По Млечному Пути

               

  Рыбалка на небольших малоизведанных таёжных речках - это за сезон сотни, а то и тысячи километров пешком. За короткое северное лето хочется везде побывать, проверить места своих бывших стоянок и обязательно открыть новые дали, забраться в самую глушь и крепь, потому что веришь, будто там оно, там – ещё не испитое из безмерного кубка, будоражащее рассудок, «хмельное» рыбацкое счастье.
               
   А лишь один раз забросишь здесь удочку, и больше никогда не отпустят твои мысли на свободу, укрытые от «чужого глаза» в смолянистую хвою северной тайги «харюзовые»  реки, будут приходить во сне и наяву, непреодолимо звать к себе, накладывая отпечаток на слова и дела, казалось бы, на первый взгляд, далёкие от рыбацких устремлений. И тяжело и сладко, и печально и радостно от этой несвободы…

  Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Намечая на карте Хабаровского края маршрут нашего нового рыбацкого паломничества, мы с Васей Свириденко выбрали «белое пятно» которое закрывало большую часть далёкого неизвестного нам таёжного хребта, протянувшегося от Охотского моря к Якутии. Разобрав варианты возможных направлений до намеченной цели, мы предпочли один из маршрутов, где хотя бы немного можно было прибегнуть к помощи техники.

  Но Васин мотоцикл, на который мы сильно рассчитывали, сдался, заглох прежде ожидаемого на склоне могучей еловой сопки, не выдержав её крутизны и градусов затянувшегося подъёма. И к точно измеренному линейкой на карте «напрямки» отрезку  неизведанного пешего маршрута добавилась ещё пара десятков километров. Но кто же останавливается в самом начале пути? А дополнительные трудности только обостряют «жажду» добиться желаемого.

 Посоветовавшись, решили срезать угол и дальше по дороге не идти. Вначале  попалась звериная тропа, идущая в нужном нам направлении, потом пришлось продвигаться через нехоженый, богатый буреломами участок леса. Преодолев водораздельный хребет, мы проникли в неизведанный лес: постепенно в низинах стали встречаться  белоствольные берёзы, опоясанные  бугристыми наростами зрелой чаги; всё более приземистые и разлапистые старые ели распустили длинные, нечесаные, лишайниковые бороды;  меланхоличные, с покореженными от ветра вершинами, лиственницы, не скрывая своих чувств, беззвучно плакали прозрачно-жёлтыми слёзами, стекающими по тёмно-красной коре липкой смолой…

  Открывая для себя всё новые картины леса, и отобедав у заросшего лишайниками гольца, к закатному солнцу   мы уже брели на «полусогнутых» и, наверное, в этот день так бы и не дошли до ближайшей речки, если бы не Васино ноу-хау.

  - Я знаю, как нам восстановить силы, - заявил он на коротком привале, рискующим стать для нас более долгим пристанищем, когда мои ноги отказывались повиноваться. - Мы до сих пор шли, а теперь надо пробежаться. Включатся в работу новые мышцы, а те, которые устали отдохнут.

«Хороший у меня всё-таки товарищ, не теряет чувства юмора даже в трудную минуту», -подумал было я, приняв предложение Василия за шутку.
 
Но Вася и не думал шутить. Через минуту, навьючив на себя рюкзак, он, смешно подбрасывая коленки к подбородку «поскакал» по открытому участку  тайги. Эх, Вася, Вася! Где мне взять такой же резвости? Но куда деваться - попробовал бежать за товарищем и я. Не знаю, пробежка ли придала силы или то, что через несколько десятков метров до нашего слуха стала доноситься бодрая песня горного ручья, вселившего оптимистическую надежду на скорую  встречу с рекой.

 По берегу ручья было шагать веселее, стали попадаться кустики со зрелой красной смородиной. Мы поддерживали кислыми витаминами наши ослабшие организмы, мало обращая внимание на медвежьи затёсы, оставленные на высоких деревьях и бескомпромиссно предупреждавшие всякого чужака, что эта территория занята и всё, что на ней находится, является «частной собственностью» местного топтыгина. Вскоре ручеёк, радуясь, что, наконец, встретился со своей более многоводной сестрой, шумно заурчал, собравшись с силами на устьевой галечной россыпи и, поднимая каскады брызг и взбив пузыристую пену, чтобы  смягчить своё падение, спрыгнул в реку, образовав водопад. Пройдя ещё немного,  выбрали мало-мальски пригодное место для устройства бивака. Сбросили с затёкших спин с каждым часом ходьбы всё более тяжелевшие рюкзаки, мы посидели минутку, переводя дыхание, затем молча переглянулись и также ни говоря друг другу ни слова, полезли в рюкзаки за мушками, расправили удочки и направились к реке. Ещё в запасе около часа светового дня – надо успеть. Здесь вообще нет следов пребывания человека, и,  судя по нашему опыту прошлых рыбалок, попали мы в край «непуганого» хариуса…

 Пробуем ловить в ближайшем омуте. Странно: поменял на карабине несколько поводков с разными по цвету и «лохматости» мушками, но ни одной поклевки. Сменив место дислокации, выхожу к перекату и с первого же заброса вытаскиваю из воды долгожданного обитателя таёжного царства, затем второго… Понятно: здесь, увлечённые танцем воды, роятся над самой поверхностью реки облачка  комаров и мошки, ими-то и кормится на вечерней зорьке хариус. Но почему-то я совсем не вижу всплесков рыбы? Наверное, хариусы напуганы моим появлением и пока выжидают. Глубина небольшая, но сколько я ни напрягал зрение, так и не мог различить рыбу, стоящую в воде. Неужели водные обитатели так хорошо маскируются, сливаясь окраской с подводными камнями, или, может, они неподвижно замирают, тратя на работу плавников ровно столько усилий, чтобы только преодолевать скорость бега воды?

  Вдруг прибрежный густой ельник пробил малиновый солнечный луч и резанул по камню, слегка выглядывавшему из воды. Почти мгновенно здесь же от встречи двух струй в завихрении-водовороте заворожило-закружило воду. А ещё через пару секунд воронку сравняло новым потоком воды. И надо же такому случиться: именно на этом месте поклёвка. Так вот откуда берутся, вот как появляются на свет таёжные хариусы!

 Сколько встреч уже было с этой «волшебной» рыбой - хозяйкой студеных северных речек и ручьёв, а всё время готовит  хариус новые сюрпризы и нарушает рыбацкое душевное равновесие и  спокойствие. Ленка, мальму поймаешь, нет спора красивая, интересная рыба, но всё равно - поймаешь и успокоишься. А каждый хариус - взрыв эмоций, тревоги, волнения, и новых открытий, как прикосновение к чуду или  откровению и обнажению природой её глубинной чистоты – всё есть в этой и рыбе: и хрупкость, и величие, и красота. Вроде брось, не лови, зачем тебе эти терзания и волнения? А нельзя, «неможно». Идёт здесь постижение какой-то рыбацкой вершины и тайны, какие нельзя высказать словами…

  Единожды погрузившись в смолянистые просторы охотской  тайги, всю жизнь будешь ходить по лесным тропинкам, с восхищением останавливаться  у таинственных тёмных омутов, спрятанных «лесными духами» у непреступных скал и далёких таёжных сопок, слушать  «поющие» перекаты, где неистово вскипает между валунами вода, с нетерпением забрасывать снасти, с помощью хариусом делать новые открытия и идти всё дальше и дальше, ожидая, что обязательно выведет тропа к  невидимому до селе месту,  к твоей мечте…

  Куда-то совсем пропала усталость. И только когда густые сумерки застилают видимость тяжёлой сонной хмурью, останавливаем рыбалку. Заготавливаем валежник и разводим костёр уже в полной темноте, помогая бивачным делам «прожекторами» фонариков. Пока я чищу картошку, Вася управляется с разделкой рыбы…

   Поспела «харюзовая» уха, и мы усталые после дневного перехода, дружно хлебаем её прямо из котелка «туристическими» алюминиевыми ложками. Разомлевшая нежная рыба «сладко» тает во рту. Устраиваем крепкие валежины у костра так, чтобы жара от них хватило на всю ночь, перекидываемся парой ничего не значащих фраз. Завтра мы попробуем проникнуть ещё дальше, уйдём к далёкому хребту, сегодня лишь едва-едва из-за белоснежной дымки  показавшему нам свой лик, уйдём к самому сердцу таёжного «харюзового» царства, а сейчас постепенно погружаемся каждый в круг собственных мыслей и проваливаемся в вечность…

   Всю ночь блеснит по небу золотистый месяц. Завороженные его сиянием срываются и падают небесные звезды, Большая Медведица радушно угощает всех желающих из своего полного через край ковша. И вовсе не верховой ветер раскачивает подломленную ветку старой лиственницы, а выводит  трели неизвестной великой симфонии непризнанный гений - лесной скрипач. Поддерживая первую скрипку таёжного оркестра, звенят хрустальные воды быстрой реки, взяв нужный ритм на перекатных клавишах - круглых, с замшелыми верхушками, валунах и сброшенных гордыми скалами камнях. И отправляет свою нескончаемую песню ввысь горная река. В эту ночь невозможно заснуть. Нужно обязательно понять, о чём говорит тайга…

   Тепло от лесного костра   касается ног, а затем согревает всё тело.  Мы лежим на мягкой перине из таёжного мха под бездонным звёздным небом.  Волшебными огоньками поднимаются искры от костра высоко в небо и превращаются в звёзды. А наши походные рыбацкие мечты устремляются вслед за искрами, и мчатся по вечной дорожке - Млечному Пути…