Друг мой, Колька, жил через два дома от нас, на противоположной стороне. Вдоль их забора тянулась длинная канава с проточной водой - гордость Кольки и зависть всех десятилетних обитателей улицы.
Отец его работал главврачом в психбольнице и нравом мало отличался от своей клиентуры. Любил заложить за воротник и в подпитом состоянии выражался так витиевато, что женщины краснели, ну а мы пока слабо разбирались в цветастых словечках. Мать моего друга была тоже медиком, но в роддоме и интерес к её работе у нас пока не проявлялся.
Колька был более самостоятельным, чем я. Он рано вставал, готовил себе и живности в сарае лёгкий завтрак, отчего поросята и ещё кто-то ревели белугой /мы с детства знали как она ревёт!/, затем рубил дрова, складывал их, подметал двор, таскал воду, поливал огород, а в промежутках кое-как делал уроки и успевал дать пинка противной и болтливой сестрёнке.
Отец Кольки иногда пользовал своих задумчивых клиентов в качестве тягловой силы - посадить или вспахать картошку, перенести и сложить торф и отплачивал отдельным из них увольнительной домой.
Никто, никогда и не думал нарушать договорённостей, так как рука у глав-ного врача была очень тяжёлой, а „Бонапарты“, “Чайники” и „внебрачные де-ти Ульянова-Ленина“ больше одного удара не выдерживали.
Однажды двое из них – „Робеспьер“ и „Мамин-Сибиряк“ приволокли на те-леге бочку полуживого, но свежего карпа и оставили во дворе. Отец Кольки одобрил это дело и отпустил их с бутылкой водки ещё на день. Сам перед уходом на работу приказал нам сменить воду в бочке на свежую, чтоб рыба не задохлась и добавил ещё на своём языке что-то о наших родственниках по женской линии.
С полчаса мы любовались карпами, а потом замордованный домашней ра-ботой Колька предложил:
- Давай менять воду в бочке не будем, а выпустим карпа в нашу канаву. Там прохладно и места всем хватит. Канаву перекроем, а родители придут и очень рады будут потом. По рыбке, по рыбке - месяц жить можно, - деловито изрёк мой предприимчивый сосед.
Тут же за дело! Канаву перекрыли старым, так придумал Колька, отцовским пиджаком, растянув его между двух кольев, а полы присыпав липкой землёй. Водная артерия сразу же набухла и, спустя полчаса, вода серебряной полос-кой начала переливаться через плотину.
Зеркальные, с добрую лопату, карпы весело плескались в золотистой глуби-не, не догадываясь о будущей печальной судьбе юного хозяина.
Проделанная работа вызвала дикий восторг у всех зрителей, скопившихся на трибунах самодельного дельфинария. К вечеру усталые, но довольные все разошлись, а Колька полез считать карпов.
Пройдя раз десять полноводную канаву вдоль и поперёк, он не нашёл там ни одной рыбы!
Карпы испарились!
Мы слышали о тайфунах, переносящих далеко вкусную, даже жареную ры-бу, но чтобы так нагло, в тихий летний вечер и всю сразу?
У Коли от рождения было длинное лицо, претендовавшее, по мнению его мамы, на интеллигентность, теперь же оно сделалось плоским, круглым и жёлтым, как у китайца, ожидающего казни бамбуковыми палками.
Он приоткрыл калитку и осторожно выглянул на улицу.
Со стороны психбольницы в сопровождении радостной малышни, предвку-шавшей очередной гугенотский вечер, с тяжёлым топотом приближались его родители!