Лейла стояла у окна напротив двери в деканат и читала электронную книгу. В какой-то момент чтение так захватило ее, что она даже вздрогнула, услышав откуда-то сверху обращенное к ней:
– О чем нынче пишут?
Лейла оторвалась от процесса. На нее в упор смотрели слегка насмешливые глаза. Она доброжелательно и обстоятельно ответила:
– Книга об американских архитекторах, написана в 37-м, события же происходят в 20-х годах прошлого века.
– Нравится?
– Читать вообще-то интересно, это то время, когда архитекторы начинают применять новые строительные материалы – стекло и бетон, но герои какие-то чересчур однобокие. Сразу понятно, кто хороший, кто плохой. В жизни, думаю, так не бывает.
– Не бывает? На меня посмотри, типичный отрицательный герой. А что, читаем только про архитекторов или архитектуру?
– Нет, конечно, просто это произведение на русский совсем недавно перевели, вот, посоветовали почитать.
– Что, тоже готовимся трудиться на архитектурном поприще? Первый курс, наверное, судя по всему.
– Почему первый, вообще-то четвертый, с хвостиком даже.
– А что маленькая такая?
– В голодное время родилась, – Лейла начала сердиться.
– Все мы голодали, но свое взяли, – молодой человек указал на себя, – что, родители мелкие?
– Родители не мелкие, а очень даже нормальные.
Разговор принимал странный характер. К ним подошел знакомый обоим юноша, Максим Полтавец.
– Лейла, привет! Герман, у меня просьба деликатная, ты не богат деньгами до конца недели?
– Деликатная, а что ж при свидетелях заводишь разговор? Нет проблем, сколько тебе, лимон, два, три?
– Да рубля два, я должен послезавтра за халтуру получить. Но в любом случае в пятницу верну.
Герман покопался в карманах джинсов, везде были засунуты смятые купюры, в основном тысячного достоинства. Он протянул Максиму две бумажки:
– Ни в чем себе не отказывай, друг!
– Вот спасибо, курсовой проект срочно распечатать нужно, я уж и так не успеваю сдать вместе со всеми.
Обрадованный Максим почти бегом направился в конец коридора, к лестнице.
– Круглова, деточка, прошу извинения, не успел к назначенному времени. Столько знакомых, с каждым по минуте, а поговорить пришлось. Вы принесли? Ой, я прямо в предвкушении. Пойдемте, посмотрим и пообщаемся!
Профессор Александров пропустил Лейлу вперед, галантно открыв дверь в деканат.
Довольно скоро она вышла оттуда без кофра для чертежей, только с небольшой сумочкой через плечо.
– Ой, ой, деточка Круглова! Вот я за десять минут выяснил твое имя, фамилию и курс. Можешь не воображать, профессор перед ней расшаркивается. Знаю я таких!
– А вы и правда какой-то злой. Даже удивительно. Думала, что подобные персонажи не встречаются на архитектурном факультете.
Лейла развернулась и пошла по коридору прочь, весело чеканя шаг каблучками. Маленькая, худенькая, с прямой спиной. Шедшие ей навстречу студенты здоровались, протягивали руки, она ловко хлопала по протянутым ладошкам и смеялась. Она была уверена, что неприятель смотрит ей вслед.
Герман провожал ее взглядом и злился. Практически уже ненавидел. «Дети какие-то!» – отреагировал он на их дружеские рукопожатия. Он чуть не пропустил момент, когда декан подошел к своему кабинету.
– Бибиков? Вы меня дожидаетесь? Секретарь сообщила. Давайте, заходите, а то через сорок минут совещание. Вам хватит полчаса?
Декан Полевой скрылся в кабинете, оставив дверь открытой. Герман Бибиков ступил на его территорию.
– Слушаю вас!
– Анатолий Дмитриевич, так складываются обстоятельства, что у меня есть возможность продолжить обучение в Англии, на архитектурном факультете им. Бартлетта, Университетского колледжа Лондона.
– Замечательно, как я могу тебе помочь?
– Мне нужен диплом бакалавра.
–?
– Ну, диплом... бакалавра.
– Ты ведь, по-моему, на шестом курсе, через полгода защитишься, сразу будешь специалистом.
Зазвонил телефон. Полевой поднял трубку. Лицо его стало серьезным и немного грустным. Сначала он молча слушал, потом односложно подтверждал информацию.
Герман отвернулся и принялся рассматривать кабинет. За столом для совещаний сидел профессор Александров. Герман встретился с ним глазами, и тот взглядом попросил его подойти к столу, на котором были разложены рисунки.
– Вы только посмотрите, это же гениально! Все нарисовано пером. Как можно так изобразить здание, что оно становится живым. Господи, прости меня, я ведь архитектор.
– Ничего особенного. Сейчас любую фотку через фотошоп пропусти, обработай фильтрами, еще круче получится.
– Ох, ну что вы такое говорите, – профессор расстроился, – действительно так считаете или шутите? А вот, посмотрите, изумительные иллюстрации к арабским сказкам. При этом она просто их отдала мне. Я, конечно, не украду, постараюсь не потерять, только у знакомого профессионального фотографа сделаю копию, но все равно такие шедевры выпускать из рук нельзя во избежание непредвиденного случая. Оказывается, она уже несколько лет работает с неким московским издательством, иллюстрирует детские книжки, просто им подлинники отдает и все. Показала мне фото, сама снимала второпях, перед сдачей. Вообще не понимает, что делает, не ценит своего труда. Вот хочу ее в магистратуру в Питер забрать. Анатолий Дмитриевич, взгляните, я вам первый том нашего учебного пособия привез, с иллюстрациями Кругловой. По-моему, чудесно получилось! Как вы считаете?
– Да, конечно, ей нужна школа другого уровня, но именно на ее примере я вижу, что получается, если человек хочет учиться. Она берет задание на курсовой проект как исходник, а потом максимально усложняет его. Все равно, как бегать обвязанному гирями. Но бежит. Относительно ее гениальности, не хочу такое слово произносить, скажем, таланта. Я знаю Лейлу с пяти лет. Как-то ее отец приезжал отдохнуть и подлечиться в наш санаторий, приходил с дочкой навестить меня, мы с ним давние друзья. Пока разговаривали, она тут разрисовала штук десять печатных листов бумаги, да я сейчас покажу. Полевой открыл сейф и достал большой альбом с магнитными страницами.
– Вот взгляните: этому художнику пять лет. Исполнилось прямо накануне. Это не просто деревца и белочки. Это невыносимые по накалу страстей истории. Не рисование, а игра. Бесконечная вереница событий, переходящая с листа на лист. Птицы, кони, лягушки – все на бегу, в борьбе. Никакими ластиками не пользовалась. Начинала рисовать с любого места, например, с кончика копыта лошади. Она тогда все подробно рассказывала, что с ними происходит, да я уж за столько лет запамятовал. Если честно, я удивлен, что Лейла решила архитектурой заниматься, она, конечно, художник! Я думаю, тут громадный авторитет родителей сыграл роль.
Профессор Александров молча рассматривал рисунки. Потом обратился к Полевому:
– Какое все-таки чудо – человек! Не перестаю восхищаться талантливыми людьми. А это что за волосатики?
– Так это ее отец, руководитель и гитарист группы «Лейла».
– Музыкант? Но вы вроде говорили, ее родители архитекторы?
– Да он прекрасный архитектор, живет и трудится в городе К. Вы, верно, знаете здание театра музыки, построенное по результатам конкурса в девяностых годах. Нашумевшая история, с жертвами и смертями. Да, вот оно тут же, в альбоме. Антон Григорьевич – единоличный автор идеи и руководитель проектной группы, они же осуществляли плановый надзор на стройплощадке.
– Да я помню это здание, оно смотрится свежо и современно. Правда, видел его только на фотографиях.
– Творческий коллектив получил Государственную премию.
– Что вы говорите! Это достойная оценка.
Они обернулись на звук хлопнувшей двери.
– Бибиков ушел. Да, нехорошо вышло. Студент обратился за помощью и не получил ее.
Полевой выглянул в коридор.
– Уже скрылся. Сложный парень. Вот не плохой, чувствую, что человек добрый в душе, но такой ершистый, не могу к нему найти подход. Яркая модель, как деньги портят людей. Очень обеспеченная семья. Причем не нувориши. Отец – светило в науке. Точно, правда, не знаю в какой именно области, физик. Постоянно работает за границей. В принципе, мог бы его в любой вуз устроить, на коммерцию. Но, тем не менее, они живут в нашем городе, в столицу не рвутся. Сын поступает на общих основаниях на архитектурный факультет и прекрасно учится. Но такой гонор! Знает себе цену. Спортсмен, красавец, наверное, от девушек отбоя нет. Теперь вот надумал проблему с дипломом бакалавра.
– Да ладно о нем, он противный какой-то. Я вот опять о Кругловой, хочу забрать ее на следующий год к себе. Все сделаю, чтобы она достойное образование получила.
– Я ничего не могу на это сказать, вам надо поговорить с родителями. Они недалеко живут, тут езды всего три часа, так что имеют возможность ее опекать, видеться почаще. В нашем городе у нее бабушки. Кстати, Антон Григорьевич сейчас здесь, на семинар приехал: Союз архитекторов предложил провести мастер-класс. Могу вам встречу устроить. Я позвал их завтра к себе на ужин. Прошу вас тоже присоединиться. Вечером, в шесть часов.
– Спасибо, принимаю приглашение с удовольствием. Мое почтение Нине Ивановне, сто лет ее не видел.
Герман присутствовал на лекции, устроился на последнем ряду, не вникал и не записывал. Максим Полтавец подсел к нему в пятиминутный перерыв.
– Ты чего сегодня такой сумрачный?
– Ненавижу…
– Господи, кого?
– Круглову, Полевого, Александрова, отца Кругловой, мать Кругловой, бабушек, других, кто как-то связан с этой задавакой.
– Да что она тебе такого сделала? Хорошая девочка...
– Ничего хорошего. Хочу свалить с лекции. Пошли в бар сходим, пива глотнем. Все равно сосредоточиться не удается. Всех бы послать к чертям собачьим.
– Мне сейчас только пива, после трех бессонных ночей. Отключусь прямо в баре.
– Ну, кофе можно, а заснешь – я тебя до дома транспортирую, не брошу, пошли.
Максим услышал просьбу в голосе Германа, чего раньше в их общении никогда не было. Они успели прошмыгнуть в дверь до прихода преподавателя, но столкнулись с ним в коридоре. На его немой вопросительный взгляд крикнули хором, не сговариваясь:
– Мы в деканат.
Выскочив на крыльцо главного входа, друзья увидели, как вниз по ступенькам спорхнула Лейла – прямо в объятия высокому худощавому мужчине в джинсах, короткой куртке и толстом вязаном шарфе вокруг горла. Он радостно улыбался, глядя на нее.
– Господи, опять она, – Герман просто взвыл, – вот коза, что, еще один ее почитатель?
– Думаю, да, – это ее отец. Вообще-то они в городе К. обосновались. А сами с женой отсюда, наш институт заканчивали. Лейла здесь одна живет, на съемной квартире.
– Да уж наслышан, сейчас Полевой распинался про ее звездного отца, рокера, лауреата Государственной премии, а квартиру дочери купить не может, по чужим углам отирается наш маленький гений.
– Пошли, ладно, не строй из себя монстра.
– Я и не строю. Я есть – монстр. Кстати, я в городе К. был в прошлом году. Меня отец возил слушать Deep Purple, он в молодости уважал их.
– Ну и как выступление? Мне они тоже нравятся и родителям моим.
– Да, музон ничего себе, не особо в восторге, пели старые хиты своим неполным составом, отец ввел меня в курс дела. Но вот концертный зал меня впечатлил. Я так думаю, кто-то из иностранцев оттянулся. Короче, рассказываю. Это большущий комплекс, состоящий, если грубо говорить, из трех цилиндрических объемов разного диаметра и высоты. Они консольно нависают над основаниями, и создается ощущение, что оторваны от земли и парят. Декор у них тоже прикольный: сочетание металла, бетона и стекла, такие крупные ленты, переходящие с одного объема на другой, причем все это не строго геометрично, а вроде бы случайно, но получается интересно. А металл тоже всяких оттенков. Стекла ровные, будто бы без импостов. Такая вот динамичная композиция. Комплекс расположен на возвышении и просматривается со всех сторон. Да, мы пришли к театру ранним вечером, еще светло было, долго контроль проходили, а закончился концерт уже ночью. И я увидел, какие там потрясающие цветомузыкальные фонтаны. Они тоже лентой огибают здание, которое в плане имеет аморфную форму. Из-за рельефа им удалось сделать каскады, по ним вода переливается ровной полосой, да вдобавок подсвеченной. Там, конечно, есть участки, на которых вода ниспадает каплями, где-то переходит в возвышающие струи. Все это сопровождается музыкой. В тот вечер она была роковая, популярная. Но, оказывается, когда шел концерт, его транслировали на площадь, все, кто не попал внутрь, слушали, да еще на фонтаны смотрели. А я думаю, что народу столько перед театром? Каждый раз музыка звучит – такая договоренность с артистами. И практически все соглашаются. А внутри тоже здорово. Мы сидели в самом большом зале, предназначенном для рока, он был забит до отказа. Но если билетов продано мало или выступающий артист желает провести камерный концерт, задние сектора отделяют специальными выдвижными акустическими перегородками. Потому что неправильное заполнение объема зала влияет на звук.
– Да, я тоже наслышан об этом здании, все хочу поехать, совместить экскурсию с выступлением какой-нибудь хорошей группы. Вот проклятье, совсем времени нет – учеба, работа, работа, учеба.
– Съезди обязательно, говорят, там гастролеры в очередь записываются, чтобы в этот город с концертами попасть.
– Ну вот, произведение понравилось, а ты архитектора чмыришь.
– Какого архитектора, я автора не знаю, но заранее снимаю перед ним шляпу.
– Так ты только что его видел, это Антон Григорьевич Круглов, отец ненавистной тебе Лейлы.
– ?
– Ты чего вытаращился, правду говорю. У меня же родители с ним вместе учились и сейчас общаются, дружат, встречаются. Он в конкурсе всероссийском участвовал, еще в начале девяностых годов, потому что тема была: «Театр современной музыки», а он на роке помешан. Такой проект сделал выдающийся, один практически, ну идеи, по крайней мере, все его. Занял третье место. Москвичи две первые выиграли. А строить решили именно этот вариант. Он оказался самым реальным. За эту постройку они и получили Государственную премию.
– Никогда не поверю, в девяностых годах абсолютно другая архитектура была, это новое здание, материалы современные, что я, слепой!
– Ну, материалы фасадов, действительно, современные. Недавно ремонт капитальный делали. Спонсор нашелся богатый. Но театр и до этого примечательным был. Между прочим, благоустройство тоже сразу придумали. А воплотили вот только лет пять назад, тот же спонсор помог.
Герман молчал. Они подошли к зданию, в полуподвале которого находилось помещение бара, посетителей в такой ранний час почти не было.
– Я угощаю! – Герман помнил, что у товарища нет средств, – ну и денек сегодня. Сейчас напьюсь так, чтобы забыться навеки. Хочу назад, в прошлое!
– Гера, ну ты что, не в своей тарелке?
– Тебе хорошо, ты толстокожий! Мелкие неудачи не трогают. Больших не бывает.
– Да всякое случается, я просто проблему анализирую. По возможности объективно. Смотрю, есть ли жертвы. Когда все живы, уже хорошо. Потом предполагаю самый плохой исход. Позиционирую себя в эту ситуацию. Если вижу, что все грустно, ищу варианты, как можно разрулить. В большинстве случаев беда оказывается не столь страшной.
– О, да ты психолог!
– А то! Моя мама так меня и использует. Ее на работе накрутят, она приходит усталая, зеленая, желудок болит от нервов. Я ей все по полочкам разложу, успокою. Она мне доверяет, говорит, что у меня ситуативное чутье. Ну, ситуацию, то есть, чувствую. Хочешь, расскажи мне о причине своей тревоги, может, помогу.
– Да у тебя уже язык почти профессиональный! «Расскажи о причине тревоги…». Дома у меня плохо. Родители вроде и не рассорились насовсем, но мама на отца обиделась. А он этого не понимает. Думает, сделал подлость, покаялся и чист, святой. Да не тут-то было. Я маму понять могу, не знаю, как она вообще-то с ним разговаривает, пусть и сквозь зубы.
– Ты мне суть изложи, а то я пока ничего не понимаю.
– Рассказываю: как-то в десять лет я тяжелый грипп перенес, получил осложнение, все прийти никак в норму не мог. Решили меня отправить в Крым. Родители сняли квартиру недалеко от Евпатории на все лето, и мы с мамой там жили. Чудесно, надо сказать, жили. Отец к нам прилетал два раза и гостил по неделе, отдыхал. Мы его ждали, экскурсии приурочивали к приезду. Но основное время он работал и проводил здесь, в городе. Так вот, пока мы поправляли здоровье, греясь на южном солнышке, отец мой встретил свою старую знакомую, с которой он дружил до мамы. Мама не была причиной расставания. Что-то там у них не заладилось само. В это же время отец приметил маму, влюбился и больше не захотел возвращаться к той девушке, несмотря на то, что она пыталась отношения наладить. Так вот, он свою прежнюю пассию увидел на встрече однокурсников, конечно, обрадовался. Есть что вспомнить. Эта женщина была одинокой, замуж не вышла, детей нет, а возраст уже тридцать пять лет. Она призналась, мол, так и не выбрала достойного мужчину, сожалела, что рассорилась с отцом и не родила от него. Весь шквал ее излияний потряс падре, и когда она попросила поспособствовать рождению ребенка, обещала не иметь к нему претензий за отцовство, он посчитал своим долгом ей помочь. Ну что ты смеешься! Ты не знаешь моего отца. Он не ловелас. Маму любит, изменять ей не хотел и не собирался. Эта знакомая тоже женщина порядочная, она только попросила его сходить в центр Семьи и сдать материал. Он так и сделал. И забыл. Я не верю, разве о таком можно забыть? Но отец утверждает, что это так. Вот проходит двенадцать лет, и он совершенно случайно встречает ту женщину не где-нибудь, а на Красной площади в Москве. Она была с дочкой, приехали на зимние каникулы. Тут отец все вспомнил. И просто обалдел. Его этот факт так потряс, что он, переполненный чувствами, глупец, все рассказал моей маме. Это, наверное, начало конца или конец всей нашей безмятежной жизни. Мама впала в депрессию, все время плачет, располнела, от этого депрессия усугубилась, к отцу придирается, а тот ходит, похохатывает. Он вообще юморист великий. С ним поссориться невозможно, если только он сам не захочет. Отец себя виноватым не чувствует, наоборот, сияет, будто именинник! Ума хоть хватает больше с мамой на эту тему не беседовать. Зато мне, как духовнику, все рассказывает. Чудесная девочка, да на меня похожа, да хорошенькая. Не знаю, как она может быть на меня похожа, если я вылитый мама, а отец у меня вылитый Генсбур, какая уж для девочки красота! Не знаю. Надеюсь, она хотя бы ушами в свою мать пошла. Вот от такой жизни я решил с отцом уехать в Лондон, у него контракт на полтора года. Мама поскучает, как-то успокоится. Для учебы там у меня должен быть диплом о прохождении обучения в России. Подошел бы бакалавра, но с ним дело тухлое. Сегодня пытался с Полевым поговорить. Хотел денег предложить, да этот профессор мешал: «Ах, Круглова, ах, талант!». Он вот собирается ее в Питер забрать. А нам, сирым и убогим, здесь свой век коротать.
– Слушай, ты не расстраивайся, по-моему, положение не настолько ужасно. Все живы. У тебя теперь есть сестра. Пусть твоей маме неприятно, но ведь факта измены нет. Конечно, сложно сказать, как в данной ситуации надо урегулировать отношения между женщинами. Думаю, они не готовы к этому, особенно ваша сторона. Но на тормозах спустить можно. Понятно, твой отец захочет оказывать материальную помощь и видеться с дочкой, а делать это, вероятно, надо будет тайно, что неизменно отразится на его отношениях с женой.
– Отец не любит маме врать, да и вообще не любит врать, поэтому сразу ей и выложил, как только узнал. А ты правда мудрый, все по пунктам расписал. А мне-то что делать?
– Пусть мама поедет с отцом в Лондон, это возможно?
– Да, она просто от обиды не хочет. И меня боится оставлять на время диплома, думает, я с голоду помру.
– Давай, уговаривай! Пусть поживут одни, без тебя. Ты – взрослый мужик, сам справишься. Кроме того, она в мае может на месяц приехать, сына поддержать. Ты тут во благе, один, тоже в себя придешь. А маме скажи, что за свое счастье надо бороться. Ведь отец предпочел ее той женщине, хочет сохранить семью. Она пусть борется. И ты тоже. Слушай, Гер, мне край бежать пора, планшеты забирать, а то Вадим в шесть уйдет. Я и так просил его задержаться и сделать сегодня обязательно, деньги-то у тебя стрелял специально! Спасибо за угощение. Ответный визит за мной.
– Давай, вали, ты мне, наверное, помог, я подумаю над твоими словами.
Максим схватил сумку и почти побежал к выходу. Герман остался в баре, сидел, потягивал пиво, посматривая в окно в приямке. По тротуару шла женщина с двумя мальчиками-близнецами. Они держали ее за руки, а сами пытались бегать вокруг, играя в догонялки. Сыновья совсем ее закружили, но она не сердилась, а все время смеялась и никак не могла остановиться. Герману была видна только нижняя половина женщины, подвальное окно скрыло ее голову. Но он слышал ее веселый голос. Счастливая семья.
У них тоже когда-то так было. А вот у этой девочки, сестры, наверное, все по-другому. Отец Германа веселый и активный. Заботы в семье брал на себя. Мама занималась уютом, интерьерами квартиры, обедами, Германом. Она была довольна своей жизнью и всегда об этом говорила. Ее архитектурное образование пригодилось ей разве только в воспитании мальчика, ориентации его в сторону художественного творчества. Но по специальности она никогда не работала. Познакомилась и вышла замуж за отца Германа, когда еще училась в институте. Как раз к защите дипломного проекта и Герман подоспел с рождением. Майский. Вот теперь мается. Маме диплом друзья помогали делать. Все понемногу были «рабами». Защитилась успешно, на «хорошо». Устраиваться в проектный институт она не стала из-за декретного отпуска. А потом жалко было отдавать Германа в садик, боялись, что будет болеть.
А тут и школа подоспела. Не оставлять же его с ключом на шее. Денег отец приносил достаточно, да и мама не стремилась к работе. Время упущено, начинать с нуля в тридцать лет не хотелось. Ровесники уже опытными специалистами стали. Так вот и вырос Герман мамочкиным сыночком. Отец часто разъезжал по командировкам. Они жили вдвоем и ждали папу.
Герман подошел к стойке бара:
– Водки и большой бутерброд с семгой.
– Минуточку! – крикнула Лейла, натягивая на влажное тело футболку. Подбежав к двери, открыла ее, ожидая увидеть соседку, мать Глеба. На пороге возвышался Герман в распахнутом длинном черном пальто, она отступила в испуге. Машинально стянула с головы полотенце, мокрое от вымытых волос. Пошарив рукой за спиной, сняла со стула клетчатую рубашку и надела поверх футболки.
– Ты что явился?
– Пришел на тебя посмотреть в неофициальной обстановке.
– Вот как интересно! Я не звала, мы не договаривались, что это еще за новости!
– Так мне надо было на прием записаться через секретаря? Кто твой секретарь? Профессор Александров?
– Ты что, пьян? Ты пьян! Уходи, мне с тобой нечего обсуждать.
Лейла попятилась к окну, она стояла такая маленькая, в тапочках, с мокрыми волосами-сосульками, съежившаяся от попадающих на плечи и за воротник капель, в нелепой мужской фланелевой рубашке. Противник низвергнут. Герману было неприятно видеть Лейлу такой. Ее уверенность в себе улетучилась, она находилась в состоянии тревоги и недоумения.
– Испугалась, а что, теперь вот разделаюсь с тобой! Мы же в квартире одни, поздний час, последний этаж.
– Я тебя не боюсь, просто ты мне неприятен. Ты груб и пьян!
Она отвернулась к окну. Всем своим видом показала отношение к нему.
– Предупреждал, что я отрицательный герой.
– Это похоже на правду. Уходи, не могу на тебя смотреть, противно!
Герман разозлился, злоба прилила к лицу и затмила глаза. Он подскочил к ней, схватил за руку и резко повернул к себе. Даже сказать ничего не успел. Что-то хрустнуло. Тихо хрустнуло. Но этот звук был отчетливо слышен в абсолютной тишине.
Потом раздался какой-то нечеловеческий вопль Лейлы. В голове стучало: «Я не хотел! Я не хотел!». Дальше все как в тумане. Входная дверь распахнулась, в комнату вбежала женщина, за ней мужчина, потом мальчик-подросток!
– Лейла, это кто, твой парень?
Лейла сквозь слезы отрицательно покачала головой. Мужчина схватил его и заломил за спину руку.
Герман взвыл:
– Не надо, я не убегу, мы учимся на одном факультете. Я не хотел ничего такого, не хотел, не хотел.
– Лейла, вы что, правда учитесь вместе?
Лейла пожала плечами:
– Позвоните папе, он сейчас в городе. И скорую.
Антон приехал минут на пять раньше скорой помощи. Лицо его было белым. Желваки буграми ходили за щеками. Лейла прижалась к нему и тихонько непрерывно стонала.
– Где он?
Мать Глеба кивнула в сторону кухни:
– Говорит, что учится с Лейлой. Брат мой его охраняет.
Приехала скорая. Молодой доктор увидел неестественно висящую руку Лейлы, испугался:
– Надо в стационар, к специалистам, тут вывих. Сейчас обезболим и поедем.
Пока сестра наполняла шприц, Антон открыл дверь в кухню. Герман сидел на табурете. Совсем трезвый. Все для него было как в кино и не с ним. Злость отступила. Накатил ужас, что теперь будет! Увидев Антона, Герман встал. Они были почти одного роста, только Герман чуть выше, выглядел более мощно, спортивно.
– Ты не архитектор, ты – подонок. На кого руку поднял? На маленькую девочку! Чем же она тебе так насолила? Знай, я этого не оставлю, – и повернувшись к брату соседки, спросил, – вы милицию вызывали?
Тот отрицательно покачал головой:
– Как-то не успели.
– Ладно, пиши фамилию, адрес, телефон, – прорычал Антон в сторону Германа, – я тебя сам найду.
На улице было холодно, надеть на Лейлу верхнюю одежду не представлялось возможным. Антон достал большой вязаный плед, завернул ее, взял на руки и понес вниз по лестнице к машине. Он вспомнил, как когда-то давно Лейла бегала по квартире, неудачно упала и вывихнула плечо, и Антон точно так же нес ее на руках в травмпункт. Она лежала в неловкой для него позе, лицом уткнувшись куда-то в сгиб локтя, и он все время боялся, что не удержит ее, а она вдруг лизнула его в этот сгиб локтя, маленькая проказница.
Антон упросил врача скорой отвезти их в Областную больницу, хотя по травме дежурила районная, восьмая.
– У меня там друзья, помогите, пожалуйста.
Другом был прежний музыкант из группы «Лейла», врач-кардиолог, он обещал все устроить. Лейлу повели в отделение травматологии. Сразу сделали рентген, руку вправили, но наметился разрыв связок, надо было показаться профессору. Антон сказал, что останется с ней. Их разместили в платной двухместной палате с удобствами.
Лейла лежала тихо, сильная нестерпимая боль отступила. Антон присел около нее на стул. Взял ладошку ее здоровой руки.
– Пап, а помнишь, как мы с тобой в санатории жили?
– Да, давненько это было! Хорошо время провели. Пожалуй, так замечательно мы вдвоем больше и не отдыхали.
– Пап, а я скучаю. Я вас с мамой очень люблю и всегда хочу быть маленькой и жить с вами, с шапочкой.
– А как же ты в Питер собралась, это ведь гораздо дальше, мы тут хоть видимся несколько раз в месяц.
– Не знаю, просто мне сейчас больно и страшно, а когда все хорошо, кажется, что смогу одна справиться. У других же получается.
– Ну как тебя отправлять, если даже здесь всякие костоломы кидаются и калечат без видимых на то причин. Так и не поняла, почему он это сделал?
– Наверное, нечаянно, не рассчитал силы, просто не имел дела с такими мелкими, как я, да выпил еще. Что-то, может, у него случилось, он сегодня в деканат приходил, к Полевому. Не думаю, чтобы он реально желал причинить зло.
– Полевой завтра ждет нас на ужин, хотел мне встречу устроить с профессором. А вот как все получилось.
– Пап, ты сходи, не отказывайся, надо этот вопрос обсудить, а то Александров теперь не скоро к нам в город приедет.
– Посмотрим, что тебе завтра скажут врачи. Будем решать проблемы по мере поступления. Ты давай, спи, а я пойду звонить, бабушек успокою.
Антон вышел в коридор, было тихо. Вдали в тусклом свете маячила медсестра с каталкой. Антону показалось, что это Марша идет своей независимой походкой. Он набрал номер телефона.
– Сашенька…, конечно, приезжай, давай плюнем на эту работу, на заказчиков. Я не знаю, сколько ее продержат в стационаре, утром профессор посмотрит… Конечно, буду просить. Ты не волнуйся, ей уже не больно. Уснула. И тебе спокойной ночи, моя хорошая, до завтра!
Продолжение (Глава36)
http://www.proza.ru/2013/03/03/1594