Африканская правда русским акцентом

Григорий Сухман
   Людку я увидал в коридоре - крыло больницы перепрофилировали, оно поменяло вывеску, а с ней и прочее: контингент с частью врачебного персонала. Иначе и быть не могло! Проктологи,занимавшие отделение ранее, были переведены в другую больницу,и не очень-то разбирались в гинекологии...Впрочем, обратное утверждение также было верно. Нина Александровна, новая заведующая, перешла туда, на повышение, работать со своей операционной сестрой из холодногорской больницы - понимание c полусловa и жеста действительно важно в действии операционной бригады. Людка была года на 3-4 старше меня, уже сутулилась, не умея красиво носить свой не малый для женщины рост, 170 сантиметров, как бы стесняясь его, за что мгновенно получила от новых соратниц кличку "каланча". А лицо у неё было привлекательное, скуластое, с чуть раскосыми, карими, миндалевидными глазами, напоминавшее татарское, о чём я не преминул заметить во время первой же совместной операции.
- Другого и быть не может, я же из татарского города, Астрахани!- улыбнулась она одними глазами.
- Так ведь это и моя  родина!- с удивлением отметил я.- А где же ты там проживала?
- На казачьем бугре*, восточной окраине города, километров семь от центра, Кремля, будет.
- И училась в Красной школе? Или в белой?
-  В красной!- чуть замешкалась она.-А Вы-то откуда про цвет их кирпичей знаете?-Людка вскинула брови.
- Да знаю уж!-  в предвкушении открытия признался я.- Ты преподавателя словесности там не помнишь случаем?
- Как не помнить? Очень красивая брюнетка была, звали Еленой Моисеевной, до 8-го класса вела у нас литературу...
- Замечательно! - не без гордости парировал я.- Твоя учительница - моя родная мать...
   С тех пор мы не то, чтобы сошлись поближе, но моментально установилась необходимая в работе такого сорта степень доверия, открытости, как у членов семьи
Возвращаюсь с дежурства.Около девяти утра. Прохожие на улице редки, зато ребячьи голоса, точнее, короткие команды, уже слышны. Имена участников футбольной баталии выясняются по возгласам самих игроков. Махмуд дал пас Ване, тот вернул его рванувшему вперёд форварду, принявшему мяч "щёчкой", и, сбросив его под правую стопу, с ходу пробил в"десятку"…Гол!!!Такие мячи редко и профессионалами-то берутся, что уж о подростках говорить. В обеих командах играло всего с десяток пацанов, все как один – прогульщики. Проконтролировать их присутствие в школе занятые заботами о хлебе насущном родители, разумеется, не могли, зато посмотреть их игру на пустыре между посадкой, магистральным шоссе через речку Харьков и 522-м микрорайоном мог любой прохожий-зевака или пенсиoнер, вышедший за простыми  вещами, скажем, ряженкой с хлебом. Небось, и сами были не прочь погонять мяч, детство своё беспризорное вспомнить. Мне этот сюрреалистический эпизод показался подходящим для какого-нибудь Сан-Пауло в занюханной Бразилии, а  совсем не в самой середине страны победившего всё и всех социализма по единственной причине: оба форварда были неграми, владевшими неформальной лексикой, судя по энергичным их восклицаниям, наравне с остальными сверстниками-футболистами. Такого полного слияния двух рас в едином порыве  мною не наблюдалось никогда, слабой тенью происходившего мне представился эпизод из кинофильме "Цирк", где Любовь Орлова держала на руках негритёнка. Улыбнулся я, было, своим мыслям об увиденном, да и пошёл отсыпаться после дежурства: мало ли какие события происходят в Харькове, огромном промышленном центре могучего тогда СССР.
   На другой день – рутинная работа в операционной гинекологического блока: именно туда меня определили работать на целый квартал весной 1981 года. Первая по списку – ампутация фиброматозной матки у женщины с еврейской фамилией – ничего особенного в городе со стотысячным еврейским населением. Нина Александровна, хирург, занимается своими ножницами да зажимами, оперсестра, Людка, тупферами, шовным материалом с иглодержателями, анестезиолог – наркозом да релаксацией – всё идёт степенно, в обычном темпе, под позвякивание инструментов  и короткие просьбы хирурга, что именно дать в руки.
   Тут Людка долговязая заговорщецки эдак и спрашивает:
- А знаете ли вы, кого сегодня оперируем? Это ведь я её по-соседски сюда пристроила!.
Разумеется, никто ничего не знает, но если уже Людка, человек молчаливый, хочет открыть рот, значит история того стоит.
- Валяй!- коротко отреагировала, не отрывая глаз и рук от операционной раны, заведующая.
- Вы ведь знаете, где мы с мужем квартиру построили, кооператив на берегу речки, место чудесное, 522 микрорайон. В нашем подъезде проживает вдова, её муж несколько лет назад от инфаркта умер, когда их дочка за бугор свалила, а его выперли с хорошей должности. Так вот, у этой женщины давление, она искала кого-нибудь ей уколы поделать, ей присоветовали меня. Буквально несколько месяцев назад к ней дочка приехала с тремя детьми, молчаливая, на глаза старалась мне не попадаться – вот эта самая, что мы сейчас оперируем. Устроилась в ЖЭКе дворничихой, ей квартиру пообещали, возраст у неё чуток за сороковник . Как-то, в прошлом месяце, мы разговорились за чайком после укола, и она поведала мне свою тайну, что хранилась ею от посторонних как зеница ока. Ты, говорит, представляешь ситуацию, когда дочь высокопоставленных родителей дворником работает, в еврейской-то семье? Нет, говорю, что-то тут нечисто. Если бы только это… Иона мне рассказала совершенно невероятную историю – видно, пришло время выплеснуть всё это кому-нибудь, ведь жить с этим невозможно – и давление у неё от этого, так и сказала.
 Бригада продолжала заниматься своим делом под людкин говор.
- Ну так вот. Начало Семидесятых годов, комсомольское собрание в одном из ВУЗов Харькова с довольно необычной повесткой: студентка последнего курса подала заявление на отчисление в связи с выездом за рубеж с мужем, старше её на год, и выход из комсомола. И куда, спрашивается? В центральную Африку! Такие "отщепенцы" тогда иначе, как предателями родины не именовались – со всеми вытекающими последствиями… Нет-нет, 58-я статья к ним уже не применялась, ведь культ личности Сталина отошёл в небытие вместе с хрущёвской оттепелью, зато родителям этих изменников могло достаться на всю катушку. Например, отец этой Милочки работал на серьёзном заводе начальником цеха – его вызвали в горком КПСС и попросили положить на стол партбилет – это автоматически означало смещение с занимаемой должности: не может человек, не умеющий собственную дочь воспитать, руководить коллективом советских людей. И крыть-то нечем – железная логика. На том самом собрании секретарь комсомольской организации заклеймил несоветский, алчный образ жизни  со склонностью к нетрудовым доходам (отправилась бы она в Израиль, то и сионизм бы приплёл!), но бывшая комсомолка ничуть ни каялась, никакой вины за собой не чувствовала и даже заявила во всеуслышанье, что сидеть в этом дерьме больше не желает, срать она хотела на всенародно любимую партию с комсомолом, а там, на родине мужа, она получит элементарно то самое, что тут считается шиком и буржуазными излишествами. В подтверждение своей краткой речи она устроила форменную аморалку: расстегнула кофточку, демонстрируя студентам простенький подарок муженька – лифчик, после чего покинула сборище – у меня такое ощущение, что ради этой демонстрации она туда и пришла. Это было неслыханно: девушка еврейского происхождения уезжала в страну негров, живущих по непонятным мусульманским законам! Милочка исчезла из города, как в Лету канула, и о ней вскоре забыли, как и о дерзкой демонстрации на собрании, хотя пару раз подружки с курса пытались звонить её матери, выяснить как и что, только отвечали им односложно: ничего, мол, не знаем. Потом с той квартиры и вовсе съехали, звонки автоматически прекратились и связь со всеми знакомыми оборвалась.Мила присылала первое время домой письма с большим количеством восклицательных знаков, сообщала о родившихся двух мальчиках, своих служанках и кучах барахла, чем скрашивала жизнь немолодых родителей, лишившихся хорошей работы. И вдруг переписка резко оборвалась, будто она исчезла. Только через годы мать узнала всю правду африканскую-то…
- Ты что за кетгут мне дала, мать твою за ногу!- неожиданно взвилась Нина Александровна, порвав лигатуру под зажимом на кровоточащем сосуде.
- Да нормальный кетгут, из той самой банки!- спокойно, давно привыкнув к фортелям своей начальницы, отреагировала Людка, повернувшись и достав корнцангом другой моток из банки со стерильным материалом, открытой по её кивку анестезиологом .
- Теперь другое дело!- заявила заведующая, справившись с кровотечением, и, не отрывая глаз от раны, буркнула, якобы ни к кому не обращаясь, но заинтересованно:"Давай, продолжай!"
- Так вот, пьём чаёк, женщина, мать Милочки этой, и рассказывает, выплеснуть накопившееся хочет. Муж умер, схватив инфаркт, довольно быстро после отъезда дочки, мне намекнули, что нехорошо занимать такую большую квартиру в центре, мол, больше однокомнатной мне вообще не положено, а заслуги мужа в счёт не идут - вот я и разменялась на периферию, получив приличные, правда, деньги - ох, как они мне потом пригодились. А от дочки ни слуху, ни духу! Я уже до министерства иностранных дел дошла, а там ответили: не наше это дело, она же от гражданства отказалась...Но всё таки пошли мне навстречу, я в Москву ездила для этого! Сходили к ней домой, по прежнему адресу, дочка записку передала: муж привёл молодую жену, её из виллы выселили во двор, никуда не выпускают, её жизнь похожа на работу прислуги...Муж иногда к ней заявляется, вот уже и дочка родилась, говорит, что по их законам ему четыре жены положено, и он скоро ещё разок женится...Через несколько лет ещё записку таким же макаром от Милочки получила: сил больше нет, муж издевается, я прошу развод и уехать отсюда, а он сказал что развод не фокус, только детей он мне не отдаст. И длилось это ещё несколько лет, потому что разведённой белой женщине там ни работы, ни жилья нет, а значит надо терпеть роль то ли прислуги, то ли приживалки, то ли подстилки. В конце концов с огромным трудом уладилось всё по дипломатическим каналам: она якобы поехала на родину, внуков показать - вот тут то деньги от обмена квартиры оставшиеся и пригодились...Приехала, рассказала да и осталась: сыта Африкой по горло!. Сколько она там наплакалась! Сколько настрадалась! А тут - снова волокита: восстановить гражданство - на каком основании, он требует её обратно, жену законную..Каково? И вот без паспорта, без нормального образования – только средняя школа!- ей надо где-то работать, семью кормить, я-то на пенсии, как детей поднимать, на что? Еле пристроила дочку дворником в ЖЭКе... Говорила всё это соседка - и рыдала, так и пили мы чай пополам с её материнским горем.
В операционной установилась напряжённая тишина, дело подходило к концу. Обычные команды: "Салфетки! Клеол! Выкинь этот негодный шовный материал, чтоб я его больше не видела!"сменили плавный пересказ Людки о незабываемой встрече, с вестями о малопонятном, странном мире, называемом в те времена благоговейным словом "Заграница".
Как ни странно, атмосферу разрядила Нина Александровна. Стрельнув хирургическими перчатками в грязное бельё, она повернулась к нам и с лёгкой улыбкой рассказала короткий анекдот, перед тем как выйти писать протокол прошедшей, обычной для неё, операции:
-- Моня, как ты относишься к своей жене?
-- Как к советской власти. Немножко боюсь, немножко люблю, немножко хочу другую!
    А я понял, чьи дети гоняли футбол на пустыре, ведь все мы жили в одном микрорайоне, не зная  о трагедиях соседей, да и не принято было совать нос в чужие дела. На дворе стояла обычная погода советской власти, и можно было рассчитать свою пенсию на 10 лет вперёд.

* - бугор Казачьим назывался не зря. Ещё до революции здесь проживали переселённые с Дона казаки, со своей церковью, казармами, конюшнями, даже в 1960-м я ещё застал это "заведение" - им доверили охранять восточную дорогу из Астрахани на Гурьев. После большевисткой революции казачков выселили куда-то в Сибирь,слободу их переименовали в посёлок Фридриха Энгельса в 1938, в том же году построили двухэтажную школу (цифру и сейчас видно на фронтоне школы), а церковь разрушили - за ненадобностью.

3.2.2013