Рысь

Павел Лючинша
События происходили во времена грандиозных планов строительства Кедрограда в каракокшинской тайге.

Вова родился под кедром, во время сбора шишек. Отец его работал штатным охотником, а матушка всегда жила при нём. Осенью она было собралась спуститься рожать в село, но шишки на кедрах отмокли и упали от ветра, и ей пришлось изменить планы, точных сроков появления малыша на свет она не знала. Судя по небольшим объёмам живота, думала, что нескоро. Пора была горячей, она готовила пищу для бригады орешников за адекватный процент от собранного ими урожая.
  
 И в этот напряжённый для родителей момент, Володя решил заявить о себе. Отец отправил их с матерью на попутном лесовозе в леспромхозовскую больницу, а сам остался на стане. Так буднично началась Володина жизнь также буднично она протекала в детстве и юности. В зимовье охотника, шалаше орешника.
  
 Он мужественно отбыл восьмилетний срок в общеобразовательной школе, но ощутимой пользы для себя не извлёк из того периода своего бытия. От отца Вова перенял все премудрости таёжной жизни и охотничьи навыки.
  
 Когда гормональный фон в организме принудил юношу обратить внимание на противоположный пол, то для завоевания авторитета он стал дарить девочкам шкурки соболей и норок, которых ловить научился мастерски. Приношениями он, весьма успешно, завоёвывал доверие родителей избранниц.
  
 После смерти отца (таёжники долго не живут), Вова занял его охотничьи угодья. В охотничьих угодьях было три обширных лога в вершине соединяющихся гольцами, а устьем выходящих на большую реку. В каждом было по зимовью, что позволяло проторить трёхдневный путик. Ближе к открытию охотничьего сезона Вова делал закладки из мяса копытных в срубах, по периметру имеющие небольшие отверстия.
  
 Те сооружения выполняли функцию приманки для соболя или норки. Они были достаточно крепкими, чтобы выдержать натиск росомахи, а медведи к моменту закладки мяса, уже залегали в берлогу.
  
 В угодьях, ближе к гольцам, природа создала карстовую яму вход в которую являлся и выходом. На дне бил родник в окружении кустарника. Высоко, на ветки, Вова периодически намазывал мёд. Все те мудрёные приготовления он выполнял на границе с соседними участками.
  
 В зимнюю бескормицу от соседей, соболь познавший вкус халявы, часто забегал в Володины угодья проверить - что творится в его закромах, протаптывая тропы, чего и добивался охотник. По чернотропу Вова охотился по низам. Без нужды старался не заходить на территорию зимнего промысла. Собака и мелкокалиберная винтовка достались ему от отца и он с успехом применял навыки, привитые ему родителем.
  
 В тот год путик Вова начал топтать в начале декабря, когда снег стал настолько глубок, что зверь вынужден был тропить не в угоду рефлексу, а по необходимости. Разложенные с осени приманки, в виде мяса и мёда, с задачей справились успешно. Зверь натоптал тропы не только со своего участка, но и с соседних. Крупные хищники тропили неохотно. К мясу доступа не было, а мёд намазан высоко.
  
 Но соболя были в восторге от халявы и активно посещали пиршество, выполняя единственное условие — избегание встречи друг с другом. Володе оставалось расставить капканы по сбежкам и ждать.
  
 Ружьё на путик он не брал. Шум от передвижения по лыжне был настолько громким, что любой зверь слышал охотника за версту и успевал сделать ноги ещё до того, как Вова его увидит. Охотник знал эту особенность зимнего промысла.
  
 К тому же рюкзак за плечами был всегда тяжёл от тридцати капканов первого номера, петель на белку и кабаргу, двух деревянных лопат, топора и хвойных веток, призванных отбить запах у снасти. Ружьё в тех условиях было обузой. Даже рябчики покидали лунки столь стремительно, что охотник не успевал вспомнить о нём, висящим за плечами.
  
 Поэтому петли и капканы были надёжными партнёрами охотника. Начало сезона всегда было сложным и прохождение первого круга охотничьей тропы отнимало много сил и времени. Но Вова распихал под след почти все капканы. Хотя расстановка петель имела второстепенное значение, но и их Вова разместил в изобилии.
  
 Из петли беличья шкурка стоила дороже, чем добытая из ружья. На кабарожьих тропах попадались клыкастые самцы, струя которых имела хорошую цену на рынке у спекулянтов. (Во времена развитого социализма, современные бизнесмены назывались барыгами и спекулянтами). Тушки удавленных животных шли в пищу и на приманку хищникам.
  
 Во второй или третий проход по путику, Вова обнаружил, что к редко пустующим удавкам повадилась рысь. Если бы та наглая кошка имела совесть и ела только мясо, то Владимир, наверно, смирился с подобными издержками. Но то животное имело обыкновение выгрызать живот вместе с пупком, издевательски, оставляя голову с клыками. Володя, в гневе поставил петли на хищника. Хотя и понимал опасность поступка, ходил-то он без ружья.
  
 Однажды, сняв пару соболей из капканов, он подходил к петлям, поставленным на рысь. Особых надежд он не испытывал, обычно рысь плохо идёт в петлю, но в этот раз она попалась. Петля была на кабаргу и ни как не рассчитана на рысь. Попавший в неё зверь, не понимая, что с ним происходит, не пытался избавиться от поводка и аккуратно подтаскивал за собой потаск, но, увидев человека, забеспокоился. Убежать сильный хищник не мог и обороняясь начал нападать на охотника.
  
 Петля оборвалась, и рысь оказалась в опасной близости от заклятого врага. Вова среагировал быстро. Он свернул с лыжни и начал спуск прямо по крутому склону, покрытому листьями бадана. Рысь не стала преследовать убегающего врага, но он этого не знал. Спуск продолжался до тех пор пока одна лыжа не заскочила под торчащий корень и тело лыжника перестало быть управляемым.
  
 Очнулся Вова в сумерках. До зимовья было не больше двух километров, но они дались ему тяжело. Володя сильно потянул сухожилие и идти не мог. Дополз до избушки он ближе к рассвету. Спасло то, что во всех избах у него был запас продуктов и дров. Две недели Вова набирался сил, чтобы выйти к людям. Так, нелепо закончилась охотничья карьера молодого таёжника.
  
 Ходить он уже не мог и ему оставалось пить горькую, хвастаясь о своей былой удачливости собутыльникам. Вова не обижался на судьбу, памятуя о том, что приятель его ушёл по чернотропу к шорцам через заповедник. К Новому году, собаки его вышли из тайги, а он так и сгинул в небытии.