Она была самой старой пальмой на острове. У нее — единственной из больной аллеи пальм в самом центре острова — было имя: МАльтинка. Тогда — неисчислимое время тому назад — когда ее, совсем крохотную, привезли сюда, — ее имя означало: «пальма-малышка острова Мальта». И было наполнено нежностью. Теперь же оно звучало как «праматерь пальм Мальты». И говорило о ласковом уважении к ней.
Мало кто — даже из старожилов — знал ее историю. А была она долгой, сложенной из земных столетий. МАльтинка родилась на острове Родос. Она была так мала, что о Родосе только и запомнила — синее-синее небо, огромный простор моря и солнце, которое, казалось, било везде — так пронзительно ярки и горячи были его лучи и бесцеремонно разглядывание всего, что только появлялось на острове.
Однажды, когда солнцу надоела собственная назойливость и оно лениво покатилось к горизонту, пальмочка почувствовала чье-то ласковое прикосновение. Она выглянула из-под новорожденного третьего листочка и увидела юношу: смуглого, черноволосого, высокого, с такими же добрыми и ласковыми, как его прикосновение, глазами. Он, нежно гладя ее маленькие листочки, заговорил:
— Ты так красива, малышка! И ты здоровая и сильная, правда? Хочешь поехать со мной? Куда? Я и сам плохо знаю, куда. Наше племя ионнитов изгоняют отсюда.
— Но куда же вы поедете? — спросила пальмочка.
— Говорят, на остров Мальту. И еще говорят, он похож на Родос.
— А почему ты хочешь взять меня с собой?
— Я сирота. Мне будет грустно и одиноко на чужбине. У меня даже нет невесты. А ты, малышка, хочешь быть моим другом?
Пальмочка согласно покачала всеми тремя своими листочками, поглаживая руки юноши:
— Конечно, хочу!
— Спасибо тебе, малышка! Я найду хороший сосуд и пересажу тебя туда вместе с твоим кормильцем-песком и водой. А когда мы приплывем на Мальту, я найду самое красивое место и посажу тебя там. Жди меня завтра на рассвете.
Юноша еще раз погладил листочки пальмочки, нежно перебирая пальцами их только начинавший пушиться веер, и ушел.
Пальмочка не спала до самого рассвета. Не тревога о дальнем путешествии не давала ей заснуть и не боязнь неизвестного будущего, а воспоминания о прекрасной юноше — таком ласковом и нежном.
Он пришел на рассвете и принес глубокий глиняный горшок. Окапывая песок у ее корней, он бодрился, хотя она видела слезы у него на глазах:
— Может, все к лучшему. Ты юна, я тоже молод. Начнем на острове новую жизнь и будем счастливы, правда?
И снова пальмочка ласково поглаживала его руки своими листочками, одобряя его надежды.
Юнона бережно заботился о пальмочке во все дни путешествия. Он нашел удобное углубление в лодке и, когда приходила его очередь быть гребцом, ставил горшок в это углубление. Во все же другое время он держал горшок с пальмочкой на руках и шептал ей добрые слова утешения.
Когда они приплыли к Мальте, сердце пальмочки забилось отчаянно и тревожно: казалось, это был не остров, а огромная каменная глыба, на которой не было видно ничего живого, даже травы. Юноша тоже загрустил, увидев, как неприветлив был остров. Но испуг пальмочки заставил его бодриться.
— Не бойся, малышка. Мы скоро сделаем Мальту живой и зеленой. Мы же ионнниты! — говоря, он нежно гладил ее листочки.
Пальмочка почему-то понимала речь только юноши-ионнита, хотя все вокруг говорили на его языке. Обычно же она понимала не язык, а намерения, чувства людей и знала, каков человек, даже если он не касался ее ствола и листьев. От прикосновения же некоторых из людей она со страхом вздрагивала — столько злой силы было в прикасавшемся. И как радостно взмахивала она листочками, каким веселым веером пушились они, когда касался их человек добрый я любящий. И все-таки ни у кого не было в прикосновении столько нежности, ласки, столько доброго и сильного посыла ей, пальмочке, здоровья и счастья, столько струящейся светлой энергии, как в прикосновении юноши. И даже когда он состарился, для нее, пальмочки, его руки, его пальцы, с уже погрубевшей и съежившейся кожей были такими же трепетными, родными, самыми чудесными на свете.
Они росли и мужали вместе. Пальмочка скоро привыкла к Мальте. С годами желто-каменный остров хорошел: ионниты привозили на остров землю, много деревьев, кустов, цветов. У пальмочки появились детки — они росли дружной семейкой в самом центре острова. Юноша-ионнит тоже вырос, стал мужчиной. И у него появились семья и дети. Он как мог часто, навещал пальмочку. Был все так же добр и нежен, так же трогательно и нежно гладил ее глянцевитые листья, которых становилось все больше, а ствол все выше. Но чем красивее становилась пальмочка, тем старше юноша. Его стали называть уже стариком. Время гораздо быстротечнее для людей, чем для пальм, а она не хотела верить в это.
Но случилось так, что ионнит долго не приходил к пальмочке. А когда она увидела его, медленно бредущего и опирающегося на палку, поняла, как беспощадно время к людям. Ее сердце забилось тревожно, всю ее — от верхних листьев до корней объял страх. Она поняла: его короткая земная жизнь кончается, и скоро она лишится своего любимого. Пальмочка горько заплакала. По ее — уже большим — листьям быстро-быстро катились слезы, она пыталась стряхивать их своими пушистыми веерами, чтобы не огорчить своего юношу. Но они непослушные, все катились и катились — горькие и безнадежные.
— Не плачь, малышка, — отдышавшись сказал юноша, ставший стариком. — Что делать? Так Господь устроил мир. Я скоро совсем уйду — к Господу. А ты еще будешь долго жить на земле. Я хочу оставить тебе завещание и имя. Мое завещание простое: мои дети, внуки, правнуки будут приходить к тебе — где бы они ни жили и кто бы они ни были — мужчины или женщины. Ты их сразу узнаешь, так как будешь понимать язык их сердца и ощущать прикосновение — как мое. Потому что свою любовь к тебе я влил в их кровь. Ты поняла?
Пальмочка помахала листьями и перестала плакать.
— Я оставляю тебе — первой пальме на острове — имя МАльтинка. У тебя — единственной из пальм — будет оно, пока ты будешь жить и украшать остров.
Он обнял своими нежными добрыми руками ее ствол, а лицом зарылся в ее листья, я они оба заплакали: от муки вечной разлуки, от счастья, что жили на прекрасной земле, от благодарности Богу за жизнь и любовь, что Он даровая им, от нежности, переполнявшей их сердца. Они долго стояли, обнявшись и уже перестав плакать, — это было прощание на вечность.
Завещание юноши исполнялось. Его дети, внуки, правнуки и праправнуки навещали МАльтинку. Она безошибочно узнавала их среди других людей. И каждый из его потомков был для нее — он. И не угасала все долгие земные столетия любовь МАльтинки, и ее любовь, а не только земля и вода питали ее жизнь и долголетие.
Однажды, ранней весной, к МАльтинке подошла и погладила ее ствол — до листьев уже было не дотянуться — руками такими знакомыми и родными девушка. Она была юной, стройной и очень красивой. Нежно поглаживая ствол Мальтинки, девушка стала тихонько рассказывать, что приехала она из дальней страны — Германии, что учится в университете и приехала к МАльтинке — другу своего прадеда. Она остановилась в отеле рядом пальмовой аллеей. Девушка хотела осмотреть остров и побывать на могиле своих предков. Каждый день — иногда по нескольку раз — приходила девушка к МАльтинке и рассказывала, где была, что видела. Уходя, она желала МАльтинке счастья и благополучия и нежно обнимала ее ствол. МАльтинка полюбила девушку так же, как она любила когда-то юношу-ионнита.
Однажды на острове поднялся ураган. Было утро, и ураган еще только набирал силу. МАльтинка с тревогой, отбросив нижние листья, следила за входом в отель, в котором остановилась девушка. Она хотела предупредить, чтобы та никуда не выходила. — с ураганом шутить нельзя. А девушка, узнав у местных, что надвигается ураган, испугалась за МАльтинку. Она была так юна, что не знала, какие глубокие корня у пальм и что такой ураган им не страшен. Она выбежала из отеля, решив помочь МАльтинке выстоять. И тут ураганный смерч подхватил ее и поднял над землей. МАльтинка, видя что девушка может погибнуть, забыла, что она только дерево. Она собрала все силы, все соки свои и могуче рванулась листьями, стволом, корнями, чтобы спасти правнучку самого прекрасного человека, жившего когда-то на земле.
Раздался — перекрывая вой ветра гулкий, тяжелый звук — девушка, отброшенная ураганом, замертво упала у парапета набережной, и одновременно, корнями вверх, рухнула на землю старая Мальтинка.