О чем же он так долго молчит? Что скрывает за темной изморозью своего взгляда? И когда же… когда я вновь буду не до боли вслушиваться в тишину пустынной комнаты, объятой ночным оцепенением, а смогу различить едва уловимую поступь моего… Муза?
Невозможно угадать, никогда и долгие вечера уходят в никуда без него, спокойные вечера, когда нет ни боли, ни мук, ни изломанного трепетания души… каменная статика. Да, ведь ты этого так хотел, мое наказание, мое проклятье, без которого я не мыслю жизни… этого ты хотел, мой Муз?
Жесток… едва ли самый классический тиран мог бы сравниться с тобой. С твоим хладнокровием, с твоим взглядом безучастным к моим мольбам. Ты здесь, словно насмехаясь надо мной, и вместе с тем тебя нет… руки, худые и бледные руки убийцы, сцеплены плотно на твоих же локтях. Нет, ты никогда не протягиваешь ладонь, даруя помощь, даже, чтобы сорвать последний вздох для этого… о, для этого надо иметь хоть ничтожную ценность в твоих глазах, чтобы ты удостоил такой чести.
Награждаешь изматывающей жаждой по мгновеньям вдохновения, изводишь своей неуловимостью и уничтожаешь своим скрытым величием. Ни один из серых кардиналов не сравним с тобой, ты умеешь многое и манипуляции чужими нитями судьбы для тебя сравнимы по простоте с дыханием… вдох-выдох… вдох-выдох, так просто, что тебе это все уже не нужно.
Я уверен, я знаю, когда-то давно ты разжег первое пламя святой инквизиции, забавы ради… изощренные пытки, страдания, доведенные до абсолюта, того идеала, который ты так любишь и тысячи разменянных жизней. Тень былого легла одним из глубинных слоев твоей сути, и я вижу все это во взгляде черного оникса. Вижу и не вижу, я не могу видеть этого, лишь только ощущать те крупицы, всполохи, что ты позволяешь.
Я ненавижу тебя и упиваюсь этой ненавистью тогда, когда ты уходишь, покидаешь мою комнату, оставляя меня метаться по ней, одному, испытывая ломку, моральный голод, уничтожения себя… ты ведь упиваешься этим или мне так хочется думать. Быть может, тебе все равно, я не удивлюсь… но ты приходишь… так редко и так мало, но приходишь. Что тебе до меня? Простого смертного, играющего лишь по твоим правилам. Что?
То, что я готов ради тебя на все? То, что я вижу темное светлым, а светлое темным и готов возлагать к твоим ногам любые жертвы, лишь только бы ты не уходил, лишь только бы увидеть тень одобрения в безжизненно-прекрасных глазах. Но я молчу, и ты знаешь это, я молчу, меряя комнату шагами, молчу, раз за разом, словно бы налетая на ледяную стену, встречаясь с твоим взглядом… я молчу, мои слова ничтожны... они не смогут передать и малой доли твоей страшной, слишком мрачной, слишком безупречной, слишком идеальной красоты.
Я хочу лишь кричать… отпусти меня и... не уходи, не уходи, будь вечность со мной, твори что хочешь, сжимай своими чуткими холодными пальцами мою душу, рви ее на части, пытай, сжигай на костре, как это делал ты веками ранее, но не уходи. Мой наркотик, моя суть, моя жизнь… я ненавижу тебя, мне так мало тебя.
Холодный, жестокий, далекий и непонятный. Если и суждено побывать оружию вновь в твоих руках, то это будут иглы, тонкие, длинные иглы, пропитанные ядом, сводящим с ума и убивающим так медленно в муках. Не скрыться от них, скорее напротив… оголяя шею для меткого удара, почти безболезненно входящих игл…
Но позволь мне завязать белую ленту на твоем запястье, позволь коснуться его губами, позволь запомнить навсегда твой запах, даже если его и нет.
О, как же я тебя ненавижу, потому что никогда ты не услышишь… Люблю.