Я встретил её в середине прошлого лета. Тогда она мне казалась слишком странной и явно не моей. Но, знаете, постепенно, не спеша, она разожгла во мне тот огонь, что не угасает и по сей день, несмотря ни на что. Люблю ли я её? Разумеется. А как такую можно было бы не полюбить! Ведь в её душе смогло уместиться так много света и тепла. Этот маленькой мир внутри неё не даёт мне покоя на протяжении последнего года.
Мы очень долго шли на сближение. Это заняло у нас длинные девять месяцев. Именно через девять месяцев наших ежедневных «Привет с: Как дела?» я осознал, насколько важно для меня наше общение, насколько сильно я привязан к её смешным рассказам о школьных друзьях и глупому котёнку, к её мнению о различных фильмах и книгах, к её жизненной позиции, необычным взглядам на самые простые вещи – всё обрело для меня смысл.
Но она всегда значила для меня намного больше, нежели я для неё. Мне постоянно казалось, что я ей был абсолютно не нужен. Временами, без какой-либо на то причины, она всматривалась в мои глаза, и каждый раз мне становилось невыносимо грустно. Я чувствовал себя пустым местом рядом с ней, такой волшебной. Она открывалась мне и тут же отдалялась, будто боялась, что я расскажу посторонним о её слабостях. Она не могла вести себя однозначно, размерено, а я лишь ловил от этого кайф и одновременно накручивал себе бог знает что.
Я рассказывал ей свои самые сокровенные тайны, то, чего никому никогда не рассказывал. Я делился своим обо всём мнением, задавал ей самые дурацкие вопросы и на такие же вопросы отвечал. Я чувствовал между нами самую крепкую связь, что когда-либо была придумана человечеством. Это была не любовь, нет, - это было что-то много большее, нежели любовь. Мы были связаны некими чарами, магией.
Я ежедневно воспроизвожу в голове её образ, вижу эти губы, глаза, волосы… Она была великолепна. Великолепна! Её вечно непринуждённый вид так и застыл в моей памяти. Она была неземной, действительно.
Она читала книги с диким интересом, который просто невозможно подделать. Как же она любила стихи! Мне казалось, будто в её голове по полочкам разложены все известные и неизвестные моему разуму поэты. Она ведь и сама писала, но очень редко. И у неё всегда получалось что-нибудь диковинное, ни на что другое не похожее.
А её отношение ко всему платоническому? Она не любила даже разговаривать со мною об этом. Я редко её целовал. Лишь с ней я понял, что любить друг друга могут лишь души – не тела. Изо дня в день она несознательно доказывала мне это.
Но даже в ней, моём божестве, всегда было два крошечных недостатка: первый - она слишком часто и резко исчезала из моей жизни, не оставляя после себя никакой весточки; второй - она излишне жаждала собственной кончины и никогда не скрывала этого от меня. В последние месяцы я отбил у неё всяческую охоту умирать, но, видимо, чего-то я не доглядел. Она повесилась. Да-да, просто взяла и повесилась, сделав это в своей лучшей традиции – не попрощавшись, по-английски.
А что же осталось мне? Муки совести и пытки одиночества. Я не могу жить дальше, не могу просто взять и закрыть глаза на былое. Я забываюсь в алкоголе последние три недели и пытаюсь понять ход её мыслей, ведь она ничего не делала просто так. Я постоянно возвращаюсь в прошлое, по крупицам пытаюсь собрать всё то, что между нами было и то, что могло бы быть, будь у нас чуть больше времени. Но раз она так решила, пусть так оно и будет. Я не смею перечить ей, никогда не смел.
Я хочу умереть. Я уже давно всё решил, просто оттягивал свою последнюю здесь секунду, последний вздох. Вы скажете, что в жизни множество радостей, и мне не стоит этого делать, но я отвечу вам: «****уйте лесом! Даже за сотни тысяч всех вместе взятых ваших никчёмных жизней вы не вкурите смысла, что я втолковываю в вас уже десятый абзац».
Прощайте,
не люблю,
я.