Роман мой дивный род. глава3, 5

Тамара Рожкова
А молодёжь, как и всегда
Влюблялась, весело жила.
Андрей Сташенко как и все.
Не хуже хлопцев был в селе:
Широкоплеч, да коренаст
Отсутствовал в нём всякий фарс.
Любил Настасью он Волчок.
И в тайне дал себе зарок,
Что в жены только лишь её
Возьмет он больше – никого.
«Накопишь для себя деньжат,-
Так говорил его друг – сват,-
И можно свадебку сыграть.
Пока что нужно подождать.
К чему спешить? Всё в срок придет.
Тебя лишь только подождёт.
Я в списках кое- что нашёл;
Твою фамилию прочёл.
На трактористов посылают,
Дать специальность обещают.
Богатым станешь женихом,
Когда вернёшься с курсов в дом».

Андрея новость удивила,
И даже очень вдохновила.
Стать трактористом для села –
Большая честь для всех была.
Учиться в Киев уезжали
И там полгода проживали.
Андрей старался всё понять,
Всё досконально перенять.
Отличным был учеником.
Но часто вспоминал свой дом.
Остались – брат, мать, две сестры
И милой Настеньки черты.
Он письма не любил писать.
Но верил – Настя будет ждать.

Она неверной оказалась.
И к свадьбе быстро собиралась.
Да друг его – Степан Зернов
Стал провожать её домой,
Потом с работы стал встречать,
Её ручку нежно целовать.
Да, видно, далеко зашло:
Дитя родиться уж должно.
Никто Андрею не писал,
И он подробностей не знал.
В село лишь только он вошёл,
Ещё до хаты не дошёл,
Соседа Марка повстречал,
Тот ему правду рассказал:
«Настёна, видишь, не встречает.
Степан веселье с ней справляет…»

Всех обошёл Андрей друзей,
У них напился до чертей,
На свадьбу к милой заявился.
«Андрюха, ты уже явился!
А я не знал, - сказал Степан
И преподнёс ему стакан.
Андрей, не видя никого,
Поднял Степана высоко,
Сжал тело крепко всё его
И тут же выбросил в окно.
Виском ударился Степан
И замертво упал в казан.
Весь помутился сразу свет.
Суд много дал Андрею лет.
В Сибирь отправили его,
Он в Омске отбывал сизо.
А дома оставалась мать,
Гришуха – младший его брат,
И две сестры: Катюша, Саша,
Да добрая соседка Глаша 
 Им помогала, чем могла,
Пока не началась война.


Жила Анюта хорошо.
Внезапно горюшко пришло.
Василь три ноченьки не спал,
А свёклу с поля отправлял.
Решил немного отдохнуть
И, малость, чуточку вздремнуть.
Напарник был вместо него,
Не мыслил видно ничего:
Стал трактор он перегонять
И надо ж было так застрять,
Прям на железном полотне.
Уж поезд виден вдалеке,
Никак не мог мотор завесть,
А поезд подавал уж весть.
Успел лишь выпрыгнуть с него,
И поезд врезался в него,
И трактор был весь покорёжен,
Как говорят, в лепёшку сложен;
Состав пошёл весь под откос.
Немало он хлопот принёс.
Трагедия была большая.
Судьба – коварная и злая,
Не знаешь, где и как встречать,
И что для встречи предпринять.
Хоть не виновен был Василь,
Но трактор числился за ним;
И мог «врагом» народа стать
Или на каторгу попасть.
А Василю – лишь двадцать пять,
Всей жизни не успел познать.
Ни ел, ни пил, весь почернел,
От горя страшно похудел.
Его директор уважал
И истину той ночи знал.
Решил спасти он Василя:
Расчёт дал раньше на два дня.
Василь, не мешкая, в тотчас
Собрал вещицы мигом в час,
К отцу в деревню укатил.
Там три денёчка лишь прожил,
Как раз с Сибири отдыхал
И через три дня  отбывал
Земляк, Присяжный Алексей,
Узнал о жизни его всей
И сразу предложил в Сибирь
Поехать тотчас вместе с ним.
Василь, конечно, согласился
И долго, скажем, не рядился.

Собрала Анна его в путь.
Да стала спину в хате гнуть.
За всё хваталась, помогала
И деду, бабе угождала.
Но трудно было угодить.
Свекровь, как червь, стала точить:
И то не так, и сё не так,
Да стала обзывать повсяк:
«Лэдащо, працювать нэ вмие.
Лыше сыдыть на наший шии».
 Начнёт лишь Анна подметать,
Она – за веник, отбирать:
«Нэ трэбо. Я зроблю сама.
Мэни служанка не нужна».
Отбила всякую охоту,
По дому выполнять работу.
Пелёнки лишь начнёт стирать,
Она кричит уже опять:
«Смэрдыть! Смэрдыть! Нэ можно дыхать!».
Невыносимо было слышать
Её упрёки каждый день:
Что обуяла Анну лень;
Дитя кричит, она гуляет,
В работе ей не помогает;
Не так посуду вымывает,
Не так лежанку застилает,
И в огороде не так полет;
Не так полено ставит, колет,
И всё – не так, не так, не так.
Не может угодить никак.
Продукты под замком держала,
К ним никого не подпускала;
Ключи носила при себе.
Сидела Анна во дворе.
Входить в избу ей запрещала,
Чтоб мух туда не напускала.

Оксану люди в селе знали.
Колдуньей, ведьмой прозывали,
Что, дескать, кошкой ночью бродит,
У всех соседей коров доит;
Наводит порчу на весь скот,
Что всех коров она сосёт,
Что страшно на неё глядеть,
От взгляда можно умереть.
Такие мифы создавались,
Из уст в уста передавались
И обходили стороной,
Боясь  её, и  глаз «дурной».
 
Да, норовом была строга.
Носила образно «рога».
Могла отпор дать хоть кому,
И даже мужу своему;
Да скрягой жадною слыла,
Как говорят, не даст огня
Из жаркой пламенной печи,
Иль огонёчка от свечи.
Была остра и на язык.
Однажды дед в избу проник,
Хотел кусочек сальца взять,
Сестре своей Евдохе дать,
Она его так отчитала.
Как будто рёбра посчитала,
Он даже вздрагивал во сне,
Боялся быть наедине.
Зато порядок был везде:
На огороде, во дворе,
Как метеор, она летала,
Кругом и всюду поспевала.
А что, язык?! Он без костей.
Им отгоняла всех гостей,
И Анне тоже доставалось,
Хоть многое – перенималось.
За стол садятся, было есть:
«Садись со мною, Анна, здесь», -
Лука любезно приглашает.
Оксана тут же в речь встревает:
«Хто не працюе, той не исть,
Вона живэ, як чужий гисть».
У Анны ноги подкосились,
И слёзы градом покатились.
А тут Настасья в дом вошла,
Марко Присяжного жена.
Красавица! Ну, как Богиня.
С такой шедевр писать на диво.
Лука враз с места соскочил,
Ей своё место предложил.
Оксана, словно как оса,
Схватив его за волоса,
Прыть в тот же час и осадила,
На место сразу посадила:
«Сядь! Нэ скачи, як та блоха.
Вона – нэ сваха, нэ сноха…»
«Мне некогда у вас сидеть,
Мне за дитём надо глядеть.
Займите соли, если есть,
А то запас ушёл наш весь.
Марко зарезал кабана…»
«Ни, соли зараз в нас нэма.
Була. А вжэ, на жаль, нэма.
Позычила на борщ сама».
Хотел Лука сказать, что есть. –
Оксана приказала сесть.
И сразу Настю проводила,
Да крепко ворота закрыла.
«Шматок бы сала прынэсла,
То можэ б соли я дала.
А ты, николы нэ встривай,
Мэнэ, як жинку, поважай».
И стала мужа поучать:
Где, что и перед кем сказать;
Что вовсе лучше промолчать
И в бабье дело невстревать.

Оксана с мужем всё ругалась,
А Анна без еды осталась.
Ушла тихонько со двора
И в монастырь к сестре пошла.
Стояла знойная жара,
Кружилась сильно голова,
Пустой желудок затошнил,
Идти, уж не хватало сил.
Ребёнок плакал, есть хотел,
Кричал взахлёб, уже хрипел.
К сестре, наверно б, не дошла:
Последня капля сил ушла.
Извозчик к счастью их догнал,
Сестру Агнессии он знал,
Воды с бутылки дал испить,
Помог в повозку посадить,
Да новости все рассказал:
Что малый хлопчик убежал.
Кругом искали – не нашли.
Директора враз увезли.
Куда? Не ведает никто.
- Наверно, парень тот – того,
Был сыном важного лица.
Да посадили подлеца.
Врагом народа оказался.
Вот и детдом наш показался.
-Спасибо, что нас подвезли.
- Ты никому не говори.
Тебе я тайну рассказал,
А всё равно! – и замолчал.
К нему Анюта подошла
И шёпотом произнесла:
«Захар, не бойся. Не продам,
Но больше не глаголи сам.
Ведь люди разные бывают:
Вниманье, чуткость проявляют
И в душу влезут так легко,
Но есть такие, что назло
Всё  выведают, а потом
Отправят в сумасшедший дом.
На время стань совсем глухим
И по возможности немым.
Прощай. Спасибо, что довёз.
Пусть жизнь твоя не знает слёз».

Агнессия сестру ждала,
Ей пирожочков напекла,
Сварила смачного борща,
С приправой сжарила леща.
Анюта еле в дом вошла,
Дочь на руках её спала,
Повозка, видно укачала.
«Ты не буди.  Поешь сначала», -
Агнессия произнесла,
Да борщ в тарелку налила.
 Анюта ела всё подряд.
Потом пошли с сестрою в сад,
Чтоб дочь свою не разбудить,
И стала с нею говорить,
Как трудно угодить свекрухе,
Какие терпит она муки;
От мужа писем вовсе нет,
И мрачным кажется ей свет.
Сестра её всё утешала,
На путь наверный наставляла.
Три дня Анюта пожила.
Сестра гостинцев собрала,
Да Фёдор, муж сестры, отвёз.
Уж начинался сенокос.

Гостинцы Анна привезла
И все Оксане отдала.
Та вмиг упрятала к себе.
«Я буду выдавать тебе.
В комори нэ бувае мух
И там добрячий, свижий дух».
Их Анна больше не видала.
Тайком Оксана поедала.

Прошла неделя в тишине.
Василий снился в каждом сне,
Но писем Анне не писал,
Упорно отпуск ожидал.
А Анна каждый день ждала.
И написала бы сама,
Да только адреса не знала.
О муже очень тосковала.

Оксана, словно как змея,
Всё жалила день ото дня:
«Навище вин тэбэ нам збув?
Тэбэ давно вин позабув,
А може кращу вже знайшов,
Вид тэбэ назавжды пишов».
Едою стала попрекать,
Повсюду сплетни распускать,
Что, дескать, бросил он её.
Какая польза от неё?
Ещё обязаны кормить,
Не выносимо, с нею жить.
 
От сплетен Анне не спалось,
С Оксаной горестно жилось:
К столу не стали приглашать,
Продукты от неё скрывать.
Настали пасмурные дни,
Прослеживались все шаги:
Ходить к соседям не могла –
Оксана зорко стерегла.
Жизнь стала, словно как в плену.
Молва бежала по селу:
Что бросил сын Луки жену,
Умчался в дальнюю страну.
А ведьма кровь с неё сосёт,
В конце концов, её убьёт.

Она вся сникла, почернела,
От горя сильно похудела.
Но неожиданно для всех,
Не ради шуток и потех,
Насправде падчерица к ним
Явилась с муженьком своим.
И тоже Анной прозывалась.
Оксана сразу заметалась:
Стол стала быстро накрывать,
Гостей с улыбкой пригощать.
Все сели весело за стол.
Под Анной закачался пол.
Она присела на лежанку.
Её мутило спозаранку.
Взяла ребёнка, чтоб уйти,
Да только силы подвели.
Так и осталась с ней сидеть,
Боялась на еду смотреть.
Но Николай взор обратил
И с ней при всех заговорил:
«Чего сидишь, как сирота,
Вот рядом место – для тебя».
У Анны хлынула слеза:
«За стол садиться мне нельзя».
Лука, как будто не слыхал,
Горилку молча наливал,
Оксана, словно метеор,
Зачем-то кинулась во двор,
Немая сцена наступила.
А девочка: «Ам, ам,» - просила.
Тянула ручки всё к столу.
Жена ответила ему:
«Давайте будем начинать.
Не хочет, есть, не надо звать». 
 «Возможно, в жизни я –  чудак,
Но не встречал нигде вот так,
Чтоб кто-то в стороне сидел,
Со всеми за столом не ел.
Что происходит здесь в семье?»
- Потом я расскажу тебе.
-Нет, я хочу сейчас всё знать,
И стоит ли здесь отдыхать.
Чтоб сохранить меж ними мир,
Собрав остаток своих сил,
Анюта кое-как сползла,
Из дома в тот же час ушла.
 
Прошла по огороду вниз,
А там жила Перебийнис,
Вдова и четверо детей,
И обратилась с просьбой к ней.
«Мне угол, Лида, отведи,
Меня на время приюти
Тебя я милая ,прошу.
Иль до зимы не доживу.
Хоть очень бедно та жила.
Сама голодная была,
Но Анну всё же приютила
И чем смогла, тем накормила.
Потом Агнессия сестра
Ей много пищи привезла.
Её бы Анна месяц ела
Но оглянуться не успела
А овощей и фруктов нет
От них остался только след.
Лишь на неделю и хватило.
Откуда бралась только сила,
Чтоб все невзгоды пережить
О буднях горьких не тужить.
Старалась Лидии помочь
Но наступала только ночь,
Слезой солёной умывалась,
А днём-весёлою казалась.
Дитя разумное росло,
Своими ножками пошло,
Головка в кольцах вся вилась
С отъездом папы не стриглась
И кудри глазки закрывали,
На мир смотреть они мешали,
Любила дочку всей душой,
Водила всюду за собой,
Одну ни с кем не оставляла
И никому не доверяла.

Так ещё месяц пролетел,
Уже и урожай поспел.
Увы! Назад за три недели,
Почти весь, «несозревшим»  съели.
Копать картошку не пришлось,
Собрать лишь тыкву довелось,
Да кое-что по мелочам,
Досталось семя воробьям,
Морковка – детям и горох.
Пекли с него для всех пирог.
Приезд Агнессии  все ждали,
И дверь на ключ не закрывали.
Она всегда сестре везла
Всё, что тайком собрать могла.
Но Анне всё не доставалось,
Украдкой от неё скрывалось:
Консервы, сахар и мука,
Варенье, разная крупа.
Об этом Анна точно знала,
Но перед Лидией молчала.
И в этот раз её сестра
Опять гостинцев привезла:
Пампушек сладких напекла,
Конфеты детям раздала.
Дала Тамаре в кулачок
Огромный сахара кусок,
Как будто все довольны были,
Но только сёстры лишь отбыли:
Пошла Анюта, провожать,
Сестре всю правду рассказать,
Как заступился Николай,
И в тот же день отбыл в свой край,
Да каково сейчас житьё.
«Куда не глянь, всё –  не моё.
Оксана может правду знает
И слухи всюду распускает.
Хотя бы строчку написал.
Один бы адрес мне прислал.
Я б каждый день ему писала,
Не так быть может, тосковала».

Ушли сестрички за порог,
Ведут спокойно диалог.
А Лида всё перешерстила,
Да пополам переделила,
 Свою часть спрятала в сарай,
С детьми весь съела каравай,
Да развязала узелок,
Пампушки скрыла и пирог,
Взяла конфеты у детей,
Запрятала их поскорей.
А дети к Томе подбежали
И тут же сахар отобрали,
Да стали все его лизать,
А девочка во всю рыдать.
Чтоб быстро крик её унять,
Пришлось у них тотчас отнять,
И на кусочки раскромсать,
Потом им  сызнова отдать.
Тамаре в рот она воткнула,
Что та бедняга поперхнулась.
В сердцах сказала: «Подавись!
От крика своего заткнись!».

Мать еле дитятко спасла:
Попала в горлышко слюна.
Что значит, в доме жить чужом…
Забыла Анна обо всём:
Ей были сумки не нужны,
Ей только бы дитя спасти.
Хоть чёрствой Лидия слыла –
До смерти струсила она.
Да стала Анне угождать:
Детишек класть пораньше, спать;
Начнёт стирать своё бельё,
Захватит также и её.
Ведь знала, Анна ей сполна
С нажитого, добра дала.
Отказа не было ни в чём,
Держала в чистоте весь дом,
Детей кормила, одевала
И безотказно помогала.
Наверно, Лидия сама
Детей своих бы не спасла,
Она об этом твёрдо знала,
Умом и сердцем понимала,
И совесть мучила её,
Что прячет крупы от неё,
Да кроме этого всего
И парня кормит своего,
Верней, женатого мужчину.
А он любил одну дивчину,
Женился, рос уже сынок,
Да только Бес его завлёк:
Стал к ней захаживать частенько,
Она – подкармливать маленько,
То самогончика нальёт,
За шею крепко обовьёт,
Да поцелует очень жарко.
А он, Присяжного был Марка
 Родным брательником всего,
Тайком ходил к ней от него.
Давно бы к ней он перебрался,
Однако Анны он стеснялся,
Порой косился на неё
И прятал очи от неё.
Хоть Лидия об этом знала,
Но Анну в том не укоряла,
А ревновала мужичка
И звался просто он «Лука».

А Анна всё ждала письма
От Василька издалека.
А он внезапно сам вернулся.
Для Анны мир перевернулся.
Она, как будто, ожила
И, как цветок, вся расцвела.
Отец Лука был так смущён,
Приездом сына удивлён,
Что на вопрос его: «Где Анна?»
Болтнул, что убежала тайно.
- Никто её не выгонял,-
Хотя причину точно знал,
Но защищал свою Оксану.
-А спорить с вами, я не стану.
Так говорите, что ушла?
Наверно, худо здесь жила.
К кому же? И куда? Зачем?
И проживает теперь с кем?
-Да недалёко. Рядом здесь.-
И как-то съёжился он весь.
Разбив нечаянно яйцо,
Оксана вставила словцо:
«Васыль, вона тоби – нэ пара.
Нэ схожа на наш Рид Тамара.
Навищо нам така здалась».
-Как вижу, здесь – не ужилась.

Боялась мачеха о том,
Что сплетни разнесла о нём.
Да непременно кто-то скажет
И пальцем на неё укажет.
Но зная с детства жизнь свою,
Он знал, живя в чужом краю,
Что будет Анне нелегко,
Жить с мачехою без него.
Могла живьём любого съесть,
Кто не использовал к ней лесть.

Ушёл Василий навсегда,
Чтоб не вернуться никогда,
Ни с кем из них не попрощавшись,
На тридцать лет почти расставшись.
Проведав тёток всех живых,
Потом товарищей своих,
Василий с Анной уезжали,
Друзья, родные провожали.
Народу на перроне – тьма,
Гудели жутко поезда,
Все люди с грузом, багажом
Бежали быстро на перрон.
С «Шевченко» поезд отправлялся
И каждый первым сесть старался.
Мария, Нина – две сестры
С собой подарки привезли.
Да Анну проводить решили
И об одном её просили:
-Нам непременно напиши,
Условия –  коль хороши,
Возможно тоже к вам туда,
Приедем обе жить тогда.
-Живите дружно, не балуйте.
-Вы маму крепко поцелуйте.
Да навещайте иногда,
 
  Продолжение следует.