Приметы! Приметы! Что это такое? Как мне казалось: это сказки для мнительных или слабонервных людей - выдуманные какими-то неудачниками, попадавшими в жизненный водоворот случайно или по своей глупости и затем обвиняющими в происшедшем в свое оправдание, кого угодно - только не себя - дабы не быть осмеянными. И я в этом здорово ошибся, а может, это совпадение? Кто его знает!
Как-то в августе, ранним утром в субботу, я собрался на рыбалку. Взял удочку, запасные крючки с леской, рюкзак с провиантом, короче, всё то, что нужно для этой канители, сел на велосипед и в путь. Знаю я, одно небольшое озеро с линьками и карасиками - клев там отменный, без рыбы домой не возвращался. Мужик я серьезный, уже не молод, но и не стар - пятьдесят семь стукнуло. На здоровье не жалуюсь и ко всему что делаю, отношусь добросовестно, внимательно, а иногда скрупулезно проверяя и перепроверяя всю свою работу, как следователь - не упустил - ли чего из виду?
Прокрутив педалями километра два от дома по асфальтированной дороге, сворачиваю на грунтовку, до леса рукой подать, за лесом озёра, куда я и рвусь, неожиданно, вспоминаю: что черви и приманка у меня в гараже остались. «Забыл… ёлки моталки»! Ругаюсь я редко и мало, тут ругался от души и много, до самого дома чертям покою не давал - ноги-то не казенные, да и время идет – самый клёв начинается. А без насадки на рыбалке, только комаров кормить, я не комариный донор и по - пути накопать негде. Выходит, тупик…
Приезжаю домой, жена с волненьем, спрашивает:
- Что случилось - то?
- Да, червяков с приманкой забыл, - зло отвечаю я. - Иду в гараж, беру припасенное и уже собрался выходить в калитку, жена кричит:
- Иди у зеркала три раза обернись и сплюнь через левое плечо, а то, дороги не будет.
- Слушай… не доводи со своей чертовщиной и не каркай на дорогу! - разозлился я. - И без твоих суеверий тошно.
- А зря, - сказала она серьезно и вошла в дом.
Я снова сажусь на велосипед и с удвоенной силой жму на педали - время поджимает - уже и солнце из-за макушек деревьев поднимается. И дорогу, как днем видно. Миновал асфальт, миновал грунтовку, сворачиваю на лесную тропинку, «По ней на километр ближе, чем по дороге» и, не сбавляя скорости, несусь к озеру, до которого, километра три осталось. Тропинка не широкая, извилистая, но ровная, правда, попадаются изредка корни деревьев, но это редко и на велосипеде по ней катишь свободно, бывает, хлыстнет тебя ветка и, то, если сам проморгаешь. С километр отмахал. Устал. Вспотел. Дорога под уклон пошла, легче стало, успевай только вписываться в повороты и притормаживать. Тут и солнце над макушками повисло, лучше обзор стал, тропинку будто бы расширили, удлинили. Качу. Одной рукой рулю, другой комаров и мошкару с лица смахиваю, жалею, что не по дороге поехал, там ветром весь этот гнус разносит, а тут деревья не дают, тихо и прохладно как в погребе. За очередным поворотом, решил избавится от гнуса. Убрал левую руку с руля, смахиваю с лица гнус и тут, из кустов, как стрела, вылетает серый котёнок. Я мгновенно, « сработал рефлекс самосохранения», вильнул в сторону, котенок сиганул в кусты и исчез, а я, передним колесом налетел на корень. Руль у меня из руки не то что выбило, а вырвало и я, вместе с велосипедом загромыхал по тропинке. Замелькали перед глазами: колеса, рама, мои ноги, опять колёса, опять ноги и кусты. «Приехали! Твою-то мать! Летел как ангел, а приземлился как чёрт. Приметы в действии»! Ползу в полу - сознании к дереву, «головой к дороге неплохо приложился», приваливаюсь к нему спиной, пытаюсь что-то сообразить. Грудь болит - дыхнуть больно - о руль зашиб; штанина вместе с коленкой разодраны - из раны кровь хлыщет, в голове соловьи поют. Задрал штанину, «Можно было бы и не задирать, в дыру, как на экране видно», осматриваю коленку и проношу тех нерадивых «людишек», которые, привозят в лес котят и безжалостно, как мусор, выбрасывают. Коленка разодрана, посинела, но не сломана. Снимаю с плеч рюкзак, проверяю, всё ли там цело: не помято, не расколото, достаю туалетную бумагу и за место бинта, накладываю на рану - останавливаю кровь.
Когда кровь остановилась, а боль поутихла, я мысленно вышел на развилку дорог: «куда теперь, домой или на рыбалку? Что туда, что обратно, почти одинаково. « Русские не сдаются», - патриотически, и как-то гордо, прозвучало в голове и даже, гимн наш Российский зазвучал - а это значит рыбалка. - На зло, приметам, поеду. Докажу не только жене и себе, что это совпадение, а всему миру, а там глядишь и нога заживет». В мученье поднялся на ноги, пересиливая боль, осмотрел велосипед, удилище, вроде целы, не поломаны, с таким же трудом взобрался на велосипед и, оттолкнувшись, уже потихоньку, с опаской, покатился под горку, изредка крутя одну правую педаль, левая нога моталась без дела и только мешалась. Я крутил и заранее прикидывал, как поеду по ровной дороге с одной - то ногой?
На ровной дороге духом не упал, приспособился и одной ногой крутить: подниму носком к верху педаль, затем давлю на неё стопой: «было б желание и сила воли». Так и добрался до озера, поддерживая свой героический дух смешными случаями, произошедшими со мной в разный период жизни, сопоставляя их и делая вывод, какой из них смешней: давно прошедший или только что произошедший. С воспоминаниями и время быстрей летит и боль немного угасает.
Озеро небольшое, по берегу деревья, по краям, камышом заросший, но насиженные рыбацкие места имеются, пристроится, есть где. Подыскал отлогое местечко под деревом, чтоб, с больной ногой можно было и спуститься к воде и подняться при помощи веток свисающих над тропинкой, цепляясь за них, если это понадобится. Расположился. Разложился. Раскидал приманку в озеро, насадил червя на крючок, плюнул смачно на червя, закинул ближе к камышам и стал ждать, наблюдая за поплавком. С утра тихо, безветренно, озеро как зеркало, хоть брейся, хоть собой в нем любуйся, одинокие облака барашками в нем плывут, закрывая поочередно солнце. От нечего делать, достал сигарету, и пока нет поклёвки, решил спокойно покурить. Сунулся за зажигалкой… Хренушки! Не угадал! Все карманы обшарил и рюкзак: ни спичек, ни зажигалки. Одно знаю точно. Зажигалка у меня была. И даже знаю, что в левом кармане лежала. Наверное, при крушении на тропинке, вылетела, а для меня не покурить, это хуже разбитой коленки. Сорок лет этой заразой увлечен, зависим от неё стал - не успеешь проснуться, как соску в рот тянешь, только маму не кричишь, как дитя малое… Тем более, когда знаешь, что у тебя есть сигареты, а прикурить нечем. Начинается кашель, истерика, весь организм требует допинга, а ты не находя выхода, начинаешь сходить потихоньку с «ума». И на озере как специально, ни кого. Временами клёв спасал, отгонял мысли от курения. Но это только временно. Радости от этого мало. Я как пограничник, приставив козырьком руку к глазам, «в промежутках между клёвом и выуживанием карасей», осматривал все ближние и дальние рубежи, не заскочит ли нарушитель с запалом. Один на велосипеде появился и, в километре от меня, катил у краешка леса. Его визита ко мне, я дожидаться не стал и как Паниковский из «Золотого телёнка», волоча больную ногу и оставляя ею помятую борозду во влажной от росы траве, «Одного не было, гуся под мышкой», махая руками и раздирая в крике глотку, кинулся за ним. Метров сто отмахал - но, увы! То ли он не слышал и не видел, то ли не захотел останавливаться и как мираж растаял в туманной дымке. Я от злости и ругался и плевался, что только не делал, чувствуя свою беспомощность. От этой беспомощности, разорвал сигарету, высыпал табак в рот и принялся его жевать как корова жвачку, внушая себе: что курю. Фокус не удался, но время выиграл.
Часам к восьми, на другом конце озера, появился рыбак. Когда и откуда он туда подъехал, я не заметил, но был рад до безумия и уже в мечтах дым кольцами пускал, развалившись на мягкой травке, внимательно наблюдая за поплавком. От моего места до приезжего рыбака, метров двести - триста, я же до него ковылял, а вернее скакал на одной ноге, «с отдыхом», минут десять. На велосипеде, с одной ногой, вообще бы не доехал, ногу ломило, хоть волком вой. Добираясь до него, я наблюдал: он за это время, успел выловить пять карасей. Как выяснилось позже, парень не курит, но спички имел: костёрчик развести для ушицы или таким «бедолагам» как я, дать прикурить - мало ли для чего – в зубах поковыряться!
- Прикурить не будет? – спросил я, подойдя к парню, волнуясь от нетерпения.
Длинный и худой, как фонарный столб, парень, не отрывая от поплавка взгляда и не снимая с головы капюшона - хотя б, для интереса, посмотреть, кто к нему подошел, - молча, с неохотой, достал из наружного кармана камуфляжной куртки коробок спичек и, не глядя в мою сторону, неожиданно для меня, швырнул его мне. На свою реакцию я никогда не жаловался, но коробок спичек поймать не сумел. Он ударился о мою левую ладонь, подпрыгнул и, отскочив, как планер полетел в озеро. Меня охватил ужас. Я забыл обо всём и, пытаясь ухватить на лету коробок, наступил на больную ногу. Взвыл от боли и, не удержавшись на крутом, откосом берегу, полетел вслед за коробком в озеро, распугав рыбу и окатив водой парня с головы до ног.
Холодная вода неприятно залезла под одежду, обжигая тело и я, как пробка из бутылки шампанского, выскочил на поверхность, выплёвывая мутную, тухлую жидкость. Моё состояние описать трудно: можно сравнить, с разъярённым быком на корриде и это ещё мягко сказано. Даже не смотрясь в зеркало, я ясно представлял себя со стороны. Глаза красные, бешенные, рот злобою перекошен, кулаки, как перед дракой сжаты, в кулаке размокший коробок, а на уши за место лапши, судьба водоросли навешала. Печально, но факт.
Парень оказался немногословным, но с юмором. Он небрежно смахнул рукой с одежды воду, утер рукавом мокрое лицо и, повернув ко мне свой рябоватый портрет, без улыбки, серьезно и спокойно, сказал:
- Зря ты отец, сейчас купаться надумал. Илья пророк в воду написал. Хоть ты и одетый, а всё равно холодно. Да и погода сегодня не благоволит купанию - ветер севёрный. Я когда купаюсь в такую погоду, если нужда прижмет, даже трусы снимаю, в сухой одежде оно потом приятней себя чувствуешь и не дрожишь, как осиновый лист. А ты, в одежде решил… Можешь простудиться.
- Да черт с ней с простудой! - злобно парировал я. - Спички жалко.
- Во - во! И спички размокли, - произнес он без сожаления, как бы показывая, что на них ему наплевать. Я, как интеллигентный человек, понимающий юмор и смотрящий юмористические передачи в душе признавал его права на такую постановку дела, и «громко помалкивал», но перед парнем было неудобно, оставил его без огнива и чувствовал себя, не в своей тарелке, в пору сквозь землю провалится. - И костерок не разведёшь, - сказал он. - А запасных спичек нет.
- Может, кто подъедет, тогда принесу, - с надеждой произнёс я, пытаясь на четвереньках выбраться на скользкий, мокрый, глинистый берег. Вода с меня стекала водопадом, делая то место, по которому я карабкался, катком или аттракционом для детей. Я с одной ногой, в страданьях, лез вверх, - скатывался к воде, оставляя пальцами, на мокрой земле кривые, жирные борозды и снова упорно карабкался, продолжая говорить. - Ты уж извини. Прежде чем кидать коробок, надо было предупредить.
- Да, ладно уж, - небрежно махнул он рукой. - Мне не привыкать. -
Он поставил удилище на рогатины, воткнутые у края берега, подошел, протянул мне худую жилистую руку и, как «Камаз», застрявший в луже «Запорожец», выволок меня мокрого и грязного, на сухую травку, с улыбкой высказав наболевшее: - Ко мне на днях, рыбак с собакой подходил, про клёв интересовался. Чёрт бы его побрал! Так его сучка, не только моих червей слопала пока я с ним лясы точил, но и мой обед. Когда я хватился, они уже смотались. Пришлось домой топать не солоно - хлебавши. А спички… это для меня… Я не курю. Так что… - Осмотрев меня с ног до головы, добавил: - Ну что? Выжимать тебя будем или так сойдет?
Я вспомнил: что в кармане у меня, открытая пачка сигарет. Сунул руку - там был табачный кисель. Вывернув карман, без злости вытряхнул развалившуюся пачку с желтым месивом, в ямку у дерева. В рюкзаке была запасная и на приметы я плевал. Снял куртку с брюками, нашёл отлогое место и спустился к воде; ополоснул одежду от грязи, также с помощью парня выбрался на берег и принялся выжимать. Парень помогал мне, не обращая на свой поплавок, который то и дело нырял под воду, побуждая даже меня кинуться к его удочке и вытащить её с уловом, а он спокойно наблюдал, будто бы выжидая, что на поймавшуюся маленькую рыбку, потом клюнет акула. Вообще без нервов! Одним словом, «Пофигист»!
Отжав бельё и поблагодарив его за помощь, я как оплёванный, дрожа от холода, захромал к своему месту, оставив всю надежду и радость в озере, вместе с размокшим коробком. А парень не спеша подошёл к удилищу и вытянул измученного, неподвижного, играющего на солнце золотыми боками карася.
Жажда покурить, с неимоверной настойчивостью и злостью росла и грызла всё моё нутро, впору, не хуже парня, уезжай домой. А тут самый клёв начался. И клёв, перестал отбивать желание к курению. Я в печали сидел на берегу и больше смотрел на дорогу, чем на поплавок, ожидая новых рыбаков или отдыхающих. Когда не надо, здесь плюнуть негде в кого - то да попадешь, а это как нарочно - никого. Я отодрал кору от валявшегося высохшего дерева, нашёл сухую палочку, мелко нарвал на кору бумаги, «сухого мха не было», поставил палочку на кору и как папуас, с усердием и надеждой, принялся крутить эту палочку ладонями, пытаясь извлечь огонь. Если б видели меня мои дети, они бы с год не давали мне покоя, прося добыть им немного огонька. Только мне не до смеха было. До того докрутился, на ладонях кожа слезла и вместе с ногой не давала покоя, а от мокрой одежды пар пошёл - зато согрелся. Сколько я этот прут не крутил, бумагу так и не зажёг, прут был холодным, без всяких намеков на тление, как и кора.
Ближе к двенадцати, на меня навалился кашель и бил озноб: то ли от купания, то ли от нехватки никотина в организме. Терпенье моё лопалось, одно радовало, килограмма три карася взял. Ещё немного потерпев, я смотал удочки, положил рыбу в рюкзак и потихоньку, до подъёма в гору, поехал домой. На сей раз возвращался домой, по дороге, в надежде кого - нибудь встретить и может быть, прикурить. Боль в коленке утихла, и я пытался крутить педали, уже двумя ногами. У леса на подъеме слез и пошёл пешком. Метров сто прошёл - слышу шум мотора. Навстречу мне из-за кустов, поднимая пыль, выскочили «Жигули». Снова мелькнула надежда, на светлое будущее. Поднял руку, машина остановилась. В окно высунулся круглолицый, голубоглазый мужик, « в салоне их было трое», и, опередив меня с вопросом, поздоровавшись, спросил:
- Как там, отец, на рыбном поприще… клюёт? Малость взял или так промаялся?
- Да взял немного, - устало ответил я и, не дожидаясь больше вопросов, с нетерпеньем попросил. - Мужики, дайте, пожалуйста, прикурить, а то, ненароком, Богу душу отдам. С четырёх утра маюсь… Зажигалку потерял… Будь оно не ладно!
- А где сидел, не подскажешь?
Я, поспешно, указал им, то место где рыбачил, «с возвышенности его хорошо было видно» и снова попросил прикурить. Они засмеялись и от душевной простоты, как заядлому рыбаку, подарили зажигалку, а я, в благодарность, отдал им оставшуюся приманку и они поспешили на моё место. Проводив их глазами, я присел у обочины, трясущимися руками прикурил и до того затянулся… - голова кругом пошла. Это кайф! Такое блаженство и удовлетворение я, испытал лет пятнадцать назад, когда мне гипс с ноги сняли и, ногу можно было свободно чесать, не метровой металлической линейкой суя её под гипс, а всей пятернёй, расчёсывая ногу с наслаждением, до крови и при этом блаженно улыбаться.
Накурившись до тошноты, довольный и счастливый, продолжил путь. Ближе к дому спустило переднее колесо. Отчего, я выяснять не стал. Выдумывать что-то и ремонтировать, тоже не стал, хотя в сумочке были и клей и ключи - вёл велосипед рядом. Всё осточертело! Да и до дома оставалось километра полтора, уже крыши домов видны были.
Иду я, любуюсь красотою нашей волжскою: слева от дороги зелёной стеной лес стоит, птицы щебечут, слабый ветерок листочками играет - воздух не надышишься - легкий, чистый. Справа на пригорке, берёзки с осинами шушукаются, будто девки на завалинке. В чистом поле ковыль, как море волнуется, тополь с рябиною целуются; суслик к дороге выскочил - сел, крутит головой по сторонам, будто попутку высматривает, поднял лапки и голосует.
- Садись - подброшу, - кричу я ему, - Он юркнул в траву и исчез, видно норка рядом.
В дом ввалился усталый, но духаристый. На вопрос жены: «Как прошла рыбалка», ответил с улыбкой и гонором, положив ей на стол улов.
- Держи! - сказал я. - Тут тебе и уха и жарево. А то, раскаркалась! Дороги не будет!!!
- А что с ногой-то? - спросила с волнением она.
- Да, на берегу поскользнулся и в воду упал на корягу, - соврал я. Ей такие страхи лучше не рассказывать, будет весь день ахать, да охать, надоедая мне своей жалостью, да расспросами. Про остальное тоже промолчал, она и так от этих примет и суеверий с ума сходит, - во всё верит. А я не верю. Не верю и всё тут! Пусть даже в доказательство мне, на моих глазах, цветастый, горластый петух, крашеное пасхальное яичко снесёт - не поверю. Да и мало кто поверит, что такое может произойти. Но час уже поздний… Нечего соловья баснями кормить. Пойду лучше рассую спички с зажигалками во все карманы и рюкзак. В велосипедную сумочку с ключами, тоже положу, вдруг из кармана вылетят - дорога, это как женщина – сплошные загадки и капризы, не угадаешь, что через минуту случится, а мне, на рыбалку завтра с утречка - говорят клёв пошёл.