Рондо для двоих. Часть 5, гл. 5. Окончание

 


                Глава пятая

                Они устроились в гостиной на диване, так, чтобы видеть друг друга. Обе имели привычку смотреть собеседнику в глаза, что не всем нравилось, а многих смущало. В комнате было прохладно, батареи еле теплились, словно в котельной подслушали вчерашнее недовольство Ирины. Пришлось Уле накинуть на плечи плед, а Ирина нацепила  просторный свитер своего мужа. В нем она казалась моложе. Растрепанные волосы и отсутствие всякого макияжа тоже, как это ни странно,  молодили ее. Эта, домашняя, Ирина была Уле даже милее той, подтянутой, энергичной. Деловой.
                – И что теперь? – спросила Ирина, едва за Павлом захлопнулась дверь.
                – А давай устроим две свадьбы!
                – А давай!
                – И начнем жизнь с чистого листа!
                – С чистого не получится, – засомневалась Ирина. – Сильно мы с тобою наследили. Я с детьми, ты – с мужьями. Тут хоть бы спокойно дожить. Если получится. Вот скажи, тебе что-то дал опыт женщины, знавшей не одного мужчину? Ты чему-то научилась? Можешь мне подсказать, как жить, чтобы не трепать друг другу нервы?
                – Отвечаю по порядку. Нет, сразу на все три вопроса. – Ева и сняла плед и перебросила его на свои колени. – Опыт мы наживаем каждый раз новый, так что ничему он не учит. Разве что  терпимости. Нет, терпеливости. И тут вру. Все зависит от натуры, характера. Если от рождения не было этой самой терпимости к чужому телу, душе, способу мыслить, то тебе кердык!
                – Или кердык тому – с другим умом и телом.
                – Или сразу обоим.
                Они засмеялись.
                Возникла пауза, в которую поместились два устремленных друг на друга любящих взгляда.  Вот они пересеклись – и женщины одновременно кинулись  обниматься.
                – Я стала сентиментальной дурой! – Уля чмокнула Ирину в щеку, откинулась на спинку дивана. – Не было у меня никого – и вдруг сразу и брат, и сестра появились! И племянники! И внучатые племянники, так это называется? В общем, семья…
                Она  ласково оглянула Ирину, утонувшую в свитере  мужа, – у той одна голова торчала, растрепанная, как у ребенка после сна.
                – Ну, так что там мы решили со вторым вариантом? – напомнила Ирина. – Кто из нас прожил свою жизнь, а кто – чужую? Ты в судьбу веришь?
                – О, сколько вопросов сразу! Верить в судьбу – значит – верить в Бога. В предназначенье. Я не верю. Я свою судьбу сама выстроила. Сначала выбрала профессию. Нет, сначала я выбрала тот круг людей, с которыми мне было интересно жить и общаться. Сознательно вышла замуж первый раз, из любопытства, захотелось самостоятельности. А потом пошло все по настроению, безумно, с хорошей порцией авантюризма. Пошла не за головой, а за телом,  его желаниями. Так  Мишеля променяла на Севку. Захотелось приключения, перемены мест. Теперь уже не я владела обстоятельствами, а  они мне диктовали поступок. Стоит один раз с основной дороги ступить на неизведанную тропу, как появляются разные препятствия. И ты уже не идешь с поднятой головой, не вперед смотришь, а по кустикам шаришь взглядом. А вдруг там опасность? Все время спотыкаешься – рельеф-то незнакомый… И куда  ведет сия тропинка, тоже неизвестно. Петляешь, петляешь…И то в лоб получишь сухой веткой, то ногу подвернешь, то на чужой капкан нарвешься…
                Уля рисовала картинку, а Ирина оживляла ее собственным воображением.
                – А еще можно медведя встретить, – сказала она с улыбкой. – У тебя явный талант. Поэтический.
                – Медведя я не встречала. А вот Лешего… И всякой нечистой силы! У меня же после  Лешего-Севки были еще мужчины –  помельче личностью.
                – Я тебе завидую. По-хорошему. Свернуть с прямой и скучной дороги на неизведанную тропу – нужно иметь мужество.
                – Пустую голову надо иметь, а не мужество.
                – Нет, ты не права, на неизведанной тропинке, где следы неведомых зверей, куда больше жизни. Ты ведь ступила на тропинку, когда с Мишелем стала встречаться, правда? Севка тут ни при чем. А по прямой дороге шла об руку с Владиком… И сама говоришь – было скучновато, да? Это будто  едешь по  современной трассе, проложенной через степь. Однообразный пейзаж усыпляет. А свернешь на проселочную дорогу,  и  там шикарный пейзаж. Нет, я тебе завидую в этой части личной жизни, любовной.
                Уля не перебивала Ирину, с интересом следила за ее живым лицом. Все больше эта женщина ей нравилась.
                – Но не только из любви к мужчине складывалась твоя жизнь. Ты же врач!  Ты лечила, спасала! Успела диссертацию написать. То есть, и в науку вложила свою долю.  Разве можно сравнить со мной? Тебя любили мужчины, старухи твои! Наконец – твои больные!
                – На голову, – уточнила Уля.
                – Какая разница! А меня Володька отверг, Владислав – тоже. Я всю жизнь знала только одного мужчину, представляешь?
                – Не прибедняйся, Ирочка! Тебя тоже любили. В школе  – мальчики, в юности парни. Забыла? Шурик сохнул по тебе, мой дурачок Павка, Севка за тобой бегал. Да если вспомнить всех твоих поклонников…Просто ты перебирала, отсеивала, а я….брала – что плохо лежит и ждет, чтобы его к рукам прибрали. 
                –  И Владислав залежался…
                – Да, тут мне крупно повезло. Если бы он задержался на этом свете, усыновили бы ребенка. Нет, двух. И жили бы как все, со  своими новыми проблемами. Но никуда бы я не сворачивала с дороги. Появились бы другие цели. Например,  хорошо воспитать детишек. Дать им настоящий родительский очаг…А так получается – я ничего не посеяла.
                – Сеять – миссия мужиков, – сказала Ирина, желая отвлечь Улю от грустной темы. – Вон ваш с Павликом папаша,  был сеятель активный, и что? Дешевая миссия, надо еще самому взрастить…
                – Вот-вот! Ты и взрастила…двоих, а я пустоцвет – тихо сказала Уля.
                – Глупости! – возмутилась Ирина. – Ты столько успела сделать  и прочувствовать! Сколько можно повторять?
                – Сучья у меня судьба, – упрямо твердила Уля.
                – Да одной своей профессией, и тем, что ты осчастливила не одного мужчину своей…любовью, ты уже выполнила свою миссию. – гнула свою линию Ирина.– А впереди еще столько лет, чтобы успеть…
                – Дров наломать, – закончила Уля с улыбкой.
                – Зато ты  хоть знаешь, что такое страсть.
                – Вот уж что не обязательно знать. Просто любовь, привязанность – куда важнее. Мне не надо завидовать.  Ты не хоронила любимых.
                – Хоронила. Маму с отцом, когда они друг за дружкой ушли, не дожив до шестидесяти.
                – Ну, стариков хоронят все. Я не о такой смерти, я – о внезапной, когда мог бы жить и жить.
                – Извини меня, дуру набитую…
                – Хватит на сегодня, а? – Уля опустила ноги на пол, встала, потянулась.  – Ничего мы не разгадаем. Если продолжить нашу метафору о прямой дороге через степь и лесных тропинках, куда нас занесло, то…получается, что шли мы по одной, друг за дружкой, наступая на пятки и меняясь местами. А потом развилка…нас развело. Снова свело, но уже вплотную. Давай  идти рядом и не теряться. За ручки пойдем.
                – Быть тебе прозаиком! – сказала Ирина со счастливой улыбкой и тоже встала, прошлась по комнате.
                –  Ты сейчас, главное, отогрей своего дурачка, Павку. Он изголодался по тебе.
                Дурачок в это время открывал дверь своим ключом. Ирина с Улей вышли ему навстречу.
                – Девочки, я замерз, – как-то жалобно сказал Павел.
                – Ты мо-окрый!  – испугалась Ирина и кинулась в ванную за полотенцем.
Пока она вытирала волосы мужу, привстав на цыпочки, а тот покорно подставлял свою большую голову и улыбался, Уля смотрела на его седину, прижмуренные глаза, ставшие со временем еще меньше, седую щетину на щеках, и думала: « Финита ля комедия. Возвращение блудного сына состоялось. Моя функция завершена. Надо жить своей жизнью».
                – Ребятки, – сказала она весело,  – вы не обидитесь, если я к моему милому вернусь?
                – Нет, – хором заверили «ребятки»
                Уля  вынула из сумки мобильный телефон,  сказала, набрав номер:
                – Мишель, я еду домой. Не ори. Не во Львов. К себе домой. Как это – куда? К тебе домой. Стоп, не суетись. Надеюсь, ты меня отпустишь во Львов за вещичками, документами? Да вернусь я, куда я денусь? Беру такси. Иди на остановку, встречай. Целую.
Ирина и Павел все это прослушали стоя  рядышком. Потом Павел звонил в диспетчерскую такси, а Уля собирала свои вещички по всей квартире. Ирина ходила по ее пятам:
                – Ты когда уезжаешь во Львов?
                – Постараюсь завтра. Хоть на перекладных. Самое трудное предстоит – разговор с главным. Вот для кого будет удар ниже пояса. Да черт с ними!  Один сон, наконец,  закончится. Я еще толком и не проснулась, Ирочка.
                Когда дверь за Улей захлопнулась, Ирина и Павел, не сговариваясь,  обнялись.
                – Как я скучал по тебе, как долго тебя не было! Как я скучал, – шептал Павел, целуя ее лицо.
                – И я, и я, – бормотала Ирина.


Лето-осень 2010 г.