Рондо для двоих. Часть 5, гл. 2

Людмила Волкова
                Глава вторая


                В  ноябре Уле  выпало несколько свободных дней за счет переработанных часов на дежурстве. Теперь она ехала на родину  с новой миссией и была настроена решительно – помирить Павла с женой, которую тот любил. В каждом письме он говорил об этом – не прямо, а намеками, пытаясь сохранить достоинство. Из его скупых фраз складывалась печальная и такая знакомая для  взрослого человека картина  – несовместимости душевного устройства супругов. Ирочка ждала от мужа  понимания на уровне интуиции, удивляясь, почему это Павел с полуслова или намека не может расшифровать главное, такое  очевидное  для всех. А Павлу нужны были прямые сигналы, как команда в строю. Потому что зыбкая сфера чужой души  ему казалась  слишком сложной. Он любил все простое, понятное,  без оттенков.
Уля прилетела самолетом, и  Павел приехал ее встречать в аэропорт.
              – А  жены снова дома нет, – сообщил он. – Так что двинем ко мне. Лежанка освободилась. Ирина  у Таньки ночует, Маша сказала.
              – Не помирились?
              Он только вздохнул.
               – И долго будет эта комедия тянуться?
               – Какая комедия, если мы развелись о-фи-ци-ально?!
               – Дураки оба. Сегодня же расставим все точки.
               – Ирки дома нет – я же сказал.
               – Примчится. Ты только Машке своей скажи, что я у тебя ночую – и прилетит.
               – Какие вы, бабы, коварные!
               Ирина  действительно прилетела, но пришлось ее отпаивать валерьянкой…

                Потом уже, когда  она пришла в себя,  Павел спросил, обращаясь к Уле:
                – А при чем тут Ева? Это же твой электронный ник?
                – Да это так, шутка, – отмахнулась Уля. – Ну, братцы, чайку выпьем?
                – Ты уже пила! – брякнул Павел, который уже споил сестричке три больших чашки чая с лимоном. – Могу кофе предложить. Растворимый.
                – А не найдется чего-то покрепче? – улыбнулась Уля, вдруг почувствовав, что именно ей надо взять на себя роль старшей,  раз эти двое  явно были не в своей тарелке.
                Ирина молча открыла дверцу «стенки», демонстрируя ряд недопитых бутылок спиртного,  все разного калибра.
Потом  она кинулась в кухню искать закуску. На содержимое холодильника мужа не надеялась.
                Но оказалось, что обо всем уже позаботилась гостья, вывалив на стол столько деликатесов, сколько супруги себе не позволяли и в течение года.
Уля помогала Ирине резать ветчину, колбасу и сыр, а Павел открывал разные баночки с консервами, мешая им своим  большим телом,  вдруг ставшим таким неповоротливым.
Ирина, еще оглушенная происшедшим,  осторожно поглядывала на «Еву», такую уверенную в себе в этом чужом доме. Казалось, что это Ирина у них в гостях, а не наоборот.
                А Уля, возбужденная до внутреннего озноба, открывала в себе новое качество: оказывается, она умела вот так радостно волноваться от самой близости симпатичных ей людей, которых она больше не хотела терять. Она обретала родных  и была в этом уверена.
                Румянец покрыл бледные от природы Улины щеки,  и лицо Ирины горело, как после выпитого вина.
                – Как ты мог, Павка, не накормить сестру?! Поить чаем голодного человека – свинство! – возмущалась Ирина. – А ты бы, Ева, попросила! Ой, извини, Уля.
                Они засмеялись, одновременно переглянувшись, и тут Павел налетел сзади, обнял за плечи и заорал:
                – Какие вы у меня красивые, девчонки! И как похожи!
                Сейчас только прическами они и разнились. Уля заплела свои волосы в короткую тугую косу, Ирина была растрепана, что всегда Павлу нравилось. В юности он  называл ее  лохматой и при этом теребил макушку, а Ирина в панике отстранялась:
                – Не тронь, помнешь прическу!
                Не было у нее никакой прически. Всю жизнь она сама себя стригла, на глазок.
                Странное это было застолье. Ирина чувствовала себя в эпицентре какого-то заговора. Уля и Павел вели себя так, словно никакого развода не было. Но ведь и примирения не было! Скорее это походило на хорошо отрежиссированный спектакль для посторонних глаз.
                Наверное, так и казалось со стороны. Однако зрителей не было тоже. Сидели за столом и пили за здоровье, хорошую погоду и всякую ерунду три  человека, недавно совершенно разобщенные. И мысли у каждого не поддавались никакой логике – метались беспомощно, словно со сна.
                Уля думала: «Павка  ее любит, а она – не пойму... Что будет после моего отъезда? Почему они не говорят о детях? Что они думают обо мне? Моя роль тут какая? Остаться на ночь или уйти? Но поздно... Останусь. Надо извиниться за дурацкий гипноз... Или не надо? Господи, как он на нее смотрит!»
Ирина, механически поедая закарпатский сыр,   кусочек за кусочком,  поглядывала на гостью: «Красивая какая... в наши-то годы. Ничего о ней не знаю. Помню, что муж вроде бы умер... А сейчас она с кем? Машка, дрянь такая,  мечтает отца выставить. Вон как он похудел... Господи, рубашка-то грязная... Или просто мятая? Завтра надо Никите позвонить, отгул возьму...»
                Физиономия Павла никаких мыслей не отображала, он походил на сильно выпившего человека, хотя успел пригубить немного домашнего вина и выпить стопку водки. Он смеялся невпопад, опрокинул фужер с минералкой, бегал в кухню, словно Ирина никакого отношения к их хозяйству не имела. Он то вскакивал, чтобы задвинуть шторы, которые никому не мешали, то суетился вокруг своей жены, словно это она приехала в гости и нуждается в ухаживании.
                – Так откуда у  тебя появилась сестричка? – спросила Ирина после первой рюмки у мужа, не глядя на него.
                – Батяня наш был ходок по…бабам, уж простите, женщины, – грубовато ответил тот. –  Рассказывай, Улька, о себе.
                – Но отчество у вас одинаковое?
                – Мое – придуманное мамой, – откликнулась Уля. – Да я давно всех простила, о чем речь?! Это Павка переживает, словно ему не полтинник с хвостиком, а десять подростковых лет. Спасибо надо папочке сказать, что обеспечил нам…родственника близкого. Теперь у меня есть брат.
                – Но Павка молчал столько лет! Как он мог?
                – Он у нас личность совершенно непредсказуемая.
                Эта нейтральная тема сняла напряжение. После ужина Уля сказала:
                – Так, относим в кухню посуду, Павлик  ее моет, а Ирочка нам всем готовит ночлег. Павка, ты посуду когда-нибудь мыл? Ой, что я спрашиваю! Ты же у нас холостякуешь!
                Павел приостановил движение, метнул гневный взгляд в сторону сестрицы.
                – Разговоры перенесем на завтра, вам же вставать рано на работу! – продолжала Уля выстраивать порядок действий, как привыкла у себя в клинике. На Павла она и не глянула.
                – У меня вторая лента! – объявил Павел, принимая из рук сестры стопку грязных тарелок.– Всего одна! Приду пораньше.
                – А я беру отгул, – сказала Ирина.
                Уля обрадовалась:
                – А я вообще птица свободная. Еще три дня в запасе. Потерпите меня?
                – Конечно! – хором ответили Павел с Ириной.
                В комнате  словно посветлело...
                Началась обычная суета, какая бывает при неожиданных ночевках гостей. Уля проявила полную боевую готовность к такой вот ситуации: у нее было все для ночлега в чужой постели. Решили ее уложить в комнате Ирины. Сама хозяйка устроилась в гостиной,  и Павел кинулся раздвигать  тяжелый диван с такой готовностью,  точно совершал подвиг.
                Когда Павел, наконец, угомонился в своей комнате, женщины надели поверх ночных сорочек теплые халаты и прямо так залезли под одеяло – каждая на своей территории. В доме стоял такой холод,  что мерзла даже голова. Обогреватель еще с вечера кочевал по всей квартире – то вслед за мерзлячкой Ириной, то за гостьей. Потом его установили возле обеденного стола – грелись все вместе. Ирина, растроганная тем, что Павел  все-таки определил эту штуковину в гостиной (а гостья пусть мерзнет!), сейчас притащила его к Уле:
                – Я тебе поставлю, ты же не привыкла к нашим условиям.
                – Если тебе спать неохота, давай посидим, а? Включи его и садись удобнее, чтобы тепло до тебя доходило.
                Ульяна легла, натянув одеяло до самого носа, Ирина устроилась в ее ногах, но через минуту сказала:
                – Погоди, я плед принесу.
                Пока Ирина ходила за пледом, Уля вспоминала о том,  как Павел рассказывал о последней ссоре с женой. Получалось, что Ирина ему изменила, но сейчас Уля сомневалась в этом.
                – Павка так темнил, когда рассказывал историю вашего развода, что я ничего не поняла,– сказала она, когда Ирина, наконец, закуталась в теплый плед и стала похожа  при скудном свете ночника  на гигантский кокон будущей бабочки. – О какой измене он талдычил?
                – О виртуальной.
                Ирина рассказала о переписке с Игорем.
                – Господи, какой дурак! Сам себе жизнь испоганил! – удивилась Уля. – А вообще – не в этом же далеком Игорьке дело?
                – Конечно. Игорек – это завершающий аккорд длинной и скучной истории о двух разных  человеках под одной крышей. Но ты, Ева... Можно, я буду тебя так называть?
                – Валяй! Я терпеть свое имя не могу.
                – Но ты... Слушай, ты такая хитрая! Снова я исповедуюсь, как тогда, в скверике,  а ты помалкиваешь. Все, рот больше не открою! Выкладывай все о себе! Если, конечно, спать не хочешь. Это я сова, а ты...
                – И я самая крупная и упрямая сова.
                – А давай свет вырубим?
                – Нет, хочу тебя видеть.
                – Тогда признайся: у тебя спрятана в рукаве  симпатичная блестящая штучка, и ты сейчас фокусы мне покажешь?
                – Нет, – засмеялась Уля, – фокусов больше не будет. Это я тогда... заигралась.
                – Мне бы твой талант! Я бы Павликом руководила – в свою пользу.
                На минуту обеим показалось, что они знали друг друга всю жизнь и даже дружили. В этой домашней женщине с распущенными волосами и без косметики ничего не осталось от загадочной Евы. Лежала, натянув до подбородка одеяло, пожилая женщина, не очень здоровая, если судить по темным кругам под глазами и припухшим векам.
                Ирина в своем коконе  тоже лишь отдаленно напоминала школьницу с лукавыми глазами.
                – Понимаешь, если у тебя был другой жизненный опыт, ты никогда...
                – А давай я тебе  все-таки  первая расскажу  о себе, а? – предложила Уля.
                – Но мне хочется сначала вернуться к нашему знакомству в парке. Ты меня тогда чуть с ума не свела!
                Улин монолог сорвался, столько вопросов сразу возникло, столько интересных совпадений, когда обе вернулись к этой  первой встрече!  Они  так разволновались, что  стали перебивать друг друга, перескакивая с одного эпизода жизни на другой. Картина их жизни врозь  превратилась в мозаику с четкими границами, но лишенными всякого логического перехода. Желание поскорее разобраться в прошлом, чтобы протянуть ниточку к настоящему дню, перекрыло способность трезвой оценки.
                – Что же это получается, – громко шептала Ирина, от волнения выскочившая из своего шерстяного убежища, но больше не замечая холода, – получается, что ты шагала по моим пятам и...
                – Подбирала то, что ты отвергла! – засмеялась Уля. – Нет, я подбирала твои объедки!
                – Что ты такое несешь?!
                – Шурика подобрала, пианиста чуть не заарканила, Влада на себе женила, Севку к рукам прибрала!
                – Да не ври ты! Владик  сам меня отверг! Ты его отбила у меня! – смеялась Ирина, не чувствуя никакой обиды  к далекому Владику. – Пианист... кобель был, хоть и талантливый!
                – Нет, это потрясающе, – волновалась Уля, –  у нас есть общее – наши мужчины! Какая разница, кем они были или стали?! Одни и те же      мужчины... даже Павка... крутились в нашей судьбе!
                Уля замолчала, но тут же задумчиво продолжила:
                – Нет, был один, с которым ты не знакома.  Но это  не из прошлого, где нас с тобой... колбасило.
                Она засмеялась.
                – Это меня колбасило, – поправила Ирина. – Это я не могла определиться. А ты... вон как  – во всех объятьях побывала. И я недавно чуть не попала в чужие объятья. Это тебе не виртуальный роман, а мог бы стать настоящим, и Павке  тогда – конец!
                – Расскажи!
                – Нечего рассказывать. Не состоялось. Если бы он не сказал, что я на кого-то сильно похожа, может – и срослось бы. А то... не люблю быть на втором плане.
                Ирина описала свидание с Михаилом, бесславно закончившееся  этим вечером.
                – И как звали этого... красавца? Не Мишкой ли случайно?
                – Мало ли красавцев Михаилов на белом свете?
                – Мало! Красавцев вообще мало, а чтоб еще и Михаил! Твой … не психиатр?
                – Бо-оже!
                – Тихо, мы Павку разбудим. Если уже не разбудили! Может, он под дверью стоит? Значит, и тут... преемственность... Мистика какая-то.
                – Получается, я проходила для Михаила... вторым вариантом. Он во мне искал твои черты. Тоска его заела.
                – Хорошая идея – второй вариант, – задумчиво сказала Уля.
Потом вылезла из-под одеяла, чтобы сесть поближе к Ирине, стала натягивать его на плечи.
                Какое-то время она так возилась, а Ирина, пораженная «идеей», пыталась собрать мысли.
                – Что же это получается, – заговорил она наконец.. –  Рок или кто-то там, – Ирина подняла палец к потолку, – решил написать два варианта одной  повести… Не знаю, у кого первый… Или так скажем – у кого главный, а у кого черновик, наброски…
                – Та-ак, слышу глас редактора, привыкшего наводить порядок в романах! Очень интересно! Продолжай.
                Уля от волнения схватилась за щеки.
                –  Но в чем смысл? Все равно каждый из нас прожил свой вариант, и он ему кажется главным!
                – Вот именно! Может, для того, чтобы мы сейчас поняли, где совершили ошибку? –  Ирина вопросительно уставилась на Улю.
                – Господи, зачем?! Ошибки-то уже не исправить!
                – А давай… пройдемся по нашим мальчикам, – улыбнулась Ирина. – Может, найдем смысл? Вот, например, ты вспомнила тогда Шурика. Положим, я бы вышла замуж за него, а ты…
                – Вот-вот, – засмеялась Уля. – А я бы подождала  своего Владика, на которого бы ты глаз не положила, потому что жизнь с Шуриком у тебя бы шла по другому… сценарию.  Это тебе не Павка. Он ласковый, внимательный, он…
                – Потому тебе и не подошел?
                – Он же тебя любил! А во мне искал копию твою! Тебе повезло, ты хотя бы  не стала дважды вдовой, как я.
                – Ладно, глупости болтаем. Давай спать. Если начинать с самого начала, то я могла бы в свое время оценить Севку и за него выйти.
                – Ирочка, Севка тоже  не подарок.
                – Нет, все-таки самый лучший вариант был бы для меня… Владик, – вздохнула Ирина.
                – Но тогда бы я была несчастной, – ответно вздохнула Уля. – Второго такого я больше на нашла. И если бы мне выбирать судьбу, то до этого момента – его смерти – я бы выбрала этот вариант. А тебе, как ни крути… Павка бы достался. Раз Шурика отвергла…
                – Так, разбегаемся, а то мы завтра будем похожи на столетних бабок, – сказала Уля.

продолжение  http://proza.ru/2014/01/16/1597