Глава 48

Татьяна Кырова
                Глава 48

               Силаев понял, что жена не вернётся. Теперь он сам вынужден был заботиться о своём большом хозяйстве. Вчера сразу трёх гусят потерял, Михаил злился, когда вечерами загонял птицу домой и обнаруживал всё новую пропажу. Нанял работников, чтобы построили большой загон для птицы. И весь день потратил на то, чтобы приглядывать за работниками, а заодно пасти гусят. Солнце стояло в самом зените, Силаев предусмотрительно захватил с собой пакет с едой. Достал свой обед и почему-то вспомнился ему эпизод из старого советского мультфильма «Ну, погоди». Когда волк представлял себе зайца в виде жаркого. Наверно по той причине, что ничего мясного давно не ел. Откусил огурец с хлебом и с ненавистью посмотрел на гусят. Долго им ещё жир нагуливать.

           – Гогочут, заразы. Сиди здесь как сыч, сторожи вас. Сейчас бошки всем поотрываю. – Силаев грязно выругался.
 
            И свернул бы худые гусиные шейки, но ему было жалко тех денег, которые он выручит за птицу осенью на городском базаре. Михаил посмотрел на работников:

            – А эти тоже еле ноги передвигают. С ленцой народец пошёл. Зато к вечеру за расчётом руку протягивают. Тьфу на вас, лодыри. Время – обед, а они только столбы поставили. Но меня на мякине не проведёшь. До темна сидеть здесь буду, пока сетку рабицу не натянете. – ворчал Мишка, пережёвывая невкусны калач из перекисшего теста.

            Покупать хлеб в магазине он не привык, Зоя Петровна была отменной стряпухой. Михаил сглотнул слюну: «И чего спрашивается не хватало, дуре? Как сыр в масле каталась. Всё было.».

            Силаев со злости решил не сокращать хозяйство, а наоборот наращивать. Перегнал своих коров в опустевшую колхозную ферму. Немного подлатал часть крыши и соорудил перегородку с той стороны коровника, где каким-то чудом уцелели стены. Не дотянулись до них ручонки сельчан. Земляки, получив вольную, с превеликой радостью принялись растаскивать коллективно нажитое добро. Нередко соседи, плохо ладившие между собой в течение многих лет, столкнувшись на рассвете где-нибудь у колхозных мастерских, становились единомышленниками и помогали один другому загрузить приглянувшийся инвентарь. Но эта нахальная радость быстро закончилась, кругом наблюдалась разруха и бесхозяйственность.


         Прилаживая на место двери в хлев, Михаил вспоминал последнее колхозное собрание, и материл земляков. Закончив работу, сплюнул, не по его всё вышло, но ладно, для начала сойдет и так. Главное место подходящее. Неглубокая ложбинка делила пополам заливной луг, рядом лес с широкими полянами из сочного разнотравья. Даже при засушливом лете, корма для скота завались. До федеральной трассы было рукой подать. Об этом он не подумал. В первый же день наёмные работники обменяли за пять бутылок палёной водки полуторагодовалого бычка залётному барыге. Сговорились повторить бартер – стельная корова за ящик водки. Силаев нагрянул с неожиданной инспекцией и разрушил планы злоумышленников. Пьяные в хлам пастухи спали на нарах. Михаил ругался так, что с сосен падали прошлогодние шишки. Его трясло от ярости, но деваться было не куда. Фермер принялся собирать коров в одно стадо. Подобрал валявшуюся у забора сломанную жердь, изо всех сил колотил ею скотину по бокам, загоняя в хлев. За это время работники очухались и сбежали. Они знали суровый нрав хозяина – такой пришьёт вилами, и пикнуть не успеешь. Жгучей ненависти Силаева хватало на всех. Ругал последними слова земляков – не пожелавших работать на хозяина, дуроломам из Кремля развалившим Советский Союз. А чаще всего доставалось бросившей его жене:

            – Это же надо быть такой дурой. Святоша. Ну ты меня ещё вспомнишь, сука старая. – Мишка грозил кулаком в сторону тумеевского бора.

            В погожие дни, когда над макушками сосен блистали на солнце купола храма, он особенно бесился и показывал в том направлении фигу:

            – Вот вам! Не складывал пальцы в щёпоть вашу и не буду. Тьфу, ты. Мать вашу. Кругом обложили.

            Прежняя жизнь теперь казалась Силаеву ладно устроенной и даже хорошей. Михаил работал в колхозе спустя рукава, но исправно получал зарплату и Почётные грамоты. Подворовывал корма и вкалывал на своём подворье для личного благополучия. Уважением среди сельчан не пользовался, но, как крепкого семьянина и трезвенника, его всегда ставили в пример другим, считая, что раз человек умеет обустроить собственное житьё, то и для общего блага радеет также. Силаев в тайне усмехался людской простоте, но ходил на все колхозные собрания и грамоты под хлипкие аплодисменты земляков брал с удовольствием. Теперь утешало Михаила только то, что у бывшей колхозной верхушки дела шли не лучше. Пользуясь служебным положением, урвали самые большие наделы, и присвоили самую лучшую технику. Только разве за всем уследишь, нет-нет, да и отвернут ночью какую-нибудь важную деталь от кировца. Нанятые трактористы сольют солярку и загонят вполцены, а потом спят в кабине. Пока поле пашут, кто-нибудь бороны украдёт и сдаст в металлолом. Изловчился посеять и убрать урожай, а тут выясняется, что сдавать зерно себе в убыток. Говорят, в соседнем регионе за тонну больше дают, так по дороге гаишники до нитки обдерут. Года через два таких мытарств над селом стоял дым коромыслом, сдавали за бесценок сборщикам металла выдранные из бурьяна плуги и ржавые прицепы. Бывшие коллективные собственники остервенело махали вилами и литовками на полученных наделах. Всё же остался единственный способ выжить – держать свое хозяйство.