Мы выписывали по возможности разные журналы. Был когда-то «Вожатый», «Пионер», «Техника молодежи», «Знание – сила». Если удавалось «Роман – газета», местный журнал «Волга». Да мало ли еще! Но ни один я не ждала с таким нетерпением, как «Юность». Этот журнал мы выписывали почти с его основания.
Мои школьные годы пришлись частично на «хрущевскую оттепель». Тогда в «Юности» печатались Аксенов, Солженицын, Евтушенко, Рубина, Анчаров. Мне нравились все разделы. Читала с интересом и прозу, и поэзию, публицистику, конечно же, юмористический «Пылесос». День, когда приносили новый номер журнала, становился небольшим праздником. Книги знакомых по журналу авторов встречала в книжных магазинах, как старых друзей.
Только иногда книги, которые первоначально хвалили, рекомендовали для внеклассного чтения вдруг объявлялись «неправильными», резко критиковались, как, например, «Продолжение легенды» Анатолия Кузнецова. Некоторые авторы просто исчезали, это много позже мы услышали – уехал за границу, покончил с собой, лишен права гражданства. Стихов на прилавках было много – возвышенных, патриотических, наших и авторов из дружественных республик. Но хороших, чтобы задели какую-то струнку в душе, дали почувствовать настоящую поэзию, очень мало. В свою тетрадь с любимыми стихами я переписывала стихотворение порой из-за одной единственной строчки.
Автора рассказа (или повести?) «Юноша с перчаткой» я не помню. Не помню даже о чем там шла речь, но вот эти слова (далеко не точные) о том, что люди делятся на две категории: те, кому везет и кого везут и пешеходов –они идут, ветер, снег, дождь в лицо, а они идут, идут и идут… У нас с подругой есть заветный тост – «За пешеходов!»
В старом доме в сундуках на чердаке хранились все номера журнала за многие годы. Это из библиотек можно было изымать книги, запрещать их к продаже в магазинах, войти в каждый дом, к счастью, не могли. И я читала «Коллеги», «Звездный билет», «Апельсины из Марокко», «Один день Ивана Денисовича», «Теория невероятности».
Оформлять подписку на журнал становилось все труднее, все лимитировалось, распределялось по предприятиям в ограниченных количествах. Выручала работа отца, позднее моя.
Когда пришлось оставить дом брату и перейти в квартиру к матери, журналы остались в доме. В «хрущевке», хотя и трехкомнатной, держать их было просто негде. Но выписывать журнал я продолжала. Появилась проза Евтушенко, его поэма «Фуку».
В «Юность» мы писали со Светкой письмо, когда в нашем кинотеатре сняли показ фильма «Чучело». Местные власти решили, что в жизни и так слишком много жестокости. Извечная страусовая политика – если об этом не говорят, значит, это не существует. Ну, они-то сами умные, все поймут как надо, а народу? Нииззя! На письмо нам не ответили, но оно было.
Доверяя любимому журналу, я отправила половину своей зарплаты по адресу, указанному в объявлении, размещенном в журнале. Обещали прислать подписку на Василия Аксенова и Кира Булычева: отправьте деньги, квитанцию пришлите нам… Еще и сотрудника сагитировала. Ни книг, ни денег мы, естественно, не получили.
Брат Слава с сожительницей активно пропивали все, что оставалось в доме. Дошла очередь и до сундуков на чердаке. За определенное количество сданной макулатуры можно было получить право купить какой-нибудь детектив – «Фантомас» в бумажной обложке, Рекс Стаут, если повезет. Я не возражала, «снявши голову, по волосам не плачут». «Юность» они, на удивление, оставили, переложили в сундуки в коридоре.
Не стало Славы, дом продали. Куда делись журналы, я не знаю. Может быть, забрал Максим – сын Славы, может быть так и остались в сундуках, перешли к новым владельцам.
Я давно не выписываю ни газет, ни журналов, разве что покупаю в киоске телевизионную программу.
За пешеходов!