..И опять этот гребанный дождь как назло. Дворники сметают воду, но она хлещет так, что не видно ни дороги, ни неба, ни звезд. Такое ощущение, что небо прилипло к земле, и нет больше ни того, ни другого, ни даже меня между ними. Я останавливаю машину на обочине и откидываюсь на сидение, закрывая глаза. Музыка, музыка. Я шарю вслепую по ее дискам, ставлю первый попавшийся. Что это? Это Queen, голос Фредди, и песня о том, что как же еб твою мать можно хотеть жить вечно, если любовь умирает? Нет, не сейчас, не сейчас. Что еще? Я читаю названия, надписанные ее неразборчивым почерком – Лара Фабиан, Пинк Флоид, нет, не до них сейчас, Эдит Пиаф, Патриссия Каас, и какой-то неподписанный диск. Толкаю его в дисковод и делаю звук тише – что бы там ни было, пускай играет. Первые строчки меня обжигают. «Когда ты уйдешь и проснется дождь слез не различить»… Ну, да, что же еще, ****ь. Я сглатываю, хмурясь, глядя на дождь измученными слезящимися глазами. Следующая песня – она же, но на французском, Жак Брель. Оставляю ее, с мазохистским намерением задохнуться от боли. Закуриваю, дрожащими пальцами роняя спички на куртку, поджигая снова и выдыхая дым в приоткрытое окно из которого в меня летят брызги дождя. Прочь, прочь из этого проклятого города. Я никогда не вернусь. Никогда.
Кажется, я провожу так час, слушая подряд все эти песни, а точнее одну и ту же песню, спетую разными голосами, много-много раз подряд. Дождь не перестает, но немного стихает, так что можно ехать. Я завожу и выезжаю на шоссе, разрезая ночь светом фар, почти не глядя по сторонам и призывая все силы, всех богов забрать меня сейчас, вырастить на моем пути столб, грузовик, кювет, да что угодно, что в считанные секунды разорвало, спалило бы, умертвило мое тело, а душа, к чертям ее, к чертям. Но нет. Наказание должно быть суровым. Я не сдохну сразу, я буду мучиться, обмирать от страха слыша ее имя, начну новую жизнь в новом городе, но стану оглядываться на улицах, не идет ли кто за мной, не выследили ли? Не придут ли под вечер?..
Я тихо смеюсь и переключаю песни. Теперь ту же несчастную мелодию выплетает плачущим голосом Марлен Дитрих. Я опускаю глаза на светящуюся панель, чтобы прочесть название песни на немецком, но что-то мелькает впереди, я вскидываю взгляд и сразу же бью по тормозам, но слишком поздно.. что-то ударяет об капот и отлетает в сторону. Я несколько секунд сижу, тяжело дыша и пытаясь разглядеть в тусклом свете фар тело, не вставая, потому что меня просто парализует ужасом. О, нет. О, нет, зачем, зачем вы так со мной? Я ведь просил смерти, своей смерти, а не чужой. Я, наконец, прихожу в себя и вырываюсь из машины под дождь. Он бьет по щекам, но не чувствую этого, подходя на негнущихся ногах к трупу. К телу. Оно лежит в странной позе, лицом вниз, волосы до плеч впитывают в себя слякотную жижу, а лицо, лицо… я переворачиваю тело и внезапно отшатываюсь – он стонет. Он, да, это мальчишка, он стонет что-то совершенно определенное.
- Не надо скорую, не надо в больницу, - стонет он и цепляется за меня, пытаясь подняться. Значит, позвоночник в порядке, шея тоже. Я помогаю ему встать и тащу в машину, на заднее, укладывая там и вытирая ему лицо.
- Ты как? Где болит? Тебе врач нужен, – говорю я, осознавая что в больницу мне конечно, нельзя, это билет на собственную казнь, но парень отчаянно мотает головой и почти кричит, умоляя меня не вызывать ни полицию, ни скорую.
- Ничего не нужно, - он поднимается и садится, - Только дверь закройте, сейчас ваш салон затопит, - говорит он невпопад, шутит вроде. Я захлопываю дверь и снова смотрю на него. Мне сначала показалось, что он совсем маленький, но теперь я вижу, что парню не меньше восемнадцати, не ребенок уже.
- Хорошо, куда тебя отвезти? – спрашиваю спокойным голосом, чтобы он не психовал – я вижу как он дрожит весь от напряжения. Он отвечает мне взглядом и качает головой.
- Не знаю, - у него какие-то потухшие несчастные глаза и смотрит он насквозь, как будто не видя, - Мне никуда не надо.
- Ну как это? – я стараюсь не повышать тона, хотя мое пребывание здесь, в этом городе равносильно самоубийству, - Ты же живешь где-то?
- Жил, больше не живу.
- Из дома ушел? – сочувствую я, разглядывая его живые яркие глаза и комки грязи на волосах, свисающие сосульками и капающие на обшивку, - Ну, давай к друзьям отвезу?
- Нет у меня друзей, - отвечает парень хрипло, - Никого больше нет. Я один.
- И что ты делать собирался? – начинаю понимать, к чему он клонит и хмурюсь.
- Сдохнуть, что? – грубо отвечает он и отворачивается, - Лучше бы вы меня насмерть сбили.
Во мне закипает злоба. Сученыш, мало того что себя не жалеет, так еще и на меня хотел повесить свою никчемную смерть. Я оскаливаюсь от злости, но во время сдерживаюсь.
- Ну что ж, - отвечаю, - не сбил и ладно. Иди тогда, хочешь денег дам, за то, что ударил. Купишь пожрать, может, одумаешься и не будешь больше невиновных людей так подставлять жестоко. Ну, умрешь ты, а я что бы делал? В тюрьму сел? Ты же мальчишка еще, мне бы ****ь, нехило дали.
Он слушает, опустив низко голову, кивает. Когда речь заходит о деньгах он вскидывается весь, глаза злые, ненавистью горят, ударить готов.
- Не нужно мне от вас ничего, понятно? – шипит он, сжимая кулаки и сглатывая. Голодный. Знаю такой взгляд… Я киваю и лезу в сумку – кажется, где-то завалялась шоколадка, если я правильно помню. Да, точно. Вытаскиваю ее и сую ему в руку.
- Ешь давай, а то ****ешься в обморок тут, - говорю, - сейчас мимо Макдональдса проедем – купим пожрать. Ешь, ешь.
Мальчишка в первые секунды прожигает меня взглядом, но шоколадка появившаяся у меня в руке полностью завладевает его вниманием. Он набрасывается просто, разрывая этикетку и жуя, глядя на меня как волчонок – голодно и злобно. Я вытаскиваю одну из своих маек и протягиваю ему.
- Давай, вытрись нормально, а то ты в грязи весь. И поедем в мак. Согласен? – спрашиваю. Мальчишка кивает, дожевывая. Оттаивает вроде как.
Я выхожу из машины и почти бегом добираюсь до водительского кресла. Мой попутчик сидит, вперившись в меня взглядом – это я в отражении вижу. Я завожу и мы, наконец, едем. Только в этот момент я замечаю, что французский плач еще струится из динамиков, на этот раз в исполнении Нины Симон, уже покойной негритянки записавшей при жизни чертову кучу альбомов. Талант от бога, как говорят. Она напивает таким потрясающим голосом, что я заслушиваюсь, поглядывая в зеркало на своего пассажира. Парень сидит глядя перед собой, сопит, а потом отворачивается к окну и прикладывает ладонь к животу.
- У тебя точно не болит ничего? – спрашиваю, стараясь не сводить взгляда с дороги.
- Точно, - отвечает он, - К сожалению.
- А за живот чего держишься? – докапываюсь я, понимая, что его это, скорее всего, взбесит.
- Жрать хочу, бля, - отвечает парень, - не понятно, что ли?
Я замолкаю. Теперь вроде все понятно. К Макдоналдсу мы подъезжаем скоро – он как раз на выезде из города. Я останавливаюсь возле окна, и кассирша произносит свою обычную скороговорку. Заказываю две двойных порции всего. Мальчишка как только получает в руки бургер – так полностью уходит в себя, поглощая, заглатывая просто целиком.
- Зовут как? – спрашиваю, не притрагиваясь к еде. У меня-то до сих пор в горле ком, а мальчишка трескает за обе щеки.
- Максим, - говорит он с набитым ртом. Я тянусь к бумажнику и вытаскиваю из него две сотни зеленых. Поворачиваюсь к нему и протягиваю.
- Бери. Снимешь комнату хотя бы на окраине, раз уж от родителей ушел. Работу найдешь. Все будет хорошо, не отчаивайся, - говорю, вкладывая деньги в его ладонь.
Он перестает жевать и смотрит на меня. Я вижу, как у него краснеют белки глаз, и начинает дрожать подбородок. Нина Симоне, которую я поставил на повтор, с укором требует, чтобы я не уходил. Максим сглатывает снова и снова, а потом отталкивает деньги и отворачивается.
- Я умру здесь все равно, - говорит он дрожащим голосом, - мне здесь смерть, понимаете?
Я молчу, долго глядя в окно, сквозь дождь. И потом, придя в себя, спрашиваю низким голосом.
- Лет тебе сколько?
- Двадцать будет, - отвечает парень, - У меня даже паспорт с собой. Показать?
Я киваю и завожу машину.
- Ну, по крайней мере в киднеппинге меня обвинить не сумеют, - усмехаюсь я, - Доедай и давай на переднее. Я уезжаю из города. Если тебе в нем жизни нет – поехали, - говорю, - где-то там нас ждут другие облака.
Мальчишка, который слушает меня, внимательно вдруг закашливается и распахнутыми глазами смотрит в зеркало, в которое я изредка бросаю взгляд.
- Чего ты? Думаешь, я похищаю парней и делаю с ними плохие вещи? – усмехаюсь я, говоря опасным голосом – испугается и *** с ним, пусть остается.
- Нет, - он мотает головой и, опустив голову, продолжает жевать бургер, - Нет, я с вами, спасибо вам, что не бросаете здесь, спасибо. Вы не похожи на извращенца, у них взгляд другой.
Альбом заканчивается и переходит к первой песне, которую так горестно поет Лагутенко. Мой попутчик прислушивается, это я вижу по глазам, даже жует медленнее.
- А вот это хорошая песня, - говорит он тихо, - он вообще святой.
- Кто святой? – я удивленно поднимаю взгляд, минуя границу города. Парень проглатывает последний кусок и оставив бургеры которые в него не влезли на заднем, перебирается ко мне.
- Лагутенко. Это же он? Он святой, - говорит мне мальчишка, - я объяснить этого не могу, но музыка влияет на жизнь, услышишь плохую песню – и конец, можно и сдохнуть. Нельзя слушать плохое.
Я хмыкаю. Парень так серьезен, что мне становится любопытно. Я киваю на пачку ее дисков и говорю – ну-ка, отсортируй мне на хорошие и плохие. Максим рассматривает диски, перебирает, морщится.
- Это не твои, да? – спрашивает он, - Лара очень тяжелая, но ее можно. Вот эту не надо, - он тыкает пальцем в Патриссию, - не слушай.
- А Фредди можно? – спрашиваю, улыбаясь, забавный мне мальчишка попался.
- Квин? – он рассматривает диск, - Да, он чистый, я проверял. Можно поставлю его?
Я киваю, Макс меняет диски. Пролистывает шоу и чемпионов и останавливается на той самой песне, которую слушать мне сегодня особенно больно. Кто хочет жить вечно? Я сглатываю, впитывая звуки чистого голоса мертвого бога.
Максим откидывается на сидении и спустя минуту засыпает. Уставший, измученный. Я веду мягко, избегая резких поворотов и остановок, чтобы не разбудить его. Мы удаляемся прочь, все дальше и дальше из города, в котором оставили свою боль.
- Останови, пожалуйста, - слышу я сквозь свои мысли. Ночная дорога дело опасное, особенно если попутчик спит. Стоит тебе отвлечься и вся усталость за день наваливается на твои плечи и повисает на веках неподъемным грузом. Я слышу голос как из под воды.
Максим цепляется рукой за мое предплечье и трясет, и только тогда я вроде как прихожу в себя. Торможу у обочины. Мальчишка сразу открывает дверь и ныряет под дождь. Ночная темень поглощает его как бездна, был – и нет. Я проклиная весь мир вылезаю под дождь за ним, вглядываясь в окутавшую землю тьму. Парень стоит рядом, держась за дерево. Я подхожу, заглядывая ему в лицо.
- Нехорошо, - стонет он, - укачало, тошнит.
Я берусь за его плечо, страхуя, если вдруг начнет заваливаться. Вот ****ь, а вдруг сотрясение? Я же сбил его нахуй.. Максим вдруг поворачивается ко мне и повисает на моей руке, беззвучно плача, без рыданий и слез, просто содрогается, вцепившись в меня. Я стою, не дергаясь, дождь хлещет по нам, а парень ревет.
- Ну, все, тише, тише, - говорю, похлопывая его по плечам и приобнимая по отечески. Мальчишка льнет ко мне, прижимаясь и шепча что-то, что мне не под силу расслышать из-за дождя.
- Пошли в машину, промокнешь, - я беру его за плечи и подталкиваю к открытой двери. Мы садимся, я включаю печку, потому что воздух на улице становится холодным и парень уже дрожит.
- Спасибо вам, - произносит он в перерывах между выдохами. Я киваю, говорю, что не за что, что все нормально и пора бы ему успокоиться. Макс качает головой и сжимает кулаки, но никак не может прекратить рыдания. Я уже не знаю что делать, то ли пожалеть его, то ли подзатыльник дать. Наконец, вытягиваю руку и подталкиваю его к себе коротким движением, так что он валится мне на плечо. Прижимаю его крепко и говорю – хорош реветь, все уже кончилось, ты туда не вернешься уже.
- Не вернусь, - шепчет он, сползая с плеча мне на колени. Ну, ****ь, этого еще не хватало. Я смотрю на то, как он прижимается лицом к моим джинсам. Со стороны похоже что отсасывает, *****. Чудно, брат. Не хватало, чтобы тебя поймали еще за изврат. Хотя тут нет никого, конечно.
- Ну, давай, поднимайся, ты чего, - говорю, но он не отлипает от моих колен, поливая их слезами. Он так прижимается, задевая щекой мой член через брюки, что тело невольно начинает реагировать. Я все пытаюсь его оторвать от себя, но он, кажется, не слышит, ревет и ревет.
- Поднимись, говорю! – шепчу я уже не своим каким-то голосом, потому что от этой идиотской возни у меня предательски встал, - Поднимись!
Парень вдруг замирает, скулеж прекращается, и я чувствую, как члена касается его теплая щека. Он заметил и проверяет теперь. Потом резко поднимается, глядя на меня напуганными распахнутыми глазами. Я отмалчиваюсь, не зная, что сказать. Не *** тереться было! Я что, специально что ли?
- Успокоился? – спрашиваю нарочно грубовато. Максим кивает, вытирая лицо, но, не сводя с меня глаз. У него как-то меняется взгляд, от удивленного к покорному что ли. Я бы даже сказал ласковому, если я вообще понимаю что-нибудь в мальчишеских взглядах.
- Чего? – спрашиваю. Он отворачивается и шепчет извинения. Я завожу и мы снова в пути, рассекаем ночь светом дальних фар. Максим сидит, потупившись, молчит. Я рассматриваю его искоса, прикидывая, что он там себе напридумывал.
- А мы всю ночь ехать будем? – спрашивает он, спустя несколько минут.
- Нет, остановимся в мотеле, но он еще не скоро, так что можешь пока спать, - говорю. Он мотает головой и шарит в моем бордачке. Закурить просит. Я разрешаю и сам закуриваю. Дымим напару.
- Так от чего ты из дома ушел? – начинаю я, все равно делать нечего, да и узнать хоть что-то о своем попутчике не помешает.
- Можно я не буду говорить? – обиженным голосом спрашивает Макс. – Плохие отношения с отцом, друзья бросили, один остался. Короче, ничем не примечательная несчастливая ***ня. А вот вы от чего бежите?
Поддевает. Я поворачиваюсь, смерить его прохладным взглядом.
- Я не бегу. По делам еду, - режу я.
- Ночью? На чужой машине? – продолжает давить он. Я усмехаюсь. Проницательный какой.
- А ты у нас кто, офицер полиции? – спрашиваю, - В больницу ехать боялся, значит у самого со стражами порядка не лады, так?
Максим отворачивается, не спорит. Потом находит на заднем кока-колу и сидит, потягивая ее и пялясь в окно. Я молча веду.
К мотелю мы подъезжаем в пятом часу ночи. Макс за это время глаз не сомкнул, сначала молчал, но как заметил, что я засыпаю, стал болтать, в основном про музыку. Про то, какие песни по его мнению на что действуют. Я слушал, посмеиваясь про себя. Но в целом я был рад, что он со мной – а так уснул бы за рулем и въехал бы куда-нибудь к чертям.
- Вам двойной номер или два раздельных? – спрашивает заспанный хозяин мотеля. Я пожимаю плечами, а Максим энергично кивает. Я удивленно смотрю на него.
- Пожалуйста, - говорит он, подходя ближе, - можно я с вами? Я даже на полу, на матрасе могу, только можно в одном номере?
Мы добираемся до комнаты. Кровать одна, но есть еще диван, телек, душ. Я отправляю мальчишку купаться – по крайней мере, ему это нужнее чем мне. Пока шумит вода, я съедаю один из бургеров – на кухне мотеля есть микроволновка.
- Будешь? – спрашиваю мальчишку вышедшего из душа, опоясанного полотенцем. Тот конечно, соглашается, и мы доедаем макдоналдсовскую жратву. Потом я сам иду помыться и стоя под душем дрочу, чтобы успокоиться как-то – тяжелый день, и встает еще так не вовремя, что глупо себя чувствуешь.
Мы устраиваемся спать, парень уже подминает подушку на диване, я сижу на двуспальной кровати, курю, пялясь в выключенный телек.
- Так чего ты отдельный номер не захотел? – спрашиваю. Максим поворачивается ко мне. У него покрасневшие усталые и сонные глаза, во взгляде которых сквозит и переливается боль.
- Ну, зачем лишнее платить. Денег у меня нет, а ваши брать не хочу, - отвечает, сглатывая. Я молча рассматриваю его несчастное лицо.
- Расскажи, - говорю, - что с тобой такое? Уехали мы оттуда, я тебя не гоню, что не так?
Максим садится, упираясь рукой в подушку, но не глядя уже на меня, я вижу, как он тяжело дышит, сглатывает. Смотрит в пол перед собой и, наконец, шепчет.
- Мне страшно, - его голос срывается на всхлип. Ну вот, еб твою мать, опять начинается. Я стряхиваю пепел и хлопаю по постели рядом с собой.
- Ну-ка иди сюда, - говорю. Парень вскидывается, и я понимаю, что он мои слова расценивает в совершенно определенном ключе. Я не успеваю пошутить, как он встает и пересаживается на кровать, рядом со мной. Я кладу тяжелую руку ему на плечи, под которой он ссутуливается и сжимается весь, начиная мелко дрожать.
- Ты чего? – я убираю руку и рассматриваю его с удивлением, - да не бойся ты, дурак, ничего я тебе не сделаю.
Он поднимает взгляд, в котором уже поблескивает влага и смотрит с таким ожиданием, не отрываясь, что на меня накатывает смущение.
- Почему тебе страшно? – спрашиваю, туша сигарету, - Ты же со мной, никто тебя не обидит больше, мы сбежали, растворились, нас ждет новая жизнь. Чего ты боишься?
- Для вас это все так просто, - говорит Макс, проводя рукой по затылку и вороша свои не подсохшие после душа волосы, - Есть вещи, которые нельзя даже вслух произносить. Я не могу сказать, не просите. Если я скажу, случится плохое. С вами, со мной. Нельзя.
Я рассматриваю его, пытаясь понять, о чем он.
- Ну, примерно то ты мне сказать можешь? Ты боишься людей? Полиции? Отца? Или у тебя какие-то другие страхи? – донимаю я его, - Бог? Дьявол?
Когда я перехожу к метафизике Макс вздрагивает и вцепляется пальцами в край кровати.
- Все связано, - шепчет он, умоляюще вглядываясь в мое лицо, - Понимаете? Все связано.
Он дрожит всем телом, мне даже кажется, что начинает стучать зубами. Я опять опускаю руку ему на плечи, хоть как-то подбодрить, и это, наверное, его окончательно добивает – парень вдруг поворачивается и вцепляется в меня, обвивая руками шею, сопит в нее и прижимается, буквально лезет мне на колени. Я потрясенно молчу, не понимая, что делать-то, так и сижу, отставив руку, будто кто-то смотрит – обнимаю я его или нет. Самоконтроль, еб твою мать. Я, наконец, опускаю руку и устраиваю ее у него на спине, вздрагивающей от беззвучных всхлипов.
- Простите, - шепчет он, не отрываясь от меня, только, кажется, крепче прижимаясь. Меня разбирает какой-то нервный смех, который я проглатываю, не давая выхода. Идиотская ситуация, и парень перекидывает ногу через мои колени, практически садясь верхом, при этом дрожа всем телом, а я не знаю, как его оторвать от себя, и нужно ли это делать вообще. Мальчишки в моем детстве так себя не вели.
- Ну, все, успокаивайся и давай спать уже, - говорю, отклоняясь назад, чтобы отстраниться, но мальчишка как прилипший, отклоняется за мной, крепко вцепившись в мои плечи, так что центр тяжести смещается и мы оба заваливаемся на кровать. Я нервно смеюсь, пытаясь оторвать от себя его руки, но парень только крепче их сжимает.
- Слушай, ты чего, а? – говорю, понимая что ситуация выходит из под контроля. У меня хватит, конечно, сил его оторвать, но хуле применять силу, может у него от нервов мышцы свело. А еще я начинаю успокаиваться как-то вдруг от этого его странного объятия. Странного не то слово. Лежит на мне, обнимая, и сопит в шею. Я перекатываюсь на бок вместе с ним, а потом еще, подминая под себя, так что сам уже лежу на нем. Макс вздрагивает, но не отпускает.
- Может, хоть ботинки снимешь? – спрашиваю, вкладывая в голос самому себе не понятную ласку. Парень реагирует именно так как я и думал – разжимает руки и распахивает заплаканные глаза. Я смотрю на него сверху, замечая краем глаза движение – он зацепляет носком одного ботинка задник другого и сбрасывает их с себя, не спуская с меня глаз. Понятно…
- Я вообще-то с парнями не сплю, - говорю, чтобы раз и навсегда прояснить эту сторону наших отношений, уж больно много невысказанного в его взгляде. Максим вспыхивает моментально, его дрожь усиливается, взгляд мечется по моему лицу.
- Я ничего, - он хмурится, вцепляясь пальцами в мое предплечье, - Извините, я ничего такого не думал, я не хотел... – он запинается и умоляет взглядом, сглатывая слезы снова и снова.
- Хорошо, - говорю, - ты успокойся, Макс.
Он кивает, все так же лежа на спине и держась за меня рукой, всхлипывая уже открыто. Я лежу полу боком, мне бы встать, но он держит, не бить же по руке.
- Можно спросить? – говорит он, сжимая пальцы покрепче на моих мышцах, - Извините, что раньше этот вопрос не задал. Как вас зовут?
Я в ответ громко смеюсь, долго, потому что ну такой ***ни не ожидал точно. Потом успокаиваюсь, не понимая уже, что в этом было такого забавного.
- Андрей, - отвечаю я. Макс смотрит на меня, не отрываясь, глупость, конечно, но по мне так, влюбленным взглядом.
- Андрей, - шепчет он эхом. Я хмыкаю.
- Ну что? Спим? Или всю ночь так пялиться будем друг на друга?
Он кивает и, закрыв глаза, снова прижимается, дрожа всем телом. Приехали, ****ь. Я чувствую, как он закидывает на меня ногу, зацепляясь ей, и проводит пальцами по моим волосам, от чего меня пробирает ***** от головы до ног каким-то неземным кайфом. *****… это наваливается так сразу, так резко, что я не успеваю правильно отреагировать, глаза закрываются сами, и я наваливаюсь на него, сжимая в руках мальчишеское тело и тяжело дышу, чувствуя губами его волосы. Это длится несколько секунд, думаю, пока я не начинаю соображать. Потом, конечно, отстраняюсь, понимая, что это уже слишком, встаю и закуриваю, садясь на его диван и глядя на парня через комнату. Он молча смотрит на меня, ложится боком и пялится не спуская глаз.
Я курю, а меня все пробирает это ощущение его руки в волосах, рот наполняется слюной и в штанах как будто опять все неспокойно. ****ец.
Сигарета кончается, но я беру новую, не зная, в общем-то, что делать. Он зовет меня своим взглядом, без слов, одними глазами. Зовет, зовет к себе.
- Макс, ничего не будет, - говорю я, выдохнув очередной раз дым. Парень поднимается и садится в кровати, подвигая к себе ботинки ногами. Я молча наблюдаю, как он надевает их и плетется к двери.
- Куда ты собрался? – спрашиваю. Тот пожимает плечами. Куда он собрался без куртки? Там холодно, да и вообще, куда ему идти? Я давлю сигарету в пепельнице, а потом поднимаюсь и подхожу к нему. Макс держится за ручку двери, но не уходит. Я облокачиваюсь на дверь, так что, чтобы выйти ему нужно сначала оттолкнуть меня. Мальчишка кивает и отходит. Я беру ключ с бесполезного телика и запираю дверь изнутри, пряча ключ себе в карман. Максим наблюдает за мной, потом возвращается на свой диван и падает лицом в подушку.
Я тоже ложусь, но уснуть не могу, ворочаюсь в постели, вспоминая то, как он прижимался ко мне. Какое идиотское чувство – сначала ужас, отвращение, потом жар, расслабление, желание… Как от водки. Я так и лежу без сна, час, два, три… За стенкой в соседнем номере выясняют отношения, шумят, и Макс просыпается. Я вижу, как он вскакивает в постели, тяжело дыша. Смотрит на меня – в темноте не видно, что я не сплю. Наверное, поэтому он поднимается и делает несколько шагов к моей постели. А я? Я зачем-то закрываю глаза и притворяюсь спящим. Мальчишка крадучись приближается и залезает под мое одеяло, стараясь не делать лишних движений и сразу стихает. Лежит рядом, не касаясь меня, я жду, что он будет делать дальше – хорошо не спал, а то был бы сюрприз мне среди ночи. Парень лежит, повернувшись ко мне спиной, потом слегка подвигается назад, еще немного, еще, и прижимается спиной к моему животу, и ягодицами к паху, да… я стараюсь дышать ровно, хотя сердце барабанит быстрее и быстрее. Я жду, что он выкинет еще, но ему этого, кажется, достаточно, потому что больше движения нет – мальчик утыкается носом в подушку и, посапывая, засыпает рядом со мной. Я еще напряжен, ожидая чего-нибудь вроде его руки у себя в штанах, но ничего не происходит, и тогда я позволяю себе расслабиться, невольно наваливаясь на него. Я понимаю, что мне этого хочется, понимаю слишком хорошо, чтобы придумывать себе отговорки, так что руки сами обхватывают его юное тело. Максим не реагирует – мне повезло, он спит и не понимает, что я обнимаю его, что провожу губами по его затылку, вдыхая запах волос и кожи, такой безумный, возбуждающий сладкий юный запах… Я засыпаю, обнимая его, почти сразу успокоившись.
Я просыпаюсь рывком, от кошмара в котором меня пожирают гигантские черви размером с руку. Максим который так и спал всю ночь рядом тоже подскакивает, с ужасом вглядываясь в мое лицо.
- Что? Что снилось, скажите мне, - шепчет он так серьезно, как будто это действительно что-то значит для него. Я падаю обратно на подушку и зевая пересказываю ему что успел запомнить. Парень внимательно меня слушает, даже не думая выползать из-под моего одеяла, хотя пора бы уже, но он даже не смущается!
- А ты что здесь делаешь? – разозлившись, спрашиваю я, кивая на его пустующий диван. Макс наконец приходит в себя, опускает голову и нехотя откидывает мое одеяло, но я останавливаю его и тяну обратно. Он тут же ложится обратно и поворачивается ко мне, снова глядя своим умоляющим взглядом.
- Ты зачем ко мне лег? – спрашиваю строго, держа его за локоть, - Я вчера тебе объяснил непонятно?
Я сжимаю сильнее, и мальчишка морщится от боли, а потом вырывает руку и резко отворачивается. Я вижу его вздрагивающие плечи, затылок, длинные волосы как у девчонки и во мне просыпается какая-то странная жалость, болезненная, мучительная. Я кладу руку ему на плечо, и шепчу что все в порядке, что я не злюсь на него. А потом меня опять что-то заставляет наклониться и обнять его, на этот раз уже осознавая свое возбуждение от его запаха, от этого прикосновения. Он вздрагивает, а потом ловит мою руку и тянет ее к лицу. Я чувствую, как кожи касаются мягкие губы, и все мое нутро переворачивается просто от этого… Парень целует мою руку и шепчет «простите», а у меня голова кругом просто и кажется, встает.
Наконец я не выдерживаю и встаю, иду в душ, дрочу там, стараясь ничего не представлять, тем более что за последний день у меня перед глазами только и маячит этот мальчишка. Возвращаюсь – он уже одет, готов ехать. Мы быстро собираемся и снова в путь.
В дороге начинает отчетливо ощущаться голод. В мотеле конечно ни хрена не было, так что вся надежда на следующий населенный пункт с вероятным супермаркетом. Мой попутчик к слову, оказывается вполне сносным собеседником, на удивление взросло рассуждающим о жизни. Мы как-то слово за слово начинаем с музыки, а приходим к вопросу смысла. Парень еще посматривает на меня, тем же взглядом, в смысле, нежным каким-то. Я долго не решаюсь заговорить на эту тему, но разговор сам заходит в эту плоскость.
- Это наверное ваша девушка слушает, да? – кивает он на диски. Я сглатываю, потому что вопрос просто как ножевой удар. Киваю. И поспешно перевожу тему, - А у тебя есть кто? – спрашиваю, не уточняя пола.
- У меня? – с усмешкой говорит он, - Никого у меня нет.
Это звучит так отчаянно, что я невольно поворачиваюсь посмотреть на него. Макс крутит в руках пачку моих сигарет и зажигалку, даже не чиркая ею. Не осмеливается закурить без разрешения, не тратит газ – по-видимому, привык ценить вещи, не баловали его.
- Кури, кури, - говорю. Мальчишка кивнув закуривает и прикрывает глаза от удовольствия. А мне все неймется, должен же я как-то предупредить его будущие взгляды – ехать нам еще прилично. Ну а на самом деле меня беспокоит моя собственная реакция.
- Ну, а был кто-то? – говорю, случайно задевая его руку, переключая передачи – он как раз нашаривает на проигрывателе тумблер. От этого прикосновения мне становится неловко, а Максим поворачивается на сидении и устраивает голову так чтобы смотреть на меня сбоку своим мучительным взглядом.
- У меня был кое-кто, какая разница? – спрашивает он и снова тянется к проигрывателю и на это раз нарочно – ну, не случайно же? – задевает мою руку. Но на этом не останавливается. Устраивает свою мальчишескую ладонь поверх моей руки на ручке переключения.
- Перестань, - говорю, наверное, грубо, и стряхиваю его руку. Он тут же надувается, отворачиваясь и долго молчит, пялясь в окно, так что мне даже становится скучно.
- Так парень у тебя был, выходит? – наконец, спрашиваю я, когда до вожделенного супермаркета остается уже недолго. Максим поворачивается.
- Девушка у меня была, - выпаливает он будто взрываясь, - довольны?!
Я удивлен такому резкому выпаду, да и он какой-то сконфуженный, видно сам от себя не ожидал. Я не комментирую, решая больше не поднимать эту тему – какая разница вообще, что я зациклился? Довольно скоро мы подъезжаем, наконец.
Мы оба торопимся, голод подгоняет. Заходим в магазин. Ну, не супер, конечно, но маркет. Я беру несколько пачек своего парламента, Макс подставляет корзину – я бросаю. Беру несколько энергетических напитков – в дороге это то, что нужно. И пару алкогольных тоже. На всякий. Затем в корзинке оказывается колбаса, сыр, булки, из которых можно сделать неплохие бутеры. Я замечаю что мой попутчик ничего не выбирает сам и подойдя ближе, говорю, что куплю ему все что он захочет, чтобы не стеснялся. Он опять поднимает на меня свои оленьи глаза.
- ****ь, будешь так смотреть – я буду звать тебя Бэмби, - шучу я, на что его глаза светлеют я, кажется, в первый раз за все это время вижу его улыбку.
- Мне нравится, - пожимает он плечами и усмехается. Я невольно обнимаю его одной рукой за плечи и веду вдоль полок, требуя, чтобы он что-нибудь выбрал. Макс берет зубную щетку, бананы, оливки, пирожное с вишней в сладком отделе. Кока-колу. Потом пожимает плечами, теряясь в выборе. Я беру его за руку и веду в отдел с трикотажем. Прикладываю к нему майки и бросаю в корзину одну за другой, находим нормальные джинсы, взамен его рванины. Кроссовки. Пачку трусов и носков, конечно. Курток здесь нет, а так бы я купил ему и куртку. Я замечаю, что он застревает взглядом на ремнях и киваю – бери. Кажется к тому моменту как мы подходим к кассе его настроение кардинально меняется с тусклой меланхолии на плохо скрываемую радость.
За кассой – парень его возраста, оглядывает нас уж больно придирчиво. Ну вид у нас, конечно, своеобразный – взрослый мужик, обеспеченный, хорошо одетый и мальчишка-оборванец. И полная корзина шмотья. И то, как я его обнимал и водил по залу. Ясный хрен, какое впечатление.
- У вас тут есть, где перекусить? – спрашиваю. Кассир пересчитывает деньги и мотает головой в сторону окна – через улицу есть забегаловка. Мы выходим, Макс улыбается и тащит за мной пакеты. Оставив сетки в машине, кроме тех что с вещами, мы двигаемся дальше и набредаем наконец на замшелое кафе, в котором, впрочем сносно пахнет кофе и жареной курицей.
- Иди в сортире переоденься, - говорю я, кивая на пакеты, когда официантка удаляется с заказом, покачивая полными бедрами. Макс одаривает меня очередным взглядом.
- Иди, иди, Бэмби, - улыбаюсь я.
Он возвращается через минуту, преобразившийся и садится рядом со мной – не напротив, а рядом, черт подери. Я усмехаюсь. Теперь мы, пожалуй, можем сойти, ну если не за отца и сына, то за братьев.
- Спасибо вам, Андрей, - говорит он, опуская глаза и слегка касаясь коленом моего под столом. Я автоматически выдаю «пожалуйста», но прижатое колено вводит меня в ступор. От него идет тепло и я не двигаюсь, позволяя ему это единственное еле заметное прикосновение, то ли подбадривая, то ли жалея его.
- Андрей, - шепчет он, хотя в зале кроме нас двоих никого, - со мной никто так не возился как вы. Даже родные. А вас я даже суток еще не прошло, как знаю… - он замолкает и видимо, бессознательно берет за руку, но потом, вспомнив, как я на это реагирую – пугается, отдергивая свою.
- Все будет хорошо, - говорю я так же тихо и не придумав ничего лучшего обнимаю его насколько это возможно по-дружески. Мой спутник придвигается ближе и сползает по сидению вниз, опираясь головой о мое плечо и надежно пристроив колено рядом с моим.
Потом нам, наконец, приносят еду, и мы набрасываемся, уже не разговаривая, и только опустошив тарелки, приходим в себя.
- Знаете, - говорит Макс, когда мы уже садимся в машину, рассматривая пряжку нового ремня, - мне нравится, как вы назвали меня - Бэмби.
Я смеюсь, а он снова ползает пальцами по магнитоле, задевая мою руку. Я впадаю в какую-то задумчивость и не выходя из нее спрашиваю:
- Ты осознаешь что делаешь, Макс? – его пальцы проходят по моим. Мальчишка смущается, конечно, убирает руку. Я сглатываю и продолжаю допрос.
- Ты чего хочешь? – говорю как можно мягче, - Секса? Я же тебе сказал уже вчера, что со мной этого не получится. Приедем – найдешь себе парня. Я на эту роль никак не гожусь.
- Извините, - говорит он убитым голосом и закрывает лицо рукой, отворачиваясь. Я торможу у обочины, не хватало еще чтобы он ревел всю дорогу.
- Макс, посмотри на меня? – говорю, отстегиваясь и трогая его за плечо. Он поворачивается, хмурый и обиженный, и в целом снова несчастный, а от его улыбки нет и следа. Я тяжело вздыхаю.
- Ну ладно, что ты надулся опять? - говорю, - Ну, правда – что тебе нужно от меня? Я не гей, сколько раз еще повторить.
Максим хмурится еще сильнее и отвернувшись почти вылетает из машины. Вокруг – подсолнечное поле, с обеих сторон дороги. Он бредет прямо туда, в эти высокие кусты. Я с раздражением и почему-то страхом выбегаю следом и кричу ему, чтобы немедленно вернулся. Мой Бэмби плевать хотел – плетется себе куда-то в эти подсолнухи, которые выше него в половину. Я догоняю его быстро, хватаю за руку и хорошенько встряхиваю.
- Что ты тут устраиваешь вообще?! – кричу, - Куда тебя несет? Хочешь здесь остаться?
Парень вырывается, молча, без звука, но я держу крепко, и тогда он вдруг прилипает ко мне опять, всем телом, сопит в шею.
- Ударьте если хотите, мне все равно, - шепчет он мне, а я чувствую его теплые губы ласкающие ключицу.
- Не ударю я, - говорю ему, и мне уже не так уж хочется его отталкивать, но как иначе. Я отстраняю его и успокаивающе шепчу, - Я тебя не обижу, только успокойся и приди в себя.
Максим долго смотрит на меня, а потом наконец кивает. Мы возвращаемся в машину, я пью энергетик и курю, а мой попутчик пялится во окно, впав в какое-то оцепенение и не двигаясь с места.