Жозефина или смерть

Геннадий Бабкин
                ВСТУПЛЕНИЕ

       Я - смерть. Испугались? Правильно, меня надо бояться, ибо только я привожу в действие инстинкт самосохранения в каждом человеке. Представьте, если бы меня не было? Представить невозможно. Сплошная безрассудица. Поэтому есть я, важный член Высшего Суда. Важный, но не первый. Первого вы все знаете. Он нарисован на иконах в монастырях, церквах, соборах. Ему молятся в кирхах и синагогах. Разные люди рисуют и называют его по разному. Но он один. Он – Первый, и он возглавляет Высший Суд. Он всё знает и всё решает, и я ему подчиняюсь.
      Конечно есть и Второй. Это тоже всем известная личность. Его тоже часто изображают, но, в основном, в тёмных тонах. Догадались? Это - мой шеф, и я в большей степени связана с ним по работе. Что делать, так всё устроено. Первый и Второй не спорят и не ругаются. Механизм управления жизнью отлажен и сбоев не даёт, Каждый выполняет свои функции. В том числе и я.
        Я получаю распоряжение и забираю жизнь или жизни. Я могу быть сразу в сотнях тысяч мест. Вернее сказать, не я, а мой посыл, импульс. Так всё и происходит, когда идет рутина: старость, войны, болезни, катаклизмы. Но бывают ситуации, когда мне приходится лично самой присутствовать на месте. Это когда Первый и Второй имеют различные мнения. И я должна персонально разобраться в ситуации и сделать свой выбор. Не часто, конечно, но мне иногда приходится попутешествовать и поразмышлять.
        Я - Смерть! И меня тоже рисуют. Чаще всего это страшный скелет с нелепой косой. Это не правда! Я - женщина, если можно так сказать. Женщина даёт жизнь, и женщина забирает её. Может, это и стало причиной того, что я буду откровенничать с вами. Хотите слушать? Тогда начнём.

                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                               ТЕПЛОХОД

         Как ни странно, туфли я выбирала дольше всего. Эти каблуки! Как они мешают при ходьбе, но всё-таки пришлось с этим смириться. Другое дело ноги, руки, волосы. Эту француженку я заприметила давно. Судьба тридцатилетней женщины была предрешена. Об этом красноречиво сигнализировала отметина над левой бровью. Люди, конечно, не видят ее. Это своеобразный штрих-код, имеющийся у каждого человека, для которого пришёл черёд предстать перед Высшим Судом, и это, как раз, сделано для меня. Мой импульс безошибочно находит очередника именно по такой метке.
       К Жозефине, так звали француженку, я пришла под вечер. В просторной спальне, она, приняв огромную дозу снотворного, останавливала своё сердце. Я наклонилась над её кроватью: стройная брюнетка с красивым, печальным лицом. Что ей не хватало в жизни? 
       И теперь, я прохаживалась по парку Морского вокзала, привыкая к человеческому телу. Её волосы были довольно длинны, и морской бриз эффектно пересыпал ими по плечам. Было начало лета, стартовал период отпусков, и люди, бросив душные квартиры, устремлялись в путь. Круизный лайнер был похож на большой, белый айсберг. Сотни людей с чемоданами и сумками со всех сторон стремились к трапам, перемешивались, гудели, разделялись на потоки и медленно исчезали в чреве теплохода. Я нащупала цветастую карточку своего билета. Жозефина приобрела его за сутки до своей кончины. Это и было необъяснимо. Но случай был удачный и подходил мне, как нельзя кстати.
     Я протянула билет контролёру. Он осмотрел его, поднял на меня глаза.
- Ваши вещи, мадам?
- У меня нет вещей.
 Мой ответ заставил почему-то  его улыбнуться.
- Палуба 5, каюта 524, приятного путешествия!
        Каюта была просторной. Большая кровать с розовым покрывалом, зеркала, картины на стенах. Я поочерёдно подходила к окружающим меня предметам, прикасалась к ним, всматривалась, стараясь отгадать их назначение. Как много необходимо человеку! Люди всю свою жизнь стараются увеличить количество вещей, окружающих их существование. Для многих это становится самоцелью. Они тратят силы, здоровье, а, главное, отпущенное им свыше время в безудержной погоне за благами. И никто никогда не задумывается, что в любое время я их могу его остановить...
        Размышляя, я прошла в ванную комнату. Конечно же, я всё это видела и встречала раньше. Где только я не настигала человека: на земле и в воздухе, на больничной койке и в окопах, за рулём автомобиля и за обеденным столом, но, теперь, я сама в его шкуре и к этому придётся как-то привыкать.
Кстати, об обеде. Жозефина уверенно посылала сигналы. Они были неприятны. Мысли начали путаться, какой-то суетливый дискомфорт заставил подойти к столу. Надо же, я захотела есть! На маленьком столике вместо еды лежал обеденный прайс с указанием номера стола и выбора меню. Изучать это было бессмысленно. Надо было пробовать. Я положила бумажку в карман, и мягкое подрагивание пола известило меня о том, что теплоход оставил порт. Путешествие началось! А я отправилась искать место, где едят.
       Швейцар в белых перчатках учтиво открыл золочёные двери ресторана и указал мне на большой стол у окна. За ним, неторопливо поглощая пищу, сидели люди. Их было семеро. Первым, с торца, выделялся крупный мужчина средних лет, коротко стриженный, с мускулистыми руками и квадратной челюстью. Увидев меня, его челюсти прекратили жевать огромный кусок бекона, а глаза тупо уставились на мои ноги. Рядом с ним, по левую сторону, что-то клевал из мелкой тарелки пожилой священник. Он даже не взглянул на меня, когда я представилась на всеобщее обозрение. Всю середину занимала молодая мамочка с двумя чадами. Двух-трёх годовалые мальчик и девочка были уже накормлены и вовсю мешали маме.  Женщина оглядела моё платье, кивнула и продолжила трапезу, то и дело, дёргая детей. Дольше всех меня осматривала розовощёкая пышнотелая блондинка. Её голубые глаза буквально отсканировали меня с головы до пят и явно остались не довольны. Что поделаешь, женщины нутром чувствуют соперниц! Последним оказался юноша лет двадцати. Он один встал из-за стола и показал  моё место, рядом с ним.
      Я долго не раздумывала и энергично принялась за еду. Все, разом, прекратили есть. Возникла жуткая пауза, и все почему-то смотрели на меня. Юноша слегка наклонился ко мне.
 - Мадам, надо подождать ваш заказ, кстати, меня зовут Андрэ.
Я отложила обратно надкушенный ломтик буженины и откинулась назад:
 - Я - Жозефина!
Блондинка прыснула от смеха так, что испачкала свою белоснежную блузку. Священник перестал жевать и отвернулся, а у большого мужчины выпал кусок изо рта. Молодая мама делала мне знаки глазами, бровями, показывая куда-то вниз. Я наклонила голову: моё короткое платье задралось, открыв на всеобщее обозрение мои белые трусики. Ну и что такого? В это время подошел  официант, и я заказала омлет, то что ел Андрэ.
      Полчаса спустя, сидя в своей каюте, я анализировала события. Такие промашки допускать нельзя, но почему такие мелочи так сильно действуют на людей? Вспомнился Андрэ. Нескладный длинноволосый юноша с грустными глазами. Поэт или художник? Довольно распространенный типаж среди интеллектуальной, творческой молодёжи. Такие часто кончают свою жизнь от несчастной любви или от наркотиков.
- Стоп! Опять я о своём, надо двигаться дальше.
       Сквозь неплотно закрытую дверь прорывались звуки музыки, сидеть одной стало скучно. Я подошла к зеркалу.
- А я ничего, что надо!
       Я осеклась на полуслове. Я впервые ассоциировала себя с Жозефиной. Понятно, что нас двое. Я - Смерть, пустившаяся на немыслимый эксперимент, и она, Жозефина, вернее её великолепная плоть. Это надо строго разграничивать и не допускать совмещений. Я на секунду вышла из тела, прослушала пространство. Всё было спокойно. Сквозили мои импульсы, находили очередников, люди отходили в мир иной по штатному списку, персональных вызовов не было.
       Я вернулась к Жозефине, сразу поправила платье (уже научена) и решительно направилась в бар. Не успела я сесть за столик, как напротив меня плюхнулся на стул стриженный громила. От него пахло алкоголем.
 - Привет! Нам пора познакомиться, я - Стив, американец.
 Он демонстративно поиграл мышцами.
 - Я бы хотела побыть одной!
 Я отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
 - Хорошо.
 Стив придвинулся ближе.
 - Тогда к делу, сколько ты стоишь?
- Что?
Я не поняла.
- Хватит ломаться!
Стив жарко задышал перегаром. Я почувствовала агрессию в его голосе. Отрицательные потоки тоже были ощутимы. Не дожидаясь моего ответа, он схватил меня за руку и вытащил из-за стола. Надо было что-то делать. Звать на помощь? Но бар был пустой, да и люди, видя назревающий скандал, стали быстро уходить. Я пробежалась внутри Жозефины. Нет, не спортсменка, а жаль. Амбал потянул меня из-за зала, крепко сдавливая руки. Молодой бармен отвернулся в сторону и сделал вид, что не замечает происходящего.
        Слегка добавив силовой импульс в мышцы Жозефины, я оторвала Стива от себя и, приподняв над собой, вышвырнула его из бара вместе с тяжёлой входной дверью, затем, поправив платье, вернулась за свой столик. Выпучив глаза, бармен лил кофе мимо чашки. Я тоже заказала кофе.
        На палубе играла музыка. Пары всех возрастов медленно прохаживались, любуясь закатом. Среди них я заметила нескладную фигуру Андрэ. Опираясь на поручни, он смотрел вдаль и о чём-то размышл. Я направилась к нему.
- Вы здорово нас рассмешили, впервые на корабле?
Андрэ явно был рад встрече.
- Да... здесь всё так необычно!
 Я видела, как заблестели его глаза, и лёгкий румянец покрыл его лицо.
 - Посмотрите, какие краски!
 Андрэ вытянул тонкую кисть в сторону заходящего  солнца.   
 - Тысячи художников, с незапамятных времён, пишут морские закаты, и эта тема остаётся самая востребованная, до сих пор.
 - Вы художник?
Я взяла его ладонь в свою руку.
 - Я начинаю им быть!
 Я почувствовала движение тёплой волны. Жозефина разгоняла кровь. Это было приятно.
        Андрэ, вдруг, заговорил, быстро и громко. Имена художников, названия картин, стили, эпохи обрушивались на мой мозг в разгорячённом монологе и тонули, вязли в сознании, в липкой неге новых ощущений. Я отпустила руку Андрэ. Он умолк. Я прислушалась внутри. Жозефина подталкивала меня. Её лёгкие импульсы начинались у ног, поднимались выше, отзывались в груди, и я подчинялась ей, забыв обо всём на свете.
  - У меня в каюте есть картины, расскажите мне о них?
 Андрэ не ожидал такого поворота. Не проронив ни слова, он пошёл за мной, и я слышала его учащённое дыхание.
- Это репродукции! Это же видно даже из далека!
Андрэ громко засмеялся.
 - Дети и то бы узнали...
 Я обняла его. Мне вновь захотелось в эти тёплые волны.
 - Я ещё не... у меня ещё не было женщины!
 Андрэ едва подбирал слова. Мы сели на кровать. Андрэ весь дрожал от волнения. 
- Так, что дальше?
Я тоже не знала. Я нырнула в Жозефину.
- Девочка, помоги, ты же делала это!
 Руки стали расстёгивать рубашку Андрэ, затем подтолкнули его к подушкам. Разметавшиеся тёмные вихры обнажили высокий лоб художника, на котором отчетливо обозначилась моя метка. Метка смерти. Я выпрыгнула в пространство. Оно гудело от приближающихся импульсов.
- Ого! Сколько работы! Но Андрэ!
      Я вытолкнула обезумевшего юношу из кровати, и мы выбежали на верхнюю палубу. Пассажиры, матросы с удивлением смотрели на нас, и я видела свои отметины на каждом из них. Наконец, мы остановились. Андрэ задыхался.
 - Ты можешь мне объяснить, что происходит?
 Вместо ответа я развернула его на левый борт. Из темноты двадцатиметровой стеной вырастала одинокая волна. Волна-убийца.
      Всё произошло очень быстро. Волна накренила теплоход, а нас смыла за борт. Я барахталась в воде среди обломков, трупов и ещё живых людей. Андрэ нигде не было. Мне было трудно: Жозефина плохо держалась на воде, солёные брызги сбивали дыхание, силы быстро таяли. Я увидела большую деревянную дверь, и, зацепившись за неё, легла поперёк. Теперь можно было спокойно наблюдать свою работу. Сотни людей,отчаянно боролись за свою жизнь, но один за другим, уходили, встретив мой импульс. Страшное зрелище, но что поделаешь, таково Высшее решение.
        Прошло немного времени. В живых осталось совсем мало. Я почувствовала, что кто-то схватился за мою дверь.
 - Мадмуазель, это я, отец Бовэ, Вы не против?
Это был священник, который обедал за моим столом.
 - Держитесь, святой отец!
Удивилась я своему ответу, вдруг,  увидела ужасающее зрелище.
        Молодая мама сжимала в обеих руках по ребёнку. Зубами зацепившись за спасательный круг, она, из последних сил, держалась на воде. Она не могла влезть в круг. Обе руки были заняты, дети мешали ей, и чтобы сделать это, ей надо было освободить хотя бы одну руку, а значит бросить одного ребёнка. Я понимала, что ей оставались секунды, и что она, сейчас, принимает страшное решение. Кто? Девочка или мальчик?
        Наши глаза встретились. Я - смерть. Я безжалостная машина, выполняющая самую грязную работу на земле, я уж повидала всякого, но даже я не могу описать страданий этой матери. Я подскочила от резкого толчка изнутри и упала в воду. Жозефина! Кое-как я подплыла к женщине. Она закрыла глаза и уже отпускала мальчика. Я схватила ребёнка, а мать  с девочкой втиснула в круг.
 - Я сейчас!
 Это отец Бовэ подгрёб на моей двери. Он зацепил круг за дверь верёвкой, и мы все уже держались за маленький плот. Дети были живы, мать - почти без  сознания.
       Я приняла изменение сигнала. В подтверждение этому отец Бовэ стал громко молиться. Огромный плавник медленно скользил к нашему плоту. Чуть дальше, показалось ещё несколько. Я не могла влезть на дверь: там лежал спасённый мальчик, и мои ноги ярко белели в прозрачной зелёной воде. Между тем, акула сделала круг, готовясь к атаке. Надо было что-то предпринимать. Я не могу воздействовать на животных. Это не моя компетенция. У них есть свой экзекутор, мерзкое существо, рангом ниже меня. Все называют его Живодёром.
       Акулы же приближались, намереваясь съесть Жозефину. Я отослала персональный вызов и вскоре, почувствовала зловонный запах, который нельзя было ни с чем спутать.
 - Что, забавляешься?
Живодёр уже был рядом
-Убери акул!
- На них нет моих меток!
 Живодёр ехидничал.
- Это нарушение порядка.
- Молчи, слизень, иначе и я не буду молчать на Высшем совете о твоих спариваниях с дикими козами на зелёных лужайках!
 Живодёр и вправду замолчал. Акула открыла пасть. Может, конечно, было проще выйти из Жозефины и закончить путешествие или уничтожить всё вокруг силовой энергией? Но Андрэ, эти дети, старик... акула, вдруг, встрепенулась, заметалась и быстро исчезла.
- Не будем мучить бедное животное, тем более, без повода!
Живодёр помахал мне рукой и тоже исчез.

       Ни плавников, ни людей, никого! Обломки корабля, вещи пассажиров и прочие атрибуты кораблекрушения плавали вокруг нас, но, всё-таки, я увидела, а скорее, почувствовала Андрэ. Он был в круге, и его относило далеко в сторону от нас. Я не успела подумать, как поняла, что плыву к нему. Силы были на исходе, и Жоэефина вряд ли может что-то сделать. Но сердце стало биться сильнее, неизвестно откуда появившаяся энергия, стала быстро сокращать расстояние между нами. Андрэ еле дышал, но улыбался. Я отбуксировала его и привязала к нашему плоту. Он сразу уснул. Я задумалась. Я не перекачивала свою энергию в мышцы Жозефины, как она сделала это?
        Ночь прошла спокойно. Несчастные люди, в полузабытьи, стонали от пережитого. Жозефина спала тоже. Я вспомнила слова Живодёра, что я нарушила Порядок, и он был прав. За это придется ответить. Я, кажется, увлеклась. Я воспользовалась телом молодой француженки, но и оно стало использовать меня. Я всё больше ощущаю его влияние. Надо бы с этим заканчивать, пока не наворотила дров. Но как не хочется.
- Андрэ!
Я наклонилась к нему. Он спал, как все. Я трогала его тело, гладила его волосы, и волны внутри меня, похожие на морские, туманили моё сознание.
       Первым закричал отец Бовэ. Нас прибило к песчаному пляжу какого-то арабского побережья. Пейзаж был мрачен. Кучи мусора, ржавые бочки, разрушенные деревянные остовы коттеджей, но все радовались и плакали от счастья. Мы перебрались под навес разбитого бунгало. Андрэ пошёл искать воду: все страдали от жажды, особенно дети. Мамочка хлопотала над ними как наседка. Священник вглядывался вдоль берега. Я уловила его беспокойство: к нам подъезжали две старые открытые машины.    
        Вооружённые люди, в платках, выстроились перед нами. Пожилой, толстый араб с автоматом, заговорил по-арабски, но всё было понятно всем нам. Он махнул рукой и отошёл на несколько шагов, чтобы наблюдать с лучшей позиции.   
       Один бандит свалил священника на песок и передёрнул затвор винтовки. Сразу несколько человек вырвали у матери детей и стали срывать с неё одежду. Два араба подошли ко мне. Жозефина съёжилась от страха. Я ждала. Один бандит рванул моё платье, обнажив грудь, другие восторженно загалдели, требуя продолжения.
        Андрэ приволокли за волосы и ударили автоматом в затылок. Он рухнул, без чувств. Тут испугалась и я, но не бандитов, а собственного гнева. Он уже выходил наружу, как и я из Жозефины. Этих двух, что стояли рядом со мной, разорвало в красно-коричневые клочья, величиной с монету. Остальные с ужасом попятились, бросая оружие, но, тут же, разламывались, сгорали и рассыпались в прах. Мой гнев нарастал. Песчаные холмы, где стояли машины, улетели в море вместе с последними. Загорелись деревья в миле от нас, стала содрогаться земля. Трудно сказать, что бы было дальше, но меня остановила Жозефина. Мы бросились к Андрэ: он был жив.
       Я подняла голову юноши. Рана была не опасной.
- Дайте же платок!
Я повернулась к священнику. Он крестился, а молодая мама радовалась и хлопала в ладоши. Моя энергия, гуляющая вокруг, уже гасла, вскоре всё успокоилось.
- Пить…
Очнулся Андрэ.
Мамочка принесла флягу, к счастью, вода не испарилась. Андрэ положили в тень. Он уснул. Отец Бовэ, наконец, спросил:
- Кто вы?
- Если я солгу, Вы не поверите, если я скажу правду, не поверите тем более!
Мы отошли от спящего Андрэ.
- Вы не женщина, Вы не человек, но вы и не ангел, и не божий посланник. От Вас веет холодом смерти, я чувствую это!
Священник смотрел мне прямо в глаза.
-  Но вы творите добро, и это загадка для меня.
- Что есть добро?-
Мне стало интересно.
- Вы спасли жизнь мальчика и наши жизни.
- Но, может, я спасла жизнь будущему серийному убийце и обрекла многих на смерть, а может и Вас ждёт участь более страшная, чем смерть, и уход из жизни стал бы избавлением от грядущих мук. Оставив Вас жить, я наказываю Вас. Святой отец долго молчал, поднял руки к небу и сказал:
- Только Он может все знать.
- Да, он, наверное, уже знает.
Я уже думала о своём. На лбах бандитов не было меток. Это второе нарушение. Необходимо было выяснить обстановку. Я удобно устроила
Жозефину в тени, закрыла ей глаза и устремилась в пространство.

                               Часть вторая

                               ЖОЗЕФИНА

       Второй стоял спиной ко мне, но я чувствовала клокотавшую ярость
под его балахоном. Вдобавок, чёрно-фиолетовые языки ползли по стенам, окружая меня со всех сторон. Мой гнев стал тоже проситься наружу. Второй уловил это и резко обернулся
- Иди к дедушке, потом уж ко мне!
Он ехидно улыбнулся. Дедушкой, в отсутствии самого, мы называли Первого. Я расслабилась: знай наших! Моего гнева ты тоже боишься, хотя, конечно, во всём этом хорошего мало.
- Ты нарушила Высший Порядок!
Прямо с порога услышала я Первого. Я молчала, оправдываться не имело смысла.
- Что молчишь, жалься!
 Уже по доброму продолжал Первый.
- Позвольте мне самой разобраться…
- Не позволю!
Первый слегка улыбнулся.
- Ты, девонька, столкнулась с тем, чего не знаешь. Это - сила более могущественная, чем твоя, хотя она земного происхождения.
- Такого быть не может.
- Может!  Не ты одна...
Первый вздохнул и подошёл ко мне.
 - В общем...
Он снова перешёл на официальный тон.
- Порядок не нарушать, работать!
И тихо добавил:
- Смотри, Второй будет козни строить.
       Со Вторым было сложнее: угрозы, нападки, подколки, в общем, сплошной негатив, но главное, он загрузил меня персональной работой по уши, и у меня абсолютно не было никаких шансов вернуться к раненному Андрэ, священнику и оставленной мной Жозефине.
   
        Я примостилась на сейфе в банке Морган и К. Банк был захвачен. Посетители лежали на полу лицом вниз, а администраторов и клерков уже убили. Налётчики выгребали пачки денег и складывали в сумки. Надрывно выли сирены полицейских машин. Старший налётчик медленно прохаживался по залу, остановился, подозвал бандита с автоматом.
- Убей кого-нибудь и выбрось на улицу для острастки!
Бандит повёл автоматом, выбирая жертву. Я сосредоточилась: это и есть персональный выбор, задание Второго. Автомат остановился у головы худенького юноши. Его тёмные волосы мне чем-то напомнили Андрэ. Бандит нажал на курок, но я успела отклонить пулю, рассчитав рикошет прямо в глаз самому стрелявшему. Он грохнулся на пол, автомат отлетел раненному охраннику, и тот, схватил его и стал расстреливать бандитов в упор.
        Я сорвалась с места в другой конец света. Мысли путались. Опять натворила. Я неслась, не зная куда, не останавливаясь, пока не поняла, что нарезаю круги. Персональные вызовы гудели, как осы. Стоп! Хватит! Ещё мгновение, и мы с Жозефиной открыли глаза. Была тёмная южная ночь. Отец Бовэ разжигал костёр, мамочка не спала, детки капризничали. Андрэ перестал тормошить меня.
 - Ты так крепко спала, едва разбудил!
Ему стало лучше. Он стал подбрасывать ветки в костёр. Жутко завыли шакалы, совсем рядом. Мамочка вскрикнула, схватила детей и прижалась ко мне. Священник тоже придвинулся поближе. Люди искали защиты. У кого? Я - последняя инстанция для человека на земле. Короткий или длинный жизненный путь заканчивается мной по Высшему решению, но некоторые люди приходят ко мне сами, такие как Жозефина, в которой я, сейчас, нахожусь. Или она во  мне? Я опять запуталась.
        Я взяла малыша на руки и лёгкое тепло потоками растеклось по моему телу. Его ручонки трепали мои волосы, потом он дёргал меня за нос, а я не могла пошевелиться в сладкой неге умиротворения. Светлое пятно увидели все сразу. Оно возникло в темноте и приближалось к нашему костру. Вскоре отблески огня осветили странника в белых одеждах. Его длинные седые волосы и борода скрывали лицо. Я замерла: это был Первый. Андрэ, ничего не подозревая, освободил старику место у огня, отец Бовэ, с почтением поклонился, а мамочка подала флягу с водой.
        Первый устроился напротив меня, застывшую с ребёнком на руках. Он шумно вздохнул и покачал головой.
- Я так и думал, что этим всё и закончится! Прямо мадонна с младенцем.
Он погладил ребёнка по голове.
 - Все требуют жёсткого решения в отношении тебя. Но я предоставляю выбор тебе самой.
 - Я хочу остаться здесь.
 Я отдала мальчика матери. Священник и Андрэ слушали наш разговор, ничего не понимая. Странник встал, окинул взглядом сидящих людей у костра,  повернулся ко мне.
- Ты можешь оставаться в этом теле до тех пор, пока хоть раз не покинешь его или не прибегнешь к своим возможностям. И помни, здесь на земле всё сложнее, чем у нас. Нет чётких граней, краски размыты и смешаны, а порой, всё  бывает наоборот.
      Странник исчез в темноте также внезапно, как и появился. Костёр тихо потрескивал, шакалы затихли, затрещали цикады. Сон овладел всеми нами.
- Надо бы умыться!
Я услышала женский голос. Было раннее утро. Все ещё спали.
Я оглянулась по сторонам.
- Не напрягайся, я – Жозефина! Теперь, мы можем разговаривать!
 Голос исходил у меня изнутри.
- Круто. Почему ты ушла из жизни?
- Почему ты осталась здесь?
          Люди стали просыпаться. Отец Бовэ осмотрел фляги с водой.
 - Нам нужно идти. Воды совсем мало, а солнце будет сильным.
Обмотав головы кусками одежды, мы медленно двинулись по следам, оставленными машинами бандитов. Отец Бовэ шёл впереди, в середине процессии шли мамочка и я с детьми. Андрэ замыкал колонну. Мы продвигались по пустынной местности, делая привалы у высохших деревьев. Вода во флягах заканчивалась, солнце стояло в зените, а признаков жилья мы так и не обнаружили.
- Возьми у матери девочку, она сейчас упадет.
Подсказала мне Жозефина.
Я подошла к женщине и обомлела. Сквозь русые пряди отчётливо темнела моя метка на лбу.
- Привал!
Священник остановился у высохшего ручья. Мамочка обессилено плюхнулась на песок и тут же подскочила. С её ноги соскользнула крупная змея.
- Гюрза!
Священник осмотрел ногу женщины и покачал головой. Две маленькие ранки были едва заметны. Нога быстро опухала. Мы положили женщину в тень большого камня, но ей становилось все хуже. Яд действовал быстро. Она начала бредить.
- Ты можешь что-нибудь сделать?
Заволновалась Жозефина.
- Нет.
 Я вспомнила условия  Первого.
 - Тогда я попробую!
 Она заставила меня взять ногу женщины и отсосать яд из ранки. Но было уже поздно. Мамочка вдруг перестала бредить, и тихо  прошептала:
- Не бросайте детей!
Жозефина заплакала, я отвернулась. Опять работа.
      Андрэ закончил насыпать холмик на могилку, а отец Бовэ поставил крестик, сделанный из веток. Его молитва была недолгой. Мы снова двинулись в путь. Я чувствовала, как слабеет тело Жозефины, сил почти не оставалось, но она продолжала идти, черпая их неизвестно откуда.
        Андрэ падал всё чаще. Дети в перемётных сумках сидели тихо. Вода доставалась только им. Последними каплями мы смачивали им губы, а они всё время просили пить. Священник свалился первым. Слабым голосом он подозвал нас к себе. Откуда-то из-под полы он достал церковную склянку и протянул ее Андрэ.
- Это - святая! Я знаю, вы дойдёте, вы сможете.
Я не сомневалась, что под седыми прядями отца Бовэ была моя метка. Андрэ дрожащими  руками схватил сосуд и начал пить, буквально заглатывая все содержимое. Я не успела сообразить, как Жозефина вырвала у него остатки и напоила детей.               
- Я не знаю, как это получилось!
Плакал Андрэ. Жозефина молчала, я тоже, а отец Бовэ уже не дышал. Солнце раскалилось не на шутку, красные круги пошли перед глазами, и мы впали в забытьё.

          Я очнулась от прохлады. Мы лежали на соломе в большом глинобитном сарае. Мои руки были связаны. Рядом, привязанный к колесу большой повозки, сидел Андрэ. Взрослый арабский мальчик с кривой палкой в руках поставил передо мной деревянную плошку с водой и положил на землю кусок лепёшки. Детей нигде  не было.
- Где дети?
 Это крикнула Жозефина. Мальчик засмеялся и концом палки стал задирать моё платье. Я коленом отвела палку в сторону, но мальчик продолжал своё занятие. Так продолжалось довольно долго, пока, наконец ему не надоело. Он несколько раз ударил палкой Андрэ и ушёл.
        Андрэ корчился от боли, а мне казалось, что и я чувствую боль. Мои руки были привязаны к противоположному колесу повозки, и мне пришлось втягивать воду из плошки, опустив в неё лицо. Лепёшку я съела по-собачьи, прямо с земли. Андрэ наблюдал за мной и страдал от голода. Вода у него была, но еду не давали. Я попыталась отбросить кусок лепёшки, но это сделать в таком положении было невозможно.
        Прошёл день, другой. Всё так же приходил молодой араб и приносил мне еду и воду, а Андрэ слабел и едва шевелился. В проём окна я увидела знакомую тень. Второй, в новом плаще, осматривал Андрэ.
- Почти не жилец! Помочь?
 Второй противно засмеялся.
 Жозефина притихла.
- Спасибо, я как-нибудь сама.
 Я старалась не рассердиться.
- Ну-ну, я вижу, вам хорошо вдвоём,
Второй захрустел плиткой шоколада.
- Не буду  вам мешать, а то к вам посетители.
         Мальчик вошёл с большой белой лепёшкой и сел напротив меня. Он показал мне лепёшку, потом на Андрэ и погладил мои волосы. Я поняла. Жозефина заплакала внутри. Я вытянулась на соломе и отвернула голову. Мальчик сделал несколько движений и притих.
 - Отдай ему!
 Закричала Жозефина. Мальчик встал, засмеялся и бросил лепёшку в окно собакам. Я почувствовала приближение гнева. Немыслимая энергия стала раскручиваться, но Жозефина опередила меня. Взревев, как тигрица, она разорвала верёвки, выхватила палку у араба и била его до тех пор, пока он не затих. Я развязала Андрэ. С палкой наперевес, Жозефина ворвалась в дом. Мужчин не было. В женской половине мы нашли детей. Они были  здоровы. Надо сказать, арабские женщины не препятствовали этим действиям, да и вид у меня был страшный: руки в крови, с огромной палкой и глаза... глаза Жозефины.
       Во дворе стояла запряженная мулами повозка. Я усадила детей и перетащила Андрэ. Взяв воду и немного еды, я остановилась.
- Ты можешь управлять повозкой?-
Спросила я Жозефину.
- Нет.
- Кем же ты была в жизни?
- Моделью и ездила на лимузине.
 Мулы, вдруг, дёрнули и пошли сами, только им известно куда, но мы всё-таки удалялись от этого места.
       Мы ехали несколько часов. Вдруг, повозка остановилась.
- Они хотят пить, дай им воды!
Догодалась Жозефина.
 Я спрыгнула на землю и оглянулась. Поднимая клубы песка, к нам приближались всадники. Нас всё-таки нашли.
 Я схватила палку, мышцы Жозефины напряглись, но всадники почему-то остановились. Они спешно доставали ружья, но выстрелы прогремели с другой стороны. Пулемётные очереди сбили первых всадников, а остальные сыпанули в разные стороны. Солдаты в форме французского легиона подъезжали к нам на бронированных джипах. 
      Французский консул долго слушал наш рассказ, наконец, устал.
- Прямо Голливуд какой-то! Мы, конечно, переправим вас на родину, но всему своё время.
       А время тянулось медленно. Андрэ лечился в армейском госпитале. Серьёзных ранений у него не было, общее истощение и нервный срыв. Мы с Жозефиной гуляли с малышами и всё время общались. Я стала понимать её, вернее, понимать её мысли. Иногда, мне было трудно отделить их от своих собственных. Наконец, пришёл день, когда мы ступили на землю Французской Республики.

                               Часть третья.
               
                               АНДРЭ  

        Этот маленький домик, на окраине большого города, выбрала Жозефина. Французское Правительство, как жертвам кораблекрушения, выделило нам небольшие средства, и мы приобрели это жильё, уплатив почти всё, что получили.
       Я сидела на кровати и наблюдала, как Андрэ собирается в душ.
- Как мы будем спать, подруга, по очереди или в унисон?
- А как получится! 
 Жозефина рассмеялась. Я тоже. Я призадумалась, это тоже должно быть предусмотрено. Андрэ с удивлением долго смотрел, как я разговариваю сама с собой, потом, пожал плечами и направился в душ.
        Вообще, всё было замечательно. Я занималась детьми. Жозефина просвещала меня, как могла. Андрэ искал работу. Он много трудился по ночам в своей оборудованной мастерской, а утром с эскизами уходил на поиски заказов. Время шло, деньги постепенно кончались, а Андрэ никак не мог найти работу. Он метался по мастерским, спрашивал местных художников, обошёл все галереи и выставки, но результатов не было. Жозефина всё время давала новые советы. Она хоть что-то знала, в отличие от меня, но чёрная полоса не заканчивалась, и наступил день, когда нам нечем было накормить детей.
 Я присела возле Андрэ. Говорила Жозефина.
 - Тебе стоит прекратить поиски работы по профилю, вокруг много другой работы, пусть, чёрной и неблагодарной, но у нас будут хоть какие-то деньги на первое время. Андрэ вспыхнул и заходил по комнате:
 - Я никогда не буду заправлять машины и мыть туалеты. Я - художник, и у меня есть ещё шансы. У нас скоро будет много денег! Мы откроем выставку, мою выставку.
- Дети хотят есть сейчас.
- Детей можно сдать в приют, пока трудные времена.
Андрэ умолк, и я почувствовала, как что-то оборвалось у Жозефины внутри.   
       Андрэ хлопнул дверью. Дети плакали и просили есть.
- Ты могла бы...
Начала Жозефина.
- Могла... я могла бы вызвать цунами или землетрясение, наслать чуму  или взорвать страну, но достать денег я не могу.
- Пойдем!
Жозефина вытянула меня из дома. Я присела на лавочку возле дороги, и через несколько минут около меня уже остановилась машина.   
         Андрэ вернулся под вечер уставший, голодный и злой. Было видно, что он уже тоже не надеется получить заказов. А у нас был пир. Мы купили много молока, сладостей и даже сыра. Сытые дети смеялись и шалили. Андрэ как-то дико посмотрел на меня. Жозефина притихла, а я протянула Андрэ большой бутерброд. Он, молча, взял его и ушёл спать к себе в мастерскую.
        Этот день был серый и пасмурный, но Андре буквально влетел в дверь.
Казалось, вся комната наполнилась солнечным светом.
- Я нашёл! Я знал, что найду!
Пританцовывал  по комнате Андрэ.
Дети инстинктивно тоже стали радоваться, прыгая возле него.
- Расскажи!
Я начала их успокаивать.
- Это - салон мадам Саваж. Это - чудо!
- Попей воды и успокойся!
Жозефина была более сдержана.
- Мадам Саваж представляет полный пансион мне и детям, и огромную мастерскую для работы.
- А я!
 Едва не вырвалось у меня, но Жозефина перехватила мой крик в горле.
- Зачем детям? Они сыты и ухожены.
Она насторожилась.
- На какие деньги?
 Андрэ стал срываться.
- На деньги проститутки?
- На эти деньги и ты живёшь!
Голос Жозефины стал металлическим.
Андрэ сник, сгорбился, затем, взял плащ и ушёл, не закрыв входную дверь.
       Он вернулся, за полночь, пьяный, разбросал вещи и ушёл спать, с трудом попав в двери мастерской.
- Андрэ был с другой женщиной!
 Вздохнула Жозефина
- Откуда ты знаешь?
 Я с размаху села мимо стула.
- Ты это чувствуешь?
- Я уверена!
      Я отошла к окну. Внутри все кипело. Мой энергетический гнев  не сравниться с тем, что творилось во мне сейчас. Хотелось выть, кусаться, убить Андрэ, самой броситься под поезд...
- Ты ждала ответа на свой вопрос, ты его получила.
 Жозефина говорила тихо.
- Я ушла по этой же причине.

         С того дня, Андрэ стал появляться всё реже, а, потом и вообще, исчез.
Жозефина направила меня в модельное агентство, где рекламировали женское бельё. Взяли сразу: надо отдать должное великолепию тела Жозефины.
         Всё свободное время мы посвящали малышам. Они заметно выросли, девочка называла меня мамой. Холодными зимними ночами я подходила к окну, стараясь что-либо разглядеть. Я вздрагивала от каждого стука в дверь, подолгу сидела в мастерской, я просто ждала.
       Сегодня на показе был сам кутюрье. Он поцеловал мне руку и предложил представлять его коллекцию на международных выставках. С огромным букетом цветов я летела домой. Подходя к дому, Жозефина похолодела. Дверь была открыта. Я ворвалась в комнату: детей нигде не было. Мы обыскали всё, но безрезультатно.
- Нужно идти в полицию!
- Или к мадам Саваж! 
 Молодой полицейский, скучно вздыхая, подробно всё записал, затем, отложил ручку.
- Ничего хорошего, мадемуазель, простите, мадам, я вам сказать не могу. Салон мадам Саваж , гм, если так можно назвать, давно нам известное заведение.
- Не тяните!
 Жозефина не выдержала.
- Гм, хорошо. Это заведение - ширма, прикрывающая деятельность одной преступной группировки. Торговля наркотиками, оружием, антиквариатом, человеческими органами, и это ещё не полный комплект. Мы, конечно, ведём работу, и, в конце концов, пресечём все это, но, на сегодняшний день, у нас мало улик.
Сердце Жозефины чуть не выпрыгнуло из груди.
- Вы говорите органы?
- Да,
Полицейский зевнул.
Это сейчас самый выгодный, криминальный бизнес.
- Дайте адрес!
- Зачем? Да, вот он, на том конце квартала.
       Я сидела перед зеркалом. С поверхности холодного стекла на меня смотрели глаза Жозефины. Я ужаснулась такой неимоверной решимости этого взгляда.
- Ты как, Жозефина?
- Я согласна, а ты?
Не ответив, я вышла на улицу.
      Особняк был старый, с балконами, арками и лепкой. Я увидела открытое окно на втором этаже. Влезть было просто.
- По коридору налево,-
Подсказывала Жозефина.
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую его запах.
          Дверь была приоткрыта. Действительно, тяжёлый запах алкоголя. Я осторожно вошла и осмотрела комнату: на широкой кровати, разметавшись, лежал Андрэ. Его вещи были разбросаны по сторонам. Я машинально взяла его брюки. Из кармана, блеснув в отражении уличных фонарей, выпал медальон девочки. Другой медальон был завёрнут в измятую денежную купюру.  На столе лежали еще деньги. Их было много.
- Ты готова?
 Спросила я Жозефину.
- Положи меня красивой!
 Я поправила волосы, платье и легла на пол.
- Улыбнись, мы же француженки!
 Я изобразила улыбку и вышла из Жозефины, а она так и осталась лежать с улыбкой на губах.  Я наклонилась к Андрэ, поцеловала его и остановила его дыхание. Резанул персональный вызов. Пора!

                               ЭПИЛОГ
            
        Я искала сектор суицида. Стража, прислужники, низшие разбегались и падали ниц при моём приближении. Вопли и стоны вывели меня в рабочую зону. Здесь я нашла Жозефину. Она дрожала от боли, но не горбилась. Мы обнялись.
 - Я вытащу тебя в нейтральную зону, потерпи!
 Жозефина кивнула. Даже здесь она была красивой.
 - Ты его видела?
Не удержалась я.
Жозефина с удивлением подняла глаза.
 - Он - там!
Она показала на чёрную дверь.
- Это особая зона, там ещё хуже.
Жозефина подняла глаза.
- Нет! Я не пойду туда!
Прочитала я её мысли и пошла. За воротами я остановилась, и не оглядываясь назад, открыла черную дверь.