Когда звук умолк, январское уныние, как призрак, начало вновь просачиваться сквозь двойные рамы окон. Ксения, будто взвешивая, подержала телефон в ладони ещё секунды и медленно положила на прикроватный столик. Она отошла к противоположной стене, которая по неизвестным причинам была абсолютно голой, хотя вся комната Ксении была украшена её работами. Она вдруг почувствовала необычную, раньше никогда ею не испытываемую болезненную резь в венах предплечий. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошло молчание. Она не обернулась и не двинулась с места.
Дверь медленно, но уверено закрылась. Она продолжала стоять.
"Тщетность," - начала думать Ксения, - "противное, как и любая правда, слово... Девять букв, обозначающих всю её жизнь, точнее всё её существование, если его можно так вообще назвать."
Уныние постепенно начинало размываться, но его место уже сменилось каким-то ещё более неприятным гулом, идущим уже не извне, а откуда-то из центра её собственной головы.
"И... и, конечно, она м-мало страдала. Мало, чтобы её судьбы хватило хотя бы для дневника. Мало - для настоящих работ. Просто она свыклась. Вот, что произошло. Художник должен корчиться от своего неумения жить. Его должен холодить тупик творческого поиска. Его нуждой должно быть - вырезать своё сердце снова и снова. Его... А она просто добавляет точки к одному и тому же слову. Тщетность."
Она вперилась взглядом в окно.
"По-настоящему, по-настоящему было в 17. Тогда это понятие существовало, и проще было себя обманывать. Сами вещи были проще. Одна правда и две тени на стене. Можно было повеситься, не испытывая двойственных чувств. Но в какой-то точке времени возникает искривление пространства, и скорлупа трескается. Прожигание жизни меняется на её сохранение, если не на созерцание. Но если самое первое подчиняется хотя бы каким-то законам безумия, то второе и третье по сути представляют из себя нигилизм всего интуитивного. Разве в момент своей смерти человек думает о ней? Так почему тогда вообще заботиться этим. Придумывать смыслы, чтобы противопоставить что-то придуманной же бессмыслице. Тем не менее, если вообще иметь в виду хоть какое-то, платоническое понятие истины, то девять букв отлично вписываются в этот кроссворд."
Она начала различать на стекле смутное отражение комнаты. Молчание усиливалось, она отчётливо почувствовала, что оно уже подступило к глотке и готово задушить.
"Сколько, сколько же можно вообще злодонкихотствовать. Играть ради игры, чтобы в конце выменять обрубок чужой жизни ради мазка на холсте. Такой холст превращается в письмо нелепо умершего, который только в виду каких-то чуду подобных обстоятельств успел..." - сильный удар двери оборвал мысль. Нет, Ксения его не услышала, но кожей ощутила воздушную волну, возбуждённую им.
"Куда же ты?!" - обернувшись, кричащим шепотом обратилась Ксения к закрытой двери.
Одной волной вернулся весь стон уныния, которой теперь, казалось, каким-то невозможным образом абсолютно весь сконцентрировался в комнате, полностью затопив её пространство. За окном метель принесла первое февраля.