ДИФИРАМБ МАРИНЕ САВВИНЫХ Николай ЕРЁМИН
Эпиграф:
МАРИНА САВВИНЫХ В КРУГУ ДРУЗЕЙ (газета «Красноярский рабочий» 2 февраля 2013)
В Доме искусств состоялась творческая встреча с известной красноярской поэтессой, членом Союза российских писателей Мариной Саввиных.
Марина Олеговна родилась в Красноярске, закончила с отличием факультет русского языка и литературы педагогического института (ныне - педуниверситет имени В. П. Астафьева). Первые публикации - в газете "Красноярский комсомолец" и в журнале "Юность" (там была напечатана её статья о творчестве Юнны Мориц, которую Саввиных до сих пор считает своим учителем).
Первая книга стихов "Фамильное серебро" вышла в 1995 году с предисловием Виктора Петровича Астафьева, который дал высокую оценку её поэзии. Тогда же Марине Саввиных была присуждена премия Фонда Астафьева (она была первым лауреатом этой престижной премии). Её стихи печатались в разных журналах и сборниках, вышли книги её стихов и прозы - "Глиняный пятигранник", "Mail. ru", "Собеседники", "Сафьяновый блокнот" и другие.
Марина Саввиных была основателем и директором Красноярского литературного лицея (с 1998 по 2011 годы), с 2007 года она является главным редактором журнала для семейного чтения "День и ночь". Кстати, в этом году журнал отметит своё тридцатилетие, к этой дате Марина Олеговна планирует выпустить юбилейный сборник.
В этот вечер Марина Саввиных рассказала о своих недавних творческих командировках в Северную Осетию и в Коктебель, о встречах с местными поэтами и прозаиками, о непростой политической ситуации на Кавказе и в Крыму. Она читала свои новые стихи, а также переводы современных осетинских поэтов, поделилась размышлениями о поэзии и о месте поэта в обществе. В отличие от тех, кто пытается нас убедить в упадке и кризисе литературы, Марина Саввиных убеждена, что в России есть немало прекрасных поэтов и прозаиков, продолжающих лучшие традиции и не поддающихся соблазнам постмодернизма. Произведения многих из этих талантливых писателей публикуются на страницах журнала "День и ночь". Эдуард РУСАКОВ.
О ЧЁМ НЕ ЗНАЛ РУСАКОВ
Я пришёл на эту встречу как человек неравнодушный к творчеству Марины Саввиных.
Когда-то, много лет назад, ещё в прошлом веке, ещё при застойном социализме, я был литературным консультантом при газете «Красноярский комсомолец» и из лучших произведений молодых авторов, приходивших на консультации, формировал литературную страницу «Лукоморье» (была такая фантастическая поэтическая страна, воспетая замечательным поэтом Леонидом Мартыновым)
Цензор Андреев, добрый, но строгий начальник по соблюдению Государственной тайны в печати, чётко, согласно секретным инструкциям, контролировал наши газетные страницы. Однажды я, побывав с бригадой писателей в заполярном городе Норильске, упомянул в стихотворении Атомную электростанцию, заглянув на несколько мгновений в светящийся реактор, святая святых, - так цензор вычеркнул это упоминание.
Когда в мои руки попали стихи Марины, я не поверил прочитанному.
Уж не розыгрыш ли это, не мистификация ли?
Высокий стиль.
Метафорическое мышление.
Мифологическое содержание, с проекцией на современность.
Настоящая духовная пища для интеллектуального читателя, избалованного стихами о рабочих рукавицах, написанными при помощи метода социалистического реализма.
«Я – скрипка полдневного зноя,
Я – голос полночной звезды.
Ты тихо становишься мною
К излёту последней версты.
Ты мною становишься тихо:
Так ходики тихо стучат…
Вдыхает судьба-повариха
Не амбру, а кухонный чад…
И, бедное детище смога,
Ты брёл бы во мгле наугад,
Когда бы не эта дорога,
Не мой искупительный яд,
Не пламя моё проливное,
Которым становишься ты…
Я – скрипка полдневного зноя.
Я – голос полночной звезды.»
Или это:
* * *
«Твой камень - изумруд. Он зелен и лукав.
Мой - бирюза, и нет
Камней нежней и тише.
Не прячь пустую грусть, как фокусник, в рукав:
Ты - птицелов, а здесь живут хорьки и мыши.
Бессмыслица нужна, как телу - гибкий хрящ,
Всему, что носит смысл и замышлялось тонко.
Зеленый небосклон бутылочно блестящ,
И зелены глаза у твоего ребенка.
Мой камень – бирюза… Твой камень – изумруд…
Блестящая игра, диктуемая свыше:
Ладошка – бирюза,
Запястье – изумруд…
Ты – птицелов, а здесь живут хорьки и мыши…»
Или вот это стихотворение, со ссылкой на Арсения Тарковского:
«Пускай меня простит Винсент ван Гог
За то, что я помочь ему не смог.»
***
«Пусть мне простит бедняга Гёльдерлин,
Что до сих пор поэты одиноки,
Что тянется их сиротливый клин,
В земные не укладываясь сроки.
Невольно поддаваясь на обман,
Который повсеместно одинаков,
Сливает гениальный графоман
Поток души с потоком вод и злаков;
Он входит в одиночество, как в храм,
Где трепет свеч и ангельское пенье,
И приобщает Бог к Своим дарам
Его золотоносное терпенье.»
И когда мы познакомились, я был приятно поражён.
Передо мною возникла настоящая, со светящимися глазами красавица, красна девица, вполне соответствующая её совершенным поэтическим произведениям.
Мы подружились.
И я стал собирать стихотворения Марины, подшивая их в картонный «Скоросшиватель», производства местной артели инвалидов и ветеранов.
Марина любила и любит путешествовать. От Красноярска до Владивостока – тогда. И от Красноярска до Коктебеля – сейчас.
Мы часто обменивались письмами и стихами.
Со временем у меня образовался солидный том, толщиной в ладонь…
Оказалось, что среди любимых поэтов Марины - Юнна Мориц, а среди прозаиков – Виктор Петрович Астафьев.
И когда написала она статью о творчестве Юнны Мориц и захотела её опубликовать, я посоветовал послать статью в редакцию журнала «Юность»
И публикация, к нашей взаимной радости, состоялась!
Это был вещий знак.
На смену застою пришли гласность и свобода слова.
А вскоре и цензура была упразднена.
И решил я проверить, так ли это на самом деле. И захотел издать в Дивногорске книгу четверостиший «Самоцветы».
Приехал. Отдал в типографию рукопись. – Печатайте! – говорю директору, милой женщине.
А она мне: - Конечно, Николай Николаевич, напечатаем! Только как-то непривычно это – без цензурного разрешения. Вы уж возьмите там, в Красноярске, у Андреева, поставьте печать. На всякий случай, мало ли чего…
Андреев, взвесив на ладони мои четверостишия, улыбнулся, потом засмеялся:
– Да не надо, Николай, им никаких печатей! Всё, цензурный поезд ушёл! Перехожу я на должность начальника архива ЗАГСА. Но, раз просят! Уважу в последний раз. -
Достал он из сейфа прямоугольную штамп-печать и прислонил её сначала к чернильной подушечке, а потом к титульной странице «Самоцветов».
А потом ещё и расписался!
И вышла моя книга «Самоцветы» в Дивногорской типографии!
А-6-й формат, 5000 тысяч экземпляров!
И вложил я её в простой конверт, и послал в Америку Иосифу Бродскому, и получил такой ответ:
«Joseph Brodsky 44 Morton Street New York, NY 10014 Россия 6600021
Красноярск ул. Мира 101 кв. 34 Николаю Ерёмину 6 октября 1992 г
«Уважаемый Николай! Большое спасибо за Самоцветы. Некоторые действительно сверкают.
Сердечно Ваш. Иосиф Бродский»
Потом, в Дивногорске же, в 1994 году, выпустил я в свет книгу «Кутежи» -
половина о том, как хорошо выпивать, и половина о том, как это плохо.
Дорога к печатному станку на берегу Енисея была протоптана, и предложил я Марине Саввиных издать здесь, под моей редакцией, первую книгу её стихотворений.
И назвала она её «Фамильное серебро»
А я написал свои впечатления о книге.
Набор, вёрстка, исправление опечаток…
Замечательный период предпечатной подготовки!
И попросила Марина познакомить её с Виктором Петровичем Астафьевым, который жил тогда уже в Овсянке, по дороге в Дивногорск, а мы не раз проезжали мимо.
С Виктором Петровичем мы были дружны с того самого времени, когда он навсегда покинул Вологду и переехал в красноярский Академгородок. Тогда в газете «Литературная Россия» появился мой фоторепортаж о его первой встрече с читателями на родной Сибирской земле.
И вот взяли мы вёрстку «Фамильного серебра» и приехали в Овсянку.
Виктор Петрович был рад встрече, знакомству с Мариной, и после небольшого чаепития предложил прогуляться к Енисею.
Мы спустились по косогору мимо двух покосившихся заборов к берегу, побродили около самого течения. И Виктор Петрович предложил присесть на огромное, вынесенное когда-то половодьем бревно, отдохнуть.
Я вспомнил, что именно на этом бревне фотокорреспондент Анатолий Белоногов запечатлел писателя для книги «Сибирский алмаз».
Достал свой плёночный фотоаппарат и сфотографировал на память Марину и Виктора Петровича, а потом Марина сфотографировала нас.
Должен сказать, что снимки довольно точно отразили вдохновенное состояние наших лиц в эти исторические мгновения.
Один негатив я подарил Марине, а остальные хранятся у меня.
Как хорошо, что мы тогда любили фотографироваться!
Сколько лет прошло!
Всё изменилось.
Даже это огромное, как тогда казалось, окаменевшее бревно, распилили местные жители на дрова…
Астафьев прочитал вёрстку и тоже написал свои впечатления.
И решили мы, что его статья будет называться предисловием, а моя – послесловием.
Вот о чём вспомнил я, когда Марина читала на вечере встречи свои новые стихи.
«Дзауджикау... свет моих нежных чинар,
Строгих сестёр на дольней тропе серебра...
Руны вершин сквозь медленный утренний пар —
Рваной ли раны края или нервный росчерк пера?
Дзауджикау... твой ствол непреклонен и прям...
Звук из-под сердца, которое стало струной...
Рог полумесяца дерзок. Но Терек — упрям.
И золотистые барсы играют со мной.
Дзауджикау... сила твоих мертвецов...
Шум твоих крон... голоса премудрых камней...
Вечно желанная чаша на пире отцов...
Вечным заклятьем сплетённые пальцы корней...
Дай обниму тебя, брат, бархатистый орех.
Липа благая, позволь прижаться щекой
К светлым морщинам твоим...
Остуди мой праздничный грех...
И надели моих пчёл целебной строкой...»
Она была в хорошем расположении духа.
Читала вдохновенно, бережно и нежно выговаривая каждое слово.
Глаза её светились так, что этого света хватало всем, пришедшим в Дом Искусств.
Да, она была по-прежнему красива и вполне соответствовала своим прекрасным по форме и по содержанию поэтическим произведениям.
Николай Ерёмин. Февраль 2013г Красноярск
На снимке: Рустам Карапетьян, Николай Ерёмин, Марина Саввиных, Иван Клиновой