Убийство на сеновале

               
Во времена моего детства от Канска до таежных лесов было совсем недалеко. Поэтому  в семьях многих его старожилов, часто имевших деревенские корни, было охотничье оружие. Особенно в тех семьях, главы которых вернулись с войны живым. А у нас ружья не было, и я мечтал о нем, очень мне хотелось иметь ружье.
Первый раз мне дал подержать его мой друг Юрка Жидков, Нам тогда было лет по десять. Что это было за ружье! Настоящая двустволка! Она была изготовлена еще в 19-м веке и раньше принадлежала Юркиному деду. К сожалению, и дед, и Юркин отец погибли на войне. А двустволка перешла к его младшему сыну, Юркиному дяде. Собственно говоря, с этого дяди Володи все и началось.
Дядей Володей он был формально, а на самом деле звался просто Вовкой и старшим товарищем, потому что было ему тогда всего двадцать с небольшим и он совсем недавно вернулся из Армии. Тем не менее уже успел стать, как и его отец, отчаянным охотником и рыбаком и потому очень гордился своим искусством точной стрельбы. Он не просто рассказывал нам о своих удачах, а демонстрировал собственный талант при каждом удобном случае. Случаев же таких было предостаточно.
Ни на одну из совместных рыбалок, особенно ночных, без ружья он не ходил. Естественно, что были там и стрельбы. Потихоньку и мы приобщались к этому "искусству". Разумеется, это было нашей тайной. Узнай родители  – и не видать бы нам больше таких рыбалок!
Ах, какое это было счастье прижать к плечу блестящий приклад, выстрелить и видеть разлетающуюся горку сухих коровьих лепешек! Но бесплатным для нас это развлечение не было. Деньги на патроны приходилось добывать самим. Наиболее надежным способом этого промысла был сбор утиля. Собирали мы все: тряпки, железо, кости... «Сокровища» эти таскали на городской рынок, где был киоск заготовщика утиля. Однако деньгами он не расплачивался. На стоимость утиля мы были должны покупать у него всякую дефицитную в то послевоенное время мелочь: нитки, иголки, пуговицы, мыло, батарейки для фонариков, рыболовные крючки, блесны, грузила и прочее. Ну, а потом все это надо было превращать в деньги.
Тут уж необходима была недюжинная рыночная смекалка. Что-то обменивалось на деньги у родителей, что-то продавалось знакомым наших родителей, что-то  – знакомым пацанам.
Я, например, таскал домой нитки, иголки обычные и для швейных машинок. До какой-то поры удавалось получать за них деньги, а потом иголок этих стало у мамы в избытке, к тому же ее очень заинтересовало, зачем мне деньги. Мое частое вранье насчет необходимости закупки рыболовных принадлежностей стало настолько очевидным, что я был вынужден рассказать правду. Дома был скандал. Ходить на рыбалку с Володей мне запретили. Разоблачение вышло за пределы нашей семьи, дошло до Юркиных мамы и бабушки. Бабушка Юркина, баба Дуся Жидкова, которую мы звали Жидчихой, была женщиной крутой. Вовке она устроила выволочку, а мне на какое-то время вход в их большой дом был запрещен. Почему-то она посчитала, что я дурно влияю на Юрку. И стрельбы наши прекратились. Но если бы...
Время моего отлучения от Юркиного дома прошло, а вот наша с ним не то чтобы оружейная страсть – нет. Какое-то время мы к ружью не притрагивались. Висит оно себе в большой комнате над Вовкиной кроватью и висит. Но однажды, когда дома никого не было, наши души не выдержали этого вынужденного карантина. Наши тайные игры с ружьем возобновились. Пока не случилось то, что должно было случиться.
Как-то осенью мы решили поиграть в партизан. Встал вопрос о вооружении. Недолго думая, воспользовавшись тем, что дома никого не было, взяли ружье и спрятались на сеновале. Ружье мы и не трогали, оно просто лежало на сене. Часов у нас не было, время пролетело быстро. Не заметили, как наступает вечер. Вдруг слышим, нас кричит Вовка, обнаруживший исчезновение ружья. Затаились. Юрка взял ружье и торжественно заявил, что будет убивать всех фрицев, если они попытаются искать нас на сеновале. Сказано – сделано. Спрятались в сено. Юрка направил ствол на дверь. И в этот момент появился Вовка. Юрка срывающимся от волнения голосом предупредил:
– Стой! Буду стрелять!
 Тот еще успел сказать:
– А ну, вылезайте, жмурики!
В этот момент Юрка нажал курок. И вдруг грохнуло. Кто никогда не слышал, тому трудно себе представить гром от выстрела из ствола 16 калибра! Володя упал, как подкошенный. Мы, ополоумевшие от того, что ружье выстрелило, н парализованные от страха, с ужасом смотрели на него. Боже! Вовку убили! Вовку убили!
Не помню, сколько прошло мгновений. Вовка все не шевелился. В сеновал влетела Жидчиха и со страшным воплем, не обращая внимания на нас, кинулась к сыну. И тут Вовка, открыв глаза, тихим голоском произнес:
– Мама, я живой…
 Жидчиха просто рухнула на него и зарыдала. Мы кубарем скатились с сеновала. Позже стало понятно, что спасло Вовку. Заряд утиной дроби, не успев рассеяться из-за малости расстояния, кучно прошел над его головой и врезался в верхний косяк двери. Потом мы его выковыряли. Вовка едва не лишился ружья. Это он, оказывается, не разрядил один ствол. Юрку мать, а меня отец так отодрали ремнями, что потом мы с ним сравнивали количество синих полос на задницах. Однако нашу любовь к оружию этот почти трагический случай, не убил.