Попутчица начало

Любомир Светлый
 
   Я приехал в Москву 1994 года зимой. У меня было два дела. Главное и побочное. Главное не выгорело. Побочное получилось. Узнав, что я еду в Москву, сын, студент музыкальной консерватории, попросил меня съездить в подмосковное село Нахабино. Там жил мастер, изготавливавший народные музыкальные инструменты: домры, балалайки, гитары, гусли и пр. Сын заказал ему домру - альт. Он обучался по этому инструменту в " консерве ", как он называл своё музыкальное заведение, и ему в дальнейшем нужен был личный хороший инструмент для концертной деятельности. Он его и заказал нахабинскому мастеру. Тогда он стоил 100 долларов в преводе на зелёные. Но когда пришла пора выкупать инструмент, стоимость его выросла в четыре раза из - за жуткой инфляции. Сын передал мне сто баксов, которые у него имелись, адрес мастера и попросил выкупить инструмент для него. Т. е. мне надо было не только добраться до Нахабино, найти умельца по инструментам, но и доложить ещё 300 долларов, которые надо было где - то взять.

   Cредства для выкупа народного инструмента пришлось искать уже в Москве. А там у меня  почти не было кредитоспособных знакомых. Я намеревался попросить деньги взаймы под будущие комиссионные за юридические услуги у главы одной московской фирмы. Я попросил денег взаймы, но получил их как часть комиссионных, за уже оказанные услуги. Это устроило меня ещё больше. Как я понял в последствии, Небеса организовали для меня получение этих денег на безвозвратной основе, поскольку я взялся исполнить богоугодное дело - добыть для " вибрационного целителя " его инструмент. Так я называл своего сыночка. Дело в том, что оркестры народных инструментов исцеляют своей музыкой души людские. Отсюда и шуточное прозвище, какое я дал сыну - " вибрационный целитель ". Второе, что сделали Небеса, они послали мне Галину, без которой мне было бы трудно осуществить свою миссию.

   Добыв нужную сумму, я с утра, в последний день пребывания в Москве, отправился на метро к ближайшей станции пригородных поездов, чтобы на электричке доехать до Нахабино, где ждала меня домра - альт. В Таганроге путешествие на электричке дело заурядное. В Москве оно оказалось очень рискованным. Очутившись в нужном месте, я не обнаружил никакой станции электропоездов, как у нас. Открытая платформа для посадки и маленькая будочка, где продавались билеты на электричку. Я сильно удивился также не обнаружив и расписания движения поездов. Будочка была закрыта и узнать на какой поезд мне садиться было не у кого. Я был один возле этой будки. Через несколько минут появилась женщина в чёрном зимнем пальто. Ей тоже нужно было купить билет на электричку. Я обратился к ней за помощью. Она мне подсказала какой маршрут мне нужен, чтобы приблизиться к Нахабино. После электрички надо было ещё пересесть на автобус, который подвёз бы меня к вожделенному селу, где жил мастер народных инструментов. Она также подсказала, что нужно быть очень внимательным, так как даже поезд нужного маршрута не гарантировал достижения необходимого мне места, если в окне какого - либо вагона не будет написано идёт ли туда этот поезд. Нужно было вглядываться в окна вагонов электропоезда, где сделанная от руки на бумажке должна висеть соответствующая надпись. Если на бумажке будет написано Нахабино, значит можно садиться в этот поезд. Но и это не было окончательной гарантией прибытия в нужное место. Электропоезда могут остановиться в любом месте движения из - за ремонтных работ на путях и вернуться в Москву. Ну, Москва, ну, столица нашей Родины! У нас в провинции электрички идут чётко, размеренно. Часы можно сверять. Смотришь на расписание, рассчитываешь своё время, подбираешь  маршрут и всё. Покупаешь билет и нет проблем, дело сделано. Придумываешь только, чем себя развлечь, чтобы скоротать время в дороге. А тут изгаляйся, дабы не пропустить надпись, и молись Богу, чтобы электричка не повернула назад. Увидев моё озадаченное лицо от этой информации, женщина с улыбкой сказала: - Вы придерживайтесь меня, я еду в том же направлении, но встаю на остановку раньше Нахабино. Я поблагодарил её и не зря. Открылась будка, мы купили билеты и стали ждать свой поезд. Не будь моей попутчицы, я не заметил бы на вагонном окне надписи на бумажке блокнотного формата, сделанной шариковой авторучкой малопонятными закорюками, " Нахабино ".

   Мы долго ждали электричку в сторону Нахабино. Затем долго ехали. И самые страшные опасения подтвердились. По радиосвязи противным голосом объявили, что в связи с ремонтными работами на путях поезд дальше не идёт и возвращается в Москву. Всем, кто не хотел возвращаться, предложили покинуть поезд. Кто - то поехал назад, часть людей, и среди них я и моя попутчица, вышли на голую платформу. На ней не было никаких сооружений для ожидающих пассажиров, чтобы укрыться от дождя, снега и ветра, в случае непогоды. Где - то вдали виднелось человеческое жильё. Толпа пассажиров быстро рассосалась. Кто - то приехал и пошёл к себе домой, кто - то решил двигаться дальше на автобусах. Остались только я и моя женщина и больше никого. - Следующая электричка в этом направлении будет только через два часа, - задумчиво сказала моя дама.- А каким автобусом можно отсюда добраться до Нахабино? - спросил я свою попутчицу. - Я не знаю, - последовал её искренний ответ. -Возможно, что и нет такого.

   Да, перспектива не весёлая, пару часов на морозе торчать на открытой платформе в ожидании нужного поезда! А рядом ни скамейки, ни навеса. С неба падал мелкий снежок, ветерок подхватывал его с земли и нёс эту порошу в нашу сторону. Я походил туда - сюда по платформе, разминая ноги, затем подошёл к своей спутнице и завёл разговор от скуки. Она его поддержала. Ей тоже, видимо, не хотелось скучать. Когда беседуешь время бежит незаметно. Я представился. Она сказала, что её звать Галиной. Я поведал откуда я и зачем мне нужно в Нахабино.

   - Хочу выкупить у мастера домру для своего сына.
   - А что такое домра?
   - Домра - это наш национальный струнный музыкальный инструмент.
   - Ваш национальный инструмент?
   Я понял, что она приняла меня за нерусского из - за моей внешности.
   - Наш, наш с вами народный инструмент, - ответил я ей. - Я русский, только смахиваю на кавказца. Она улыбнулась и стала смотреть на меня доверительней. Времени было много и мы волей - неволей разговорились. И, действительно, за разговором время полетело быстрей. Я ей подробно объяснил, что такое домра - альт, которую я собирался приобрести. Что у неё прекрасное звучание. Что по размерам и по звуку она похожа на греческую бузуку. Что я любитель и греческой народной музыки.
   
   - А я никогда не слышала греческой музыки, - сказала Галина.
   - Ну, это врядли! Сиртаки знаком вам?
   - Да, - ответила она.
   - А это как раз чудесный греческий танец. Его написал Микис Теодоракис для своего друга - актёра Энтони Куинна, снимавшегося в фильме " Грек Зорба ". Он должен был в конце фильма исполнять танец Сиртос, где много динамики и прыжков. Но накануне съёмок актёр сломал ногу. Когда сняли гипс, он мог ходить чуть прихрамывая, но прыгать не мог. Вот тогда и пришёл на помощь Теодоракис. Он написал музыку, а сам Куинн сочинил рисунок танца. Прыгать он не мог и он придумал плавные , скользящие движения. Вот так родился Сиртаки, маленький, облегчённый  Сиртос, который полюбился всему миру.
   
   - Интересно вы рассказываете.
   
   Наши взаимоотношения становились всё доверительней. Галя поведала, что она работает в Москве в больнице, в отделении для недоносков. Её пациенты очень маленькие и хрупкие. А снабжение очень плохое. Не хватает самого элементарного. Дети ослабленные, им надевают кислородные масочки. Этих масок недостаёт. Они приловчились изготавливать маски из резиновых спринцовок . Перерезают их пополам, оставляя трубочку на одной половинке и к трубочке спринцовки подсоединяют кислородный шланг. Вот так русский человек изворачивается в безвыходных ситуациях. Мне стало грустно. Миллионы русских людей страдают, страну ввергли в хаос тёмные силы, поставили на грань выживания. Куда ведёт нас этот дикий рынок? К падению нравов и порядка в стране. Вот мы сейчас на себе испытываем прелести беспорядков московских пригородных сообщений.

   Мы  многое порассказали друг другу и уже не казались совсем чужими. Между тем погода начала портиться. Мороз крепчал. Ветер стал продувным, злобным, бил в лицо колкими снежинками. Он выдул из нас всё вагонное тепло. И теперь мы оба дрожали, хотя одеты были хорошо. Положение становилось критическим. До ближайшей электрички оставалась ещё уйма времени, а укрыться было абсолютно негде.

                ( продолжение следует )