Постриг Гуфа

Борис Обама
читайт!

;Когда Гуфу исполнилось тридцать, он понял, что пора менять жизнь. Что пора прекратить баловаться планчиком и обманывать бабушку, говоря, что все эти смеющиеся люди на кухне - братья по Христу. В связи с этим осознанием Гуф лег на диван и пролежал там примерно дня три, пока по комнате не начал расползаться запах усталых носков. Гуф тем временем не терялся и скучно смотрел телевизор - сначала канал А1, потом ОРТ. Жена готовила ему оладьи и постепенно спивалась. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в один день он не увидел рекламу нового монастыря по телевизору. Прекрасный улыбающийся старец в рясе приглашал всех желающих мужчин принять постриг, променять жизнь в нахохленном индустриальном водовороте на спокойное, тихое бытие на свежем воздухе и среди братьев по вере.

Гуф позвонил в монастырь и спросил, набрали там людей или еще нет. Дежурный ответил, что кастинг продолжается, и что Гуф обязательно должен принять в нем участие. Это был шанс, и наш герой не собирался его упускать никоим образом. Надев кепку и плащ, он вышел в дождь навстречу собственной судьбе.

КАСТИНГ

Он приехал в монастырь рано утром, в полвторого дня; впоследствии оказалось, что утро людей при Боге начинается намного раньше, чем рано. В храме напротив иконостаса стояли три стола, за ними сидели усталые святые братья и принимали бесчисленное количество желающих постричься в монахи. Гуф встал в очередь к левому столику: перед ним крутился тусовщик в красных лосинах и черных очках, постоянно битбоксил и раздражал стены храма своим срывающимся на фальцет ранимым голосом.

После того, как тусовщик был довольно грубо отшит монахом (причиной было незнание тусовщиком имени прокуратора Иудеи, казнившего Христа), подошел черед Гуфа. Гуф снял кепку и упал на колени, не говоря ни слова.

- Ну, какая нужда привела тебя в лоно Божье, брат? - поинтересовался монах. Гуф услышал знакомое слово и оживился.
- Я тут серьезно, не для шутки или смеха; ты можешь делать мне преграды, однако ты мне не помеха, - ответил он.

Святой брат поспрашивал Гуфа немного; тот был крайне эрудированный человек, и его знаний оказалось достаточно для зачисления его в братство. От зачитанного Гуфом обета братство пришло в восторг и наградило его ломтем пресного хлеба к ужину.

ПОСЛЕ ПОСТРИГА

Проблемы начались примерно в первую же ночь Гуфа в монастыре. Он вертелся на деревянной скамье и никак не мог заснуть. Он дважды упал на холодные камни монастырского пола, но все еще держался и не извергал проклятий. В бреду ему виделась жена, играющая в покер с незнакомыми мужчинами скандинавской наружности; бабушка, променявшая китайский чай на индийский; друзья, раздающие листовки GreenPeace на Речном Бульваре; концерт в Москве группы Keane, на который пошли тысячи человек, а он читал рэп на улице под хлопьями снега и дрожал от холода. Просыпаясь, Гуф понимал, что дрожит от холода на камнях пола, скрипел зубами и поднимался обратно.

Утром вместо завтрака с оладьями ему пришлось умыться в бадье с ледяной водой и идти колоть дрова, в то время как брат Одоакр готовил постную кашу с сельдереем. Первая же чурка расколола Гуфа пополам, он бросил топор и, шатаясь от голода, побрел в монастырскую столовую. В столовой ему налили тарелку жидкой, невкусной каши; пока Гуф ел ее, он даже мимоходом вспомнил, как поспорил в Китае с водителем маршрутки, что сможет сожрать любое китайское блюдо и не блевануть. В результате жена водителя приготовила ему омлет из яиц сколопендры, и Гуф феерично заблевал чуть ли не всю Великую Китайскую Стену.

После скудного завтрака его ждал долгий час в храме, который он простоял на коленях, молясь за благополучие людей, которые не ведают, что творят. Ну то есть тех, которые жрут, бухают, трахаются, грабят и убивают - за их благополучие и возносил молитвы к небесам Гуф. Все это начало казаться ему невероятной аферой. Колени никогда не казались Гуфу такими острыми.

РУЧЕЙ

В один из дней, на третий или четвертый после пострига, Гуф, не в силах больше терпеть главенство веры над разумом и духа над телом, сжег все мосты и убежал из монастыря прямо в сланцах. Сланцы были резиновые и утопали в дорожной грязи. Не чувствуя над собой меча возможного наказания, Гуф бранился как черт, матерился как сапожник, и даже привычные рифмы вроде "*** - ****уй" - обрастали новым, доселе неясным ему смыслом.

Он прошел через лес, который, как казалось ему, лежал на пути между ним и цивилизацией, и оказался на берегу великолепного ручья. Ручей гнал вниз по долине свежие, сочные воды; Гуф не пил уже второй день, а не курил и вовсе пятый. И если со вторым ему приходилось мириться и далее, то первое он поспешил исправить, наглотавшись студеной прозрачной воды из сказочного ручья. 

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ

Внутренний компас не обманул Гуфа - пройдя еще день, он действительно вышел к цивилизации, сел на автобус, притворился идиотом, потому что денег у него не было, обделался в салоне, и его отвезли в Москву, лечиться. Там он быстро дозвонился до бабушки из больницы; приехав, бабушка разрулила все, сказав, что врачи кретины, главврач мудак, а президент и вовсе хам. Гуф в сопровождении ее возвратился домой, но по возвращении чувствовал нутром, что с ним что-то стало не так. И встреча жены подтвердила его опасения - поскольку она пила все время, пока Гуф был монахом, она поморгала, глядя на мужа, отвернулась и ушла в спальню курить. Гуф снял сланцы, изгаженные грязью и песком, и прошел в туалет, чтобы привести себя в порядок после дороги. И там, в зеркале, он увидел - дорожку кожи под носом, всегда идеально гладкую, венчали мощные, пушистые, почти шелковые усы. Когда они успели вырасти до таких размеров, Гуф не имел понятия. Дрожащими руками схватил он бритву и двумя резкими взмахами привел лицо в исходное положение. Поскольку дорога весьма утомила его, он немедленно отправился спать.

Наутро Гуф проснулся от металлического звона и боли - жена кричала и била его кофейником по голове. Видимо, она накатила уже с утра. Сделав кувырок, Гуф перекатился с кровати к двери и убежал в туалет, который был наиболее защищенным местом в доме. И к его изумлению и ужасу, усы снова были на месте - сильные, пышные, еще большие, чем вчерашним вечером. Глотая слезы, Гуф смочил бритву под водой, и резанул по усам: лезвие сломалось и застряло в их колосьях. Гуф взревел.

Вернувшись на студию, он хотел зачитать несколько текстов о том, что видел в последние дни, но коллеги и друзья смотрели на него с некоторым подозрением - из их знакомых рэперов никто не носил усы. Гуф начал читать под минус, но усы лезли в рот, он плевался и терял ритм. Звукорежиссер сидел, держась за голову и стеная. Гуф извинился и вышел, сославшись на необходимость пыхнуть.

На самом деле он сел в кибитку и немедленно отправился за город. Усы уже струились у него по груди, словно он викингом приплыл на баркасах покорять европейские пустоши. Слезы катились из глаз Гуфа; в одночасье он лишился и любимой жены, и любимой работы.

С тех пор неизвестно, что с ним стало. Говорят, он живет отшельником где-то в лесу, и его усы закрывают его от людских глаз. А также недавно появился слух, что январским утром его нашли в монастыре, куда он когда-то приходил, повесившимся на собственных усах. Что здесь правда, а что нет - решать Вам.