Жила-была Пчёлка - пушистенькая, рыженькая, брюшко полосатенькое, жужжала с утра до вечера, с цветка на цветок перелетала, мёд собирала и в улей несла - обычная, в общем, молодая пчела.
Вот только трудилась она так, трудилась, да и решила однажды: «Надоело на одном поле кружиться! Так и вся жизнь мимо пройдёт. Полечу-ка я счастья искать. И мир посмотрю, да и себя покажу».
Не то, чтоб ленива была наша Пчёлка, нет. Даже нравилось ей нектар сладкий хоботком из цветков брать, соты мёдом в улье заполнять, а заодно и пыльцу на ворсистых лапках с растения на растение переносить – опылять их, жизнь им давать. И не то, чтобы одиночество её в путь-дорогу погнало. Общительной была Пчёлочка – подружек хоть отбавляй! Соберутся, бывало, поутру, росой свежей умоются, да и отправятся стайкой в поле благоухающее. Поработают дружной артелью и в хороводе весело вертятся - а что ж им не кружиться-то? молодые, как-никак – жужжат, песенку пчелиную поют. Вроде всё у неё было, как и у других в огромном рое. Да вот, поди ж ты, забожилось ей: «Полечу, да и только! И никто мне в этом деле не помеха!»
Надо сказать, что подружки некоторые даже подбадривали её, подстрекали: «Лети, лети, пробуй. А найдёшь счастье там, вдалеке, возвращайся за нами. И мы уж вместе с тобой туда отправимся – за неведомым». Вроде как на разведку они её отправляли.
И вот, как-то раз на зорьке поднялась Пчёлка над полем, над любимыми цветами, над росистым разнотравьем и увидела горизонт - далекий-далёкий, манящий, в дымке утренней. А ближе, за сбегающим вниз полем, за пашней, обнаружила она лесочек и речку, ленточкой серебряной в долине вьющуюся. Опустилась Пчёлочка к земле поближе, чтобы ветерок утренний её с пути не сбивал, и к лесочку, к речке, отправилась. «Горизонт, - думает, - пока подождёт, следующей целью будет». Летела, летела, да и притомились. И то сказать - это тебе не с цветка на цветок порхать с передышками. Даже мыслишка у путешественницы в головке юной мелькнула: «А не повернуть ли обратно? Может быть, на таких коротеньких крылышках до счастья неведомого и не добраться вообще никогда?» Но тут как раз заросли ивы перед ней открылись, это и была та самая рощица у речки, которую она, поднявшись ввысь, видела. Из последних силёнок долетела Пчёлка до деревьев и на листок ивовый плюхнулась, дух перевести.
Видит, гнездышко низко-низко, почти у земли, в тени, в зарослях. И птичья головка из него торчит серенькая. А рядом на веточке похожая пташка нахохлилась – тоже тоненькая, тоже маленькая и тоже серенькая. И по всему заметно, что уж очень огорчена чем-то эта нахохлившаяся пичужка. И вот ещё сильней пригнулась она, сгорбилась, крылышки опустила, клювик раскрыла, да как зальётся трелью – и громко, и звонко! Но недолго голосок свой дивный птичка пробовала, прекратила пение и запричитала, заплакала:
- Ах, бедный я, бедный Соловушка! Разнесчастная моя головушка! Ах, бедный я, бедный! Несчастный я, разнесчастный!
Очень обрадовалась Пчёлочка: «Вот, повезло! – думает. – Только в дорогу отправилась, и на тебе - уже и попутчик сыскался! Вдвоём-то с разнесчастным повеселее странствовать будет».
- Как я рада, что встретила тебя, горемычного, - молвила она. – Теперь мы вместе…
- Постой, постой! – замахал крылышками разнесчастный певец. - Подожди, не перебивай! – И он прислушался к таким же, как у него, звонким трелям на другом конце рощицы. – Ах, какие изумительные «раскаты»! – восторженно воскликнул Соловушка, когда пение смолкло. – А у меня они не получаются! Ах, бедный я, бедный! Несчастный я, разнесчастный!
- А что такое «раскаты»? – полюбопытствовала Пчёлка.
- «Раскаты» - это коленце из нашей соловьиной песни, - объяснил Соловушка. - Есть и другие: «почины», «свисты», «дудки», «дроби», «стукотки». Они у меня выходят и очень отлично. Но вот - «раскаты»! А без них - какая же песнь? Ах, бедный, я бедный! Несчастный я, разнесчастный!
- А коли так, полетели вместе счастье искать, - предложила Пчёлка. - Может быть где-нибудь там, далеко-далеко, в незнакомых краях и приделах тебя и научат выводить эти твои трудные «раскаты».
- Какие края? Какие приделы? Ты о чём? – снова замахал крылышками Соловей. – Такие «раскаты» поют только здесь. Только наши соловьи. Только в наших густых-прегустых ракитах, около нашей плавной-преплавной, тихой-претихой и серебристой-пресеребристой речушки!
И он снова попробовал выводить свои трели.
– Ну, вот! Вот! Почти получилось! – радостно прокричал Соловушка и попытался ещё раз. – Вышло! Вышло! Я счастлив! Счастлив!
И он запел - громко, самозабвенно, перекликаясь с другим соловьём на другом конце рощицы. Казалось, что весь лес смолк, все птицы, звери, насекомые, всё живое и неживое - даже ветерок в ветвях, даже облачки в небесах замерли - слушая их вдохновенное пение.
«Вот оно - счастье! Заливаться около своего гнезда, да так, чтобы весь мир заворожено слушал только тебя! Прав Соловей! Ох, тысячу раз прав! – мысленно восклицала Пчёлка. – Вот и я также - сяду на улей или на какую-нибудь травинку поблизости и стану тренькать, щебетать, - размечталась она. – И буду счастлива!»
Попросила Пчёлочка нового своего знакомого обучить её трелям. С радостью взялся за дело наставник. Но как он только не старался, и что только не вытворяла его ученица: и тужилась, и кряхтела, и кашляла, и горлышко росинкой прочищала, и горбатилась, и все четыре свои перепончатые крылышки вдоль животика полосатенького, подражая пичужке, складывала, и ротик шире некуда разевала, а уж ругалась-то на учителя, ох, как бранилась! Даже ужалить сгоряча собралась! Хорошо хоть вовремя одумалась. В общем, и так и сяк пробовала, из кожи вон лезла, а выходили у неё один только сплошной зуд и жужжание. Полдня они с Соловьём на урок вокальный угробили, но, ни одной трели, ни одной, даже самой простенькой рулады, исполнить певица так и не смогла.
- Видно, не моё это призвание песней окружающих радовать, - смирилась Пчёлка, в конце концов. - Спасибо, тебе, друг Соловушка. Полечу-ка я дальше.
Проводил её Соловей, пожелал доброго пути, помахал на прощание крылышком.
А солнце к тому времени высоко поднялось. Отправилась Пчёлка к прохладной речке, села на тёмно-зелёный, похожий на сердечко лист кувшинки и глянула в прозрачную воду. Стайка буроватых рыбёшек копалась в золотистом песке. То одна, то другая из них склонялась иногда набок и пускала солнечные зайчики, сверкая серебристой, блестящей чешуёй по бокам небольшого, крепкого тельца. «А может быть здесь, в этом тихом затоне, в освежающих струях тихой речки и живёт счастье, - размечталась уставшая от громких песнопений и разморившаяся на солнцепёке Пчёлочка. – Рыбёшки, судя по всему, в песочке собирают мёд. А коли так, мне к ним, туда, в прохладу, в глубину». И она смело шагнула с листа кувшинки.
Пчёлка рассчитывала, что тут же опустится на дно, к копошащейся в песке стайке. Но вышло вовсе не так, она не утонула и даже не окунулась с головой. Она была лёгкой, пушистой и вода выталкивала её наверх, как надувной шарик.
«Ну что ж, попробую нырнуть с разбега», - решила Пчёлка, вскарабкалась на загнутый с одного края наподобие трамплина, лист кувшинки, разбежалась по нему, оттолкнулась и прыгнула, прижав все шесть лапок к тельцу. Так скачут с обрывистого берега мальчишки, называя прыжок «бомбочкой». Но и теперь уйти под воду она не смогла. От неё даже не разлетелись во все стороны салюты брызг, как это бывает при прыжке «бомбочкой» у мальчишек, настолько она была ворсистой и мягкой.
«Значит надо прыгать с высоты». Пчёлка влезла на длинный, острый лист осоки, на самый верх и скакнула с него, теперь уже вытянув лапки вниз - уж очень хотелось ей пробить упругую поверхность воды и погрузиться на дно. Так скачут мальчишки с какой-нибудь самодельной, возвышающейся над речкой или над озером нырялки, называя прыжок «солдатиком». Но и шесть вытянутых остриём ножек Пчёлке не помогли, она снова не утонула – осталась барахтаться на поверхности.
- Придумала! – взглянув на берег и увидев в жёлтом песке вкрапления серых камешков, обрадовано воскликнула Пчёлка. – Надо погружаться на дно с тяжестью!
Она выбралась на сушу, нашла груз по силёнкам, взяла его в передние лапки и на остальных четырёх двинулась в воду. Так иногда мальчишки, балуясь, в наших реках и озёрах, или добытчики жемчуга, где-нибудь в далёких океанах, гуляют по дну. С каждым шагом Пчёлка погружалась всё глубже и глубже. Вот уже и животик, и лапки с камешком, вот уже и головка её скрылись под водой, ещё немного вперёд и она увидела шебаршащуюся у дна стайку.
- Здравствуйте, - вежливо приветствовала рыбёшек Пчёлка.
Ей никто не ответил. Пчёлка пристроилась к молчаливым рыбёшкам, чтобы начать ковыряться в золотистых песчинках, выискивая мёд. Но тут вдруг вся стайка дружно сверкнула серебристыми боками, пустив множество солнечных зайчиков, и кинулась в водоросли. А за ними погналась, откуда ни возьмись взявшаяся, длинная, зеленоватая, зубастая рыбина.
Надо ли говорить, что сердечко у Пчёлки от страха ушло в одну из её шести пяточек? Ведь хищница по сравнению с ней была великаншей! Пчёлка увидела неподалёку вросшую в песок небольшая коряжину , и стремглав кинулась к ней. Но это ей только так казалось, что она мчится стремглав. На самом деле Пчёлка еле тащилась – ползла по дну с камешком в лапках, как черепаха. Да пожалуй, что черепаха по сравнению с ней под водой сошла бы за скорохода!
Тем временем хищница, не поймав ни одну рыбёшку, развернулась и, скаля острые зубы, проплыла вокруг непонятного ей, совсем непохожего на привычную добычу, маленького, полосатенького, замершего от страха с камешком в лапках, создания. Рыбина решила, видимо, что существо это, в качестве обеда, вряд-ли придётся ей по вкусу, потому что она нехотя, очень недовольная тем, что не удалось ничем поживиться, удалилась прочь к середине реки.
Очухавшись, Пчёлка собралась, было, продолжить своё бегство к убежищу. Но тут вдруг навстречу ей из-под коряжины выползло коричневое пучеглазое чудище и угрожающе подняло две тяжёлые лапищи. Это был Рак, и лапы его были вовсе не лапами, а цепкими, как плоскогубцы, клешнями.
- Не бойтесь меня, - совсем перетрусив, попыталась почему-то успокоить страшилище Пчёлка. - Я - Пч-ч-ч… Пч-ч-ч…- Но вышло у неё нечто вроде чихания, она захлебнулась, отпустила камешек и всплыла на поверхность.
Пчёлка именно всплыла - медленно поднялась, а не выскочила из воды, как пробка, настолько она вымокла. Она откашлялась, перевела дух, хватая ртом воздух, и собралась было улететь с реки на берег. Но сколько она не била крылышками по воде, оторваться от поверхности так и не смогла. Она же промокла насквозь! Бурным своим трепыханием Пчёлка лишь привлекла внимание ещё одной хищницы, на этот раз – опасного охотника за упавшими в воду насекомыми Ельца. И он уже угрожающе показал над поверхностью свой верхний плавник, как акула на пляже в каком-нибудь далёком океане, и уже плеснул хвостом по воде, нацеливаясь на жертву. Не миновать бы беды! Но только кто-то неожиданно схватил злополучную купальщицу за шкирку и понёс её по воздуху на берег.
Спасительницей Пчёлки оказалась синяя-синяя, как василёк, или колокольчик, или, как небо в погожий вечер напротив розового заката, Стрекоза.
- Зачем ты полезла в воду? – возмущалась она, опустив Пчёлку в траву на полянке и стряхивая с неё капельки воды. – Ах, ты счастье искала? Ну, ну! Молодец! На дне?! – выслушав её объяснения, ещё больше рассердилась Стрекоза. – Счастье в том, что я вовремя заметила, как ты барахтаешься в речке. Ты чудом осталась жива.
- А ещё я хотела поискать в песочке мёд, вместе со стайкой, - пыталась оправдываться Пчёлка.
- Какой мёд?! – Стрекозка от удивления даже перестала злиться, она расхохоталась. – Эти рыбёшки – пескари. Они ищут личинок, мелких моллюсков. Нет на дне никакого мёда!
И Стрекозка поведала ей о тех страшных опасностях, которые подстерегали её: о зубастой Щуке, о сердитом, с клешнями-плоскогубцами Раке и о самом ужасном для насекомых, оказавшихся в воде, хищнике - Ельце.
- Вот уж он-то точно бы не промахнулся. Его добыча упавшие мухи, подёнки. Но я думаю, ты бы ему тоже понравилась, - пугала путешественницу Стрекоза. – Твоё счастье, - ещё раз повторила она, - что я вовремя выудила тебя. Больше в воду ни ногой! – строго-настрого велела синяя-синяя, как василёк, или как колокольчик, или как небо в погожий вечер напротив розового заката, Стрекоза и упорхнула по своим стрекозьим делам.
«И в самом деле, - осматривая мокрые ворсистые лапки, согласилась со своей спасительницей Пчёлка, - нет на дне никакого счастья. И мёда нет, и дышать нечем, даже поболтать не с кем. Жужжать и то толком никто не умеет! Все немы, как рыбы. Да ещё и хищники злющие со всех сторон на тебя кидаются».
Пчёлка отряхнулась, словно вылезшая из воды собачонка, и, переворачиваясь с боку на бок, высушила на солнышке спинку, животик, потёрла мохнатые ножки. «Пора бы, - размечталась она, - и перекусить».
Вдруг видит, по краю полянки шествует странная процессия. Впереди - мышка. Да, да - это была мышка! Всё у неё было мышиное – и хвостик тощенький, и глазки бусинки, и серенькая шубка. Но вот вместо носа свешивался… хоботок! Именно так - маленький хоботок! За мышкой двигались мышата и тоже с хоботками вместо носов. Странные эти зверушки и шагали странно - ухватившись зубами, за хвосты друг друга. Первый мышонок – за хвост главной мыши, а остальные семеро, мал мала меньше, держась за хвост впереди идущего!
Если бы Пчёлка, хоть раз в своей жизни побывала в зоопарке, она бы, наверное, сравнила этих зверушек с крошечными слониками. А если б она ходила в кино или смотрела телевизор, она бы, наверное, назвала этих зверушек хоббитами. От слова – хоботок. Но Пчёлка в зоопарке не была, да и кинотеатров с телевизорами, ни в поле, ни в ульях не было.
«Раз уж у них есть хоботки, - рассудила Пчёлка, - значит, эти мышки собирают мёд. Ведь нам пчёлкам, хоботки нужны именно для этого! Мышки, скорей всего, направляется за мёдом, - решила она. – И мне с ними по пути».
В это время последняя, самая крошечная мышка, заметив разноцветную бабочку, отцепилась от вереницы, побежала за порхающей красавицей и пропала из виду. Вскоре раздался её испуганный писк:
- Ай-я-яй! Я потерялась! Ай-я-яй! Найдите меня! Найдите! Ай-я-яй!
Да и как такой крошке было не потеряться? Трава, наверное, казалась ей высоким, непроходимым лесом! Густой чащобой!
- Стой! Раз, два! – услышав крики о помощи, скомандовала главная мышь. – По одному рассчитайсь!
- Первый, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой, - произнесли мышата.
- Ну, и каков итог? – проходя мимо строя, сердито спросила главная мышь. – А итог таков, что опять всё снова здорово! Опять пропала ваша младшенькая сестричка. Когда вы научитесь за ней следить? Потеряшку искать! - приказала она. – Разойдись!
Пока мышата шныряли в траве в поисках насмерть перепуганной сестрички, Пчёлка подлетела к главной мышке и уселась перед её странным носом на травинку.
- Скажите, пожалуйста, – вежливо осведомилась она, - почему вы такие непонятные мышки - с хоботками?
– Потому что мы вовсе не мыши, - ответила главная мышь. - Мы – землеройки, родственники кротам.
В это время потеряшка была найдена, и братцы с сестричками начали выстраиваться в шеренгу.
- Можно мне попутешествовать с вами? – попросила Пчёлка.
- Ну, что ж, - строго оглядев её, разрешила главная землеройка, - цепляйся за хвост последней. Но ты должна помнить одно важное условие, - предупредила она, - придётся быть послушной. И во всём слушаться меня. У нас в семье такой порядок.
Произнесла эти слова главная Землеройка так строго, таким непререкаемым тоном, что Пчёлка невольно сама собой вытянулась по струнке, щёлкнула всеми своими шестью пяточками, и громко и чётко ответила:
- Есть!
Караван двинулся дальше. Ухватившись двумя лапками за хвост потеряшки, последней вышагивала Пчёлка.
«Может быть вот так, ходить в строю, чувствуя плечо, точнее локоть, а ещё точнее - хвост верного своего товарища, это и есть счастье?» - восхищалась отрядом, дружно пришедшим на помощь своей попавшей в беду сестричке, ещё недавно чувствовавшая себя под водой такой незащищённой, Пчёлка.
- Стой! Раз, два! – скомандовала главная Землеройка. – К первому ужину товсь! Налево! К еде приступить!
«А почему – к первому? Ужин он и есть ужин, – удивилась Пчёлка. – Разве может он быть первым или, например, четвёртым?»
Ох, как она ошибалась! Ей ещё предстояло присутствовать не только на четвёртом, но даже и на пятом и на шестом ужине.
Вся процессия, тем временем, окружила жирную, сочную сороконожку. Через несколько мгновений от неё остались только рожки да ножки. Вернее рожек не осталось, только ножки - сорок штук.
Следующей жертвой отряда стала парочка слизней. Они были объявлены главной Землеройкой вторым ужином. От слизней наоборот, осталась только парочка рожек. Ножек-то у них и в помине не было!
- Под кучу хвороста шагом марш! – сразу после пиршества приказала командирша. - Левой, левой! Ать, два! – И под кучей распорядилась: - Всем спать! Отбой!
Пчёлка удивилась ещё больше: «Какой сон?» Она взглянула на пробивавшиеся сквозь сухие ветки лучи склонявшегося к закату, но ещё высокого солнца. «Ну да ладно, - смирилась она, - пораньше лечь, сегодня, как раз, и неплохо. Высплюсь, основательно, до утра. Ведь я так утомилась от множества впечатлений и так переволновалась», - пожалела сама себя путешественница.
Но только Пчёлка задремала, как услышала команду:
- Подъём! В колонну по одному становись!
Она с трудом продрала слипавшиеся глаза и снова посмотрела сквозь хворост на солнце, оно лишь немного сдвинулось по небосводу.
«Что-то тут не то! Может быть, сейчас утро следующего дня? – мелькали сумбурные мысли у вышагивающей в колонне, ещё не до конца проснувшейся Пчёлки. - Так бывает, когда устанешь и спишь без задних ног. Ночь пролетит, а кажется, что ты только что лёгла. Но если сейчас утро, - засомневалась она в своих же догадках, - солнышко должно быть совсем с другой стороны. Утром оно всегда не там, где вечером».
- За хвосты держись! Левой! Левой! – командовала главная Землеройка. - Ать, два! Ать, два!
Следующим лакомством отряда и третьим по счёту ужином стал жук.
- Когда будет сладкое? – попыталась спросить у главной Землеройки Пчёлка. – Когда мы пойдём искать мёд?
Но её вопрос заглушило дружное хрупанье и чавканье. Затем наступила очередь четвёртого пиршества - гусеницы. Подкрепившись, все опять отправились спать. Хотя солнышко только-только начало закатываться за рощу. В вечерних сумерках, снова был подъём, а в темноте пятый ужин, шестой, снова отбой. Всю ночь землеройки то ужинали, то спали. Семейка находила пищу повсюду – в подстилке листьев, под камнями, в хворосте, копала ходы под деревьями – землеройки, как-никак! Спали они, где придётся, часто в мышиных или кротиных норах. Пчёлка очень проголодалась и несколько раз попыталась отведать вместе с землеройками их пищи. Но их лакомство было противным, мёдом оно и не пахло.
Когда один край неба чуть-чуть просветлел, у зверушек наступило время завтраков. После первого завтрака семейка устроилась спать в кротиной норе. Под землёй было душно, в животе у Пчёлки урчало от голода.
- Землероечка, - когда отряд чуть-чуть угомонился, спросила она малютку, за хвост которой держалась в шеренге, - неужели вы так и живёте: едите и спите, едите и спите?
- Да, таков наш обычай, - с трудом ответила засыпающая соседка, - много есть и много спать. Если бы не мы, гусеницы, слизни и саранча поели бы все листья, всю траву, все леса, поля, сады и огороды. Мы очень полезные. А для того, чтобы приносить как можно больше пользы, надо как можно больше есть. А потом отсыпаться, переваривать проглоченное. Наше счастье, что в этом году народилась уйма врагов лесов, полей и огородов. Мы очень, очень полез… поле… по… - И Землеройка на полуслове сладко засопела.
Пчёлка от усталости ног под собой не чуяла. Но ей всё равно не спалось. Ей стало до слёз, необычайно грустно. Хотя она и сама любила полакомиться. «Тоже мне, придумала, - сердилась она на маленькую соседку. – Счастье, видите ли, когда много врагов. А вот мне, например, наоборот счастье – когда много друзей! Так и вся жизнь мимо пройдёт, - опять полезли ей в голову старые мысли. - За ужинами, обедами и завтраками. Эти землеройки даже на цветочки не смотрят, на солнышко! Им, видите ли, некогда! Им, видите ли, жевать, переваривать надо! И зовутся-то они так плохо оттого, что никогда не взлетят, только и могут, что в земле копаться!»
Край норы осветил лучик солнца, на Пчёлку повеяло свежим утренним ветерком. Она осторожно, чтобы никого не разбудить, прокралась мимо дружно сопящих мышек-хоббитов, мимо строгой главной Землеройки и выбралась потихоньку наружу.
Из последних сил перемахнула Пчёлка через рощицу, где уже вовсю пробовал голос знакомый ей Соловей. Затем с трудом, с передышками добралась до своего поля. А там вдохнула она благоухающий цветами воздух, мёдом подкрепилась, полакомилась, пыльцу с белой ромашки на белую ромашку и с жёлтого одуванчика на жёлтый одуванчик перенесла, и ожила немножко, и на душе ей полегче стало - совсем легко.
И подружки уж тут, как тут, объявились, здороваются, обниматься, целоваться лезут – соскучились.
- Где была? Куда запропастилась? – расспрашивают. - Ах, ты счастье искала? Ну как, нашла? Давай, скорее рассказывай.
- Расскажу, расскажу, - пообещала Пчёлка – обязательно всё поведаю.
- С подробностями? Только обязательно с подробностями! – галдели нетерпеливые подружки.
- С подробностями, с подробностями. Непременно всё объясню с подробностями, - посулила им Пчёлочка. - Только дайте хотя бы капельку отдохнуть.
Взяла она из цветка хоботочком мёд, полетела в свой улей, опустила мёд в соты, улеглась в уголке, положила под головку лапки, укрылась, как одеяльцем крылышками, закрыла глазки и под неумолчный пчелиный гомон и родное, знакомое с детства жужжание уснула счастливая.