства я обнаружила в одном из ящиков комода. Львиную долю составляли всевозможные тюбики с мазями и гелями для больных суставов, их я оставила без внимания, а вот несколько незнакомых названий таблеток я на свой листок переписала. Время уже поджимало. Я хотела полностью отработать этот этап расследования до их возвращения. Собственно говоря, если и у Таси ничего подозрительного не окажется, я не представляла, что делать дальше. Не знаю, какое озарение на меня нашло, но я решила поискать и в других ящиках комода. И вот, в самом нижнем, у дальней стенки, под новыми полотенцами, я нашла упаковку с надписью «Мифегин». Название мне ни о чем не говорило, но поскольку это лекарство хранилось отдельно, поиск в интернете я начала с него.
За пару минут я прошла по всем кругам ада, испытывая всевозможные чувства – от полного ступора до ужаса и всепоглощающего гнева. Мифегин предназначался для проведения медикаментозных абортов. Он убивал плод, а через полутора-двое суток после приема следовало принять простагландин, который приводит матку в тонус, провоцирует сокращения и приводит к выкидышу. После семи недель такая методика прерывания беременности чрезвычайно опасна, так как вероятны осложнения с сильным кровотечением и даже летальным исходом. Как я поняла, простагландины – это общее название группы препаратов, какой именно мне дали, пока было непонятно, да и выяснять некогда. Одно ясно, шестидесятилетней Тасе мифегин не был нужен для личного применения, он предназначался мне.
Сжав волю в кулак и не давая выплеснуться наружу обуревавшим меня чувствам, я быстро умылась, оделась и, прихватив сумку и ноутбук, вышла из квартиры, оставив Олегу короткую записку «Вернусь поздно. Не волнуйся». Я не хотела ни с кем встречаться, пока всё не обдумаю и не решу, что делать дальше со своим открытием. Я не верила, что Тася самостоятельно решилась на такое подлое дело. Более того, как я выяснила, этого препарата нет в открытой продаже. Значит, в деле замешан врач. Дальнейшее понятно. Судя по всему, не обошлось без вмешательства семейного доктора, а от него тянулась ниточка к Вере Степановне. Как сказать Олегу, что в убийстве нашего ребенка замешана его мать? Ведь она не знала, что мой ребенок не от него. Значит, она решила убить собственную внучку, а если бы повезло, то и невестку. Нет, в это он никогда не поверит, скорее, обвинит меня в предвзятости и подтасовке фактов.
Сидя за столиком в кафе, которое мы облюбовали с девчонками-курсистками, я с помощью своего ноутбука выясняла все новые подробности возможных последствий применения мифегина. Ведь меня обрекли почти на верную смерть! Теперь речь шла не просто о неоказании помощи, а о гораздо более тяжком преступлении. Почему же Тася не уничтожила столь убийственную улику? Неужели пресловутая деревенская бережливость – вдруг еще когда-нибудь понадобится? Я проверила все Тасины лекарства, но ни одно из них не относилось к группе простагландинов. Возможно, его дали лишь необходимую дозу. Но почему так же не поступили с мифегином? Здесь было много непонятного. Например, почему Вера Степановна не проконтролировала уничтожение улик? Она же все шаги просчитывает, а тут вдруг такая досадная осечка!
Закончив изучение смертоносных препаратов, я задумалась, что делать дальше. Свой телефон я отключила, так что Олег наверняка сейчас с ума сходит, нужно с ним объясниться. Скрывать от мужа свои открытия нельзя. Я никогда не боялась неудобных разговоров и даже конфликтов, хотя и специально на рожон не лезла. Только бы он мне поверил! Захлопнув крышку ноутбука, я включила телефон. Олег отозвался сразу:
- Маша, что случилось? С тобой все в порядке?
- Нет, со мной не все в порядке, - глухо отозвалась я. – Впрочем, я здорова, просто мне нужно с тобой поговорить.
- Где ты? Я за тобой приеду.
Через полчаса он вошел в кафе и остановился у входа, пытаясь глазами отыскать меня. Я залюбовалась его высокой стройной фигурой и растрепавшимися светлыми волосами. Сердце немного защемило – я так любила его, а мне предстояло сейчас сделать ему больно, очень больно. Наконец, он меня увидел, но не улыбнулся, а с каменным лицом подошел к моему столу. Через тонкие стекла очков я попыталась заглянуть в глубину его карих глаз, но увидела там лишь холод.
- Собирайся, поедем домой, - безапелляционно заявил он, - там и поговорим.
Его ледяная решимость меня задела. Он опять хочет всё решить САМ. Всё во мне взбунтовалось.
- Никуда не поеду, пока не поговорим, - не менее решительно заявила я.
Он опустился на стул напротив меня, но даже куртку не расстегнул.
- Ты ведешь себя неразумно. Вместо того чтобы сгладить конфликт, его обостряешь. Осуждала мать за демонстративные выходки, теперь сама себя ведешь точно так же.
- У меня на то есть причины…
Он меня перебил:
- Никаких причин нет! Есть лишь необоснованные подозрения, с которыми пора распрощаться. Нравится тебе или нет, но мы одна семья. В семье случаются недоразумения, нужно научиться их преодолевать. Возможно, ты привыкла быть одиночкой, но я семейный человек, и ты теперь тоже.
Его слова только подогрели мое возмущение, и я выпалила:
- Я не могу считать своей семьей людей, которые убили моего ребенка и чуть не убили меня!
У него на скулах заходили желваки:
- Нельзя необоснованно швыряться такими обвинениями!
- А если обоснованно? – зловеще прохрипела я. – Сначала выслушай, потом проповеди читай!
- Говори.
Я рассказала о предположениях врача относительно причин выкидыша.
- Почему мне об этом не рассказала? – перебил он.
- Тебя же не интересуют необоснованные подозрения, - с сарказмом произнесла я. – Вот я и занялась сбором доказательств.
Больше он меня не перебивал и выслушал до конца.
- В общем, мифегин убил ребенка, а простагландин вызвал схватки, - подытожила я. – Между прочим, после семи недель такой способ прерывания беременности крайне опасен. А у меня было восемнадцать! И еще: этих препаратов нет в свободной продаже. Делай выводы.
На него было страшно смотреть – лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели.
- Не верю, - выдохнул он. – Ты что-то напутала!
Я усмехнулась:
- Не веришь – проверь! Нет ничего проще.
Какое-то время он был в замешательстве, потом поднялся и взял меня за руку:
- Пойдем! Вместе проверим!
Сначала мы ехали молча, затем он сказал, что мать наверняка не знала о проделках Таси. Она, конечно, женщина властная и эгоистичная, но не способна на преступление.
- Разве Тасю ты считал способной? Помнится, ты говорил, что она женщина незлая, но под пятой у твоей матери.
Он ничего не ответил, и до дома мы доехали в полном молчании. В лифте тоже молчали, так же молча вошли в квартиру. Вера Степановна с Тасей пили чай на кухне.
- Вы пришли вовремя, - радушно сказала Вера Степановна. – Садитесь пить чай с нами.
Я ничего не ответила, ожидая действий от Олега. Он на предложение матери тоже ничего не ответил, а обратился к домработнице:
- Тася, выполни, пожалуйста, мою просьбу: покажи содержимое нижнего ящика своего комода. Потом всё объясню.
Вера Степановна вскочила:
- Олег! Что за дикие выходки? Объяснись немедленно!
Она выглядела возмущенной, но ничего более. Я внимательно вглядывалась в Тасю, надеясь увидеть смятение и даже страх. Но ничего подобного! Она лишь пожала плечами и направилась к выходу из кухни, безмолвно приглашая следовать за ней. Мы вошли в комнату вчетвером, так как Вера Степановна тоже присоединилась к нам. Тася подошла к комоду и выдвинула нижний ящик. Там лежали ночные сорочки – старые и новые, все тщательно выглаженные. От удивления я не могла выдавить ни слова.
- Пожалуйста, освободи ящик, - попросил Олег.
Она аккуратно переложила белье на кровать, обнажив дно ящика. Там было пусто. Я, наконец-то, обрела дар речи:
- В этом ящике лежали новые полотенца, - тихо пробормотала я, - красные, зеленые и синие махровые полотенца.
Тася пожала плечами и удивленно уставилась на меня:
- Да у меня отродясь не было таких полотенец. И вообще, полотенца хранятся в кладовке в специальном шкафчике, вы же все это знаете.
Я отодвинула ее и стала поочередно выдвигать один ящик за другим. Полотенец нигде не было. Я растерянно посмотрела на Олега, ожидая яростных нападок, но он мягко обнял меня за плечи, затем обратился к Тасе:
- Тася, пожалуйста, извини нас. Вышло недоразумение. – Она опять пожала плечами, видимо, решив сегодня обходиться минимумом слов.
Тут в разговор вступила Вера Степановна:
- Олег, объяснись, наконец! Что вы собирались найти в Тасином комоде – бомбу?
- Вроде того, - усмехнулся он. – Но поскольку бомбы нет, еще раз приношу свои извинения.
- Наверняка Маша опять что-то придумала! – воскликнула проницательная Вера Степановна.
- Нет, конечно, - не моргнув глазом, отозвался Олег. – Тут мы оба замешаны.
Подозрения с Таси, а значит, и с его матери были сняты, и он мог позволить себе быть великодушным. Великодушие не оставило его и когда мы прошли в свою комнату. Он обнял меня и нежно прикоснулся к моим губам:
- Милая! Тебе столько всего пришлось пережить в последнее время, что нет ничего удивительного в том, что тебе мерещатся всякие ужасы.
Я резко от него отстранилась:
- Ты считаешь меня сумасшедшей?
- Нет, конечно же, нет! – возразил он, опять привлекая меня к себе. – Просто ты никак не можешь смириться с произошедшим и пытаешься найти виновных. Я могу это понять, поскольку и сам до сих пор не совсем в адеквате. Но вместе мы справимся! Мы – семья!
Его рассуждения были не только благородными, но и логичными, однако я не могла их принять. Я ведь ясно видела разноцветные полотенца и спрятанную за ними упаковку мифегина. У меня с психикой все в порядке. Да, конечно, я до сих пор до конца не смирилась с потерей ребенка, но это не значит, что у меня начались галлюцинации. Олег менее устойчив психически, поэтому транслирует свои ощущения на меня. Но, допустим, он прав, мне все это привиделось. Что тогда получается – откуда я взяла название «Мифегин», ведь прежде я о нем не слышала? Опять отстранившись от Олега, я поделилась с ним своими сомнениями.
- Ну, наш мозг способен выписывать такие кренделя, которые объяснить невозможно, - не затруднился он с ответом, - но я попробую. – Вполне вероятно, ты когда-то слышала о таком препарате. Твои подруги ничем таким с тобой не делились?
Я вспомнила Соню, помощницу режиссера с заозерского телевидения. В прошлом году она забеременела от человека, с которым не собиралась строить серьезные отношения, и пыталась избавиться от нежелательной беременности самостоятельно. Впрочем, это ей не удалось и пришлось отправиться к врачу. Она говорила о медикаментозном аборте. Возможно, и о лекарствах упоминала, но я не помнила подробностей. Неужели мое подсознание сыграло со мной такую злую шутку?
- Машенька, милая, - прошептал Олег, гладя меня по волосам, - тебе нужно хорошенько отдохнуть и развеяться. Сейчас, наверное, никуда уже не уехать, да и здоровье нужно немного подкрепить, но после праздников мы с тобой махнем куда-нибудь на недельку, чтобы забыть обо всех неприятностях.
Я погладила его по щеке:
- Пожалуй, ты прав. Сменить обстановку нам не помешает.
Глава двенадцатая
За два дня до Нового года пришло приятное известие от Кати – она родила сына, роды прошли благополучно, и молодая мать, и малыш чувствовали себя нормально. Егорка оказался настоящим богатырем, весил более четырех килограммов и обладал громким голосом. Представив это чудо, я порадовалась за подругу и немного всплакнула о себе. Олег тут же предложил проехаться по магазинам, считая это универсальным средством поднятия настроения у женщин. Впрочем, идея оказалась не совсем удачной. В магазинах была такая толкучка, что нахождение в них вряд ли могло доставить удовольствие даже самым заядлым шопоголикам, к которым я, кстати, не отношусь. Все же мы купили мне роскошное голубое платье и не менее роскошные туфли к нему. Заходить в мужские отделы Олег отказался, но я о нем позаботилась заранее, так что новая рубашка у него будет, а также и стильные запонки к ней. Подарки маме и Кате я отправила еще две недели назад.
В доме полным ходом шла подготовка к празднику. Вера Степановна вела себя со мной очень вежливо и предупредительно, даже поинтересовалась, кого бы я хотела включить в список гостей. Я сказала, что Тамару Александровну, но оказалось, что та на новогодние праздники уехала к младшему сыну в Москву. Больше мне некого было приглашать. Столь же плодотворным оказалось мое участие в составлении праздничного меню. Кажется, я впервые осознала, насколько непростым делом является прием гостей. Несколько раз я выступала в роли хозяйки в квартире Артема, но там всё было намного проще, и меню ограничивалось несколькими салатиками и запеченной в духовке курицей. Здесь же всё было поставлено на широкую ногу. Я исподволь приглядывалась к действиям Веры Степановны, отмечая всякие мелочи, которые могли бы мне пригодиться в будущем.
В гостиной поставили большую елку, и мы с Олегом целый вечер с энтузиазмом украшали ее. Иногда к нам наведывалась Вера Степановна, делала одобрительные замечания, но ни во что не вмешивалась. Олег просто лучился счастьем, враз скинув с себя пяток лет и став еще более красивым. Как бы и мне хотелось быть в ладу с собой – верить в то, что меня окружают доброжелательные люди и радоваться жизни вместе с мужем. Но ничего не получалось. Я видела перед собой разноцветные полотенца и спрятанный под ними мифегин. Мой мозг прежде меня не подводил. Неужели возможно видеть и помнить то, чего не было? Эти мысли отравляли мое существование, и мне стоило больших усилий изображать перед Олегом безмятежность. Обычно он сразу чувствовал любую фальшь, а тут будто его глаза скрыла пелена. Похоже, у моего мужа есть еще одна особенность, а может, и недостаток – принимать желаемое за действительное.
К утру тридцать первого декабря всё было практически готово. Накануне в квартире побывала клининговая служба, Тася с помощью своей приятельницы успела заполнить под завязку оба холодильника различными закусками, а в кладовке сгрудились бутылки со всевозможными напитками.
Ожидалось около тридцати гостей. Помимо обычных заслуженных ветеранов Олег пригласил нескольких своих приятелей со спутницами. Я считала это хорошей идеей. Однако радости от предстоящего праздника не ощущала. Мне не будет покоя, пока не выясню, что же это было на самом деле – галлюцинация или хитроумный розыгрыш. Вполне возможно, что Вера Степановна с Тасей обнаружили следы моего обыска и быстро приняли ответные меры. Эти полотенца были невысокого качества, скорее всего, Тася купила их в подарок своим деревенским родственникам. Она женщина бережливая, в чем я имела возможность убедиться, значит, полотенца не выбросила, а перепрятала. Кажется, свой вояж в деревню она наметила на рождество, так что полотенца где-то здесь, в квартире. Но как мне их обнаружить?
Когда в двенадцать часов Вера Степановна с Тасей в сопровождении Виктора Борисовича отправились в ресторан, чтобы на месте всё проверить и лично доставить заказ домой, я поняла, что мой час пробил. Второго столь удачного случая можно и не дождаться. В квартире остались только мы с Олегом. Он писал какие-то письма, когда я вошла в кабинет и рассказала о своем замысле.
- Ты с ума сошла! – воскликнул он. – Как ты смеешь шарить по чужим комнатам?! Я еще в прошлый раз хотел тебе об этом сказать, но тогда посочувствовал твоему состоянию. Теперь же…
- Не надо читать мне нотаций! – возмутилась я. – Я человек действия. Если бы я не «шарила», как ты изящно выразился, то ничего бы и не обнаружила. А что ты предлагаешь? Твой план никуда не годится. Ты полтора года сидел и ждал, когда мать себя выдаст или каким-то образом реабилитирует! Ну что, дождался? Нет! И не дождешься! Пора положить конец всем сомнениям. Я так жить не могу и не хочу! Если ты мне не поможешь, то я всё сделаю сама!
В конце своего монолога я почти кричала. Олег поморщился:
- И что же ты собираешься искать? Этот пресловутый мифегин?
- Нет. Разноцветные полотенца. Тася сказала, что таких полотенец у нее отродясь не было. Если мы их найдем, то ты убедишься, что никаких галлюцинаций на нервной почве у меня не было, значит, и насчет мифегина я права.
- Почему ты не можешь жить спокойно, радуясь тому, что имеешь? – почти простонал он.
- Ты еще спрашиваешь! – гневно воскликнула я. Затем велела закрыть входную дверь на цепочку и приходить в комнату Таси.
Я опять оказалась в этой чистой уютной комнате, и Спаситель так же равнодушно взирал на меня с иконы, и мое сердце билось так же часто, как несколько дней назад, когда вошел Олег и, сложив руки на груди, с хмурой усмешкой произнес:
- Приступай. Я не хочу в этом участвовать.
- Ах, какие мы чистенькие! Боимся ручки замарать, а то, что жену чуть не убили, большого значения не имеет. О ребенке я и не говорю.
Не глядя на него, я приступила к обыску. На всякий случай проверила все ящики комода, но, разумеется, ничего там не нашла. Затем посмотрела в шкафу. Поскольку полотенец было много, можно было обойтись без тщательного осмотра. В тумбочке под телевизором их тоже не оказалось. В Тасиной комнате немного мебели, так что и искать особо негде. Я оглянулась на Олега. Он стоял в той же позе, что и несколько минут назад. Мой встревоженный и растерянный взгляд он встретил с невозмутимым видом. Нужно было продолжать обыск. Где же искать? Таких мест, где можно спрятать кипу полотенец, было немного, и я все уже осмотрела. Подойдя к кровати, подняла матрац и заглянула под него. Там тоже ничего не оказалось. Тогда меня осенило! Я встала на колени и заглянула под кровать. У самой стены лежал большой полиэтиленовый пакет с какими-то вещами. Мне до него было не дотянуться.
- Помоги отодвинуть кровать, - хрипло сказала я, обращаясь к Олегу.
Мне показалось, что эти три метра от двери до кровати он преодолевал целую вечность.
- Что ты нашла?
- Пакет. Нужно посмотреть, что в нем.
Олег не стал отодвигать кровать, а каким-то чудом ухитрился вытянуть пакет на середину комнаты. Открыв его, мы увидели… разноцветные полотенца. Никакого торжества я не испытала, скорее, мне показалось, что из меня выпустили воздух.
- Вот видишь, - тихо сказала я, - я вовсе не сумасшедшая.
Пока он застывшим взглядом смотрел куда-то в пространство, я закрыла пакет и стала его запихивать обратно. Очнувшись, он машинально стал мне помогать, затем остановился:
- Зачем мы это делаем? Я намерен сразу же, когда они вернутся, объясниться начистоту.
- Нет-нет, - возразила я, - сейчас не время. Мифегин мы не нашли, а насчет полотенец она придумает какую-нибудь отговорку. Нужно найти или выяснить что-то еще. К тому же, сегодня Новый год, и к нам придут гости. Мы не можем портить праздник такому количеству людей! Придется отложить объяснения до более подходящего момента. Ты сможешь вести себя, как обычно?
- Не знаю. А ты?
- Смогу. Я ничего нового не узнала. Мне даже стало легче, что ты теперь на моей стороне. Неприятно, знаешь ли, когда муж считает тебя сумасшедшей.
Мы затолкали пакет под кровать, после чего я, лежа на животе, посмотрела, чтобы все выглядело так же, как до нашего обыска. Затем проверила и остальные объекты своего внимания. Олег сразу удалился к себе, а я еще наведалась в прихожую, чтобы скинуть цепочку с входной двери. Олегу я сказала, что мне стало легче, но на самом деле я никакой легкости не испытывала. Раньше или позже, но объяснение состоится. Пока можно только предполагать, чем вызваны эти злодеяния. Я поняла, что даже думать об этом не хочу. А ведь придется. Шанс спустить всё на тормозах и наслаждаться жизнью я упустила. С другой стороны, как можно спокойно жить рядом с убийцами твоего ребенка? А если конечной целью был не ребенок, а я? Тогда ведь покушение может повториться!
Я вошла в кабинет в полном раздрае. Олег, как обычно, сидел за компьютером, но при моем появлении поднял на меня рассеянный и, как мне показалось, укоризненный взгляд. Однако ничего не сказал. Я опустилась в кресло напротив него и тоже не проронила ни слова. Некоторое время мы сидели в полном молчании.
- Что ты собираешься делать дальше? – наконец, спросил Олег.
- Почему Я?! Я думала, что МЫ! Нам вместе предстоит решать, что делать дальше. Убийцы не должны остаться безнаказанными, только нужно выяснить мотивы и найти еще какие-нибудь улики.
Он вскочил:
- Мать не может быть причастна к преступлению! Но если Тася виновата, то расследование может косвенно скомпрометировать и ее!
- Если Тася виновата…, - пробормотала я. – Неужели ты еще сомневаешься?!
- Всему может найтись вполне невинное объяснение.
Ни слова не говоря, я удалилась в свою комнату, где, упав на кровать, разрыдалась. Похоже, он все-таки безнадежен. Маменькин сынок! Он не хочет замечать очевидных вещей. Прячется в выдуманном им мире – и не только в своих книжках, но и в жизни.
Подушка уже стала мокрой от слез, когда появился Олег.
- Милая, я не хотел тебя расстраивать. Но и ты должна меня понять. Ситуация очень сложная и неоднозначная, а ты делаешь скоропалительные выводы.
От гнева у меня моментально высохли слезы.
- Скоропалительные? – прошипела я. – Ты еще скажи о необоснованных обвинениях. Что же тебе нужно, чтобы до тебя, наконец, дошло, что кто-то сознательно убил нашего, - я тут же поправилась, - моего ребенка и чуть не убил меня? Неужели это для тебя ничего не значит?
Ему нечем было крыть, и он попытался меня обнять, но я отшатнулась и вскочила с кровати, вдруг осознав, что его прикосновения мне неприятны. Он сделал вторую попытку, но она оказалась столь же неудачной. Его лицо исказилось страдальческой гримасой:
- Ты меня так наказываешь?
Я опешила. Бедный! Каким же страшным и враждебным кажется ему окружающий мир! Он всего лишь пытается выжить, отгораживаясь от его самых жестоких проявлений. Мне стало безумно жаль его, поэтому я ничего не сказала о его детском поведении, а взяла за руку:
- Нет, я и не думала тебя наказывать, это вообще дурацкое слово. Просто считаю, что поцелуи и объятия не решат наших проблем, а только отодвинут их или, того хуже, всё запутают. Нам придется принять действительность такой, какова она есть, а не такой, какой бы нам хотелось ее видеть.
Уже не в первый раз я чувствовала себя более взрослой и зрелой, чем мой муж, хотя, казалось бы, всё должно было быть наоборот. Просто невозможно понять, как он, умный, порядочный и тонко чувствующий человек, может быть настолько наивным и даже глупым, когда дело касается его матери? Вот и сейчас он хочет убежать от действительности, строя нелепые предположения или пытаясь забыться в объятиях жены. Постепенно жалость и сочувствие переросли в раздражение. Я не феминистка и хочу чувствовать рядом сильного мужчину, а не размазню.
- Давай, отложим обсуждение наших проблем на пару дней, - сухо сказала я, - мне нужно подумать. Тебе наверняка тоже.
В это время в коридоре раздался какой-то шум.
- Пойдем, поможем разгрузить продукты.
- Я не пойду. Пока не готова с ними общаться. А ты справишься?
- Справлюсь, - и, не взглянув на меня, он вышел из спальни.
Оставшись в комнате одна, я вдруг почувствовала себя пленницей. В этой огромной квартире только здесь я могла чувствовать себя более или менее свободно. Я не могла позволить себе просто так послоняться по комнатам и коридорам. Даже чтобы зайти в кухню, мне приходилось придумывать достаточно вескую причину, поскольку мое появление там Тася воспринимала как вражеское вторжение. Мне стало очень грустно, хотя и до этого было невесело. Я вспомнила свою жизнь в Заозерске - простую и очень живую, и в голову полезли непрошенные мысли. Если бы Олег не склонил меня к фиктивному браку, я продолжала бы работать в заозерской газете. Конечно, мне пришлось бы непросто, ведь с Артемом мы уже расстались. Возможно, узнав о ребенке, он попытался бы меня вернуть… Я сначала поежилась, потом меня передернуло. Нет, я не хотела возвращаться к Артему ни под каким соусом – ни одна, ни с ребенком. Как бы я ни была разражена и даже зла на Олега, я прекрасно отдавала себе отчет в том, что люблю его, и что он любит меня. Это главное.
Придя к такому выводу, я немного приободрилась. Сегодняшнюю праздничную ночь я как-нибудь переживу и потом постараюсь общаться с домочадцами как ни в чем ни бывало, а сама буду присматривать за ними и думать, как подобраться к их тайнам.
В половине одиннадцатого я вышла в кабинет, полностью готовая к встрече с гостями и с Новым годом. На мне было облегающее платье небесно-голубого цвета, которое необычайно удачно подчеркивало цвет моих глаз. Макияж я наносила сама, но справилась не хуже любого визажиста. А вот с прической пришлось повозиться. Обычно я ношу распущенные волосы или собираю их в хвост, а тут решила поднять их кверху. Получилось необычно и очень благородно. Олег едва рот не открыл от удивления.
- Милая, я потрясен! – выдохнул он.
Я же смотрела на него, и мне было не оторвать глаз. Рубашка, которую я ему подарила, необычайно ему шла, а ее покрой подчеркивал стройность его фигуры. Нас просто бросило друг к другу. Через минуту от моего макияжа и прически ничего не осталось, но это уже казалось неважным. Весь день мы дулись друг на друга, но сейчас всё было забыто.
- Сними платье, а то я его разорву, - прошептал Олег.
Через некоторое время мы поднялись с дивана в кабинете, счастливые и помятые, и, взглянув друг на друга, стали смеяться. В дверь постучали, что нас рассмешило еще больше. Все же, прихватив свои вещи, я ускользнула в спальню, а Олег остался объясняться с матерью, ведь уже давно следовало выйти к гостям. Во второй раз мне не удалось так же тщательно нанести макияж, да и с прической вышло не столь удачно, но всё компенсировал счастливый блеск глаз. На внешнем виде Олега наше приключение почти не отразилась, впрочем, глаза тоже сияли. Боже, да ведь за версту видно, чем мы только что занимались!
Мое вторичное появление в кабинете было встречено с тем же восторгом, но я отстранила любимого мужа:
- Так мы отсюда никогда не выберемся!
- А я не против.
Я тоже была не против, но время уже поджимало, и Олег сокрушенно вздохнул:
- На минуточку все же придется задержаться. Я еще не вручил тебе свой подарок.
- А платье и туфли?
- Это лишь часть подарка.
Он вынул из письменного стола маленькую нарядную коробочку и протянул ее мне. С волнением открыв ее, я зажмурилась. Там было не просто ювелирное изделие, а настоящее произведение искусства. Изящное колечко из белого золота венчал продолговатый сапфир, окруженный бриллиантами. Камень был изумительной красоты и как раз нужного размера – не слишком маленький, что позволяло оценить его красоту, и не слишком большой, чтобы казаться вульгарным. Я бросилась ему на шею с благодарностями.
- А как же макияж? – рассмеялся он. – Обрати внимание на цвет камня, я долго искал именно такой, чтобы он был цвета твоих глаз.
В общем, в гостиную мы вошли в половине двенадцатого. Застолье было уже в полном разгаре, пустовали лишь два места во главе стола, оставленные для нас. Мы быстро их заняли, и Олег выразил желание произнести тост. Прежде я за ним такой склонности не замечала. Когда бокалы были наполнены, он поднялся:
- Предлагаю выпить за уходящий год и поблагодарить его за то счастье, что он нам принес, и простить ему те мелкие неприятности, без которых тоже не обошлось.
У меня внутри всё перевернулось. Мелкие неприятности! Это он о потере ребенка? Он говорил что-то еще, но я его не слушала, с ужасом осознавая, что мой любимый, мой муж отдаляется от меня. От недавнего ощущения полной близости почти ничего не осталось. Ведь мы совершенно по-разному оцениваем то, что происходит вокруг и что происходит с нами.
Тост оказался очень длинным, замысловатым и высокохудожественным, но я включилась лишь в самом конце.
- Уходящий год оказался для меня самым счастливым, - с пафосом произнес Олег, - ведь именно в уходящем году я встретил Машу. Предлагаю выпить за мою любимую жену!
Тост был встречен благожелательно, сначала ему поаплодировали, потом довольно дружно прокричали «Горько!», и мы поцеловались. Олег заметил, что со мной что-то не так, и озабоченно на меня посмотрел. В ответ я выдавила улыбку, не желая объясняться на публике, да мне и самой нужно было хорошенько подумать, прежде чем выдвигать какие-то обвинения. Может, я всё преувеличиваю? Муж публично объяснился мне в любви, наверное, я должна чувствовать себя польщенной. Но почему-то не чувствовала. Однако сидеть надутой во главе праздничного стола было бы крайне невежливо, поэтому я постаралась взять себя в руки.
Осмотревшись по сторонам, с неудовольствием наткнулась взглядом на надменное лицо Алины. Почему Олег ничего не сказал о том, что ее пригласили? Она и в первый раз мне не понравилась, а теперь, зная, каким способом она пыталась завлечь в свои сети Олега, мне и вовсе не хотелось ее видеть. Я вопросительно посмотрела на мужа.
- Я ее не приглашал, - тихо сказал он, - сам в большом удивлении.
- Ее не было в списке гостей, Вера Степановна мне его показывала, - сказала я. - Не могла же она явиться без приглашения? Наверное, твоя мамочка решила сделать нам сюрприз.
Олег нахмурился, затем приподнял очки и потер переносицу. Любой намек на неблаговидные поступки матери приводил его в раздражение.
- Думаю, здесь всё гораздо проще. Посмотри, кто сидит с ней рядом.
Рядом с ней сидел Кирилл Лобов, двоюродный брат Олега. Парочка мило беседовала, но по их виду нельзя было сделать однозначного вывода о степени их близости. Я вспомнила, что Кирилл был указан в списке, рядом имелась приписка – со спутницей. Возможно, Вера Степановна и ни при чем. Тут я вспомнила слова Тамары Александровны: «Без ее ведома в доме ни один волосок не упадет», и засомневалась в неведении свекрови. Впрочем, какая разница.
К сожалению, среди гостей не было Паши с Настей, с которыми я успела подружиться, они встречали Новый год у себя на даче, так что пообщаться было практически не с кем. Оставалось надеяться на свои женские чары, которые привлекут кого-нибудь из мужчин. Я была знакома со всеми присутствующими, кроме одной пары. Поскольку я подробно изучила список гостей, то знала, что мужчину зовут Виктор Краузе, его спутница проименована не была. Я попросила Олега рассказать о Викторе.
Ему около сорока, он писатель, из русских немцев, последние годы живет в Германии. Когда-то Дмитрий Иванович поддержал и помог молодому дарованию, за что тот был ему очень признателен.
- У отца был не только литературный талант, - сказал Олег, - он с фантастической скоростью обзаводился друзьями. Почти каждый, кто, так или иначе, столкнулся с ним, впоследствии становился его другом. Разумеется, если симпатия была взаимной.
Дмитрий Иванович переписывался с Виктором, последний присылал ему свои книги, а когда приезжал в Питер, непременно наносил визит. Вера Степановна относилась к Виктору с симпатией, так что когда он недавно объявился, пригласила в гости. А вот Олег, как мне показалось, особой симпатии к немецкому писателю не испытывал. Возможно, просто ревновал к отцу, с которым так и не осмелился поделиться своими литературными достижениями.
- Последний раз я его видел на похоронах отца, - закончил Олег свой рассказ.
Незаметно подкралась полночь. Под звуки курантов из бутылок с шампанским начали вылетать пробки. Олег щедрой рукой наполнил мой бокал, и пена стала выливаться мне на руку. Я, как завороженная, следила за тем, как сапфир, словно купаясь в шампанском, своим сиянием подсвечивает воздушные пузырьки.
- Очень красивое кольцо, - сказала я, - спасибо.
Олег улыбнулся и поцеловал меня. Новый год наступил! Через пару тостов все решили немного размяться. Олег познакомил меня с Виктором и его спутницей. Ее звали Марта, она тоже из русских немцев, но переехала в Германию вместе с родителями еще в детстве, несмотря на что говорила по-русски свободно и почти без акцента. Марта была пианисткой, постоянной работы не имела, но время от времени выступала с каким-нибудь оркестром. Я люблю музыку, сказала она, но слишком ленива, чтобы выдерживать тот график, в котором обычно работают музыканты. Спросив у Олега разрешения, она прошла к роялю и заиграла. Насколько я понимала в музыке, она была очень хорошей пианисткой. Огромная гостиная сейчас казалась тесной. Большой стол, рояль, елка, не говоря уже о мебели, оставляли немного свободного пространства. Человек десять столпились возле рояля, отдавая должное музыкантке. Через эту толпу пробрался приятель Олега и увлек его за собой.
- Ты тут без меня не заскучаешь? – обернулся он ко мне.
- Я этого не допущу, - ответил за меня Виктор.
Он был выше среднего роста, крепкий, лысоватый, с внимательными серыми глазами на широкоскулом лице. В его внешности было что-то располагающее и внушающее доверие. Мы с ним сразу перешли на ты, и он поинтересовался, чем я занимаюсь и как появилась в жизни Олега. Я поведала ему официальную версию, которая у меня уже просто от зубов отскакивала, столько раз мне приходилось ее озвучивать. Он рассмеялся:
- Вижу, эти вопросы тебя уже достали.
- Правильно видишь, - рассмеялась я в ответ. – Я тебя доставать не буду, но не потому, что такая деликатная, просто уже обо всем расспросила Олега.
Он поинтересовался, где можно покурить. Балкон он сразу отверг и попросил сопроводить его на лестничную площадку. Я сказала, что не курю и замолчала.
- А ты рядом постоишь. – Мне эта идея пришлась не по душе, и я покачала головой. Он всё правильно понял. – Мужу не понравится?
- Типа того, - нехотя признала я.
- Ты такая послушная?
Я немного разозлилась:
- Не вижу смысла портить ему нервы.
- Ладно, перетерплю, - покорно согласился он.
Мне вдруг пришло в голову, что Виктор может мне поведать кое-что интересное о Дмитрии Ивановиче. Такой шанс нельзя упускать. Пообщаться с Виктором просто необходимо.
- Давай возьмем с собой Марту, и ты покуришь в кабинете, - предложила я.
Он кивнул:
- Марта тоже курит, так что с удовольствием составит нам компанию.
Он отправился к роялю, пошептался с пианисткой, после чего почти сразу последовал завершающий аккорд. Кирилл тем временем настраивал музыкальную аппаратуру, чтобы гости могли потанцевать. Вера Степановна с Виктором Борисовичем, стоя в кругу старых друзей, что-то оживленно обсуждали. Олег общался с приятелями, вскоре к ним присоединилась Алина. В общем, все при деле, и мне пора отправляться на охоту.
Форточка в кабинете была открыта, но запах дыма от сигарет до конца не выветрился.
- Здесь ничего не изменилось, - заметил Виктор, - даже запах тот же.
Гости разместились на диване, а я, поставив перед ними чистую пепельницу, села в кресло, после чего последовало еще несколько общих фраз. Мне не хотелось терять время попусту, и я попросила Виктора рассказать о Дмитрии Ивановиче. Они много общались, так что последовала куча забавных историй, но меня интересовал биографический роман. Олег говорил, что отец лишь мельком упомянул о нем в разговоре с ним, а вот со своим учеником он был более откровенным.
Последний раз Виктор лично общался с писателем примерно за месяц до его смерти. Дмитрий Иванович чувствовал себя неплохо и с энтузиазмом говорил о своем новом романе, мол, пора приоткрыть завесу над некоторыми тайнами. Впрочем, тут же оговорился, что и художественного вымысла в этом произведении достаточно, но опорные моменты он взял из своей жизни. Каждый по-своему рано или поздно понимает, что за свои поступки приходится платить, долго и мучительно, подчас всю оставшуюся жизнь. Рабочее название романа «Расплата» говорило само за себя. По сведениям Виктора, к тому моменту работа была выполнена на девяносто процентов. Он поинтересовался, что Олег собирается делать с рукописью.
- Он ее не нашел, - хмуро ответила я.
- Очень странно, - после небольшой паузы отозвался Виктор.
Мне это тоже казалось странным, и повисло неловкое молчание. В разговор вступила Марта, предположив, что перед смертью писатель уничтожил роман, передумав раскрывать свои тайны. Виктор предположение Марты не поддержал, считая, что Дмитрий Иванович ни за что не уничтожил бы свое детище, которым явно гордился. Я тоже все больше склонялась к этому мнению. Тогда, что получается? Если писатель его не уничтожал, то это сделал кто-то другой. Понятно, у меня имелся вполне определенный подозреваемый – Вера Степановна. Ах, как бы мне хотелось почитать эту рукопись!
К сожалению, писатель не поделился ни одной тайной со своим учеником, так что наша продолжительная беседа в кабинете не принесла мне никаких открытий. Зато появилось объяснение тому, почему Вера Степановна не позвонила Олегу, когда обнаружила мужа в тяжелом состоянии. Она искала рукопись! А вот, нашла ли? С этими мыслями я вернулась в гостиную в компании новых друзей.
Там царил полумрак, звучала спокойная музыка, и всё свободное пространство комнаты было занято танцующими парами. Мы остановились у двери. Виктор в шутливом смятении переводил взгляд с меня на Марту, как бы решая, кого пригласить.
- Танцуйте, - великодушно разрешила я, - я найду, чем заняться.
На самом деле мне совершенно нечем было заняться, и я села в кресло возле елки, чтобы понаблюдать за танцующими. Компания здесь подобралась явно не молодежная, поэтому мне казалось странным, что выбрали столь интимное освещение – только за счет разноцветных лампочек на елке, которые то и дело мигали. Ко мне подошел Кирилл и, разместившись на подлокотнике моего кресла, сказал, что приглашает меня на следующий танец. Я ничего против не имела. В это время вспыхнул свет, что было несколько неожиданно, так как музыка еще не смолкла, и мы увидели, как танцующие неподалеку Олег и Алина отпрянули друг от друга. Мы с Кириллом недоуменно переглянулись. Да, в первый момент я не почувствовала ничего кроме удивления, зато во второй… Впрочем, я даже не знаю, что почувствовала, это чувство трудно передать словами. Захотелось тут же выбежать не только из гостиной, но и из этого дома. Гордость не позволила.
- Наши половинки неплохо проводят время, - сказала я, глядя на Кирилла.
- Да, - хмуро подтвердил он. – У них с юности нежные отношения.
Нельзя показывать свою боль и уязвимость, это я уже давно уяснила, поэтому усмехнулась:
- В детском саду я была влюблена в Васю Куликова. Если бы он сейчас здесь появился, то не знаю, как бы себя повела.
Кирилл мое шутливое отношению к произошедшему не разделил и глубокомысленно произнес, что прошлое имеет над нами неограниченную власть. Я так не считала и хотела поспорить, но в это время подошел Олег.
- Милая, наконец-то, я тебя нашел, - непринужденно сказал он. – Приглашаю тебя на следующий танец.
- Извини, следующий танец я обещала Кириллу.
Зазвучала музыка, опять погас свет и, подав руку своему кавалеру, я вслед за ним прошла на середину гостиной, спиной чувствуя тяжелый взгляд Олега. Ну, и пусть злится!
Поначалу мы молчали, так как оба были очень напряжены, потом я поинтересовалась:
- У вас с Алиной всё серьезно?
Он ответил не сразу:
- У меня – да, у нее, наверное, нет. Когда Олег женился на тебе, я решил, что мне дорога открыта, но всё не так просто.
В Алину он был влюблен с юности, но та предпочла ему Олега. Потом влюбленные поссорились, и Алина сгоряча вышла замуж за иностранца и уехала жить за границу. Там она надолго задержалась, но брак оказался бездетным и постепенно распался. Она вернулась на Родину, и встреча с Олегом всколыхнула в ней прежние чувства. Только Олег был женат. Впрочем, его жена вскоре умерла, и у Алины появился шанс. Кирилл с горечью наблюдал за тем, как любимая женщина пытается завоевать его двоюродного брата. Скоропалительная женитьба Олега на мне разрушила ее планы, а Кириллу дала надежду. Сегодняшний эпизод эту надежду отнял.
- Ты придаешь этому эпизоду столь серьезное значение? – запинаясь, спросила я.
Он кивнул:
- А ты? Неужели тебе все равно?
- Не все равно. Просто я пока не знаю, что думать.
Музыка незаметно закончилась, вспыхнул свет, и ко мне подскочил приятель Олега, приглашая на следующий танец. Мужу удалось ко мне пробиться лишь через полчаса.
- Неужели у меня нет никаких привилегий? – недовольно поинтересовался он.
Если бы он произнес это шутливо, то, наверное, инцидент на этом и был бы исчерпан, но его тон вызвал у меня раздражение, и я сказала, что привилегии у него есть, но он не умеет ими пользоваться. Дальше – больше. В общем, новогодняя ночь, начавшаяся так обнадеживающе, закончилась взаимным недовольством и разочарованием. Я танцевала очень много, меня приглашали наперебой, но муж больше ко мне не подошел, зато я заметила, что, по крайней мере, еще два раза он танцевал с Алиной. Внешне я выглядела оживленной, но внутри у меня рос комок, который в любой момент мог прорваться наружу слезами и даже громкими рыданиями. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, я решила отлучиться в свою комнату и, свернув в коридор, увидела, как в Тасину комнату вошла Алина. Вернее, я заметила лишь подол длинного красного платья и развевающуюся прядь белокурых волос. Визит Алины к домработнице меня сильно удивил. Неужели у них столь близкие отношения? Впрочем, она была крестницей Дмитрия Ивановича и с детства чувствовала себя в этой квартире, как дома. Это я пришелец, которому никто здесь не рад. Теперь даже насчет Олега я была не очень уверена.
От неприятных мыслей избавиться не удавалось, а возвращаться в гостиную не хотелось, и я, взяв ноутбук, легла на кровать и стала писать письмо Кате. Написав пару строк, я остановилась, в очередной раз столкнувшись с тем, что не могу ни о чем писать откровенно. Может, хватит скрытничать? Меня просто разорвет, если буду продолжать держать всё в себе. Через несколько минут я решила, что в ближайшее время встречусь с ней. Сейчас наверняка все билеты раскуплены, а вот после праздников сразу и съезжу. Мне стало легче, и я дописала письмо, пообещав навестить подругу в ближайшее время.
На размышления и написание письма ушло не менее получаса, а Олег так и не появился. Подспудно я надеялась, что, заметив мое исчезновение, он станет меня искать и, само собой, придет сюда. Но он не пришел. На глазах выступили слезы, а потом я стала рыдать – горько и безутешно. Почему он не пришел – чем-то так увлекся, обиделся или просто хочет меня наказать? Наказать. Натолкнувшись на это слово, я замерла. Неужели я заразилась от Олега его страхами? Только не это! Чем бы ни было вызвано его поведение, оно НЕПРАВИЛЬНОЕ, и я не сделаю первого шага, пусть сам выкручивается.
Этот эмоциональный всплеск отнял у меня последние силы, и я уснула.
Продолжение следует...