Чета Изюмко
Выйти замуж не напасть
лишь бы замужем не пропасть!
За многие годы совместной жизни их, кроме совместных детей, объединяла только фамилия. Да и та, словно в насмешку. На сладкую парочку они вовсе не смахивали. В результате симбиоза столь разных людей возник с детства известный тандем - кот Базилио и лиса Алиса. Он невысокого роста, слегка коренастый, тело щедро покрывала густая, некогда черная шерсть. Его предки наверняка не мерзли, отдыхая в холодных пещерах после удачной охоты на мамонтов. Крупную голову украшала блестящая лысина, обрамленная по краям седеющими кучеряшками. Голова чуть откинута назад, что придавало его взгляду некоторую надменность и высокомерие. Нависшие над темно-карими глазами брови нахмурены. Пухлые губы слегка поджаты. Над седыми шевченковскими усами, свисающими до подбородка, красовался мясистый нос-картошка. По земле он ступал твердо и неторопливо, немного выбрасывая ногу вперед, словно пиная мяч.
Друзья обращались к нему Петрович, а уже взрослые дети нежно называли его батя. Внуки же называли его дед Пивко за ежедневное и безмерное потребление этого на первый взгляд безобидного напитка.
Она стройна, немного выше его ростом, решения принимала быстро, на секунду задумавшись и чуть сощурив глаза. Голову украшали пышные рыжеватые волосы, которые в результате ассиметричной стрижки ниспадали на левое плечо пушистым хвостом, довершая ее сходство с лисой. По иронии судьбы родилась она на хуторе Лисица, что расположен на Макаровщине.
Ее прадед был выходцем из Польши, и в свое время с целью ведения бизнеса в сельском хозяйстве купил земли в Украине на этом самом хуторе. Однако бизнесу помешал тот самый купидон, с которым каждый из нас хоть раз в жизни имел дело. Не один западный мужчина попадал в плен обворожительным украинским женщинам и тонул в глубине их чарующих бездонных глаз. И он был не исключение. Женившись на скромной украинской девушке, осел на этих самых землях и пустил корни. В результате союза польской предприимчивости и украинского трудолюбия родилась счастливая многодетная семья и крепкое хозяйство. Однако трудно было долго быть счастливым в те неспокойные годы. Вскоре пришла Советская власть и отобрала в свое пользование все, что было частной собственностью, напрочь лишив народ на долгие годы чувства хозяина.
Но она была не властна над генетикой и коммерческие способности прадеда, так присущи польскому народу, были переданы в наследство Людмиле. Она просто нюхом чуяла, где можно заработать и при этом не ленилась. Надо заметить, что в период развитого социализма честно заработать можно было разве что на мытье описанных парадных, и то копейки. Советская власть зорко следила не только за тем, чтобы была всеобщая занятость населения, но и пресекала всякую возможность заработать не по основному месту работы, создавая равное финансовое нищенство в обществе. Для этого вводились жесткие ограничения на время занятости на дополнительной работе и на должности, которые можно совмещать. А по основному месту работы, ввиду общей занятости, свободных должностей не наблюдалось, поэтому и дополнительно заработать там не предоставлялось возможным. В то же время оформиться на пол ставки по основному месту работы можно было только при наличии очень веских причин, кучи справок, звонка друга (раньше это называлось «волосатая лапа») и благосклонного к тебе отношения начальства. Как правило, чего то из перечисленного всегда недоставало.
В таких жестких рамках заработать деньги в Союзе можно было только рискуя свободой, поскольку торговля дефицитным товаром называлась спекуляцией, импортным - фарцовка, предоставление услуг врача, такси, парикмахера и т.д. – предпринимательской деятельностью, которая вообще не должна была существовать в Стране Советов, поскольку была уничтожена Советской властью на корню во времена НЭПА. А наличие валюты у населения вообще рассматривалось как предательство Родине. И за все Уголовный Кодекс предусматривал немалый срок. Такая ситуация в стране парализовала прогресс и благотворно повлияла на появление серой послушной инертной массы, которая и составляла основную прослойку общества. Вот эта серая масса и была тем исходным материалом, из которой и был сотворен Петрович. Однако, советский режим не был той преградой, которую хитроумная Людмила не могла преодолеть, но все же оглядываться ей приходилось.
После развала Союза образовался некий правовой вакуум, предоставив необозримые перспективы к активной деятельности. Вот тут уж было, где развернуть свои возможности и применить зажатые криминальным кодексом таланты. Крали все, кто только мог и вовремя сориентировался. Появилось такое понятие, как «откат». Это этакий чиновничий бонус за принятое решение. За «откаты» уходили в частное владение за бесценок заводы и фабрики, резались на металлолом корабли и самолеты, а чаще, не разрезанные, в виде металлолома за копейки продавались за рубеж. Всех, кто имел к государственному имуществу хоть малейшее отношение, поразила денежная лихорадка и рыбья болезнь. Это когда отсутствует чувство насыщения. И вот всеми этими, начиная от высоких партийных руководителей и заканчивая мелкими клерками, все растягивалось, резалось, с корнем выдиралось и изувечивалось.
Наряду с этим брошенный на самовыживание в рыночную экономику ограбленный народ боролся за кусок хлеба. Редкого учителя или инженера миновал челночный бизнес. Толкало на это элементарное желание женщин прикрыть задницу себе и своим детям более-менее приличными тряпками. Некоторые умудрялись заработать и на столь вожделенную для советских граждан бытовую технику. Выживали в этом полном лишения и опасности бизнесе в основном женщины, а их мужчины, в мучительном ожидании своих кормилец, на тахте от «безысходности» тихо спивались. Тех, кого миновала печальная участь алкоголика, полностью атрофировали свой мужской потенциал, превратившись в иждивенцев.
Не миновала эта участь и эту пару. Их союз с самого начала был неким коммерческим проектом. Ей нужна была прописка в столице, ему необходимо было заметить кем-то стареющую мать. Нет, он не был инвалидом. Даже наоборот, вполне упитанный, с отменным здоровьем. Он был очень далек от мелких будничных забот, поясняя просто и не затейливо: «Это не мое!» и считал, что его предназначение на земле заключается не в хозяйственной мышиной возне, которую он окрестил «бытовухой», а в чем-то более существенном, значимом. Поэтому заниматься «бытовухой» он не желал, а берег себя на тот самый случай, когда это значимое вдруг придет. Очевидно, Петрович был прототипом Ивана из известного в те времена анекдота: «Ваня! А что это ты вчера, позавчера целый день лежал, сегодня. Может, огород вскопаешь?» Ваня почесал за ухом и отвечает: «А вдруг завтра война, а я уставший!» Так вот и не занимал себя Петрович мелочевкой, что бы быть всегда готовым к этому, значимому.
И еще у Петровича была сокровенная мечта. Уж очень ему хотелось побывать в Рио де Женейро. Душа так хотела праздника, веселья. И конечно же, хотелось побывать на карнавале. Ах, какие там женщины! Для совкового менталитета это была сказка типа 1000 и одна ночь. Целый гарем! Зажигательные, раскованные. Больше раздеты, чем одеты… А тела… Чуть прикрыты, смуглые, блестящие, гибкие, округлые формы, вибрирующие ягодицы и огонь. Огонь в глазах и желание. Так и зовут, так и дразнят виляющей походкой и многообещающим взглядом. И манят, манят … Кругом праздник, веселье, желание. И конечно же очень хотелось Петровичу тепла. Ну так, чтобы не было зимы. И карнавал! Непременно карнавал и женщины! И никаких обязательств…
То ли товарищ Бендер виноват, то ли отсутствие в СССР секса так повлияло, но засела мечта у Петровича в его крупной голове накрепко, просто до дрожи в коленках. Он понимал, что мечта относится к рангу неисполнимых. И это его беспокоило. Но не так, чтобы сильно, но все же очень хотелось праздника.
Петровичу, будучи от природы ленивым, внешне неприметным и ничем особо не одаренным, хотелось все же быть хоть чем-то примечательным. Руководствуясь главным принципом – не брать тяжелое в руки им был избран для примечательности разговорный жанр, а поскольку он относился к разряду тех людей, которые всегда были чем-то недовольны, в манере критики.
Давно известно, что есть три темы беседы, которые уже не одно тысячелетие неизменно ссорят людей, доводя вплоть до военных действий. Это национальные, религиозные вопросы, а также политика. Мирное сосуществование обеспечивает правило не заводить бесед на эти темы, возведя их в ранг табу.
Петрович же упорно игнорировал наработанный веками мудрый опыт. Основной темой для его бесед были – существующий политический порядок и столь популярные у современных украинских политиков языковые темы, точнее порядок применения на Украине украинского языка. Религиозные темы Петрович не затрагивал. Вернее он увязал в первых двух так прочно, что на религиозные просто уже не хватало у него времени и сил.
Его кредо - быть всегда «против». При коммунистах он критиковал социализм, а при демократах яро выступал за коммунистов. При чем, хроническое состояние недовольства со временем как ржавчина порядком подпортила его характер. Особенно доставалось его ближайшему окружению. Повода для недовольства он находил массу. Поданный салат был пересолен, суп горяч, а вилка подана не того размера. Да! Еще пиво при социализме было вкусней, а мороженное изготавливалось большего размера. К тому же цены при коммунистах ну, конечно же, были совсем смешные! Не то, что сейчас, при демократах!
Жена Людмила хладнокровно и слегка насмешливо парировала все его выпады. Салат ты ел на обед и был доволен, большая вилка в посудомойке, а при социализме у тебя тоже был больше и качественнее. Последнее всегда безошибочно отбивало у Петровича охоту спорить, а вдруг обнародуется еще что-нибудь …
Во время еды перед ним на общем салатнике, раскинув страницы словно крылья, неизменно лежала газета коммунистов. Он читал ее и в промежутках между приемами пищи, повторяя как мантры: «Ну что делается! Вот демократы! Ну, до чего страну довели! При коммунистах до такого бы не допустили!». Это была ловушка. В нее попадали все, особенно новички. Был только вопрос времени. Новички сразу. Те, кто был уже знаком с его приемами – насколько хватит выдержки игнорировать его высказывания или как только наступит на больную мозоль. Стоило бросить ничего не значащую фразу - и ты попал. Петрович по-бычьи немного наклонял голову, словно выбирая место куда лучше боднуть, оценивающе осматривал поверх очков будущую жертву диалога и, набрав полные легкие воздуха, с гневом восклицал, наугад тыкая в наболевшие насущные проблемы: «Плохо вам было при социализме? Бесплатная медицина, учеба, отдых! Я квартиру получил! Кто сейчас даст квартиру? А кредит в советское время! Сейчас попробуй, возьми!» Если попадал мимо цели, следовала вторая заготовка: «При Союзе не было безработицы! Так не воровали! В магазинах все было! Коммунисты нам все вернут, что разворовали олигархи!». И как показатель материального благополучия при социализме с гордостью добавлял «Я еще не работал, а у меня были магнитофон и аккордеон!».
Магнитофон! Хрустальная мечта мальчишек семидесятых. Тогда наличие магнитофона давало форы владельцу среди молодняка этак на порядок. С ним ходили на свидания, с ним ложились спать и под него просыпались, на него чуть ли не молились. Ну, это примерно так, как сегодня у юнца наличие машины. Где-то так. Но это относилось только к крутым магнитофонам типа фирмы "Грюндик". Остальные не больно то и впечатляли. Что касается аккордеона, то у кого не позволяла жилая площадь поставить пианино или рояль, переходили на эконом вариант – баян, аккордеон, бандура и т.д.
Что касается остального, то кого, кто знал это время, такое не заденет! Да, безработицы не было, но система предусмотрела общую занятость, которая больше походила на трудовую повинность в резервации, поскольку за границу нас тоже не выпускали. Тем более в Рио де Женейро! Да и ездить то особо было не за что. Заработной платы хватало только на необходимое. А товары! Что продовольственные, что промышленные! Кто постарше, знает, что продавалось тогда в магазинах! По этому поводу бытовал анекдот. Приезжает иностранная делегация в СССР и, увидев продовольственный товар на полках магазинов, удивились: «Как вы тут живете? У вас нет выбора! Сыр, рыба и колбасы только по пару наименований, а красной икры то и вовсе нет! Странно, у нас повсюду продается икра, изготовленная в СССР». На что услышали: «А вы постойте у прилавка и послушайте, что покупатель заказывает, то и продают! А красная икра вообще не пользуется спросом! Никто не спрашивает! Вот постойте, послушайте, кто-нибудь попросит икры? Другое дело килька! Только и успеваем завозить!».
Промышленные магазины были завалены швейным ширпотребом по ГОСТам, которые не менялись лет тридцать, а на нижнее белье и более. Одни женские баевые трико и майки чего только стоили? Потому и секса в Союзе не было! И жены были верные! Полки же продовольственных магазинов ломились от минтая и кильки.
Это абсолютно не значило, что ассортимент в советской торговле был такой скудный. Просто товара высокого качества на всех не хватало. Если тебе хотелось дефицитов, необходимо было обратиться к нужным людям, и они тебе по госцене отпустят товар из «под прилавка». Но это только в том случае, если ты им тоже нужен. Этакий советский бартер - ты мне, я тебе. Поэтому к празднику столы у всех ломились, а у советской женщины было две проблемы как достать и как похудеть. Бытовых морозильных камер еще не придумали, потому-то и приходилось все съедать, что покупалось по случаю. А по случаю покупалось много. Было, правда, два ограничения. Вначале - сколько дадут, а после - сколько унесешь.
Так вот, о дефиците в советское время Петрович даже не подозревал. Заботливая мать делала все возможное и не возможное на мизерную заработную плату нянечки в детском садике, чтобы ее дитяти не почувствовал безотцовщину. И кто знает, на какие ухищрения и лишения шла бедная женщина, основную пищу которой составляла мятая алюминиевой вилкой в алюминиевой мисочке картофелина с растительным маслом. Под высоким потолком в трехрожковой люстре одинокая лампочка на 15 ватт скудно освещала их комнату коммунальной квартиры. Меньше мощностей просто не выпускали. Так было экономней. Надо отдать материнским усилиям должное, ее сынок был обеспечен на среднестатистическом уровне. Он не ощущал дискомфорта и, получая полноценное питание, даже не догадывался о средствах и методах, обеспечивающих этот уровень. Впоследствии функция добытчика в семье полностью легла на Людмилу. Слыша о том или ином дефиците, Петрович всегда удивленно поднимал брови и озвучивался всегда один аргумент: «Не знаю, у меня это было». Отсюда и следовало, что проблем раньше не существовало.
Безусловно, жизнь при социализме имела свои плюсы, однако за это надо было платить свободой передвижения и слова, серыми буднями и т.д., как оплачивают сторожевые псы своей нелегкой службой миску жидкой похлебки. Здесь каждый сам выбирает, что ему милей - спокойная размеренная жизнь и гарантированный кусок тухлятины или же жизнь, которая сполна испробует тебя на крепость, полная падений и взлетов, и с доброй добычей. Впрочем, на сегодня кусок тухлятины только ленивый не подбирает.
Но Петровичу милей был размеренный социализм. Ему повезло с женщинами. Они окружали его заботой, крутились, обеспечивали. От него требовалось по возможностям, а получал по потребностям - один из принципов коммунизма. Вот такая ностальгия и вынуждала Петровича отчаянно стремиться в прошлое, наивно полагая, что с возвратом социализма вернется и его юность.
Так и не нашел себя Петрович после развала Союза. Да и не очень то он и искал. Зачем напрягаться? И так все необходимое он имел. Людмила, постоянно находясь в поиске, все же нашла свою стезю в бизнесе и, заняв свою нишу в торговле, пробовала наладить производство мебели. Петрович постоянно путался у нее под ногами, только усложняя и без того беспокойный рабочий процесс. До пенсии ему надо было шагать добрый десяток лет и Людмила в обмен на отсутствие Петровича в производственном процессе отдает ему ежемесячно свою пенсию.
Работать ему не хотелось. Причем не хотелось по политическим причинам. Не хочу, говорит, работать на капиталистов. Да и поспать любил Петрович утром подольше, поваляться - понежится на двуспальной цвета слоновой кости кровати с балдахином. А еще он был большой сластена и его день обычно начинался в часов одиннадцать утра с большой кружки пакетированного чая с кондитерскими вкусняшками, за которыми ходить в магазин Петрович не ленился.
За кондитерским следовал винно-водочный отдел, где приобретались пивко с водочкой. Всем известно: водка без пива – деньги на ветер. Этот эликсир вводил Петровича в благостное состояние и носил характер ежедневного, а точнее ежевечернего потребления. Он позаботился, чтобы его стол был всегда разнообразный и непременно свежий. Вчерашние котлеты им напрочь отвергались и вытребовались у жены только свежеприготовленные блюда. Употребив на ужин тазик салата, щедро заправленного сметаной и с пылу-жару горку сочных котлет, любил Петрович под копченую рыбку или колбаску СК с пивком порассуждать на темы потерянного коммунистического рая. Возмущенность у Петровича нарастала по мере перемещения в него жидкости.
У него осталось только два с половиной собеседника: друг детства Вертенев, жена Людмила и телевизор, который из всех троих был самым дипломатичным. Но поскольку телевизор никогда не перечил, то он быстро надоедал, а друга он видел редко и общался в основном по телефону в дни футбольных матчей. Весь ораторский запал, вся политическая страсть припадала на Людмилу. Основная задача – принудить жену к диалогу. Поедая деликатесы, он нещадно клеймил позором капиталистов-кровососов. Под критику попадала и жена, которая, по его мнению, используя труд наемных работников, ну никак не хотела поровну делить с ними свою прибыль, нарушая этим принцип социальной справедливости.
- «Ты эксплуатируешь труд работников, потому что сама не успеваешь, поэтому будет справедливо делить прибыль поровну» - гневно рассуждал Петрович, прихлебывая пенящееся пивко и заедая золотистый напиток сочным куском семги. Людмила изо всех сил сохраняла молчание, поскольку понимала, что малейшая ее реплика приведет к бессмысленным и бесконечным спорам. Так было уже не единожды. Диалога не было. Она приводила доводы, аргументировала, горячилась, а он словно цирковая лошадь, которая ходит по кругу, отвечал заученными цитатами из газет, приговаривая: «Вы же газеты не читаете, надо газеты читать!». Это смахивало на беседу глухого и слепого, поскольку на следующий вечер все повторялось по тому же сценарию слово в слово. В этой словесной дуэли победителей не было.
-«Как я могу делить с ними прибыль, я рискую своим бизнесом, активами, ночами не сплю, все решаю, как заработать на заработную плату работникам и налоги, с поставщиками вовремя рассчитаться. А они ушли домой и голова не болит за производственный процесс!» - не удержавшись, выпалила Людмила.
-«Но ты же их обманываешь, не додаешь им денег, себе забираешь. А ведь это они тебе прибыль заработали!» - с расстановкой после каждой фразы довольно прихлебывая пивко проговорил Петрович. На вилке болтался аппетитный кусок деликатеса.
- «Так пусть работают на себя! Тогда все что заработают, все им принадлежать будет!» - горячилась Людмила.
- «Чем ты отличаешься от олигархов? Ты такая же. Обираешь бедных работников, эксплуатируешь их» - с упрямством возвращался к началу темы Петрович, тщательно пережевывая упругую мякоть рыбы.
- «Я налоги плачу, соцстрах за работников» - продолжала оправдываться Людмила.
- «Ну что ты там платишь, двести гривен? А без них ты бы столько не заработала бы. Значит и делить прибыль надо поровну!» - упрямо прокричал Петрович тыкая вилкой уже в банку с нежной сельдью.
- «Как двести, как двести? А пенсионный, а на заработную плату отчисления, а за кредит проценты… Тридцать процентов! Их еще заработать надо, а еще и сам кредит тоже надо отдавать!» - у Людмилы от возмущения даже дух перехватило.
- «Вот! При коммунистах таких процентов не было. Это все демократы! Довели страну!» - гнул свое Петрович.
- «А я не жалею за коммунистами! Пусть проценты, пусть нестабильность, но при коммунистах у меня бы не было магазина, не было бы своего дела! Жили бы от зарплаты до зарплаты в коммуналке!» - гневно промолвила Людмила.
- «Плохо тебе было? Медицина бесплатно, мне участок земли дачной тоже на шару давали!» - с чувством прокричал Петрович.
Надо заметить, что голос у Петровича был очень звучен и звенел в вечерней тиши как колокол, гучно поочередно ударяясь от стены в виски.
- «Так что же ты не взял эту землю? Я тебя сколько просила, напиши заявление в профком, напиши. Ведь так и не написал!» - тщетно пыталась перекричать Петровича Людмила.
- «А зачем? Ты же взяла уже участок» - быстро нашелся Петрович, наполняя очередной бокал пивом.
- «Так тебе предлагали возле реки, и от дома он был ближе! Надо было только заявление написать!» - изумилась Людмила.
- «При коммунистах я дачу построил!» - увернулся со скользкой темы Петрович и громко икнул.
- «Кто построил? Ты построил? Все стройматериалы я за левак покупала. Талоны на книги продавала, извозом занималась! Заметь, я женщина, а не ты по ночам на машине рысачила! Связи свои задействовала. В магазине ведь все в дефиците было! И это ты построил?» - простонала Людмила, возведя глаза к потолку, словно призывая в свидетели некоего свыше.
- «А кто траншею копал под фундамент? Под дождем. Два раза пришлось прокладывать» - прогремел Петрович, накалывая на вилку розовые отливающие перламутром малосоленые брюшки семги.
- «Так и жил бы в траншее, как в землянке! А то, что два раза, то и не удивительно. Кто под дождем землю копает. Думать больше надо!» - с раздражением выплеснула Людмила.
- «Я, между прочим, с высшим образованием, а тебя я с села взял!» - злорадно подытожил Петрович.
Это был один из используемых им ходов, когда словесные баталии загоняли его в угол.
- «Я в Киеве у сестры жила и работала стюардессой. Это сегодня как модель, между прочим. А ты жил в коммуналке, комната в четырнадцать метров вдвоем с мамой. И миски бляшанные с алюминиевыми вилками. Только наличие у тебя прописки нас и отличало! Так что сейчас именно прописка и не имеет значение! Коммунисты… И что было хорошо?» - недоумевала Людмила.
- «Коммунисты тебе мужа дали!» - с пафосом произнес Петрович, отведя плечи назад. При этом его грудь округлилась и гордо возвысилась над выпуклым животом. Голова на короткой шее несколько накренилась вперед, словно готова была боднуть любого, кто осмелится отвергнуть сей неоспоримый факт.
- «А без коммунистов я бы была старой девой? Это что, до коммунистов жизни не было?»- фыркнула Людмила.
- «Да при царе ты бы крепостной была на селе» - повторил свою попытку опустить Людмилу на грешную землю Петрович.
- «И мужа бы не было без коммунистов? Так что ли? До коммунистов люди вегетативным способом размножались? Так, что ли?» - развеселилась Людмила.
- «Ты бы крепостной была! А ты в Киеве! Это тебе коммунисты дали!» - не унимался Петрович. Последний кусок семги исчез в недрах безработного.
- «Да коммунисты людей насильно в колхозы загоняли, и паспорт на руки не давали. Как думаешь, почему? Это таким образом рабов на земле держали. Просапать рядочек от сих и до горизонта стоило 60 копеек, да и тех не давали. Переводили на трудодни» - вскипела Людмила.
- «А я тебя в Киев взял, с села. А так бы тоже за трудодни…» - улыбаясь блестящими от рыбьего жира губами, прочмакал Петрович.
Видя, что ее не слышат и откровенно издеваются, поедая нею же купленные и приготовленные блюда, Людмила схватила кипу коммунистических газет, подняла и в сердцах с размаху опустила их на голову Петровичу. Газеты, кружа и шелестя страницами, словно крыльями, плавно планируя опускались у ног Петровича. Он продолжал глупо улыбаться, часто мигая глазами.
- «Изюммммко, ты что нннапилась? Тебе пить нельзя!» - продолжая не верить в случившееся уже нормальным голосом и от неожиданности заикаясь, пролепетал Петрович.
Примерно так проходили тихие семейные вечера. Петрович готовил себя в большую политику и оттачивал ораторское искусство на домочадцах, а поскольку дети жили отдельно, то в качестве электората использовалась жена. Петрович с маниакальной настойчивостью каждый вечер в ожидании супруги с работы начинал беседу с телевизором, а продолжение мало чем отличалось от приведенного выше диалога. И как бы не начинался день, заканчивался он неизменно по одному и тому же сценарию, разработанному Петровичем.
Но в этот раз Петрович таки наступил на больной мозоль Людмиле. Ее нервы не выдержали, и она лишила Петровича денежной дотации.
- «Если хочешь лопать деликатесы с водочкой – иди работай! На мою пенсию больше не рассчитывай!» - с металлом в голосе произнесла Людмила.
- «Куда я пойду? Я уже старый!» - струхнул Петрович.
Людмила руководила собственным делом, который был начат с нуля.
- «Я как раз водителя ищу, вот ты и поработаешь на машине. А учитывая что у тебя высшее образование, еще и электрика по необходимости заменишь. А теперь спать! Завтра с утречка на работу» - отрезала Людмила. Смерив поникшего Петровича взглядом, философски добавила: «С…..ть захочешь, штаны снимешь!».
В магазине Петровича ожидал молодежный коллектив, который о развитом социализме знал только понаслышке. Многие из них на вопрос что они могут сказать о Леониде Брежневе, с удивлением поправляли – о Вере Брежневой, добавляя, что последний хит не очень то.
Так что теперь есть где показать свою эрудицию и наконец-то быть кому-то интересным. Наконец-то он будет популярным и уважаемым. Он еще покажет своей строптивой неблагодарной жене, кого она так не уважала и, следовательно, потеряла. Причем навсегда. Он обязательно разбогатеет и тогда бросит ее. Она будет просить его остаться, плакать, кричать в истерике, говорить о детях, внуках, а он спокойно переступит и уйдет. Уйдет к молодой и богатой. И кроме сберкнижки ничего не возьмет. А может и возьмет. Он так далеко еще не заглядывал. Сначала надо разбогатеть. Он терпеливый, у него получится. Ведь к магазину он тоже имеет отношение. Без него у нее ничего бы не получилось, так что бизнес будем делить пополам. Вот только Людмила ну никак не хочет признать, что он ее вдохновил и поддержал в этом нелегком бизнесе.
- «Мы же вместе начинали! Ты что, забыла? Забыла, как я мебель таскал? Ты бы без меня не справилась!» - горячился Петрович, с уверенностью добавляя: «Половина бизнеса моя!».
- «Начинали мы втроем, если помнишь. Он тоже грузчиком у меня работал. Я ему тоже половину должна? Кстати, я вам зарплату платила. Надеюсь, помнишь сей факт» - усмехалась Людмила.
Вот такая она не благодарная, не ценит его. Ну, ничего. Главное разбогатеть, а там она еще узнает, кого она теряет! Его глаза немного сузились и довольно заблестели.
С приходом на работу Петрович открыл для себя необозримые горизонты для проповедования своих ценностей и, осознав какой непочатый край работы его ожидает, довольно улыбнулся. Ему нужна аудитория. Но молодежь не такой благодарный слушатель, как поколение, выросшее в том самом соцсоциуме, который Петрович так страстно пропагандирует. И поэтому беспрепятственно проповедовать коммунистические идеалы ему позволили только первую неделю работы. Реагировали по разному. Одни поначалу вступали в спор, а после, уразумев, что их не слышат, посмеиваясь, уходили в сторону. Другие, опасаясь преследований мстительного Петровича, посылали в спину красноречивый знак средним пальцем.
Однако желание завоевать авторитет было сильнее Петровича. Он недовольно наблюдал за слаженными действиями управления своей необразованной жены, которая ловко разрешала насущные проблемы производства, дипломатично обходила конфликтные ситуации с компаньонами, и мысленно примерял должность директора магазина на себя. Поскольку он не утруждал себя изучением азов производства, работа руководителя виделась ему сугубо в манере развитого социализма. Жесткая критика действий руководства, т.е собственной жены, придавала ему в его же глазах сходство со смелостью революционных вождей в семнадцатом прошлого столетия. Войдя в образ, Петрович отрастил ленинскую бородку, которая удивительным образом привязала внешнее сходство Петровича с вождем пролетариата. Впоследствии, он перейдет на образ кобзаря, отрастив шевченковские усы. Особенно его любопытство подогревали услышанные им обрывки фраз супруги о денежных переводах с поставщиками и вид ровненьких, перетянутых резиночкой стопок денег. Он мучился в догадках, пытаясь высчитать истинный доход своей жены, но цифры получались каждый раз разные, дразнили и будоражили его воображение.
Наблюдая производственный процесс, он в присущей для него манере идти напролом и все критиковать, все чаще при подчиненных подвергал сомнению Людмилин стиль управления: «Ты не умеешь работать! Надо правильно руководить, правильно расставлять акценты. Посмотри на свой рабочий стол. На столе не должно ничего быть, кроме календаря, фотографии и красивой ручки! Как у моего начальника в восемьдесят пятом. А у тебя что делается – папки, счета, записки какие-то кругом. Ты же начальник! На компьютере, и то бумажек поналепливала! А компьютер как стоит? Ты не видишь, что криво? Надо, чтобы ровненько стоял. А вчера полдня сборщика Мишу возила! Ты же начальник, а не личный водитель у сборщика! Пусть бы сам до Бортничей добирался! Надо жестко руководить, а ты сюсюкаешь с ними, нянькаешься, все сама делаешь! Ты только указания должна давать и по телефону разговаривать!».
Петрович вошел в роль начальника. Кучеряшки на голове наэлектризовались и создали некий ореол вокруг лысины. Он нервно прошелся по кабинету, остановился и резко повернулся. В его глазах полыхал алчный огонек:
- «Вот сколько ты денег заработала за месяц? Ты дважды получала десятитонник! Сколько ты имеешь? Я видел, сколько денег ты в сейф положила, а работникам говоришь, что нет денег! Должна на собрании перед всеми отчитаться, сколько ты заработала! Ты же им недоплачиваешь, все себе забираешь!» Голос Петровича гулко раскатился по торговому залу и, ударившись о стену, волной обрушился на оторопевшую Людмилу. Среди работников легким ветерком пронесся шепоток: «Так что вы нас дурите, не доплачиваете?…»
- «Петрович, достал! Ты что, считать не умеешь? А за товар производителю кто платить будет? А за доставку? Такое понятие как обязательные расходы тебе знакомы?»- Людмила устало кивнула в сторону выхода: «Шел бы ты домой, Петрович! Не до тебя».
Глаза Петровича довольно заблестели, пухлые губы растянулись в улыбку: «Тогда я на дачу поеду! Где ключи от «Лексуса»? Да, и денег дай! Я же мужчина, а ты меня без денег держишь!»
Так и не завоевав авторитет на идеологическом фронте, Петрович начал пробовать себя в роли наставника в производственном процессе. А поскольку он очень гордился своим высшим образованием, то и личным примером неоднократно доказывал, что не зря он протирал штаны на студенческих лавках. Так, однажды дав указание водителю устранить неисправность в машине, неожиданно для себя получил отказ. Да еще и мотивированный что, он мол, водитель, а не механик. Такая наглость расстроила Петровича так, что он даже начал немного заикаться. Надо сказать, что в периоды сильного волнения Петровича слегка подводил речевой аппарат и он, словно заезженная пластинка спотыкался на согласных звуках.
- «Кккак это не твое дддело? Ккккак это ты не умеешь? Это пппросто! Чем посветить? Ага, вот у меня штекер сссс фонариком. Ссссейчас! Ннне умеет он. Тттоже мне водитель» - пробурчал Петрович и с видом механика, имеющего не одно высшее образование, залез на ступеньку «Газели». Кряхтя, лег на сидушку водителя, заглянул под торпеду и включил кнопку штекера, активизируя фонарик. Ерзая в неудобной позе засопел, и чтоб лучше рассмотреть провода приблизился к штекеру на опасное расстояние. Послышался характерный щелчок электрического разряда, прервав показательные выступления наставника молодежи мелодичным клацаньем зубов.
- «Этттттттттооооо….» - ноги Петровича задергались, и он на полуслове закончил демонстрацию своих познаний в устройстве автомобиля. Из-под торпеды выглянула голова Петровича, на которой кучеряшки приняли перпендикулярное к голове положение. На блестящей лысине красовалась черная маслянистая клякса. Он слез с подножки автомобиля, отряхнулся и захлопнул дверь. Приняв царственную осанку, кивнул в сторону автомобиля: «Ну, ккккак-то так…». И чуть пошатываясь походкой моряка на суше, отправился в магазин.
Так и не завоевав у коллектива ожидаемого авторитета руководителя, Петрович продолжает активно встревать в производственный процесс, мужественно приняв на себя почетную должность мужа хозяйки. Он не знал тонкости управления производственным процессом. Вернее, не только тонкости, а вообще нюансы управления людьми ему были не знакомы. Он вообще не имел даже намека на талант руководителя, а показать себя в роли хозяина уж очень хотелось. Не получив ожидаемого результата от идеологической и наставнической работы Петрович решил действовать самым распространенным и примитивным, но древним, как мир способом влияния и управления - через жену карать тех, кто откровенно над ним посмеивался или же игнорировал его ценные указания. Правда, этим способом, как правило, пользуется слабый пол, и управляют они с его помощью даже миром через своих мужчин. Сфера воздействия женщины зависит в этом случае только от значимости их мужчин.
Петрович же применял этот метод активно и надо сказать не безуспешно. Стоило работнику не отреагировать с почтением на его замечания, и не дай бог похихикать над его очень ценными указаниями, как он становился для него цель номер один. Родившись под знаком Тельца, он унаследовал от этого знака трубный голос, завидное здоровье и бычье упрямство. Кто не видел испанские корриды? Помните, как преследует разозленный бык своего обидчика тореадора? А теперь представьте, что ожидает неудачника тореадора, который умудрился споткнуться или не оказался столь проворным, как бык. Так и Петрович целеустремленно преследовал своих обидчиков, неутомимо отслеживая их работу и собирая на них компромат. Каждая мелочь в его умелых руках обрабатывалась, культивировалась и взращивалась до небывалых размеров.
Курящий в квартире Петрович не удосуживался даже окурки после себя выбросить, но курение в рабочем автомобиле, к которому он имел непосредственное отношение, им нещадно преследовалось. Тем более, если ему при этом прекословили, не выполняли его требований и игнорировали его замечания. Поскольку он не платил работникам заработную плату, то соответственно и не мог никого уволить.
- «Таким не место у меня на работе Действовать надо через жену» - решил Петрович и начал охоту. Унюхав сигаретный запах в рабочем микроавтобусе, тут же прибегал к жене в ее кабинет, где без устали возмущался и клеймил позором строптивого работника. Если ее не было в магазине, вызванивал по мобильнику. В его воображении появлялись картинки возможных злоупотреблений этим работником, и добавлял от себя еще и предположения от использования автомобиля в личных целях до слива из бака топлива.
Уставшая от возникающих из неоткуда проблем и находясь постоянно в напряжении Людмила вначале слабо отмахивалась от докучливого Петровича. Но он и не думал отставать. С назойливостью осенней мухи он возвращался и возвращался к волнующей его теме. Днем и ночью нагнетая вокруг неугодного обстановку он все же добивался своего и работника увольняли. Это был маленький триумф Петровича, демонстрация его могущества. Петрович торжествовал, и высоко подняв голову внимательно осматривая подчиненных жены, намечая следующую жертву для охоты и выискивая хоть малейший намек на улыбку. Его должны бояться и трепетать. Кто еще этого не понял?
Не обходил Петрович своим вниманием и женщин, до которых был большим охотником с молодости. Но при этом он не привык тратиться на предмет своих симпатий, хорошо усвоив основной принцип от тебя по возможностям, а тебе – по потребностям, продолжая применять его во всех сферах своей жизни. С возрастом прижимистость Петровича, неуклонно усугубляясь, росла. Поэтому его шансы на успех у женщин все чаще катастрофически сводились к минимуму. Однако Петрович не особо отчаивался, поскольку был твердо уверен в том, что он никому и ничего не должен, он сам и есть для женщины самый, что ни на есть настоящий приз. Причем получать его должны только лучшие, как в поле чудес Якубовича. Он, несомненно, был хорош собой, а мужчин с возрастом все меньше и меньше. Такими мужчинами как он не разбрасываются.
Так мыслил Петрович по дороге домой, не забывая косить глазом по сторонам на встречных женщин проверяя, насколько сильно на них произвел впечатление такой симпатичный и представительный мужчина как он. При этом его выпирающий пузик подтягивался, плечи дергались назад, грудь еще больше округлялась, а голова автоматически откидывалась назад. Пинающая нога уверено чеканила землю.
Все любовные неудачи Петрович объяснял по принципу петуха из анекдота, который, гонясь за курицей, себя уговаривал на случай неудачи: «Не догоню, так согреюсь!». Ухаживания Петровича за молодухами были настолько откровенны и показательны, что вызывали у присутствующих ироническую улыбку. Для этого все способы у него были хороши. Увидев, что жена берет очередную конфету из коробки, вспомнил, что сегодня хорошенькая Аня-парикмахер, с которой он столкнулся, утром поднимаясь в магазин по лестнице, остановила на нем удивленный взгляд и обворожительно улыбнулась. Наверняка он ей нравится. При этом ее сочные пухленькие губки, призывно растянувшись в улыбке, обнажили ряд ровных белоснежных зубов, а пышная грудь слегка колыхнулась от неожиданной и резкой остановки. Тело Петровича охватило легкое волнение и слегка заныло под ложечкой. Хороша девочка, аппетитна. Он тогда еще решил, что надо будет к ней подкатить, тем более, что помещение парикмахерская снимает у его жены, а это все равно, что у него. А это явный бонус в пользу его успеха. Видя, что количество конфет в коробке уменьшается, заволновался: «Дай пару конфет в обертке».
- «Бери эти. Кофе, чай?» - участливо осведомилась Людмила.
- «Да нет, мне бы в обертке пару штук» - продолжал настаивать Петрович.
- «Зачем? Если руки грязные, то умывальник рядом» - предложила жена.
- «Тогда положи пару штук в бумажку какую-нибудь красивенькую» - продолжал настаивать Петрович.
- «Да зачем в бумажку? Рот открой, я положу конфету»- начала терять терпение Людмила.
- «Так же не прилично давать! Ты сама так говорила! Я хочу Ане дать, ну которая в парикмахерской работает»- одним духом выпалил Петрович. Перед его глазами снова волнительно заколыхался Анин бюст. Он нервно переступил с ноги на ногу.
- «Да кто же так угощает? Угощать надо непосредственно из коробки, а не своими руками конфеты мацать! Или коробку целую подарить» - изумилась Людмила.
- «Да ты же удавишься за коробку конфет!» - справедливо возмутился Петрович.
Людмила опешила от такой дикой смеси глупого простодушия и безграничного альфонсизма мужа, что на мгновение потеряла дар речи.
- «Я то тут при чем? Я что, должна покупать конфеты для твоих симпатий?! Так мне оказывается не только тебя, а еще и твоих зазноб содержать? Может, ты еще и список подарков с товарными чеками будешь предоставлять мне для оплаты? Ты не забыл еще, что ты мужчина и должен зарабатывать не только на свои прихоти, но и семью содержать?» - выпалила Людмила.
- «Я никому ничего не должен! Я уже свое отработал! Забыла, какую зарплату я c восемьдесят пятого приносил? Я тогда больше тебя получал! Целых пять лет! Забыла? Где мои деньги?» - зло выпалил Петрович, понимая, что шаровых конфет он уже не получит.
Так пролетел тот добрый десяток лет, которого так не хватало до вожделенной Петровичем пенсии. Целый месяц Петрович в томительном ожидании от Пенсионного фонда начислений пытался самостоятельно определить ее размер. Нервно покусывая ручку, часами что-то старательно писал, считал и пересчитывал на калькуляторе, перебирал и сортировал собранные справки по кучкам. После, мечтательно глядя в окно, довольно улыбался. Очевидно, цифра получалась вполне для него удовлетворительной. Слегка передохнув, снова приступал к подсчетам. Размер же действительной пенсии был равносилен грому среди ясного неба. Не веря, что с ним так несправедливо обошлись, начислив пенсию лишь на десять процентов больше от размера минимальной, Петрович, сидя на любимом месте у телевизора, громогласно возмущался.
- «Как можно меня приравнять к уборщице?»- бросил Петрович диктору телевидения, читающего новости: «У меня высшее образование! И заработная плата была больше! Демократы… Все украли у моей матери! У нас заводы были, фабрики, а они у моей матери все украли!»
Зашедшая в гостиную Людмила услышала конец фразы и участливо, как на больного ребенка посмотрела на Петровича:
- «Ты не заболел? О чем ты? Что там украли у твоей матери?»
- «Все украли у моей матери! У нас заводы были, фабрики, а они у моей матери все украли!»- повторил Петрович как в полусне.
- «Какие заводы, какие фабрики? Ты что бредишь? Ты случайно от горя, что все украли, головой не повредился? Ты что, забыл, кем работала твоя мать и как вы жили?» - тихим участливым голосом спросила Людмила, внимательно глядя Петровичу в глаза, словно пыталась передать в его мозг возникшую картинку полу мрачной бедно обставленной его с матерью комнаты коммунальной квартиры: - «Откуда заводы?»
- «Моя мать работала! Все строили за наши деньги! А демократы все украли …Все! Заводы, фабрики, все! Если нам партия поможет, мы тогда выживем» - причитал Петрович.
- «Моя мать тоже работала, но ощущения, что у меня были заводы и фабрики, нет» - мягко вставила Людмила.
- «Ты в лаптях ходила, а я на баяне играл!» - отчаянно выкрикнул Петрович в лицо жене.
«Построено пять поликлиник, завершено строительство и введено в эксплуатацию очередную станцию метрополитена, следующие две запланировано ввести в следующем году…»- диктор телевидения продолжал хладнокровно читать новости истекшего дня.
Целый месяц он консультировался, донимал инспекторов пенсионного фонда визитами и звонками, но итог начисленной пенсии так и не изменился. Долго искать выход Петрович не стал.
- «Это ты виновата в том, что моя пенсия на уровне минимальной зарплаты. Я работал на твой магазин, поэтому магазин должен доплачивать мне такую же пенсию, как мне назначило государство» - гневно заявил Петрович. «Хорошо»- согласилась Людмила - «Только с продовольственного довольствия я тебя снимаю. С белым ящиком на кухне ты больше не дружишь. Берешь оттуда только то, что сам туда и положишь. Что сам купишь, то и съешь. За собой оставляю коммуналку и могу тебе в качестве шефской помощи приготовить из того, что ты купишь».
- Итак, Петрович, не особо утруждаясь, удвоил свою пенсию, не особо задумываясь о том, что больше выигрыш или потери. Деньги имеют такую особенность неожиданно заканчиваться, особенно, если ты привык иметь все готовое, не особо заморачиваясь о том, где и как это берется. Так что дотационной пенсии от жены Петровичу хватало только на первую неделю. Свою же кровную он даже не брал в руки, перечисляя полностью на депозитный счет в банке. Благотворительная увесистая добавка в руках Петровича задерживалась не надолго. Мысль поменять свои привычки и перейти в режим экономии, в голову Петровича даже не приходила. Далее красивую жизнь по принципу от тебя по возможностям, а тебе по потребностям надо было отвоевывать. Место под солнцем Петрович выбивал у жены уже со второй недели с упорством и целеустремленностью пролетариата в семнадцатом.
«Живу в богатой семье, а приходится экономить» - сжимая в кулаке добытую купюру, сокрушался Петрович, отправляясь в магазин за кулинарными изысками и возлюбленными горячительными напитками к ужину. Купленные вкусняшки быстро перекочевывали в желудок Петровича, не оставляя даже шанса полакомиться ими вечером пришедшей с работы уставшей Людмиле. Добытые столь нелегким путем вкусняшки Петровичем зорко охранялись. Он придерживался принципа – сначала кушаем твое, а после каждый свое. И вообще, дома он себя хозяином не чувствовал.
Другое дело на даче. Сам себе хозяин. Вообще, на прилегающих дачных участках очень много одиноких женщин, а он мужчина видный, представительный. Правда, мобильник у него непрезентабельный, ну, это его следующий рубеж в борьбе с Людмилой за справедливость. А так он все делает на даче очень скрупулезно и аккуратно, даже самому нравится. Надо назначить себе зарплату за работу в саду. Что это он на олигарха Людмилу бесплатно работать должен? Надо требовать приличный оклад. Он и за садовника, он и за сантехника – все на нем! И дом, и сад, и бассейн! Вот на прошлой неделе даже ножницы маникюрные сломал, так тщательно подстригал гроздья плюща - дикого винограда, обвившего стенку забора. Всего два дня работы, а забор с плющом – просто образец красоты. И дорожки на участке все прямёхонькие, как под линеечку. Деревья, что были на пути у дорожки – все спилены, чтобы не нарушать пропорции и линии. Правда иногда на дачу, как тайфун залетает Людмила. Пробежится по саду, поохает на спиленные пенечки, повозмущается, промчится с тряпкой по трем этажам, приберет и обратно помчится со списком от Петровича «что купить» на Киев.
Но больше всего любил Петрович вечерком, после непосильной работы в саду и вкусного ужина посидеть у камина с пивком, рыбкой и ароматной тонкой ментоловой сигаретой под звуки любимых песен, называемых в народе «блатняком». Прекрасный краевид за окном радовал глаз Петровича. «Какая перспектива» - глядя в даль мечтательно, расположившись в кресле-качалке, думал Петрович, держа в руке сигарету и потягивая пивко наслаждался свободой. Скоро выборы, вот тогда все про Петровича узнают. Ему поручат избирательный участок, а может даже предложат место в центральной избирательной комиссии. Он поднимется по политической лестнице. Несомненно, он поднимется, его заметят. Он настоящий трибун, а не холуй! Он не пропустит «карусели» и фальсификации выборов, удивит всех своей неподкупностью. Я своего добьюсь, я сделаю, чтобы страна была демократическая. А соседи будут гордиться, что живут с ним в одном доме. Возможно, на доме даже появится табличка: «Здесь в 2012 году жил трибун Изюмко Петр Петрович. Благодаря его неподкупным и продуманным действиям выборы в 2012 году в Верховную Раду впервые за годы независимости не были сфальсифицированы»! Придет время, все о нем узнают!
Взгляд его, устремленный вдаль, слегка затуманился, на блестящих от рыбьего жира губах заиграла загадочная улыбка.