Культурологическое масонство Графа Хортицы

Александр Карпенко
Незаконнорожденный сын албанского подданного, граф Хортица всегда обладал незаурядным творческим темпераментом. Именно этот темперамент подсказал ему способ выживания для "белых ворон" и аутистов: лучшая защита - это нападение! Он объединил вокруг себя своеобразный "масонский" орден "проклятых" поэтов. Эти люди чаще всего вообще не были знакомы друг с другом, многих из них уже нет в живых. Но всех их объединяет фигура Гроссмейстера этой непризнанной Ложи - блистательного Графа Хортицы. Граф применил открытый Зазеркальным Карпом принцип "третьей стороны медали". Нужно, чтобы кумиров толпы заменили незаметные прежде деятели искусств, пребывавшие в тени раскрученных идолов. Он открывает для себя и передаёт по цепочке вычитанные им в зарубежных журналах "сокровенные знания". Это касается в основном кино, музыки и литературы - трёх китов, на которых покоится культурология Графа Хортицы. Адептам предлагалось слушать не "Битлов", а Элвиса или Хэнка Уильямса, смотреть не Михалкова, а Фассбиндера, читать не Маркеса-Борхеса, а Фолкнера и Рене Генона. Гарик сместил акцент, исходя из соображений новой подлинности. Надо учесть, что всё это происходило ещё в советское время. Контринициация Графа удалась. Многие из отверженных и прОклятых художников стали властителями дум нового поколения.

Безусловно, некоторые молодые люди, "ученики" Графа, остепенившись, перестают быть маргиналами и становятся руководителями радиостанций или издательств. Но они сознают: благодатный рост их карьеры стал возможным благодаря знаниям, полученным от Гарика. Кто же он, этот таинственный Граф, гений интонации и чеканных фраз, многие из которых становятся афоризмами? Гарик - человек необыкновенной одарённости, гений, который, наверное, мог бы защитить с дюжину докторских диссертаций в самых разных областях человеческой деятельности, настолько обширны и эксклюзивны его познания. Гарик - гений искромётной устной речи, и в этом похож на Оскара Уайльда, про которого говорят, что его произведения - жалкий отблеск его устной блистательности. При этом совершенно феноменально, что Гарик всего достиг путём самообразования. Подобным путём в своё время шёл Макс Волошин, автор-мифолог не только "Черубины де Габриак", но и "Петухова". Макс любил открывать новые литературные имена, зажигался их творчеством и умел заразить им своих друзей и знакомых. Конечно, не всегда люди были готовы к восприятию его интеллектуальных инноваций. Помнится, юная Марина Цветаева с негодованием отвергла подброшенный ей Волошиным роман Анри де Ренье "Встречи г-на де Брео", кстати, одну из любимых книг Графа Хортицы.

Гарик всё время открывает новые имена, делает им рекламу (что может быть весомее экспертного слова Графа?!). Кто ещё недавно, например, знал о писательнице Айн Рэнд, нашей бывшей соотечественнице, родившейся в День Сурка? Граф Хортица "никогда не портится"! И, что самое удивительное, новые интеллектуальные пассии Гарика не вытесняют из обоймы старых. Он с такой же теплотой, как и 30 лет назад, отзывается о Валерии Ободзинском, Михаиле Кузмине, Борисе Карлове, Барбе д`Оревильи, о героях старого советского фильма "Подвиг разведчика", о Челеке - Адриано Челентано - да мало ли о ком… Пока ещё не было Интернета, наверное, четверть зрителей знаменитого "Иллюзиона" на Котельнической, где демонстрировали старые фильмы, составляли люди, посланные туда Гариком Осиповым. И всё это было "андеграундом" вплоть до того момента, когда Гарик Осипов стал ведущим радиопередачи "Трансильвания бэспокоит". Высокий брюнет в чёрных ботинках, получив возможность вещать на всю страну, наконец-то предстал перед нами во всей культурологической мощи своего таланта. Магический голос с чарующим тембром, способный мгновенно переходить с тенора на бас, причём не в пении, а в обычном разговоре, только добавил шарма этим радиопередачам. И когда сейчас я слышу подобные интонации в спектаклях театрального режиссёра Владимира Мирзоева, я почти не сомневаюсь: либо сам режиссёр, либо его любимый актёр Максим Суханов просто-напросто "слизали" эти интонации из "Трансильвании".


2."Школа кадавров" графа Хортицы: гиперболоид инженера Гарика

Надо сказать, что эстетика Гарика Осипова зиждется на гиперболах. Я не думаю, что гиперболы и метафоры Графа изначально несут в себе какой-либо элемент провокации. Дело в том, что Гарик выступает, прежде всего, в роли Дидро и Руссо – как просветитель-энциклопедист. Но его гиперболы подчас вызывают к себе недоверие со стороны слушателей. В этом и заключается виртуальный элемент провокационности. Например, вместо того, чтобы посмотреть в словарь и выяснить значение слова «Трансильвания», ленивый и недогадливый слушатель начинает думать, что Трансильвания – это вымышленная страна трансвеститов, придуманная и мифологизированная графом Хортицей. Или того похлеще: страна трансвеститов, периодически впадающих в транс и служащих Гарику медиумами. Когда этот же недоверчивый слушатель неожиданно для себя выясняет, что Трансильвания, исторически, реально существовала, он хлопает себя по лбу и восклицает: «Ай да Гарик, ай да сукин сын!» В этом священнодействии и была заложена графом энергетика постижения. Возможно, приём не сработал бы, если бы слово «Трансильвания» не повторялось в радиопередаче до бесконечности; часто мы проглатываем незнакомые слова, не обращая на них никакого внимания, и поэтому в беглой устной речи такие слова-символы, как правило, не работают. То есть, чтобы незнакомая терминология запомнилась, надо её повторять, повторять и ещё раз повторять. «Школа кадавров, школа кадавров, школа кадавров и т.д.» Чтобы слушатель, наконец, путая слова, не задумался: «Что же это за школа кентавров такая?» С кадаврами ещё сложнее, чем с Трансильванией: нужно либо знать французский язык, либо открыть определённую книгу на определённой странице. Но кто сказал, что будет легко? Без труда не вытащишь и Калиостро из пруда! Впрочем, как говорят в народе, Интернет в помощь!

КАДАВРЫ И КЕНТАВРЫ

Формалин – содержание.
Джон Сильвер – человек из чистого серебра.
Оливер Свист – соловей-разбойник.
Бормотуха – пьяный поэт, бормочущий свои стихи.
Дракула – драчун, кулачных дел мастер.
Растрелли – чекист.
Малярия – фестиваль маляров.
Убийца полнолуния – монах.

Но вернёмся к персоне графа Хортицы. «Трансильвания» Гарика представлялась мне величественной трансляционной империей Иновещания, «Hortiza Broadcasting Empire». Да и сам Граф – не был ли он транслятором определённых магнетических знаний? Он словно бы реабилитировал в глазах слушателей проклятых и забытых певцов, поэтов, кинорежиссёров, внушая нам хорошо забытую библейскую истину о том, что последние когда-нибудь станут первыми. В самом деле, Шекспир не нуждается в реабилитации – его вряд ли посмеют снова забыть. Он слишком нужен новым поколениям. Его звезда сияет мерно и постоянно. А вот, скажем, за славу Достоевского я поручиться не могу. Те же люди, которые превозносили его за христианское смирение, найдут в нём антихристианские метания, проповедь целесообразности самоубийства – и станут замалчивать имя писателя. Впрочем, тут я несколько увлёкся литературными пророчествами. Гарик в своих беседах и радиопередачах не только выделял имена незаслуженно забытых мастеров, но и настоятельно рекомендовал их прочесть или прослушать. Сам же он далеко не всегда был «адептом» этих людей. Дело в том, что граф Хортица от скуки и любопытства нередко брался за неизведанное и чужое чтиво. Возможно, это была эстетика горячо любимого им Фассбиндера, который считал, что «чужое» и странное расширяет кругозор человека, помогает ему не закоснеть в своих убеждениях и предпочтениях. Ведь любить эстетически близких себе людей – всё равно, что любить самого себя. В этом нет подвига. В этом нет величия. А вот понять и принять чужое – в этом есть своеобразный романтизм. "Крайности сходятся там, где раздвигаются банальности".

Ничего этого, конечно, Гарик нам не рассказывал. Да и что это за тайна, о которой говорят на всех перекрёстках?! В своих увлечениях Гарик выступал как коллекционер редкостей, священнодействующий антиквар. Собственно, он и начинал как филофонист и библиофил. Но в отличие от прижимистых и эгоистичных нумизматов, он, в конце концов, сделал свою коллекцию «виртуальной» и раздарил её «по секрету всему свету». Да и как присвоишь себе, скажем, фильмы Альфреда Хичкока или Фрэнка Капры? Это попросту невозможно! От природы одиночка, Гарик нашёл свой способ быть нужным людям: он служил для них источником – даже не столько знаний, сколько полезной информации. А уж от самого человека зависело, как распорядиться полученной информацией. Самый простой способ был – плюнуть и забыть. Но человеческая психология! Но гордость! Человеку, особенно молодому, невыносимо чувствовать и осознавать, что кто-то другой знает такое, в чём сам он пока – полный профан и круглый невежда. Поэтому так многие воспользовались эксклюзивной информацией графа Хортицы. Гарик стал инициатором успешного самообразования сонмища людей!

Конечно, было бы полной нелепостью запамятовать об «ораторских» способностях Графа. Слушая его, я подчас невольно ловил себя на мысли, что самые знаменитые рассказчики, все эти Радзинские и Андрониковы, не годятся ему и в подмётки. Они оглушительно проигрывали ему в виртуозности владения языком – в красноречии. Когда Гарик был особенно в ударе, его устная речь доходила до уровня произведения искусства. В эти минуты он казался волшебником Гудвином. Великим и ужасным. Всё это особенно пригодилось ему впоследствии как ведущему «Трансильвании» и «Школы кадавров». Поэтому успех этих радиопередач был поистине оглушительным. Он был предопределён заранее. Нельзя забыть и о чарующем тембре его голоса. Саундтрюки Хортицы надолго запомнятся его слушателям.

Есть одна «высокая» непонятность в школе кадавров Гарика: люди ли учат там кадавров? Кадавры ли учат людей? Или, может быть, кадавры учат кадавров? Однако не «кадавры» ли, в самом широком смысле, все эти оживлённые Пигмалионом Графом Хортицей легендарные личности? Часто маргинальные, полузабытые, но оттого такие притягательные деятели искусств, о которых он нам рассказывает? В конечном итоге, не всё ли равно, политолог Дугин ли рассказал Гарику о Рене Геноне – или, наоборот, Гарик рассказал о нём политологу Дугину. (Споры об этом мне приходилось читать в прессе). Важно то, что любой «выпускник» школы кадавров теперь мог, как парижский рантье, жить «на проценты» от полученных в школе знаний.
- Откуда ты так много знаешь? – поинтересовался как-то я у Гарика.
- Саша, я когда-то «срубил» в «Букинисте» последний в мире экземпляр запрещённой книги безумного араба Аль-Хазреда, - улыбнувшись, пошутил Гарик.